Исан

«Атмосферные фильмы про молодёжь, проживающую свои лучшие года, путешествуя толпой на машинах и попивая на пляже пиво, определённо стоит отнести к категории фантастики. Никто не предупреждал ни меня, ни других о том, на что действительно похожа эта жизнь, в которую тебя засасывает в период старшей школы. Ты должен сражаться за право на удачливое будущее. Даже не за само будущее, а именно за право. Твои добрые родители внезапно берут в руки кнут и, стирая с лиц заботливые улыбки, хлещут тебя за любой пункт, не соответствующий их справочнику об идеальном ребёнке. И не дай бог ребёнок кого-либо из их друзей окажется в чём-то лучше тебя. После школы начинается бесконечная поездка в неизвестность. Тебя пинком скидывают на корабль, швыряют рваную нечитаемую карту и мешок с консервами. Ты должен сам доплыть из пункта А в пункт Б, не потонув по дороге. Но я плыву на этой ржавой посудине уже несколько лет и до сих пор не могу понять, куда мне надо. Вокруг временами проносятся маленькие островки с остатками разбитых кораблей на рифах, иногда мелькают шикарные дорогие яхты с весёлыми компаниями. А я всё сдираю с рук кожу, высохшую из-за солёных капель, и пытаюсь высмотреть в мутной воде хоть какой-то ориентир». Джебом ставит точку чёрной шариковой ручкой с пожёванным колпачком, перечитывает написанное, проводит по странице пальцем и закрывает тёмно-синюю кожаную тетрадь. Материал на нижних уголках слегка потрепался, постоянно натыкаясь на другие предметы в рюкзаке. Ему было наплевать на это, какая разница, как выглядит свалка его рваных мыслей? Тетрадь никогда не попадёт в руки другому человеку, так или иначе. Загорается экран ноутбука, готового к работе. Курсор потерянно застывает на поисковой строке. Джебом поглаживает мышку и закусывает щёку изнутри, пытаясь сообразить, что он хочет. Буквы стираются так же быстро, как появляются. Он уже давно не знает, чего он хочет на самом деле. Возможно, он хочет хотеть чего-то конкретного. Глаза скользят по многочисленным открытым вкладкам, на пару секунд застывают на онлайн-карте, а затем с нерешительной досадой бегут мимо. Ноутбук закрывается, Джебом идёт заваривать кофе. На работе ничего нового, всё как обычно. Посетители бубнят, смеются, машут прозрачными стаканчиками с холодным чаем, разбрасывают вещи, жалуются на цены, оставляют после себя бедлам в примерочных. Джебом с поджатыми губами ходит по залу и поправляет разворошенные кучки одежды, расставляет на полки обувь, уносит футболки со следами от помады на вороте, застёгивает рубашки, собирает раскиданные чеки, показывает в какой стороне находятся кассы. Он даже не помнит сколько он здесь работает. Все дни слиплись в одну бурую унылую кашу, которая иногда разбавляется комками в виде ругани. - В смысле у вас нет размера поменьше? Перед ним стоит парень с недовольно искривлёнными бровями и подбородком задранным так высоко, как будто его причислил к царской семье сам король Седжон. В глазах презрительный укор, идеально красивое лицо так и кричит о том, что всё должно быть либо как хочет он, либо никак. - Извините, их уже разобрали, - Джебом сохраняет вежливый тон. – Я могу позвонить в другие точки и узнать остался ли у них нужный вам размер. - Уже не надо. Найду в месте получше вашего гадюшника. Парень кидает ему вешалку со штанами и две рубашки, едва ли не брезгливо обводит салон рукой, эффектно разворачивается на пятках кроссовок с высокой подошвой и выходит деловитой походкой. Джебом вешает всё на место, сжимая челюсти. «Я их сожрал, что ли, какого хрена ты на меня так зыркаешь, козёл избалованный? - выводит он во время перерыва, вдавливая стержень ручки в страницу. – Зарабатывание на жизнь проглатыванием чужого дерьма превращает её саму в полное дерьмо». Долгожданным вечером можно заказать курицу, развалиться дома на диване, посмотреть фильм и понять, что ничего долгожданного в этом нет. Чувства свободы после работы не возникает, отдыхает тело, но не голова, нет. На протяжении нескольких месяцев Джебом никак не может поймать это состояние расслабленности, когда на рёбра ничего не давит. Он пытался выходить на ночные пробежки, читал книги, принимал ванну, даже дневник начал вести, вот только избавиться от непонятного напряжения всё никак не получалось. Ближе к полуночи звонит управляющий. Новости как обычно потрясающие – дополнительные смены вместо выходных, потому что коллега решил внезапно взять отгул. Джебом молча выслушивает не вопрос о том, может ли он, а оповещение постфактум, коротко отвечает и идёт заваривать чай. Поводив пакетиком в кипятке и посмотрев на расплывающиеся коричневые кляксы, он идёт к мусорке, выбрасывает пакетик, но он летит прямо мимо чёрного ведра. Приземлившись с грустным хлюпаньем, пакетик размазывается по полу, вокруг сверкают в свете лампы капли. Джебом смотрит на эту картину слишком долго. Настолько, что внутри что-то падает точно так же. - Да пошло оно всё нахер. Пакетик остаётся лежать. Джебом на ходу пишет, что увольняется и плевать хотел на неустойку, грузно падает на диван, открывает ноутбук и наугад тыкает в ещё не прогрузившуюся карту. Он так больше не может. Не может, не хочет, не будет. Лучше уж проблемная бесперспективная неизвестность, чем тягучая тысячи раз пережеванная резинка однообразия. Он столько раз взвешивал свои решения, но хоть бы одно из них принесло ожидаемую пользу. Зачем мучить себя обдумыванием последствий, если результат всё равно будет куском дерьма? «Понятия не имею, что мне ждать от Исана. Перепись населения там была последний раз два года назад и насчитали всего 1586 человек. В интернете толком ничего нет, только какая-то статья про древнюю гражданскую войну, но я не хочу узнавать об этом раньше времени. Выясню всё сам уже на месте, обойду эту дыру, порасспрашиваю местных, покопаюсь в архивах, если там, конечно, затесалась какая-нибудь микроскопическая библиотека. Должна быть. Чем-то же там люди занимаются. Обычно жители таких богом забытых городишек очень трясутся за свою историю, потому что уж если они про неё забудут, то никто из посторонних тем более никогда про эту глушь не вспомнит». Утром он уже сидит в поезде. Затылок начинают грызть назойливые термиты сомнения, просыпается критика своей импульсивности. Джебом даже подумывает о том, чтобы слезть и взять билет в обратную сторону, но жёстко останавливает себя. Что самое худшее, что может случиться? Ему надоест через неделю и он вернётся обратно, поджав хвост и плюхаясь в лужу безработицы? Так он хотя бы проверит вариант. Возможно, он втянется настолько, что купит лачугу на берегу реки и будет часами сидеть там с удочкой, ходить по выходным за грибами и пить дешёвое пиво, складируя банки под диваном. Не то чтобы достойное существование, но если так он начнёт получать какое-то удовольствие от жизни, то он не против. Пусть великими мечтами и амбициями живут те, кто верит в сакральный смысл существования, а Джебом просто шагает от точки к точке, зная, что конец дороги всё равно один. Погода спокойная. Солнца нет, небо затянуто блёклой гладкой скатертью, но по прогнозу дождя не ожидается. Лето тянулось какое-то вялое, ливни надолго не задерживались, а температура практически не пыталась прыгать высоко, как это было в прошлые года. Джебом где-то слышал, что это всё из-за меняющегося климата. Возможно, через пару лет придётся переписывать учебники, где описываются времена года. Хотя может быть лето кажется вялым только ему, потому что он сам остался без энергии и варился в унылой рутине. И возможно специально выбрал едва ли не самый скучный город на Земле. Чтобы расплавиться в этой рутине полностью и больше не рыпаться. Глушь, в которую он направлялся, была настолько глушью, что до неё даже не ходили поезда. После двух часов на скоростном поезде приходится пересесть на рейсовый автобус. Домов за окном всё меньше, фермерские угодья кончаются, несётся лента густых лесов. Люди время от времени сходят, пока на переднем сидении не остаётся один единственный мужчина с чередой седых волос на висках и потрёпанной сумкой из мешковины у ног в резиновых сапогах. Джебом пытается сосредоточиться на книге, которую взял с собой в дорогу, но, в конце концов, интерес пересиливает. - Извините, вы случайно не в Исан едете? - В Исан родимый, - голос у него хрипловатый, но зычный, на загорелом лице появляется улыбка. – Ездил вон за камнем точильным. Скоро уж свиней резать, а наш весь истёрся за столько лет. Пришлось вытрясти пару медных. Ты садись. Он похлопывает по месту рядом с собой и Джебом опускается на сидение, пользуясь шансом узнать какую-нибудь информацию. - Ты, мальчишка, не местный, что ли? У меня все мясо покупают, я народ знаю, а твоего лица что-то не припомню. - Да, я из Сеула. Им Джебом, - он протягивает руку. – Турист. - Кан Игым, - мужчина представляется в ответ, с удивлением покачивая головой. – Турист-то и к нам? Это ж мы чем обязаны столичным гостям? - Просто путешествую, - он неопределённо пожимает плечами. – Хочу пожить немного в новом месте, попробовать другую жизнь. Про Исан практически нет никаких статей, вот я и захотел сам узнать, что это за город. - Ничего себе, вот так сорваться и уехать куда-то? Молодежь и вправду сейчас другая, особенно в больших городах. Наши детишки поспокойнее. У нас никто почти не уезжает, а если и уезжают, то возвращаются. - Разве должно быть не наоборот? Обычно молодежь уезжает на заработки в города покрупнее и там оседает. - Может быть. У нас город дружный, все друг за другом приглядывают. Кто ж будет следить за родителями, если дети уедут? Оно так не делается, у нас воспитывают по-семейному, все держатся друг за дружку, - Игым кивает своим словам. – У стариков здоровье шаткое, то одно, то другое. Помощь помощью, а иногда и за своими родителями ухаживать сложно, что уж говорить о чужих, вот и возвращаются дети обратно, если чего случается. - Понимаю. Джебом смотрит на кривоватую ленту дороги впереди и редкие поржавевшие указатели. Он не сказал родителям, что уехал. Мама как обычно начнёт переживать, отец прочитает нотацию о том, что взрослые люди так необдуманно поступать не должны. Слушать всё это не хочется, возможно, он потом об этом расскажет, когда всё станет более понятным. Пока что он хочет максимально отгородиться от своего привычного мира, может даже забыть его на некоторое время. Может быть так он начнёт по нему скучать. Четверть часа спустя автобус останавливается у маленького пропускного пункта, чтобы высадить последних на сегодня пассажиров, развернуться и скрыться за пышными елями. Джебом закидывает рюкзак за плечи и глубоко вдыхает. Пахнет вполне свежо, ярко чувствуется соцветие окружающей со всех сторон зелени. Снизу идёт лёгкий запах мокрой земли из-за шедшего утром дождя, на асфальте в некоторых местах блестят маленькие лужи. Вокруг ни души и полная тишина, если не брать в расчёт птиц. После вечно бегущего куда-то Сеула и тарахтящего автобуса в ушах гудит от резкого исчезновения посторонних звуков. - Это наш блок-пост. Там обычно записывают все заезжающие и выезжающие машины. Поток тут небольшой, сам понимаешь, поэтому и не стали тратиться на автоматические шлагбаумы, - объясняет Игым, подходя к миниатюрной красно-белой будке и наклоняясь к окошку. – Здорово, Юнхо. Всё спокойно? - Как обычно. Завезли продукты в маркет, забрали улов, - лениво отвечает полноватый мужчина, откладывая в сторону газету, и замечает новое лицо. – Кто это с тобой? - Турист, представляешь? Джебом звать, мальчишка приехал с Исаном знакомиться, аж с Сеула ехал сюда, - Игым похлопывает его по плечу, представляя. – Говорит, новую жизнь хочет почувствовать. - Эк оно бывает-то, а? Ну добро пожаловать, турист. Мы новым людям рады. - Я тоже рад знакомству, - они пожимают руки через окошко. - Давай сюда свою айди карту. - Айди карту? – Джебом вскидывает брови. - Да, я должен записать тебя. Все, кто выходит и заходит в город, должны обязательно отмечаться. - А… ну, хорошо. Юнхо вносит его данные, просит расписаться и отдает карту обратно. Мужчины перебрасываются ещё парой фраз и затем прибывшие двигаются дальше. Дорога проходит под склонившимися в арку деревьями, с которых за шиворот падали холодные капли. Кружившая в одной куче мошкара разлетается в стороны, когда они подходят слишком близко. Начинают появляться первые здания. Похоже на складские помещения с рабочей техникой, строительными материалами и всякой мелочью по обустройству. - Ты где оставаться-то планируешь, путешественник? У нас тут гостиниц нет. - Думал попроситься к кому на время, заплатить за комнату я могу. - Взял бы к себе, да у меня ребятишки, все матрасы заняты, - мужчина задумчиво вздыхает, почесывая покрытую щетиной шею. – Слушай, а попробуй-ка к Пак Хиджуну наведаться, это наш рыбак местный. У него иногда моряки ночевали, когда бури были слишком сильные. Он вон в той стороне у пристани живёт. Я бы сам отвёл, да каменюга эта весит как проклятая. - Да ничего, я дойду, спрошу дорогу у кого-нибудь если что, - Джебом тут же начинает махать руками, чувствуя вину за то, что доставляет неудобства. – Если хотите, я помогу вам донести. - Ну, ещё не настолько я стар, чтобы с кем-то на пару точильник таскать, - Игым смеётся хрипло, но по-молодецки ударяет себя по груди. – Одну каменюгу уж донесу, не сломаюсь. Ты не переживай, народ тут добрый, а пристань знают все. Любого мальчишку поймай – он отведёт. - Спасибо вам большое. - Чего уж там, мне не в тягость. Ты заходи, как освоишься, я около Большой Цирюльни живу, там весь забор в розах, у меня жена их выращивает. Они расходятся на первом крупном перекрёстке. Здесь Исан уже действительно напоминает город больше, чем деревню, хотя здания в округе, да и на простирающемся горизонте такие же низкие. В самом высоком здании четыре этажа, оно выделяется через пару улиц красным кирпичом. Вдалеке видно гору, наполовину скрытую деревьями и остатками утреннего тумана. Что удивляет больше всего – на фоне серо-голубого неба чернеет колесо обозрения, как будто случайно закатившееся в такое захолустье. Ходящие вокруг люди одеты прилично, но просто, без ярких цветов и кричащих нашивок. По пути иногда попадаются маленькие магазины с продуктами, аптеки с тусклыми вывесками, книжный магазин с плакатом, нарисованным от руки. Переходя через дорогу, Джебом видит вход на оживлённый рынок. Машин очень мало, автобусов и вовсе как будто нет – он заметил только один. В действительности город оказывается даже меньше, чем он представлял. Люди здесь без проблем перемещаются на велосипедах. Джебом идёт в сторону, которую указал ему старик, особо не переживая о маршруте. Теперь он и сам видит, что в этом городе довольно сложно потеряться. Слух по-прежнему не мог привыкнуть к пониженной громкости и постоянно ждал какого-то грохота, визга шин, гудков, орущих громкоговорителей с рекламой. Минут через двадцать нос начинает щекотать запах тины, в небе мелькают чайки. Впереди появляется аккуратная парковка, рассчитанная буквально на восемь-девять мест, длинный деревянный пирс с фонарями по бокам и небольшой тёмно-бежевый дом чуть поодаль. Забор отсутствует, двор начинается сразу у дороги. На воткнутых в землю лопатах сушатся вёдра, на перекладинах висит, развеваясь на ветру, сеть. Джебом стучится в дверь, чувствуя себя одним из странников, про которых он читал в детстве. Он никогда не думал, что ему придётся вот так с рюкзаком за спиной искать ночлег в неизвестном месте. Как будто время отбросило его назад, к тавернам и пешим путешествиям. - Здравствуй, - дверь открывает невысокий седой мужчина с идеально выбритым лицом, но явно сухой от ветра кожей. – Ты за окунями? - Здравствуйте. Нет, я ищу место, где мог бы пожить некоторое время, я путешествую. Вы Пак Хиджун, правильно? Господин Кан Игым сказал, что, возможно, у вас есть свободная комната. - Путешественник? У нас-то? – лицо мужчины разглаживается, потрескавшиеся губы улыбаются. – Давно в наши края не заглядывали. Ты проходи, место найдётся, этот старый проныра всё знает. Внутри прибрано и тепло, вот только пахнет рыбой. Скромная гостиная практически сразу переходит в зал с небольшим телевизором на потрёпанном комоде. В стене сбоку от дивана находится камин, на полке сверху стоят две фотографии. С кухни тянет чем-то пряным, похоже на острый рамён с крабом. - Как звать? - Им Джебом, - Джебом немного неловко топчется у дивана, потирая шею. – Я точно не знаю на сколько дней останусь. Если что, то вы скажите – я соберу вещи и пойду в другое место. Я могу заплатить за неделю вперёд. - За что платить-то, маленький путешественник? – Хиджун по-доброму усмехается. – Я не арендодатель. Комната всё равно пустует, жена, когда живая была, там вышивала да читала, теперь только моряки изредка останавливаются. Вон, купишь торт какой, у меня сын их любит, да и хватит с тебя. Мы гостям только рады. - Всё равно лишнее электричество и вода… - Да будет с тебя. Покажешь мне деньги – за порог выпру, - мужчина грозит ему пальцем и затем указывает головой на коридор. – Пойдём, покажу жильё. Устал небось с дороги-то? Долго ехал? - Пару часов из Сеула. - Ого, из самой столицы? И как оно? - Здесь тихо и транспорта нет практически. Воздух очень лёгкий, деревья везде, непривычно. Всяких плакатов и доставщиков на мотоциклах тоже нет, - Джебом касается пальцами шершавых холодных стен, идя по плохо освещённому коридору. - Вот так тут у нас, спокойно, лишнего шуму нет, все свои. Поживёшь чутка и сразу здоровее станешь, без всяких выхлопов-то да на родниковой воде. Это вот в ванную дверь, её толкать посильнее надо. Там моя спальня, а с этой стороны сына. Твоя как раз рядом с ним, - мужчина показывает пальцем на белую слегка облупившуюся дверь. – Ты отдохни с дороги, поспи часика два, Джинён попозжа придёт, покушаете и пойдёте город смотреть, он тебе всё покажет. - Спасибо вам большое. - Да пустяки, - Хиджун хлопает его по плечу. – Я ребёнка без крыши над головой не оставлю. Комната очень простая, никаких излишеств и изысков. Слева от входа стоит выцветший шкаф, в котором обнаруживаются матрас, подушка и одеяло. У окна находится письменный стол с двумя ящиками и кухонный стул с мягкой цветочной обивкой. Рядом стоит мусорка и широкий комод, на котором высится небольшая стопка старых журналов и корзина с нитками. Джебом опускает рюкзак на стул, а сам выглядывает в окно. Видно покачивающуюся гладь реки, сливающиеся друг с другом деревья на дальнем берегу, суетящихся чаек. Он открывает створку, впуская пахнущий водой ветер. «Не знаю почему, но мне всегда хочется жить, когда ветер ерошит мне волосы, проходится по лицу. Так было в пролеске, через который мы шли в город, так я чувствую себя сейчас, когда лежу на матрасе и в окно скользит прохладный воздух. Эта свежесть как будто пробуждает внутри человека, который всё остальное время находится в коматозе. И резко кажется, что надежда ещё есть, хочется бежать ей навстречу по огромному полю, где высокая трава колышется волнами, рябью расходясь во все стороны, - Джебом пишет, опираясь о локти, и буквы выходят немного кривые. – Возможно, здесь я всё-таки обрету спокойствие, найду себя, соберусь с мыслями. Исан кажется приветливым. Это город не для приключений, а для жизни, размеренного быта, который кардинально отличается от выматывающей корпоративной рутины, из которой я сбежал. Тут даже есть колесо обозрения. Не знаю работает ли оно, надо будет проверить. Моя цель – это обойти каждую улочку и открыть для себя этот город со всех сторон». Джебом обычно плохо спит в новых местах. Ворочается, не может найти удобное положение, постоянно открывает глаза. В этот раз он тоже засыпает не сразу, но всё-таки проваливается в сон, видимо, укаченный сначала поездом, а затем автобусом. Он слышит шум воды, бьющейся о берег, далекий катер, кричащих чаек, шелест деревьев и какое-то копошение во внутреннем дворе за домом. Пахнет морепродуктами, тиной, чистой простыней и старой древесиной. Он не замечает, как проваливается куда-то вглубь сознания, уносимый прохладой дома. Проснувшись, Джебом поначалу растерянно смотрит на ножки стула перед собой. Осознание того, где он находится, приходит через пару секунд. Он потягивается и трёт лицо, заставляя себя вынырнуть из болота сонливости. Отпив воды из привезённой с собой бутылки, он переодевается и выходит из комнаты. Полутьма коридора сменяется относительной яркостью пустой гостиной. Джебом поворачивает направо и заходит на кухню, обнаруживая незнакомого парня за столом. На вид он его ровесник, может на год-два младше. Круглые чёрные глаза с оживлённым интересом смотрят на гостя, руки, крошившие сухари, видимо, на прикорм, тянутся к полотенцу, чтобы затем предложить рукопожатие. - Привет, я Джинён. - Джебом. - Хорошо спалось? - Да, тут очень свежо. - Это потому что река с лесом рядом. Когда в городе жара, здесь прямо оазис, - Джинён с гордостью машет рукой в сторону пристани. - Отец сказал ты путешествуешь. - Что-то вроде того, - Джебом кивает, немного растерянно садясь за стол и пока что не понимая куда себя деть. – Хочу отвлечься от работы, посмотреть новые места. - Что за работа? - Продавец-консультант в магазине одежды, - небрежное хмыканье. – Раскладываю тряпки, убираю за людьми, слушаю недовольные ворчания, ругаюсь с руководством. - Работа – это всё равно работа, она нужна, это лучше, чем быть безработным, - серьёзно отвечает Джинён. – Я вот отцу помогаю. Развожу заказы на улов, чищу рыбу, за домом смотрю. Не то чтобы официальная работа, но на жизнь хватает и ему так полегче. - У вас тут с работой сложно? - Не то чтобы сложно. Просто если нет семейного бизнеса, то обычно дорога одна – на фабрику. Там места есть всегда, но честно? Я бы не хотел там работать. - А всякие магазины, аптеки, рынки, кафе? - Они тоже часть семейного бизнеса. Ты по дороге, наверное, заметил, что магазины все не сетевые. Есть один GS25 в центре, конечно, вот только там владелец нанимает своих родственников, племянников там всяких, так что фактически он тоже семейный. С рынками и кафе то же самое. - По идее тогда должен быть большой отток населения. - У нас редко кто уезжает. Надо помогать родителям, особенно когда родитель один или есть ещё старшее поколение. Там без помощи детей никак. Рано или поздно пожилые заболевают и уехавшие возвращаются, - Джинён смахивает горсть крошек в небольшое ведро и продолжает, не дожидаясь ответа. – Я никогда не был в других городах. Ты много путешествовал? - Не особо. Я родился в Инчоне, переехал в Сеул, в Пусан ездил с родителями, да и стандартно в Кёнджу и Чонджу с классом. - Пусан отличается от Сеула? - Не сказать чтобы сильно внешне. Разница скорее в атмосфере. В Пусан обычно едут развлекаться и это чувствуется. В Сеуле люди строят карьеру, пытаются заработать на приличную жизнь. В Сеуле все вечно куда-то торопятся. - Интересно, - Джинён улыбается краем губ. – Рассказывай мне про них. Я буду рассказывать тебе про Исан. - Без проблем. Джебом кивает. Ему нетрудно о чём-то рассказывать, на самом деле он даже любит поболтать, если человек ему приятен и сам увлечен разговором. Когда тебя готовы слушать и слышать, слова всегда найдутся. Тем более что параллельно он сможет узнать о городе от коренного жителя. Неназойливый гид, с которым они живут буквально через стену, - ему более чем повезло. - Голодный? Давай я сделаю нам рамён с крабом, потом пойдём прогуляемся, познакомлю с нашей частью города, - Джинён встает из-за стола и достаёт кастрюлю из ящика. – Будешь кофе? - Да. Давай я помогу, скажи что делать, - Джебом тут же поднимается, чувствуя неловкость из-за того, что его будто обслуживают. - За домом есть большая железная кадка, закрытая крышкой. Набери оттуда воды в чайник, пожалуйста. Стоит только выйти на задний двор, как рыбный запах перекрывает все остальные. На проволоке под навесом висит сушащаяся рыба, в ведре недалеко от кадки лежат рыбьи головы и кишки, в соседних вёдрах с водой лежит свежая рыба, в закрытом пластиковом контейнере видно осьминогов, в длинном аквариуме ползают ещё живые крабы. В коробах разложены сети, у стены с креплениями стоят удочки, в специальном полупрозрачном ящике висят крючки. Сразу понятно в чьём доме находишься. От двора до реки буквально рукой подать. Джебом бегло осматривается, пока наполняет чайник. Ветер с нотами тины проскальзывает под рубашку, заставляя поёжиться. Вдалеке видна пара размытых фигур на лодках. Не слышно ни машин, ни мотоциклов, ни людской ругани. Лёгкие покалывает от свежести воздуха, идущего с леса. Не удержавшись, Джебом наклоняется и делает глоток воды прямо из кадки. Ледяная, но такая чистая, что горло как будто покрывается кристаллами. На кухне Джинён уже открыл две пачки лапши и высыпал приправу в едва начавшую пузыриться кастрюлю. Джебом ставит чайник на плиту и спрашивает, чем ещё он может помочь. Джинён предлагает ему сесть отдохнуть и не без доли гордости говорит, что с разделкой краба он сам явно справится лучше. Поспорить тут не с чем, среди них двоих только один является ведущим хозяйство сыном рыбака. Нож умело вскрывает панцири, палочки простыми быстрыми движениями достают мясо и закидывают его к бурлящей лапше. Джебом наблюдает за ним с толикой любопытства и восхищения. Ловкие пальцы Джинёна буквально летают над разделочной доской, а сам он выглядит максимально непринуждённо. Для него это что-то обыденное, что-то привычное. Джебом любит смотреть на людей, которые хороши в чём-то, особенно когда сам он этим делом владеет не очень. Есть какая-то магия в чужом мастерстве. Вскипает чайник. Джебом заваривает кофе в больших белых чашках, над которыми начинает виться пар. Младший хозяин дома протягивает ему листки мяты, собранные с участка, и просит добавить их в кофе. Поначалу Джебом сомневается, но потом с удивлением отмечает, что это вкусно и намного лучше мятного сиропа, который добавляют в кофейнях. - Мята помогает пищеварению и избавляет от головной боли. - Разбираешься в травах? - Мама их очень любила, даже вела тетрадь со свойствами всяких растений. Помню кое-что из её рассказов, - Джинён разливает лапшу по тарелкам. – Например, шалфей хорошо успокаивает. Можно сделать из него отвар, когда на душе тревожно. Джебом порывается было спросить, что случилось с его мамой, но в последний момент останавливает себя. Они знакомы буквально полчаса, не стоит лезть куда не следует. Вместо этого он накручивает палочками дымящийся рамён и, подув, пробует, как обычно слегка обжигая язык. - Вау, - удержаться не получается. – Такой сильный вкус краба. Я на самом деле никогда не пробовал рамён со свежим крабом, только специи из магазина. - У нас всё мясо натуральное, мы другого и не знаем. Вкусно же? - Очень. Мясо мягкое и сочное. - Ешь побольше, а то в своём Сеуле опять на химию перейдёшь. С довольной улыбкой Джинён накладывает ему всё, что оставалось в кастрюле. Он чувствует себя шеф-поваром, который смог угодить владельцу ресторана. Он покажет ему, что Исан может и маленький практически забытый город, но у него есть своё очарование, свои достоинства, о которых люди в столице и не догадываются. Здесь есть своя особая красота, было бы у других желание не просто смотреть, а видеть.