***
Кассана Баратеон боялась не столько факта кровосмешения, сколько его последствий. Думая об этом, она в первую очередь вспомнила о династии Таргариенов. Каждый раз, когда рождается новый Таргариен, боги подбрасывают монету, и весь мир, затаив дыхание, следит, какой стороной она ляжет. И речь не всегда шло о безумие. Еще одной бедой, преследовавшей дом Таргариенов на протяжении поколений, было рождение мертвых и уродливых младенцев. Некоторые из них отличались особенно странными чертами, такими как наличие чешуи, хвостов или даже крыльев — это напоминает о драконах и придает некий вес уверениям о «драконьей крови». У Мейгора, сколько он ни менял жен, рождались одни чудовища: уродливые, безглазые, лишенные конечностей или имеющие как мужские, так и женские признаки; о ребенке Элинор Костейн толковали, что он был безглазым и с небольшими крыльями. Лейна Веларион — Таргариен по матери — родила Деймону Таргариену «уродливого и недоразвитого» сына. У Рейлы Таргариен были многочисленные выкидыши. Висенья Таргариен, мертворожденная дочь Рейниры Таргариен, родилась с коротким и толстым чешуйчатым хвостом и дырой на месте сердца. Возможно, случаи рождения «младенцев-драконов» связаны с некоей магией: женам Мейгора, возможно, вредила его ревнивая любовница Тианна из Башни, слывшая колдуньей. Мейлис Блэкфайр, член дома Блэкфайров — боковой ветви Таргариенов — родился с двумя головами; точнее, у него из шеи росла маленькая голова сиамского близнеца, не имеющая туловища. Конечно, Ланнистеры не были Таргариенами, в них не было крови дракона, однако не кровосмешение ли определяло судьбу детей? Ни один из отроков Серсеи ее брата уродлив не был, но Джоффри был жесток, а Мирцелла и Томмен еще детьми ― неизвестно, как в будущем они поведут себя. Матери Кассана сказала правду ― Мирцеллу и Томмена она любила, возможно, потому, что в отличие от Джоффри они действительно были нормальными, и смотря на младших единоутробных брата и сестру она не гадала: повернется что-то в светловолосой головушке настолько, чтобы увидеть в ней внезапную угрозу. Известно, что многие члены дома Таргариенов имели те или иные психические и умственные отклонения ― и винили в этом, разумеется, кровосмесительные браки. Таргариены хотели сохранить чистоту крови, «кровь драконов», но это в итоге и уничтожило их дом в лице Эйриса II, прозванным Безумным Королем. Барристан Селми как-то сказал Роберту в присутствии Кассаны, что голова Эйриса всегда была не в порядке, но в молодости обаятельному королю прощали «легкие странности». С годами, особенно после пленения в Сумеречном Доле, «странности» усугубились, и Эйрис окончательно повредился рассудком. Кассане было страшно, а спустя несколько лет это было похоже на горькую иронию ― та «чистая кровь», что пытались сохранить Таргариены своими браками, в итоге превратилась из-за этого в «дурную кровь». Таргариены всегда балансировали на грани безумия. Король Джейехерис как-то сказал, что безумие и величие — это две стороны одной монеты. Неужели, это именно то, что сейчас происходило с Джоффри? Боги три раза подкинули монетку, и в первый, самый первый раз, Серсея проиграла, а в два остальных выиграла? Кассана тряхнула головой, и ее пышные черные кудри блеснули в золотистых лучах летнего ― уже осеннего, поправила она себя, ― солнца. Безумие Джоффри ее касалось, разумеется, как и каждого рядом с ним, но король так любил и уважал своего номинального отца, что его завет хранить брата и сестру, не причинять им боли, был немного выше сумасшествия. Даже когда Тирион, сразу по приезде, сказал, что благодаря «красавице и умнице Кассане» они могут браком заключить с кем-то союз, Джоффри ощетинился и напомнил, что его покойный отец Роберт Баратеон, первый этого имени, запретил выдавать старшую дочь замуж против ее воли. Малый совет короля боялся, что Роберт пойдет по стопам своего дальнего-дальнего предка ― Визериса I, и назовет наследницей Семи Королевств свою старшую дочь, и Кассана станет новой Рейнирой Таргариен. Несмотря на рождение сыновей, король Визерис I не изменил завещание, по которому Рейнира считалась его наследницей. Права Рейниры оспорил ее брат, Эйгон II, что привело к гражданской войне, вошедшей в историю как Танец Драконов. Люди шептались, что это может повториться, но Роберт так и не решился ― или просто не успел ― завещать корону своей дочери. Джоффри стал королем, а сестру использовал в качестве советника за стенами кабинета Малого совета. Ситуация, в которую попала Королевская семья, не касалась Кассаны ― ее-то не обвиняли в ее происхождении, поэтому в кое-чем юная принцесса все-таки повторяла судьбу Рейниры ― ее так же называли Отрадой Королевства. Варис, один из тех, кто искренне симпатизировал принцессе, чтивший ее происхождение, поговаривал о том, что Джоффри, пусть и несколько безумен, но осознает, кем является его сестра, и насколько она больше подходит для роли правителя, а потому держит ее близко к себе и ко двору. Не из-за слов отца, но из-за страха, что где-то там Кассана поднимет мятеж со своим лордом-мужем, возможно, даже сговорится с Роббом Старком или одним из дядей. Ведь из-за этих сплетен народ бы скорее поддержал женщину на троне, чем бастарда. Но ничего не происходило. Жизнь текла своим чередом, хотя война, сплетни и интриги не затихали ни на секунду. Кассана была далеко от войны, хотя отец и учил ее военному делу. Детство Кассаны сопровождалось многочисленными торжествами, которые устраивал ее отец-король. Прекрасная и одаренная принцесса была обожаема двором. В восемь лет, как и многие высокородные девочки, принцесса была устроена на службу при своем короле-отце, благодаря чему всюду его сопровождала. Она подносила ему вино, следила за его письмами, и Мизинец даже как-то в шутку сказал, что Роберт правит страной, а им ― восьмилетняя дочь. С аккуратного позволения лорда Аррена, Кассана посещала и заседания Малого совета, на которых отец побуждал ее вникать в дела королевства. Кассана была тихим ребенком, безотказным для своего отца и послушным. У нее была идеальная память, и она прекрасно обучалась не только тому, чему ее учила королева-мать, но и тому, что учил отец. Она была неплохим политиком, могла распоряжаться казной, если бы ей позволили, знала прилично стратегии ведения войн, была прекрасной наездницей, умела вышивать и танцевать, только не умела петь, но это было для Роберта сущим пустяком. Зато иногда он просил дочь почитать ему что-то, и девочка читала отцу свои любимые сказки, или зачитывала песни как стихи. Роберт Баратеон всегда был от нее в восторге. Но вот отца не было, а брат и мать предусмотрительно держали семнадцатилетнюю принцессу подальше от войны. Джоффри разрешал ей заниматься только городом, устраиванием праздников, счетами замка ― тем, чем должна была по идеи заниматься его королева. Но это было таким пустяком ― особенно с помощью Вариса, умного и доброго наставника, которым он был для Кассаны с детства, что большую часть времени девушка проводила либо верхом на своем любимом коне, либо за чтением и вышивкой. Иногда ― очень редко ― она разговаривала с Джоффри. Брат, хоть и был неспокойным, он с интересом прислушивался к советам сестры, но не всегда их выполнял. Кассана шла вперед, за ней, на некотором расстоянии, скользили две служанки и три рыцаря, призванных защищать ее. Уже смеркалось, но девушка была полна осторожной решимости поговорить сегодня со своим братом-королем. Обсудить то, что он устроил в тронном зале. К Сансе Старк Кассана испытывала легкую, невыраженную симпатию. Их отцы были близкими друзьями, и у двух девушек было много общего, они были обе старшими дочерьми, на которых отцы возлагали надежды, они обе увлекались тем, чем увлекаются «порядочные леди», пусть и с небольшой разницей. В смерти их отцов была виновата Серсея Ланнистер. Кассана и Санса понимали друг друга, когда разговаривали, когда смотрели друг на друга, но между ними все равно была пропасть. Эта пропасть была вызвана тем, что Джоффри угрожал сестре клинком, и угрожал перерезать глотку, если она еще раз попробует публично защитить Сансу, то есть практически пойдет против него. С клинком у горла у Кассаны было не так уж и много вариантов ответов. Серсея потребовала, чтобы Кассана больше не приближалась к Сансе, но принцесса все равно иногда приходила к несчастной, что носила титул «невеста короля». Она не обещала помочь, потому что не могла, не могла обещать защиту, но она могла хотя бы поговорить с Джоффри. У Кассаны был небольшой план, как убедить братца в том, что хотя бы столь публичные унижения Сансы нужно прекратить. Когда гвардеец ударяет ее по приказу короля, и это видит только другой гвардеец и Джоффри — это одно. Когда тот же гвардеец избивает девушку мечом и разрывает на ней платье на глазах придворных — это совершенно другое. На лестнице, которая вела в удаленные покои Джоффри, было тепло, как всегда, пахло королевскими благовониями. Принцесса приказала своим сопровождающим ждать чуть поодаль, и, приподняв платье одной рукой, стала спускаться вниз. Уже был поздний вечер, и расторопные слуги, снующие по дворцу как крысы, которых Кассана привыкла не замечать, уже успели зажечь канделябры, и коридор освещал ярко-оранжевый свет. Кассана понадеялась, что у дверей брата не будет Мерина Транта ― она ненавидела этого жестокого, похотливого ублюдка, который периодически скользил по ней таким взглядом, будто принцесса была раздета. Один раз имела неосторожность пожаловаться на это отцу ― Роберт был пьян, и едва Кассана намекнула на это, он вскочил из-за стола, перевернув его, и начал реветь что-то нечленораздельное, про пытки, кастрацию и убийства. На шум прибежали Джейме и сир Барристан Селми. Втроем, вместе с Кассаной, они успокоили короля, и Селми даже смог убедить Роберта, что для начала можно просто некоторыми мерами приструнить Транта. ― Принцесса так прекрасна, неудивительно, что на нее смотрят, ― аккуратно увещал он. ― Просто Трант делает это неподобающе, что немного пугает юную принцессу, верно? На последних словах он повернулся к ней. Джейме стоял, взяв племянницу за плечи и прижимая к себе, будто готовый в любой момент защитить ее от Транта, Селми и даже самого короля. Кассана же напротив ― вырвалась, и метнулась к отцу, опустилась на колени возле его стула, и стала соглашаться со всем, что говорил Барристан. Да-да, Транта просто надо наказать, чтобы он перестал так откровенно ее разглядывать, но она совсем не боится его, просто такое внимание ей непривычно. Кассана улыбнулась, вспоминая это. Ей тогда было только четырнадцать, и из подростка она начала становиться девушкой ― в этом возрасте у неё начала формироваться фигура, принцесса начала больше времени уделять платьям, украшениям и косметике. Одним словом, она взрослела, и неудивительно, что за ней следовали новые взгляды. Маслянистый, похабный взгляд Транта был ей неприятен, она замечала только его, потому что, вопреки сказанному отцу, она действительно боялась, что гвардеец может с ней что-то сделать. Трант после этого неделю провел в самой холодной и грязной камере, питаясь черствым хлебом и водой. Роберт пригрозил, что, если еще раз дочь пожалуется ― Мерин будет кастрирован, а на третий будет казнен. После этого взгляды, которыми Мерин одаривал принцессу, были только ненавидящими. Но к ней он не решался приближаться до сих пор. Принцессе повезло ― у дверей был не Трант, а Пес. Хороший знакомый Сандор Клиган, который в этом освящении выглядел еще страшнее и суровее, чем обычно. Он повернул к ней голову, едва она шагнула из-за поворота лестницы. Кассана быстро почувствовала, как от шеи до пяток по ее телу пробежались мурашки. Тяжелый взгляд был способен пригвоздить к месту, но Кассана с честью его выдержала. Она гордо приподняла голову и, насколько это было возможно, холодно поинтересовалась: ― Джоффри у себя? Я хочу его видеть. ― Он занят, ― хриплый, как всегда, напоминающий лай, голос Пса прошелся по всем ее костям. Кассана выдержала и это. ― Лорд Тирион прислал ему игрушки. ― Ничего страшного, разберем их вместе, ― пробормотала она, проходя мимо гвардейца, намереваясь все-таки омрачить веселье брата. ― В детстве он обожал хвастаться подарками, так что и сейчас мое вмешательство переживет. Разговаривать с Сандором не хотелось от слова совсем, и она хотела поскорее очутиться в спасительных покоях брата, но рука в латной перчатке уже привычно взяла ее за плечо и остановила. Кассана сначала замерла, а потом ощетинилась, но на Пса это не произвело никакого впечатления. Судя по всему, он даже не поверил ей. — Это не те игрушки, которыми стоит делиться с сестрой, ― проговорил он. Кассана нахмурилась ― совсем как Роберт, когда король был чем-то недоволен. ― В каком… ― начала она, но тут из комнаты раздался звук хлопка, и игривый женский смех. Даже два игривых смеха. Мысль еще не окрепла в голове принцессы, как звуки повторились, только теперь одна из девушек по ту сторону двери застонала. ― Оу, — это все, что смогла выдать Кассана. Она сделала шаг назад, и Псу пришлось убрать руку. На его лице промелькнула усмешка, ужасно исказившая и так непривлекательное лицо, но Кассана ее не заметила. ― Дядя прислал ему шлюх? Бедные, ― принцесса вздрогнула и покачала головой. Только еще шлюх она не жалела. Хотя, учитывая, к кому они попали, можно было и проявить хотя бы такое сочувствие. ― Ладно, скажите брату, что я хотела его видеть. Она развернулась, собираясь как можно поскорее покинуть это место ― и так, чтобы последнее слово осталось за ней, ―, но едва она ступила на первую ступень, ведущую вверх, ее будто хлыстом по спине обжег вопрос гвардейца: ― Долго будешь меня игнорировать? Она круто развернулась, встав на ступеньку, и хотя Пес был выше ее почти на две головы, так создавалось хоть какое-то ощущение равенства. Ее глаза сверкнули бешенством, она сжала руки в кулаки. Принцесса даже не старалась скрыть свою злость, когда прошипела: ― Столько, сколько ты будешь ходить к шлюхам. Яда, вложенного в эти слова, не хватило, чтобы Пес ими отравился, или хотя бы подавился. Напротив, они лишь больше его разозлили, потому что мужчина отлип от стены, на которую до этого опирался, и посмотрел на нее. Злости в его взгляде было не больше, чем обычно, и она могла бы запросто зашибить Кассану на смерть, если бы Пес был способен причинить ей вред хоть как-то. ― Седьмое пекло, да с чего ты это взяла? ― сквозь зубы проговорил он. Если бы не напряженно согнутые пальцы, сжимавшие рукоять меча, можно было бы решить, что гвардеец пребывает в своем обычном состоянии злого пса-сторожа, но Кассана знала его слишком хорошо. Отвечать она не собиралась, лишь поджала губы, и ее лицо исказилось, будто она вот-вот заплачет. Принцесса снова попыталась уйти, но даже не успела развернуться, как Пес решительно выдал. ― Я уже три года не трахаю никого кроме тебя. Тело предательски дернулось. Поначалу она не поняла, чем это было вызвано, внезапностью ли реплики или же неожиданным спазмом, и лишь после осознала, что до сих пор не смогла привыкнуть к такой резкости гвардейца, даже если… кхм, даже если он «уже три года не трахал никого кроме нее». ― Значит, Варис мне соврал? ― едко спросила Кассана, стараясь не показывать свое замешательство. Пса всегда веселило то, как ее стопорило от подобных фраз, брошенных им с необычайной простотой и легкостью, серьезно, будто по имени позвал. ― Так это Паук нашептал? ― спросил Сандор, и она почувствовала, как в нем закипает ярость, и практически сразу же ощутила вину. Не перед Клиганом, от него она еще не добилась хоть какого-то внятного объяснения, но перед Варисом. Паук был ее другом, насколько с таким человеком вообще могла дружить принцесса, и она вовсе не хотела, чтобы Пес раздавил его как настоящего паука. А Сандор мог ― такому хватит только один раз хорошенько ударить Вариса по лысой голове, и не будет Мастера над шептунами. Кто же тогда будет покрывать ее визиты к гвардейцу? ― Пташки напели, ― отмахнулась она, пытаясь отвести тему разговора от евнуха, который, из-за ее неосторожных слов, вскоре мог сыграть в деревянный ящик далеко под землю. Кассана недовольно тряхнула черными локонами, и посмотрела в глаза цвета закалённой стали. В освещение они казались почти карими. ― По-моему, мы договаривались, нет? Ладно, но если ты не был у шлюх, то где ты был? Пес ухмыльнулся, несколько обнажая зубы, не отводя взгляд от принцессы, и сделал шаг навстречу к ней. Кассана подавила желание подойти ближе и прекратить эту глупую ссору, но это было бы верхом глупости. Она хотела сохранить максимум достоинства, в которое Пес еще мог поверить, но при этом получить ответы на интересующие ее вопросы. ― Я должен отчитываться? Кассана зло прищурилась. Сандор выглядел самоуверенным, как всегда. Она набрала в легкие побольше воздуха и сказала: ― Учитывая, что мы… то да. И это я даже не про то, что я принцесса, ― махнула она рукой, а потом внезапно гордо выпрямилась и сверкнула голубыми глазами. ― Хотя нет, я ― принцесса. И если уж я вдобавок твоя любовница, то я хочу знать, ходишь ли ты к этим… гулящим девкам или нет. Кажется, она в последний момент задушила слишком грязное ругательство. Слово «любовница» легко сорвалось с языка, Кассана не хотела кичиться своим статусом, хотя едва ли Пес думал о нем, когда они были вдвоем. Не хотелось приказывать ему рассказать, хотелось, чтобы он сделал это потому, что для нее это что-то значило. В ярко-оранжевом свете сверкнула сталь. Пес кивнул на меч, не до конца вынутый из ножен. ― Точил меч у кузнеца, ― коротко объяснил он, смотря на то, как в глазах принцессы зреет понимание. ― Дворцовый дерет за это бешеные бабки, а в Блошином конце та же работа стоит почти в три раза дешевле. Но кто же виноват, что рядом там находится бордель? Я выпил, но ни одну девку даже не потискал, ― Пес поравнялся с ней, и Кассана уже почти привычно откинулась спиной на стену, слегка не рассчитав пространство и поморщившись от неприятной боли. Сандор встал напротив, вновь возвышаясь над ней. ― Я эти три года, кроме тебя трахаю только собственную правую руку. Кому расскажи ― не поверят. Кассана моргнула — до этого она смотрела на Пса во все глаза, словно переносясь мыслями в те события, о которых он говорил. Она обдумала их еще раз, что-то сопоставила в своем уме, а потом коротко выдохнула: ― Прости. В отличие от Роберта и Серсеи она умела извиняться. В отличие от Роберта и Серсеи она умела чувствовать вину. В отличие от Роберта и Серсеи она любила, и любовь ее была взаимна. Клиган слегка дернул плечами в немом раздражении. ― Если я даю слово, то я держу его, — лед звучал в его голосе. Лед и ярость. ― Я знаю, ― ее голос дрогнул. Она смотрела на него с ужасом пойманной в ловушку жертвы, но это был не тот ужас, который заставил бы Сандора отстраниться от принцессы, этот был не тот ужас, который, видя на ее лице, заставлял чувствовать себя еще хуже. Не тот ужас, который заставлял Сандора вспоминать о том, что его никто не любил и что никого не любил он сам. О, он отлично понимал ее страх. Когда из-за любой ошибки готовишься потерять, и снова скатиться в эту липкую, черную… Клиган промолчал, медленно приближаясь к ней, жадно осматривая изгибы тела, не стесняясь своей восставшей плоти, которую она могла бы заметить, если бы опустила взгляд. Но Кассана смотрела ему в глаза, упрямо, но в то же время смущенно, покрываясь таким знакомым ему румянцем. Он подошел к ней вплотную, почти что чувствуя телом тело, и чуть не застонал. Невыносимая девчонка. ― Так с чего этот резкий всплеск подозрения и ревности? ― спросил он, знакомым движением, рожденным привычкой, подхватывая черную прядь волос. Кассана зажмурилась. Пес как-то сказал, что из всех благовоний, более-менее ему нравится запах ванили ― не слишком резкий, чтобы душить людей, но при этом ощущающийся, когда стоишь рядом. В понимании Сандора, ему нравился запах, от которого его не тянуло тошнить. Кассана с тех пор пользовалась именно ванильными духами и маслами. Сегодня, как и в любой другой день, волосы пахли так же ― казалось, он уже впитался в кожу, в волосы, в саму Кассану. Однажды, когда она прогуливалась с отцом по берегу реки, они наткнулись на несколько рыбацких женщин, которые стирали одежду. Короля и принцессу, одетых скромно, тайно ходивших здесь, они, конечно, не узнали. Кассана не помнила, о чем завел разговор Роберт, но запомнила то, что сказала одна из женщин ― кажется, самая старшая среди присутствующих. У женщины должно быть три мужчины: муж, любовник, друг. Другу надо все рассказывать, но ничего не показывать; любовнику — все показывать, но ничего не рассказывать; а мужу — не все показывать и не все рассказывать. Сандор был ее любовником, насколько он был ее другом, сказать было сложно. Наверное, надо было порадоваться горькой иронии, что он не был ее мужем. Кассана сложила руки на груди, чувствуя себя так немного увереннее, спазмы внутри стали ощутимее. Вечно рядом с Псом у нее душа не на месте. ― Когда мама рассказывала про отца ― а рассказывает она одно дерьмо, чтобы я его любила меньше ― она говорила, с чего начались его измены, ― Кассана говорила медленно, подбирая каждое слово. Внутри шевельнулось уже знакомое глухое раздражение, появляющаяся каждый раз, когда она думала о матери после смерти отца. ― Она быстро забеременела, потом ребенок умер, организм восстанавливался, потом новая беременность, родилась я… В общем, мама сказала, что первая измена отца была потому, что после родов у нее восстановился женский цикл. Проще говоря, отец не мог… быть с ней. Поэтому пошел к шлюхам. Я расспросила немного у местных женщин, насколько это было возможно, и они подтвердили. Когда у женщины идет кровь, мужья, чаще всего, ищут забав на стороне. А их жены это терпят! ― Кассана опасливо замолчала, вслушиваясь в потревоженную тишину, но ничего не происходило. Спустя полторы минуты она рискнула продолжить. ― Вот я и подумала, что… что ты не захочешь… Она несколько смутилась и не стала продолжать, однако смысл ее небольшого откровения и основу для переживания Сандор понял. ― Ждать одну гребанную неделю? ― продолжил он сам, и тут его руки с силой впились в женские плечи. Кассана недовольно зашипела, но взгляд подняла спокойно ― ей было что ответить. ― Сандор, у тебя неумные аппетиты! ― прошипела она, и неровные губы гвардейца дрогнули в усмешке. Принцесса покачала головой. ― Вдруг просто в один момент меня одной станет мало? Женщины говорят, что мужья от них устают рано или поздно. В его глазах полыхнула такая черная ярость, что она отшатнулась бы, если могла. Пес втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы, сильнее сжал ее плечи и наклонился ближе, справляясь с собой. ― Кто мужья этих женщин? Кассана пожала плечами. ― Лорды… ― Я лорд? ― Ты даже не рыцарь, ― пробормотал она, опуская взгляд, но ее тут же схватили за подбородок и заставили запрокинуть голову, чтобы встретиться с горящим взглядом серых глаз. ― Значит, в пекло то, как лорденыши обращаются со своими женами в постели. Если тебя это успокоит, у меня ни на кого, кроме тебя, даже не стоит уже. Кассана невесело усмехнулась, будто сочувствуя ему, хотя внутри, в душе, не было ничего, кроме ликования; потом она и вовсе тихо рассмеялась, понимая, насколько абсурдно ее поведение. Стало легче, намного. Сандор глянул на нее сверху-вниз и аккуратно прижался губами к макушке, заключая тонкое тело в крепкие объятья. Кассана напряглась ― как всегда бывало, когда Пес рисковал их жизнями, своей жизнью в первую очередь, и позволял себе какую-то вольность. Так она вслушивалась в стены этого дворца, которые знали многое, так она слушала пташек, так она слушала шаги. Чтобы быть уверенной, что ее не вырвут из любимых объятьях. Тонкие пальцы вцепились ему куда-то в бок, наткнувшись на жесткую броню гвардейца, но это не помешало Сандору почувствовать ее прикосновения. Как всегда, они всколыхнули в груди приятное чувство ― девчонка хотела оказаться в его объятьях. Иногда само осознание этого было приятнее времяпровождения в постели. ― Придешь ко мне сегодня? ― спросил он, и принцесса рассмеялась. ― Конечно. Какое-то время они оба слушали тишину. Пташки Вариса следили за каждым, кто мог быть опасен их отношениям, кого Пес не смог бы убить, стань он свидетелем чего-то лишнего. Когда кто-то был слишком близко, они быстро пролетали свои коридоры в стенах и начинали петь. Но в этот раз было тихо. Даже за дверями спальни Джоффри. Кассана уже забыла, зачем пришла. Через какое-то время Пес был вынужден отстраниться, но прежде чем окончательно отпустить девушку, он заглянул ей в глаза и прорычал: ― Еще раз попытаешься меня игнорировать, я приду к тебе сам, и затрахаю так, чтобы ты утром не то, что сидеть, а просто с постели подняться не сможешь и ноги свести. И услышит тебя весь замок, и в пекло, что скажет королева и твой ублюдок-братец. Клиган схватил ее за бедра, прижимая к себе, бешено всматриваясь в ее лицо, на котором не было ни капли страха. Как всегда, лишь заинтересованность. ― Ты ужасный человек, Клиган, ― покачала головой Кассана, но Клигана это только рассмешило. Это не то, чему он верил. ― Так почему же не поехала в этот Дорн, м? Подальше от ужасного человека, к прекрасному сладком принцу со смазливым личиком? Кассана улыбнулась. Ответ на этот вопрос она знала уже давным-давно. ― Потому что уж лучше при тебе шлюхой, чем чужой женой.***
Иногда Сандор Клиган ненавидел себя за то, что не мог противостоять этой девчонке, что вступил с ней в связь, едва ей исполнилось пятнадцать, что почти каждую ночь принцесса Кассана Баратеон приходит в его убогую конуру, без всяких сомнений и упрёков отдаваясь ему на жёсткой и неудобной кровати воина. Ненавидел, но ничего не мог поделать с этой странной связью, длящейся уже почти три года, и почти болезненной привязанностью. Но это «иногда» проходило, стоило Кассане снова появиться в поле его зрения, и уже через год он не испытывал абсолютно никакой вины в том, что втрахивал в эту самую неудобную кровать принцессу Кассану Баратеон. Единственное, что волновало его в этот момент ― получает ли девушка под ним удовольствие или нет. Как правило, такой вопрос решался быстро и весьма однозначно. Ей было четырнадцать, когда она влюбилась в него. Некрасивого, даже уродливого, но сильного, верного и надежного. Мужчина, который не был даже рыцарем, который был безродной псиной, которая попала в милость ко львам ― вот кем был Клиган, ни больше ни меньше. Сандор бы до сих пор не сказал, как они сошлись, да и что вообще тогда произошло. В тот день было холодно, принцесса осталась в замке, ее отец был на охоте, невзирая на погоду, а мать и дядя вместе с детьми отправились в Утес Кастерли, чтобы навестить Тайвина. Клиган должен был охранять пятнадцатилетнюю принцессу. Он стоял как часовой в ее комнате, пока она сидела на балконе, закутавшись в одеяло, и читала какую-то книгу. Потом она зашла в комнату, поправляя одеяло на плечах, посмотрела на Клигана сонными, мутными глазами и пожаловалась, что ей холодно. Из того дня Сандор запомнил многое ― что постель принцессы прогибается под их телами гораздо сильнее, чем его собственная; что сорочка у принцессы была нежно-голубого цвета; что волосы у нее мягкие; что на ее коже легко оставить синяки и другие метки; что она мерзнет, что ей было приятно, когда ее согревало чужое тело; что до этого она и ее кровать пахла лесом и полевыми цветами после дождя. Запомнил, что ей было больно, а слезы у нее солено-сладкие, как какая-то приправа. Клиган серьезно думал, что самое лучше, на что он сможет рассчитывать ― что принцесса забудет об этом и никому ничего не скажет, просто будет тихо ненавидеть его за то, что Пес вообще посмел. Самое худшее было бы, если бы она рассказала отцу ― даже Тайвин Ланнистер не смог бы спасти Пса от того, что его голова оказалась бы на пике. Но Кассана поступила иначе. Через два дня она пришла снова, и сказала, что хочет еще. Он был удивлен настолько, что кинул какую-то грубость, не волнуясь, что перед ним монаршая особа. Принцесса ее проигнорировала, лишь серьезно глянула на него своими голубыми глазами, и сказала: ― Мне было больно. Мне до сих пор больно. Но я хочу снова попробовать, ― она внезапно улыбнулась ему и тихо рассмеялась. ― Пусть это будет моя самая большая боль, Сандор. Конечно, он не мог любить принцессу. Пес Ланнистеров и Кассана Баратеон. Он считал, что стал просто какой-то экзотичной игрушкой, и это злило, но еще больше злило, что Сандор не мог не соглашаться на ее встречи. Потом злило, что она их не прекращала ― даже когда вернулись мать и отец, она сдружилась с Пауком, и он ее научил, как пройти к Псу, чтобы ее не поймали. Она приходила снова и снова, в какой-то момент Сандор понял, что она с самого начала видела в нем больше, чем просто человека, с которым можно трахаться. Она видела в нем его ― то, что осталось, что не сжег огонь, не сгубил он сам. Больно так, как в первые три раза ей больше не было. А если и было, то она всегда тихо хмыкала, и довольно жмурилась, вытягиваясь на его большой кровати. В этот вечер он ее, конечно же, ждет, и она, конечно же, приходит. Сначала тихо появляется тонкий проход в стене, а потом оттуда выпорхнула она сама. Пес едва не простонал в голос, когда увидел Кассану ― в сумраке его комнаты ее платье казалось сгустком света, осевшего на теле и облеплявшего его подобно второй коже. Кассана чуть улыбнулась уголками губ. Такая реакция на нее неизменно доставляла волнительную радость. ― Я рада, что платье тебе понравилось. Он сам еще был одет, лишь расстегнул пряжку ремня. Кассана как-то поранилась об нее, и Сандор не хотел повторения той неприятной ситуации. ― То, что под ним, меня интересует больше этой тряпки, ― сказал Клиган, и Кассана тихо хмыкнула, послушно оказываясь рядом, позволяя грубым рукам сомкнуться вокруг себя. Пес был послушным, когда хозяева велели, но Кассана не была его хозяйкой, а Пес был не просто животным. Точнее, был, в некоторых отношениях, но послушность и терпение в эти самые моменты точно не были его сильной чертой. Кассане всегда нравилось раздевать его. Было в этом что-то волнительное. Она успела выполнить свое дело лишь наполовину, когда гвардеец схватил ее за талию и подтолкнул к своему ложу, находящемуся в уже знакомом беспорядке — слегка примятые простыни, неровные подушки. Кассана опустилась во весь этот хаос, слегка ерзая, потому что платье перекосилось, и было жутко неудобно, но Сандор уже навис над ней, мрачный и сильный, с исказившимся от страсти лицом. Клиган упирался коленом в край кровати, расставив руки по обе стороны от ее головы, и смотрел на нее внимательно, словно ища что-то в ее глазах. — Так и будешь смотреть, или что-то сделаешь? — усмехнулась она, и в его глазах загорелся огонь. Он опустился на нее, и она затихла, наслаждаясь ощущением мужского тела на ней, тела, которого она так отчаянно ждала… В комнате Клигана всегда было несколько прохладно, гвардеец не любил жару. Кассана всегда быстро замерзала. Сегодня окна были плотно прикрыты, не впуская ветер, который ночью становился в разы холоднее, а в камине тускло горел огонь. Достаточно, чтобы видеть друг друга, но недостаточно, чтобы согреть их на кровати. Стоило Сандору потянуться к ее лицу, как она рывком перевернулась, оказываясь сверху. Движения Кассаны были быстрыми, рожденные привычкой, и рубашка Пса вскоре оказалась в стороне. У Клигана была широкая грудь, покрытая темными завитками волос, и плоский, каменный живот, на котором проступали мышцы, рельефно облеплявшие его тело. Край штанов обхватывал бедра, на которые она не преминула положить руки. Ее волосы рассыпались по обе стороны от головы, и они скрывали их надежным занавесом всякий раз, когда она наклонялась, чтобы коснуться языком неровных, жестких губ. Она сидела на нем верхом, ощущая, как твердеет под ней его плоть, и едва сдерживалась, чтобы не качнуться ей навстречу. Между ног полыхало пламя томления, яростно сворачиваясь узлом и болезненно пульсируя. Кассана поерзала, принимая более удобное положение, и ощутила, как чужие ногти впились в нее сквозь ткань платья. Она вспомнила, как дергалась в те первые разы, когда Клиган так делал. Потом это даже начало нравиться. Такой грубостью Пес снова и снова заявлял права на принцессу. Ладони Сандора неторопливо пробрались под подол и коснулись кожи ног, продвигаясь вверх, по ходу лаская каждый участок кожи. Осознав, что на ней нет белья, Сандор яростно то ли простонал, то ли зарычал, и сильно сжал ее ягодицы, вынуждая Кассане прижаться бедрами к его бедрам. Она мурлыкнула, как кошка, упираясь ладонями в его грудь. Пес был словно выточен из мрамора — жесткий, холодный, и при этом настолько идеально сложенный, что у влюбленной в него принцессы снова и снова захватывало дух. Она могла долго скользит губами по всему его телу, если бы ей только позволили, но у Сандора обычно не хватало терпения и выдержки на это. Кассана была права ― аппетиты гвардейца были слишком неуемными, порой хватало одного поцелуя в губы, или вызывающего взгляда, чтобы гвардеец опрокинул принцессу на лопатки или прижал к любой поверхности, более-менее подходящей для того, что он хотел. Когда Кассана, расслабленная после изнурительной связи, бездумно водила тонкими пальцами по мужской груди, Пес хмыкнул: ― Если рожей Боги обделили, то хотя бы на тело и хер не поскупились. Кассана тихо рассмеялась. Со временем она привыкла ко всем грубым оборотам и словам, и это стало казаться куда привлекательнее, чем самые сладкие песни и слова прекрасных лордов. ― Есть польза в том, что твое лицо с чужим не спутаешь, ― хихикнула принцесса, подползая чуть ближе, чтобы оказаться своей головой на уровне его. ― У тебя никогда не будет сомнений в том, кого я вижу. Выбравшись из-под задранной юбки, гвардеец резко сел, вторгаясь в жар ее рта языком, исследуя десна. Его пальцы завозились со шнуровкой, расположенной не на спине, а прямо на корсаже — иначе бы она просто не смогла надеть этот наряд — но та оказалась слишком хитроумной и затянутой. Рыкнув, он разорвал лиф, попутно помогая ей высвободить из рукавов руки, и, оставив ошметки платья болтаться на талии, скользнул пальцами по обнаженной коже спины. Кассана прошептала что-то несуразное, ругаясь на его медлительность, и Сандор порочно усмехнулся ей в шею, целуя одну из своих меток, которые принцесса прятала под платьями и широкими мантиями. Она мягко поцеловала его в самый край губ. Ее голубые глаза, как всегда, были полны каким-то одухотворенным сиянием, и Пес уже не задавался вопросом, почему эта далеко не глупая и совершенно точно прекрасная девушка из всех сукиных сынов Королевской гавани выбрала именно его ― далекого от тех идеальных ублюдков, коими полнилось все Семь Королевств. Раньше это волновало, сейчас же Клиган знал только одно ― раз Кассана выбрала его и рискнула остаться на такой долгий срок, как три года, то он скорее вскроет кому-то шею, чем позволит уйти. Увезёт ее так далеко, как только сможет, спрячет в самой глубокой яме, достанет ей эти гребанные драгоценности, дорогие ковры, ткани, и будет каждое мгновение упиваться ею ―, но не отдаст. Теперь никому и никогда. Даже ее долбанной сучке-матери, даже ублюдку-королю. Кассана посмотрела на него, и какое-то похожее на его собственное решение зрело в девичьих глазах. Если Пес ее заберет, принцесса поедет. Не станет пленницей дико влюбленного в нее Пса, который не мог отказаться от нее и желать чего-то другого, кроме обладания ею ― будет его верным спутником и советником. Уж лучше при нем шлюхой, чем чужой женой. Они оба знали, насколько болезненна связь между ними, насколько сильна она и теперь едва ли разрываемая. Через миг Кассана почувствовала его теплые, неровные жесткие губы на своей груди. Уже привычно она рассмеялась. Грубые ласки, если их вообще можно было назвать таковыми, доставляли принцессе удовольствие. Больше, чем кто-либо мог бы представить ― если бы кто-то, кроме Вариса, вообще знал о том, что происходит Его ладони застыли на уровне ее лопаток, пальцы переплелись с волосами. Пес взглянул на нее лукаво и втянул в рот торчащий сосок, лаская его горячим языком. Кассана тихо застонала, и тут же впилась зубами в чужое плечо, опасаясь, что ее услышат. Пес даже не дернулся ― едва ли легкие зубки Баратеон могли навредить его крепкой шкуре, зато новые спазмы в пах посылали исправно. Сандор не знал, догадывалась ли Кассана, что зубы на плече гвардейца лишь больше возбуждают, а если знала, то это будет чертовски несправедливо. Сандор стянул с нее остатки платья и горячо выдохнул, увидев еще оставшиеся отметины. Глаза его потемнели от едва сдерживаемого желания. За три года принцесса изменилась ― подростковая худоба сошла на нет, грудь была крепкой и высокой, бедра широкие и мягкие, сильные, кожа гладкая и прохладная. Она была такой красивой. Сандор помнил, как сжимал ее в тот второй раз, и единственный вопрос, который он смог задать тогда: — Ты не боишься меня? — спросил он, удерживая ее на месте. Кассана мягко улыбнулась и прильнула голой грудью к его груди, целуя уязвимый участок обгорелой щеки, несмело проводя кончикам языком по мерзким шрамам. Он с силой впился ногтями в свои ладони, убеждаясь, что это не сон. — Я в ужасе, дорогой Пес, — ответила она шепотом. Это настоящее не сильно отличалось от того, что происходило в тот второй раз. Кассану перевернули, прижимая к постели. Пальцы Сандора, натренированные сжимать меч и щит, впились в тонкие запястья. Между их телами оставались считанные дюймы, как между кирпичами в стене. Они тоже стремились к соединению сотни лет, упорно и долго, следуя инстинктам. Она была совсем легкая, как снежинка, такая же прозрачная и хрупкая. Сандор ринулся к ней, накрывая своим телом, словно волной. Он хотел ее до боли. Чувствовал грудью напряженные соски, которых — он точно знал — никто и никогда… Только он. Она стянула ремень и откинула в сторону, распутывала шнуровку на его штанах, освобождая уже каменную плоть, глядя вниз все с тем же азартом и интересом, что ежедневно искрились в ее взгляде. А еще в ее глазах плескалось желание, как отражение его самого. Клиган подался назад, позволяя ей приспустить штаны. Сандор сильнее сжал ее бедра и скользнул вниз, поглаживая ее — как всегда привычно влажное — лоно. Кассана жалобно всхлипнула и подалась бедрами навстречу его пальцам. Рядом с ним она всегда текла так сильно, что Псу приходилось закусывать язык, чтобы не сорваться на уже откровенную пошлость. Если до этого у него оставались сомнения, то теперь они исчезли окончательно. Сообразив, что она шла к нему в этом платье по дворцу, полностью обнаженная под ним, он глухо застонал и поймал губами ее вскрик, когда пальцы достигли заветной точки. А потом посмотрел ей в глаза и одним рывком вошел в нее, не сумев подавить хриплый стон. Кассана расслабилась всем телом, легко впуская его. Необычно-темные нечеловеческие глаза всматривались в ее искаженное лицо, снова наблюдая за тем, как она себя чувствует. — Сандор… Кассана едва слышимым шепотом повторяла его снова и снова, и резко вскинула бедра навстречу гвардейцу. Кассана как-то сказала ему, что женщины могут подстраиваться под своих мужчин, и принимать их внутрь, какой размер достоинства у него не был бы. Каждый новый раз Клиган понимал, что принцесса была права. Но вместе с тем, принцесса Баратеон оставалась необычайно тугой и влажной, отчего каждый толчок дарил сладкое наслаждение. Псу приходилось стискивать челюсти, чтобы не застонать в голос, размашисто двигаясь в мягком и податливом теле. Он боялся отпустить себя, причинить ей боль, но девушка решила все за него. Снова перевернулась, шире разведя ноги, упираясь коленями во влажные простыни, и позволила ему войти до основания, почти незаметно вздрогнув от вспышки легкой приятной боли. Прислушалась к ощущениям и приподнялась, чтобы вновь опуститься. ― Моя храбрая, смелая девочка, ― хрипло рассмеялся Сандор ей в шею, и смех его напоминал лай довольного пса. В другой раз он бы медлил, делая глубокие и размеренные толчки, но сейчас наслаждение было слишком близко, и Сандор позволил себе увеличить темп. Горячие стенки ее лона нежно обволакивали его, а Кассана, растекаясь в его руках воском, позволила ему взять первенство, лишь размеренно покачиваясь ему навстречу. Ладони нашли ее груди и свели их вместе, сжимая, и она вновь всхлипнула. Ей было хорошо. Как всегда, но каждый раз ― лучше, если лучше вообще могло бы быть. Клиган вонзался в ее тело, беспорядочно скользя ладонями по горячей коже, понимая, что надолго его не хватит — слишком велико было ожидание. Томление взрывом затопило разум, а по венам прошелся сладкий огонь. В какой-то момент он почувствовал на губах чужое прикосновение и с готовностью полыхнул в ответ, всасывая ее нижнюю, так и не зажившую после последнего раза губу, на которой все еще чувствовался привкус крови. Низ живота свело сладкой судорогой, и через мгновение Клиган выплеснулся в нее, несколькими глубокими толчками продлевая момент наслаждения, издав дикий стон ей в шею. Тело блаженно расслабилось, и он осторожно переложил ее на бок. Некоторое время они лежали, соединившись и прислушиваясь к новым ощущениям, а потом он плавно выскользнул, целуя ее в висок и укладывая спиной к себе, обхватывая ногу под коленом и закидывая на свое бедро. Ее напряжение он чувствовал отчетливо, а потому вновь скользнул ладонью вниз, раскрывая нежные складки и чувствуя пальцами свое липкое семя между ними. Осторожно поглаживая пальцами вход и направляясь внутрь, другой ладонью лаская крохотную жемчужину лона, Пес прижался губами к задней части ее шеи, по-прежнему белой, пробуя ее кожу на вкус. Сладкая, сладкая… Стоило двум пальцам оказаться в тесном жаре, как Кассана хмыкнула и прижалась к его животу ягодицами, нетерпеливо двигая бедрами, стараясь принять в себя всю длину. Он дразнил ее медленными ласками, чувствуя, что девчонка готова взвыть от перенапряжения, к которому он три года приучал юное тело. Понимая, что она на грани, Сандор сменил тактику — его пальцы быстро заскользили в ней, подводя к пику. Кассана всхлипнула. Пальцы второй ладони на краткий миг сжали горячую жемчужину, и Кассана содрогнулась всем телом, подаваясь назад, чувствуя, как он позволяет ей это, заелозив ягодицами по его полувставшей плоти, а потом замерла. По комнате разнесся долгий нежный стон, и она стиснула его пальцы ногами, не желая отпускать. Через некоторое время передумала и перекатилась, поворачиваясь к нему лицом и обхватывая его ладонь. — Сандор… — прошептала она. На тонких пальцах перемешались ее соки с его семенем. Кассана посмотрела в уродливое лицо Пса и слабо улыбнулась, прикрыв глаза.***
В камине мерно потрескивал огонь, пожирая подкинутые Кассаной небольшие дрова. Принцесса сидела на постели, закутавшись в мужской поношенный халат, в котором буквально утопала, как в пледу. Кое-как спрятав в полах одежды замерзшие ступни ног, а в руках держала какую-то книгу, которую собиралась дочитать сегодня-завтра. Сандор лежал рядом, прикрыв глаза, обнаженный, прикрытый только ниже живота пледом. Кассана знала, что он не спал, но после первого соития они оба сидели в тишине, наслаждаясь послевкусием и просто присутствием друг друга. ― Ты спросила свою мать? ― наконец разрушал тишину голос Пса. Конечно, он знал о том, что дочь хочет поговорить со своей матерью о ее истинном происхождении. Кассана слабо улыбнулась, и закрыла книгу, отложив ее на тумбочку, и потерев болящие глаза. Да, читать в таком освещении было не лучшим решением. ― Да. Она сказала, что я от крови Баратеонов. Что я не плод инцеста. Кассана тихо рассмеялась от искреннего удовольствия. После этой новости вроде даже дышать было легче. Принцесса откинулась спиной на подушки, прикрывая глаза. Пару минут еще было тихо, а потом девушка почувствовала, как сильная рука сжала ее бедро сквозь теплую ткань халата. ― Карлик еще не выдает тебя замуж? Кассана хмыкнула. Клиган не стеснялся в выражениях, даже когда речь шла о ее семье. ― Еще нет. Я один раз дала матери понять, что будет, если они попытаются силой выдать меня замуж, ― девушка машинально потерла шею. Она никогда не забудет то выражение лица Джейме и Серсеи, когда они увидели ее, качающейся в петле, сразу после того, как после смерти отца мать заговорила о ее замужестве. Когда ее сняли, Кассана сказала, что если еще раз ее попытаются выдать замуж без ее воли, она сведет с собой счеты окончательно. Серсея была напугана, обижена, но больше не говорила об этом с дочерью. ― Кроме того, мой отец это запретил, а Джоффри…. Вроде как ценит его волю. ― А может, ты зря отказываешься? ― внезапно хмыкнул Клиган, поглаживая девичье бедро, и смотря на Кассану снизу-вверх. Принцесса перевела на него недовольный взгляд. ― Отправилась бы в какое-нибудь хорошее долбанное место, к какому-нибудь долбанному принцу, и… Любовь способна погубить честь, убить чувство долга. Кассана раздраженно зашипела, наклонилась, и совершенно по-детски укусила гвардейца за нос. Пес раздраженно выдохнул, и попытался схватить ее за шею, но принцесса успела увернуться. ― Долбанный здесь ты, Клиган. Наша песня хороша ― начинай сначала? ― она перекатилась на живот, устраивая подбородок на мужской груди, и прищурившись смотря на мужчину. Ей, наверняка, казалось, что она выглядит устрашающе, но Сандор хотел лишь рассмеяться. ― Не нравятся мне долбанные смазливые мальчики, все такие из себя прекрасные, точно из баллад вышли. Мне не нравятся принцы и лорды с хорошим наследством и не менее хорошей родословной. Мне нравится один злой, невозможный, невыносимый Пес. Мне нравится мужчина старше меня, который будет рвать за меня глотки, который просто невозможно трахается, с обожжённым лицом и грубыми мозолистыми руками. Если найдешь такого ― подскажу ему, где меня искать. Сандор, не сдерживаясь, шлепнул принцессу по ягодице. Кассана попыталась ударить его по груди, но была грубо схвачена за руку и опрокинута обратно на спину. Клиган третий год сгорал от порочного пламени. Теперь, едва увидев ее, ему хотелось подмять тонкий стан Кассаны под себя, грубо впиться в алые губы своими и упиваться ее сладостью, пока еще есть время. Она дурманила его разум, напрочь лишая логики и здравого смысла, опьяняла и кружила голову. Сандор был более чем рад повторить все, что происходило семью минутами ранее, а Кассана более чем рада покорно распахнуться гвардейцу на встречу.