Blood sweat & tears

1812 год, Тэгу.       И Со семь лет, все вокруг зовут её принцессой и не только за то, что глаза у неё большие и улыбается она мило, и мама платье на неё напялила с вышивкой. Принцессой её зовут, потому что она родилась с серебряной ложкой во рту — отец и мать потомственные маги, сын у них тоже маг, дочка-лапушка тоже ведьма. Поэтому она возмущенно топает ногой и тычет пальцем в парня, чье лицо прикрыто плотной черной тканью:       — И, вообще, мой папа — Принц законников!       Парень игнорирует её, хватает за маленькие ручки, закидывает на плечо и запирается с ней в магическом шкафу — отец рассказывал, что если забраться в этот шкаф, то тебя никто не услышит и открыть его никто не сможет, зато ты всех будешь слышать, а когда станет безопасно, сможешь выбраться. И Со не понимала, как ей выбраться отсюда живой, если самая главная опасность зажимает ей рот рукой и приговаривает:       — Тише-тише.       Вообще-то за перспективу стать принцем любой из хаоситов убил бы и четыреста человек, и сорок, Намджуну всего-то надо четверых убрать. Ким Сокджин стирает в пепел отца и мать семейства на первом этаже, пока Джун зачитывает им приговор, а Тэхён выступает свидетелем. В отчете потом напишет: «Видел собственными глазами, приговор был исполнен согласно всем инструкциям».       Намджун поднимается на второй этаж, чтобы убить сына и дочь. Девочку убивает быстро и молча, не глядя; с сыном возится — паренёк пытается сопротивляться, но кишка у него тонка тягаться со своим седьмым уровнем против инкуба с первым. В итоге сын тоже теперь смотрит на мир мутными рыбьими глазами.       — Ты всё? — спрашивает Сокджин. — Девчонку тоже?       — Угу, — вытирая руки, отвечает ему Ким.       — Быстро сработано, ребят, — с усмешкой заключает Тэхён.       По щекам И Со текут горячие слезы, когда она слышит крики матери снизу, когда раздается жалобный писк подружки, уснувшей в её комнате. На крик срывается, когда слышит, как брат борется с кем-то.       «Как посмели?!»       «Кто посмел?»       «Они знают, кто мой отец?»       Мысли так и остаются невысказанными, рот всё ещё плотно зажат мужской ладонью, которая становится совсем мокрой от её слез. И Со хочет выбраться поскорее, чтобы побежать к отцу и нажаловаться на странных людей в их доме: «Папа-папа, они сделали маме с братиком больно! А ещё этот странный парень запер меня в шкафу». И Со ещё не знает, что жаловаться больше некому.       Внизу всё затихает, дверцы шкафа раскрываются сами, парень выпускает девочку, садится напротив неё и внимательно смотрит, перебирая её пальчики:       — И Со, ты ведь уже взрослая девочка?       — Конечно, — возмущенно отвечает, ей совсем не нравится, когда кто-то спрашивает у неё такие очевидные вещи. — Я уже всё знаю о магах, инкубах и перевертышах. Я знаю, что есть Двор Хаоса и они очень злые, а ещё есть Двор Порядка и мой папа там принц. Так что я пожалуюсь ему, и он тебя накажет!       И Со тычет в него пальцем, выдирая свою маленькую ручку из его длинных и холодных рук.       — Со, твой отец просил меня позаботиться о тебе, он просил отвезти тебя в безопасное место, — голос у парня вкрадчивый, почти что усыпляющий. — Понимаешь, с твоим отцом приключилась беда, поэтому ты должна поверить мне и пойти со мной.       И Со совсем не глупая для своих семи лет. И Со прекрасно понимает, что её мать, брата и подругу убили. Ещё совсем маленький мозг И Со отказывается верить в то, что отца тоже убили. Только не отца, отец же Принц, глава законников, самый сильный волшебник.       — Мой папа тоже умер? — осторожно спрашивает девочка.       По щекам катятся слёзы, парень кивает. 1820 год, Сеул.       И Со теперь О Сиа — ей пятнадцать лет, она дальняя родственница Чон Хосока, мать умерла при родах, а отец был убит перевертышем. Сиа, на самом деле, ничего не помнит о событиях восьмилетней давности, помнит только парня с закрытым черной тканью лицом.       Чонгук, инкуб и новоиспеченный Инквизитор, ещё один родственник Хосока, жадно заглатывает свой завтрак и болтает ногой под столом. Даже в глазах О Сиа, которая младше его на сорок два года, он выглядит ребенком.       — Си, — бубнит Чонгук, улыбаясь так широко, что даже немного странно, как у него рис изо рта не посыпался. — Расти быстрее, нам нужны такие инквизиторы во Дворе Порядка.       — Эй, — одергивает его Хосок. — Она сама должна принять решение через два года.       — Я пойду к законникам, это решенный вопрос, — спокойно произносит девушка, не отрываясь от чистки посуды.       Чон Чонгук одобрительно присвистывает, а рис из его рта все-таки сыпется на стол — дитя, как оно есть.       О Сиа уже давно приняла решение, она собиралась пойти к законникам, и на это у неё было две веских причины. Во-первых, её отец был законником, если, конечно, словам Чон Хосока можно было доверять, с другой стороны, причин не доверять ему тоже не было. Во-вторых, Си А хотела разузнать всё о том парне с закрытым лицом, который восемь лет назад привёл её в этот дом, она хотела найти его и выяснить всю информацию о своих родителях.       «Пусть они мертвы, но я имею право знать где они похоронены! Я хочу знать свою историю!» — когда Си в последний раз завела эту шарманку с Хосоком, он бубнил себе поднос о том, что он слишком стар, чтобы возиться с такими детьми, и запивал всё это горячим вином. 1831 — 1832 годы, Сеул       О Си А — 49 килограмм концентрированного упорства, четыре неудачные попытки пройти отбор в Инквизицию «Чонгука же они как-то взяли, и меня возьмут». Сплошное разочарование, когда выясняется, что и на пятый раз её взяли отнюдь не за природные таланты: понравилась одному из старших.       — А давайте возьмем, посмотрим, что будет дальше, — усмехнувшись, говорит Намджун.       — Вот только упрямой ведьмы нам в Инквизиции не хватало, — устало произносит Сокджин, закатывая глаза и иллюстрируя своим лицом слово «скепсис».       Си А чувствует себя зверушкой, которой удалось повеселить гостей на званом вечере. Неудивительно, что в ответ она только вздергивает подбородок выше и спрашивает:       — А тебя, вообще, просили?       Весь год Ким Намджун с ней возится: терпеливо объясняет, не дает с разбегу броситься в самое пекло, вытаскивает за шкирку, когда она все-таки суется туда с радостным лицом. Как может, старается объяснить, что ей следует быть осторожней — предсказуемо терпит неудачу, характер ведьмовской нехристи входит в откровенное противоречие с субординацией и здравым смыслом.       Сокджин, фыркнув, замечает:       — Подружился с отбитой.       Си А интересуется в ответ у Намджуна:       — У тебя на высоте его запросов голова не кружится?       Намджун старательно прикидывается то фикусом, то стульчиком, но не вмешивается в их «любовь» к друг другу.       Стремительный подъем по карьерной лестнице сопровождается косыми взглядами, сплетнями и слухами. О Си А, выдержав год с куратором в режиме «туда не ходи, сюда тоже не ходи и, вообще, я все сам сделаю», ощущает радостную свободу. В напарники всё равно выдают Намджуна, под ехидный смешок Ким «Я всегда одет с иголочки» Сокджина. Си А неинтересно бодаться с ним, она желает добраться до архива, чтобы найти хоть одну зацепку, ведущую к Тому-Самому-Парню. Находит пожелтевший свиток с одним предложением:       «Последний раз Тень была замечена в 1812 году».       О Си А почему-то твердо уверена, что это именно о нём.