*
Приготовление сэндвичей заняло десять минут, и все это время Ричард расхаживал по кухне взад-вперед, кусая губы и не обращая на Гэвина никакого внимания. Тот же чувствовал все нарастающее напряжение: начало казаться, что произошло и правда что-то серьезное. Не сбежали ли они от убийц и не прячутся ли эти убийцы сейчас в кустах за лужайкой? Гэвин поймал себя на том, что всматривается сквозь темное окно на улицу и льет кетчуп на пальцы. — Если меня убьют, я стану злобным призраком и буду преследовать тебя всю оставшуюся жизнь, — пригрозил он, поднимая тарелку, — даже в душе. Даже в постели. — У тебя пульс учащается, когда ты говоришь о моей постели, — заявил Ричард, — раза в два. — Ой, да пошел ты! Гэвин даже не разозлился — это уже начало входить в привычку, нечто такое неизменное: подколки Ричарда, ядовитость его братца, оборотни… Он перехватил тарелку из правой руки в левую, придерживая для Хейла дверь гостевой, чтобы тот мог выволочь матрас. Нет, если убийцы и правда не ворвутся к нему, чтобы превратить его в злобного призрака-преследователя, то все это и правда — Гэвин признавал! — выглядело немного… классно. Даже несмотря на то, какими засранцами Хейлы были, Гэвин не так уж часто раньше приглашал приятелей с ночевкой: его родители не любили такого и разрешали ему кого-то звать считанные разы. У шерифа таких предубеждений не было. Он за ужином в первый же день сказал: — Сынок, не переживай, ты мигом освоишься, заведешь друзей — у нас тут много хороших ребят. Сходи на вечеринку, позови кого-нибудь к себе, я все равно все время на работе, чего тебе скучать одному… И это звучало слишком круто — если бы Гэвину еще было кого приглашать. А впрочем, как выяснилось, ему было кого приглашать! Даже если они сами себя пригласили. Коннор Хейл обнаружился на его кровати — он восседал с видом короля мира, без футболки и босиком, скрестив ноги по-турецки, и молча наблюдал за тем, как Гэвин с Ричардом и матрасом толкутся в дверях. Помогать никому из них, хотя бы и матрасу, он явно не планировал. Гэвин моментально залип на его голом торсе — красивой светлой коже, темных сосках, напряженных от холода… Живот пересекали багровые царапины, на первый взгляд подживающие, но стремно выглядящие. У дяди, наверное, где-то в доме была аптечка — и, наверное, стоило ее предложить, но Коннор не выглядел как кто-то, кому нужна немедленная помощь. Он выглядел как кто-то, кто хочет, чтобы к нему не лезли. Желательно вообще никогда. — Тебе не холодно? — спросил Ричард с оттенком напряжения в голосе. У Гэвина от этого напряжения волосы на затылке шевелились — а еще у него кое-что другое шевелилось. Черт. Коннор пожал плечами. — Нет. Похоже, Ричарда ответ не слишком устроил: он опрокинул матрас на Гэвина, так, что тот едва не выронил тарелку, — и сбросил куртку прямо на пол. — Возьми мою футболку. — Мне не холодно, — отрезал Коннор. В воздухе замелькали молнии — по крайней мере, Гэвин отчетливо видел молнии. Хотя может, конечно, это были искры из глаз — из-за падения матраса или из-за обнаженных прелестей Коннора Хейла и огненных взглядов Ричарда Хейла. — Гэвин, — этот самый Ричард Хейл повернулся к Гэвину, — у тебя есть футболка? — Могу снять с себя, — тут же предложил тот. Он не знал, какой черт дергал его за язык. Это, наверное, была тяга к саморазрушению, ничем другим нельзя было объяснить карнавал безумия у него в голове. — О нет, — Коннор откинулся назад, разглядывая Гэвина слишком уж оценивающе, — я не в настроении для стриптиза, да и Ричи может психануть. — Да никто не предлагал тебе стриптиз! — вспыхнул Гэвин. Ричард, впрочем, действительно начал психовать — если под «психовать» подразумевается тихая ярость, и остатки здравого смысла все же подтолкнули Гэвина к комоду. Хотя его так и подмывало еще что-нибудь отмочить и посмотреть, что будет. Может, вывести все же Коннора из себя. Это было бы круто. — Посмотрим, что тут у нас, — он покопался в футболках, — так, эта слишком миленькая для тебя. А эта недостаточно миленькая… Идеально! Он встряхнул футболку с самым вульгарным волком из тех, что только существует в мире: воющем, естественно, на здоровую голубую луну, с какими-то индейскими перьями в шерсти и при этом рунами вокруг. Макс из старой школы подарил ее Гэвину шутки ради, но сейчас она оказалась как нельзя кстати. — Твой размерчик, Хейл, — и он кинул футболку Коннору, — я из нее вырос. — Я смотрю, не в длину, — сладко ответил Коннор — и с такой улыбочкой, что Гэвину срочно захотелось кинуть в него еще что-нибудь, желательно, прямо в физиономию, — если ты понимаешь, о чем я. И, пока Гэвин стоял и придумывал остроумный ответ, он безропотно напялил футболку и даже не закатил глаза. Вытащив откуда-то из-под себя мобильный телефон, уткнулся в него, игнорируя все вокруг. Такими темпами Гэвину уже завтра понадобится посетить стоматолога. Он мстительно представил себе Коннора в той футболке, которую счел «слишком миленькой» — розовый единорог в комплект к волку был подарен тем же Максом, — но Коннор, хоть убей, не походил на единорога. Да еще и розового. А ведь оборотни были не только волками, если верить популярной литературе. Гэвин ни за что бы не признался, но совсем недавно читал стыдно сентиментальный роман про оборотня-тигра, конечно же знойного гея, который нашел себе бойфренда и… — Кстати, вы же оборотни? — спросил он быстро, пока воображение не успело его захватить. — Я могу все отрицать? — протянул Коннор. Не отрываясь от экрана. — Нет! Вот ты, например, — Гэвин ткнул пальцем в направлении Ричарда, который как раз пристраивал матрас в узком пространстве между кроватью и окном, — наверняка хаски. — Что? Хаски? Это как собака? Ричард вскинул голову, и лицо у него сделалось точно как у хаски: одновременно оскорбленное и забавное. — Что не так с хаски? — Мы волки, — заявил Ричард. Будто это была прям медалька качества на груди — волк, а не какой-то там хаски. Прямо посреди нарисованной на футболке Коннора луны. — Настоящие волки? Или типа «гррр»?.. — Гэвин скрючил пальцы и оскалил зубы, стараясь изобразить самого колоритного оборотня из кино, — а куда девается одежда? Вы ее рвете? На груди?.. Коннор с заметным сарказмом усмехнулся. — А ты точно гетеросексуален? А то у меня сомнения. — А ты точно волк? — огрызнулся Гэвин. Повернулся к Ричарду, с любопытством разглядывающему их обоих: — В курсе, что в Калифорнии запрещено держать крокодилов в качестве домашних животных? Мгновение тот смотрел на него с ошарашенным видом, а потом вдруг начал смеяться — не переставая даже, когда Коннор сполз по кровати и пнул его ногой в бок. Они вместе были такие смешные и совсем не опасные на вид, и Гэвину тоже вдруг захотелось смеяться. Даже если Коннор и в самом деле мог оказаться крокодилом. Покачав головой, он достал из шкафа запасное одеяло, простыню и подушку — у него была только одна, так что кому-то придется обойтись. Ричард все еще улыбался, забирая все это у него из рук. — И что же, — Гэвин плюхнулся на кровать, устраивая тарелку с сэндвичами на покрывале, и перешел к самому животрепещущему вопросу, — вы едите людей? Коннор, которого явно заинтересовали сэндвичи (с курицей и ветчиной), оторвался от телефона. — Только некоторых. Самых наглых. — А что насчет серебряных пуль? — Не работают, — отрезал Коннор, придирчиво выбирая сэндвич по каким-то ему одному известным критериям. — А что работает? — Так я тебе и сказал. Засранец. — Ладно, — обиделся Гэвин — и мстительно добавил: — но вы явно не такие крутые, как в кино! — И футболку не рвем, — повертев сэндвич, Коннор откусил от него здоровенный кусок, — на груди. Что бы ты себе ни воображал. Засранец. И вовсе Гэвин не воображал, как он рвет на себе одежду! — А выть на луну вы любите? — спросил он, чтобы быстренько отвлечься от того, куда начали сворачивать его мысли, — ну там, собираться в лесу в стаю и устраивать сеансы вытья… Коннор доел сэндвич и взял другой: вид у него был до крайности скептический и очень цивилизованный, совсем не похожий на бегающего по лесу и воющего на луну придурка. Гэвин вдруг задумался, что и правда — Хейлы похожи на богатых и благополучных парней, ничего общего с реднеками в клетчатых рубашках, играющими роли злобных оборотней во всяких книжках. Наверное, у него просто не укладывалось в голове само существование оборотней — несмотря на то, что он видел! — что уж говорить о Конноре Хейле с его чистой кожей и модельной стрижкой. Том самом, у которого были здоровенные царапины, и явно не от безопасной бритвы. И который, пользуясь тем, что Гэвин размышлял о сверхъестественных материях, приступил уже к третьему сэндвичу. — Конечно, — сказал этот Коннор Хейл, — обожаю собираться со стаей и устраивать сеансы вытья, Ричи не даст соврать. Да, Ричи? В его словах, тоне, Гэвину мнился какой-то подтекст. Не самый приятный. Ричард еле слышно вздохнул. — Пора ложиться, Коннор, — сказал он. Пока Гэвин знакомился (или пытался) с культурой и повадками оборотней, он устроил неплохую — хотя и узкую — постель, и теперь смотрел на Коннора одновременно выжидающе и терпеливо. Тот пожал плечами, и Ричард, словно по сигналу, стащил футболку. Стащил! Футболку! Гэвин сглотнул — жизнь не готовила его к такому параду голых торсов в его же собственной спальне. А ведь вслед за футболкой Ричард взялся за пояс штанов, безжалостно его расстегивая. Гэвину показалось даже, что глаза сейчас вылезут на стебельках, чтобы не упустить никаких деталей… Отвернувшись и уткнувшись взглядом в полупустую тарелку, он с внезапной злостью пообещал себе завтра же подкатить к Тине. Или намекнуть ей, что не прочь познакомиться с какой-нибудь добродушной и совсем не похожей на крокодила девочкой. Или даже не девочкой… Но обязательно добродушной! Ричард в одних трусах — симпатичных таких черных трусах, нихрена не скрывающих ни сзади, ни спереди, — продефилировал по комнате, сложил одежду в кресло и вернулся на матрас, глядя на и не думающего шевелиться Коннора с оттенком раздражения, которое тот вполне успешно игнорировал. Интересно, у него в телефоне была какая-нибудь специальная оборотническая соцсеть? Типа инстаграмма для лохматиков? Гэвину тут же захотелось зарегистрироваться там. Лайкать всякие черные трусы и все такое. — Коннор, — Ричард протянул руку, дергая Коннора за лодыжку, — хватит. И снова Гэвину почудился какой-то намек — намек, который он в упор не понимал. Но разыгравшееся воображение с готовностью подкидывало варианты: от кровавого жертвоприношения до бурной оргии с его участием. Он бы в этом списке, конечно, предпочел оргию. Если только не… — Вы же не будете сейчас превращаться? — внезапно озарило его — то страшилище на стоянке, которое было с мертвой женщиной, что-то к оргиям не располагало и успешно остудило Гэвину и голову, и все остальное. — Прямо вот тут, в постели? Коннор подавился последним куском сэндвича. — Ээээ, — протянул Ричард, глядя на Гэвина шокированно: на скулах вспыхнул румянец. — Это был очень бестактный вопрос, — выдавил Коннор. И, хотя Гэвин в упор не понимал, в чем тут бестактность, он невольно тоже смутился. Черт их знает, этих оборотней, если намеки на любовную связь между братьями им нормально, а превращение бестактно. — Вы что, оборачиваетесь для… ну… ты понял… — он окончательно замолчал. Коннор наконец проглотил кусок — и тут же издевательски улыбнулся, придурок. — Нет, я не понял. — Нет, ты понял! — Нет, я не понял, Рид. — Давайте спать! — вышел из себя Ричард. Гэвин успел увидеть, какой у Коннора самодовольный взгляд, когда тот плавно поднялся на ноги, подхватывая с тарелки последний сэндвич — предпоследний Гэвин чудом успел спасти. — Конечно, дорогой брат, — елейно сказал Коннор, протягивая сэндвич Ричарду, — как хочешь. Выглядел он при этом как стопроцентный саркастичный засранец, и Гэвину без всякой видимой причины на мгновение стало жаль Ричарда, который смотрел на Коннора словно на последний глоток воды в пустыне и молчал. И так же молча взял предложенное. Гэвин вцепился в свой сэндвич, чтобы не смотреть на еще одно обнажение — этого, пожалуй, его нервы уже не выдержали бы. Голод, отступивший перед разворачивающимся представлением, снова подкатил к самому горлу, а вместе с тем вернулись разные неприятные размышления. Вроде того, кто их все же преследует — уж не полиция ли? Раз уж их не должны искать в доме, собственно, полицейского? Или тот самый здоровенный волосатый ужас, с которым Коннор — похоже — разговаривал вчера? Или еще кто-то неизвестный, но точно еще более зловещий. Но, судя по всему, задавать вопросы было бесполезно. Никто не собирался на них отвечать. Гэвин разозлился было снова — и на то, что его втягивают во всякое дерьмо, ничего не объясняя, и на то, что он сам с непонятным рвением втягивается, и на голого Ричарда Хейла на пару с его язвительным братцем, — но упавший в желудок сэндвич удачно снизил градус раздражения. Еще больше градусов упало, стоило Гэвину перевести взгляд на Коннора: тот безо всякого сочувствия отобрал у брата единственную подушку и устроился в постели, меряя Гэвина нахальным взглядом, будто это Гэвин тут оголялся — и тот спешно натянул покрывало на колени, чтобы ни в коем случае не опозориться под этим взглядом. Может, он и пережил бы встречу с оборотнем-убийцей, но такого конфуза точно не переживет. — Не пялься на меня, — брякнул он. — Почему? Какой же все-таки засранец этот Хейл. А ведь Гэвин уже хотел чем-нибудь в него кинуть — так почему бы не тарелкой? Он же оборотень, ему все нипочем, да? — Твой брат будет ревновать, — огрызнулся Гэвин, переставляя тарелку на тумбочку. И если при этом он едва ее не разбил, то его тарелки — делает что хочет. Коннор демонстративно вздохнул. — Да, один из его немногочисленных недостатков. Что, серьезно? — Правда? — не удержался Гэвин, — а какие еще у него есть недостатки? — Он жаворонок, — а вот Ричард явно не хотел развивать тему, — поэтому пора спать. И, не дожидаясь ответа, поднялся на ноги. Секунду спустя свет погас, заставляя Гэвина беспомощно моргать — слова теснились на языке, хотелось сказать что-нибудь еще, что непременно выведет Коннора из себя, теперь-то уж точно, но в темноте это казалось каким-то глупым. Сцепив зубы, Гэвин на ощупь забрался под одеяло, мстительно спихивая покрывало с кровати — кое-кому на голову, он надеялся. — А полнолуние на вас действует? — спросил он. Коннор хмыкнул — покрывало, по всей видимости, ему не помешало язвить. — Когда как. Это что за ответ такой? Нет, этот ответ совсем не удовлетворял Гэвина — и, кстати, а когда должно было наступить полнолуние? Что, если оно прямо сегодня, а его забыли предупредить, что с восходом луны начнется светопреставление с воем и всем остальным? Правда, рубашки никто рвать точно не будет, никаких рубашек уже нет… Не выдержав, Гэвин потянулся туда, где в последний раз видел свой телефон, нащупывая пластик в темноте. — Полнолуние послезавтра, Гэвин, — сказал Коннор. — Ты читаешь мысли? — Да. Гэвин резко повернулся, пялясь во мрак. — Что? Вы читаете мысли? — сразу же вспомнились туманные объяснения Ричарда про «телепатию и галлюцинации». — Да не читает он мысли, — тяжело вздохнул Ричард, — клянусь. Будто его клятвам можно было верить — и смешок Коннора совсем не помогал. Вот только мысли с полнолуния отчего-то перетекли на них, лежащих совсем рядом — и рядом с Гэвином, проклятье, — и что они там могут сделать что угодно, а Гэвин не услышит. И могут ли они прочитать и эту мысль тоже? Пульс забухал у Гэвина в ушах, а кровь сначала прилила к лицу, а потом отлила от лица… — Давай спать, Гэвин? — предложил Ричард. — Пожалуйста… И Гэвин натянул на голову подушку.*
Он видел луну: он лежал на полу, рядом Коннор, его глаза были ярко-золотыми, но зрачки отдавали краснотой — и в то же время Гэвин видел, чувствовал всей поверхностью кожи луну. Огромную и такую же красную, как огонь на дне глаз Коннора. Красота зрелища пронзила его в сердце, как тонкий нож с рябиновой рукояткой, аконитовым лезвием, как пуля — остро и неумолимо. Он протянул руку, когти коснулись тонкой кожи на щеке Коннора, и тот улыбнулся — его клыки были лишь чуть длиннее обычного, он казался почти человеком. Гэвину хотелось его сожрать — так сильно он был влюблен. Луна проникала его в кровь и жглась, сухие листья шуршали, когда он потянулся вперед, к поцелую, не в силах больше терпеть. Запах крови был слишком сильный, пьянящий, красные и черные разводы пятнали его руки, лицо Коннора, но тот улыбался, безмятежный. Коннор никогда не злился на него слишком долго… на него… на него? Гэвин моргнул, вдруг осознавая, что это не его мысли, что в голове завелся чужак — или он завелся в голове чужака, и в тот же самый миг золотые глаза Коннора окончательно побагровели, а улыбка превратилась в оскал. Он толкнул Гэвина в грудь: когти прорвали кожу, удар был такой силы, что Гэвин упал… В черноту. И резко сел в кровати. Утренний свет пробивался сквозь окно — на улице было пасмурно, и несколько секунд Гэвин еще слышал шуршание листвы, чувствовал запах железа и… — Аконит, — сказал он, поворачивая голову. Сон не спешил отпускать, цепляясь за кожу, волосы, язык. Затылок горел. — Да, — Ричард лежал на боку, подперев голову рукой, слишком расслабленный для тех чувств, что охватили Гэвина, — запомни это. Он глядел только на Коннора, и тот глядел на него, и пальцы Ричарда на щеке Коннора смотрелись совсем не по-братски, вот только Гэвин все никак не мог найти внутри себя ужаса и отвращения. Луна все еще жглась внутри его вен, красная и тяжелая, и ее свет перекрывал дневной, придавал всему ощущение искусственности и странности. Как во сне. Гэвин чувствовал одновременно и собственную неуместность, и странную интимность, сопричастность. С трудом оторвавшись от стройного тела Ричарда, Гэвин откашлялся. — Как вы смеете осквернять мой девственный матрас? — брякнул он первое, что пришло в голову. Коннор перевел на него взгляд — карие глаза казались безмятежными. — Так и знал, что ты девственник. До Гэвина даже не сразу дошел смысл слов — слава всем богам, иначе он бы покраснел! — А я ведь надеялся, что за ночь вы опять поменялись, — пробормотал он, спешно выбираясь из постели и стараясь не замечать, как Коннор Хейл следит за ним слишком уж внимательным взглядом. — Ну типа ты станешь милахой, а твой братец скучным ботаном. Они были такие… открытые, ни крупицы смущения, что они практически голые в комнате малознакомого парня, лапают друг друга. — Я и есть милаха, — возразил Коннор, улыбка появилась в уголках его губ — будто Гэвин и так мог не пялиться на них! — а вот Ричи, конечно, гораздо более сложная личность. «Сложная личность» запустил брату пальцы в волосы — обыденным и от этого еще более волнующим жестом. — Когда пройдет действие, — Гэвину снова пришлось откашляться, так сильно пересохло в горле, — когда перестанут действовать эти твои галлюцинации? Я не хочу знать крокодила так близко. Это было задумано как укол или даже удар, — но Ричард только ухмыльнулся. — Ну да? — Ложь, ложь, — произнес Коннор одними губами. И что ж, Гэвин готов был признаться хотя бы себе — и никогда вслух! — это действительно была ложь.