Хаски, Крокодил и Гэвин Рид

Не то чтобы в свете последних событий прогулка в осеннем лесу была хорошей идеей. Эта трезвая мысль пришла Гэвину в голову ровно в тот момент, как деревья сомкнулись над его головой — до этого как будто что-то толкало его на улицу и дальше в лес. По всей видимости, это что-то было идиотизмом, потому что никакой другой причины для, собственно, идиотизма быть не могло. Сейчас совершенно не получалось считать, что злобные оборотни — плод его воображения. Спешно пошарив по карманам, Гэвин достал баллон, который ему сунул Ричард, открыл крышку и снова понюхал содержимое. То ли правда слегка отдавало мятой, то ли ему мерещилось от нервов, то ли верить хотелось, что там что-то есть — но он щедро облил одежду содержимым баллона, на всякий случай попшикал сверху на волосы, чувствуя себя как в рекламе «Олд спайс». Мысль, что содержимое может быть ядовито, пришла с серьезным запозданием. У него точно плохо с головой. Потоптавшись на месте, Гэвин сглотнул — отчего-то возникло чувство, что кровожадный оборотень наблюдает за ним прямо сейчас и только и ждет шанса выскочить из ниоткуда… А впрочем, зачем оборотню шанс? Он и так может выскочить. Некстати вспомнилось, как Коннор Хейл едва не опрокинул здоровенный стол. И как у него светились глаза. И что со столешницей сделали его когти… И какие у него губы… Гэвин помотал головой — не в губах дело. В мыслях он вернулся к когтям и попытался ухватить что-то, что и привело его сюда (да, да, кроме губ Коннора Хейла, разумеется). Расспросы Хэнка, вот что было странным. Расспросы — и его живой интерес к Коннору. Шериф знает, что Аманда распускает руки, и вдруг эта психопатка что-то сделает ему за попытки защитить от нее племянника? Хэнк явно настроен вмешаться — теперь, когда их дядя пропал. И знают ли они, что их дядя пропал? Что-то не похоже было, что их беспокоит дядя, а значит — что, полиция скрыла исчезновение? Но зачем? Гэвин потер виски и неудачно треснул себя баллоном по лбу: тот был холодный, и твердый, и черт, еще не хватало разбить себе голову! Выругавшись, Гэвин сунул баллон себе в карман и почесал лоб. Да, может, он и поступал глупо, но поговорить с Хейлами все же стоило — и вряд ли его реально съедят. Коннор вроде говорил, что людей они не едят… Вроде. Об истинных причинах своего любопытства Гэвин предпочитал не задумываться. Стоит ли просто заорать «Ричард Хейл!» и подождать, пока кто-то услышит его своим якобы оборотническим слухом? Конечно, не хотелось бы, чтобы этим кем-то была милая тетушка братьев. Тяжело вздохнув и еще разик пожалев о собственной дурости, Гэвин двинулся в обход кладбища — сзади оно растворялось в лесу, и последние могилы уже прятались между деревьев. Луна светила слишком ярко, резала глаза, могильные камни поблескивали, и Гэвин чувствовал себя как в фильме по роману Кинга — но настоящий страх не наступал. Возможно, его мозг пока все еще не смог осознать реальность сверхъестественного? Или желание предупредить Коннора о таком живом интересе полиции перевешивало? Но что ему этот Коннор, как бы классно он ни целовался, и его угрюмый брат? Гэвин совершенно случайно оказался замешан в их дела, он действительно не знает всего, а продолжает лезть и лезть с непонятным для себя самого упорством. Впереди показалась полуразрушенная арка — хрен знает, разрушилась она от времени или была построена уже такой, чтобы изобразить суетность жизни и прочие готично-романтичные идеи. За кладбищем она смотрелась на удивление уместно, даже мороз по коже пробрал. Гэвин резко остановился, услышав звук. Будто что-то всхлипнуло в глубине леса, а может, это был приглушенный голос, а может… А может, просто ветер или падающий с дерева лист. Гэвин вздохнул несколько раз, поджидая, пока успокоится пульс — черт, да он весь на нервах с этими приключениями! — снова двинулся вперед. Прошел через арку, и деревья сомкнулись у него над головой: стало темно, только бледный свет луны просачивался через кроны клочками и обрывками. В этой черно-белой пестроте никак не получалось проморгаться и приспособиться, чтобы хоть что-то различать. Мда, оборотни оборотнями, но была же еще опасность споткнуться о корень и сломать ногу или провалиться в овраг — и сломать ногу, — или напороться на какой-нибудь сук… На голову Гэвину посыпалась труха. Он взмахнул рукой, стряхивая листья и кусочки коры, задрал голову, пытаясь разглядеть среди веток сам не зная что. Белка или спящая птица? Или дерево просто в этот момент решило избавиться от балласта? Но давящее чувство, что за ним кто-то следит, и не думало отступать, и царапины на шее снова стали ныть. Чертов Ричард Хейл! — Ричард? — позвал Гэвин тихо — и сцепил зубы. В тишине собственный голос показался каким-то жалобным и даже детским. Словно ему вдруг стало страшно. Ага, как же. — Ричард? — уже более уверенно сказал он. Может, все-таки стоит заорать? Но они вообще могут быть дома — и эта внезапная мысль поразила Гэвина как молнией — смотреть телек, делать уроки на завтра. С чего он взял, что они сейчас шляются по лесу и завывают на луну, как карикатурные оборотни из кино? Только с того, что у него какое-то мутное предчувствие? В лесу, к слову, никто и не выл. Листья снова посыпались Гэвину на голову, за шиворот, и тот замер в остром ощущении опасности. Если в лесу никто не воет — подумал он вдруг, — то ведь это еще не значит, что в нем нет волков. Гэвин попятился, стараясь все же ни обо что не споткнуться, но между деревьями как будто стало темнее, и каждый звук заставлял его нервы натягиваться. Он засмеялся себе под нос, потому что ну с какой стати он себя накручивает, но странный хруст за спиной вынудил его резко обернуться: собственное грохочущее в ушах сердце на мгновение заглушило вообще все хрусты, — и тут же едва не треснуться об торчащий сук затылком. Ветки дернули за волосы, Гэвин отпрянул, не обнаруживая за спиной ничего угрожающего. Черт, черт, он точно свихнулся, и ему мерещатся призраки. Глубоко вдохнув, он задержал дыхание, прижал руку к груди, чтобы успокоиться. Никого он тут не найдет, все нормальные люди (и оборотни) сидят дома, только Гэвин шляется как придурок по лесу, и пора баиньки, а ведь завтра в школу… Выдохнув, Гэвин повернулся — и не сдержал вопля, когда подсвеченная лунным светом фигура выросла прямо перед ним, и серьезно, в первую секунду ему показалось, что это самое настоящее привидение. — Ричард? — выпалил он, пошатываясь от облегчения и тут же чувствуя, как начинают гореть щеки. — Твою мать, какого хрена ты подкрадываешься?.. Он осекся, глотая слова, потому что Ричард выглядел странно. Начать с того, что он был полуголый: расстегнутые джинсы интригующе сползали с бедер, и Гэвин на пару (или не пару) секунд залип на его обнаженном торсе, вернулся взглядом к лицу. Пронзительно синие, фосфорные глаза следили за каждым его движением. И Ричард молчал. Он стоял неподвижный, как змея, и сверлил Гэвина взглядом с непонятным выражением. — Ричард? — начал Гэвин, которого снова пробрало до мурашек. — Чего это ты… Ричард сделал бросок вперед — такой стремительный, что Гэвин не успел даже отшатнуться, — и схватил Гэвина за подбородок, и его синие глаза оказались совсем рядом, так близко, что Гэвин увидел в них отражение луны. Он дернулся, но что-то острое царапнуло щеки, и это когти, сообразил он, это чертовы когти, которые уже один раз проделали в нем дырки. — Ты свихнулся? — пробормотал он, потому что вот еще, бояться. Если пнуть его, он выпустит? Ричард улыбнулся, и Гэвин залип на его клыках. Длиннющих таких и весьма острых на вид клыках. Гэвин попятился, потому что хрен он позволит так себя хватать, но Ричард тут же вцепился в его руку. А потом он потянулся и прижался носом к шее Гэвина, и хотел бы тот сказать, что это стремно… ладно, окей, окей, это было стремно, но не только стремно… Улыбка Ричарда стала шире. — Пойдешь со мной, — сообщил он, — Рид. И ты приятно пахнешь. — Спасибо? — опешил Гэвин. И Рич потащил его за собой в глубину кустов. Гэвин вскрикнул, потому что земля буквально ушла у него из-под ног, а ветки бросились в лицо, но Ричард каким-то чудом умудрялся держать его на ногах и относительно ровно. — Эй! — заорал Гэвин, тормозя пятками и пытаясь вывернуться — он тут не мешок с картошкой, чтобы таскать его! — но Ричард даже внимания не обратил. Как… как будто Гэвин был именно что мешок с картошкой. Но сделать еще что-нибудь экстремальное, типа все же пнуть этого придурка от души, Гэвин не успел. Выскочив на небольшую прогалину, Ричард подтолкнул Гэвина вперед — на удивление без какой-либо грубости. Внезапно обхватил его за плечи, практически прижимаясь всем телом — и черт, кровь бросилась Гэвину в лицо, — прижался носом к щеке. — Смотри, что я принес, — прошептал Ричард. И Гэвин не сразу понял, что тот обращается ни к нему. Потому что кроме них двоих на поляне обнаружился Коннор Хейл. И… и ничего себе, успел подумать Гэвин, потому что кроме этого шока ничего на ум не шло. Ничего себе. Коннор стоял на поваленном стволе дерева, и пробивающийся сквозь кроны свет луны играл на его волосах, плечах, руках. Он был совершенно, абсолютно голый. Ни клочка одежды! — Нравится? — пробормотал Ричард, и теперь — кажется, он обращался к Гэвину, но у того все равно все слова застряли в горле. Коннор плавно шагнул по стволу, не сводя с Гэвина взгляда, и тот — тоже, в общем, не сводил, потому что кто бы смог отвернуться? Да, ему нравилось, еще как, и только маленький здравомыслящий Гэвин в глубине души попискивал, что все происходящее очень странно. И даже стремно. Пугающе. Снова коснувшись носом его щеки, Ричард обнял его сзади — руки сжались на талии Гэвина почти болезненно. Тот дернулся, высвобождаясь — в гробу он видел такие игры, — но Ричард моментально поймал его, снова удерживая на месте. Как кошка с мышью. — Что ты делаешь в нашем лесу? — спросил Коннор, делая еще один шаг. Выпрямившись в полный рост на этом дереве, он был жутковато-красивым, как будто ненастоящим, и никакие нападения на стол не готовили Гэвина к такому зрелищу. Только сейчас сверхъестественное по-настоящему начало доходить до него, настолько нереально город за деревьями — да отсюда даже шум редких машин было слышно — сочетался с этой луной, с наготой Коннора и зубастой усмешкой Ричарда, настолько резковато-плавными казались их движения и отрывистыми, какими-то сухими слова, которые они произносили. Будто цивилизованность просто приклеенная маска. Мимикрия под человека — да как такие сложные слова вообще возникали у Гэва в голове, когда вся кровь отлила? — С чего это ваш лес? — спросил он, вцепляясь в запястья Ричарда и отпихивая его, и ответная плотоядная улыбочка ничуть его не нервировала, ничуть! — Вы тут все деревья обметили, что ли? Звучало, конечно, по-дурацки, но зато разряжало атмосферу. Коннор сделал еще шаг вперед, рассматривая Гэвина оценивающе, и это был совсем не тот парень, который говорил с ним о комиксах. И даже не тот, что ночевал в его спальне. И даже не тот, кто едва не откусил ему лицо. Это было нечто совершенно иное — что прежде пряталось в теле Коннора. Его желтые глаза изучали Гэвина, будто пытались прочитать мысли у того в голове. Все рассказы про телепатию вдруг показались не такими уж байками. Ричард прижался носом к его затылку, и Гэвин вздрогнул. Не от страха. — Это наш лес, лес Хейлов, — наконец сказал Коннор, слова словно с трудом помещались у него во рту, — в полнолуние сюда лучше не ходить, это может быть опасно. — И дай угадаю, самое опасное место леса как раз тут? — нашел в себе силы Гэвин. Сложновато соображать, когда тебя обнимает кто-то вроде Ричарда Хейла. Коннор улыбнулся — его губы растянулись, и кончики клыков показались из-под губы, такие блестящие, что Гэвину вдруг захотелось их потрогать. Хотя идея — определенно — была не очень умной. — Соображаешь, Гэвин Рид, — прошептал Коннор. Он наконец ступил на землю, и теперь не нависал — но почему-то не казался менее угрожающим. Менее опасным. Гэвин глубоко вдохнул: луна слепила его, мысли путались, и здравый смысл путался где-то между этих вязких мыслей. — Мне все говорят, что я сообразительный, Хейл, — нашелся Гэвин, — значит, вы мне не рады? Черт его подбил это брякнуть — прозвучало на редкость двусмысленно (или, скорее, совсем не двусмысленно), но кто может остаться равнодушным, когда один сексуальный парень обнимает его и нюхает его шею, а второй расхаживает прямо перед глазами с голой задницей? И передними частями — тоже ничем не прикрытыми, и серьёзно, Гэвину стоило бы перестать пялиться на поджатый живот Хейла, и как темные волосы собираются в паху, и… И он, конечно, уже видел Ричарда в одних трусах — проклятье, эти трусы не так уж и многое скрывали, — но нагота Коннора ошеломляла. Тот вел себя так, будто это совершенно естественно — гулять по лесу голышом. Рич громко хмыкнул. — Мы тебе рады, — сказал он низким голосом, и что именно он имеет в виду, понять было невозможно. Может, рады сожрать. — Итак, что же ты все-таки тут делаешь, Гэвин? — повторил Коннор, и его желтые глаза на миг затянули Гэвина в глубину, будто обладали какой-то магией, и тот словно бы выпал из тела, растворился в лунном свете, лесу и этом взгляде. — Что тебя привело в наш лес? Это звучало, как какая-то устоявшаяся, отрепетированная до автоматизма фраза, и Гэвин все никак не мог понять, какой ответ на нее будет правильным. — Луна, — сказал он. Коннор моргнул, и гипнотическая притягательность его взгляда потускнела. Он сделал шаг назад, разочарованный чем-то: сердце Гэвина всколыхнулось от внезапного огорчения, и руки Ричарда на талии показались вдруг не обнимающими, а сжимающими. Будто только что ему действительно были рады, но теперь этой радости больше нет. — Луна, — пробормотал Коннор, — это просто луна, Ричи. Разочарование на его диковатом лице можно было практически потрогать. Облизнув нижнюю губу (у Гэвина кровь отхлынула от головы), он снова поднял взгляд. — Тебе пора, — сказал он. Гэвин задержал дыхание — его что, прогоняют? Но… но он не мог уйти. Не теперь, когда его ноги — кажется — не способны были сделать ни единого шага прочь. — Я не хочу, — сказал он, голос прозвучал хриплым даже для его собственных ушей. Перспектива свалить вдруг подняла в его груди волну необычайной смелости, куража, и необходимость потрогать, попробовать эту ночь на вкус смыла все разумные соображения. Раскаленный шар в затылке растекался теплом по всему телу. Коннор наклонил голову, хмуря брови в недоумении. — Ты должен уйти, — повторил он жестко, беспрекословность тона отдалась в нервах Гэвина импульсом, чувствительным ударом, толкающим его прочь. Руки Ричарда дернулись, выпуская его, но Гэвин вцепился в запястья. Кожа под прикосновениями была такой горячей, и тело, прижимающееся к Гэвину сзади, вибрировало от энергии и жара, и даже ледяной — полный непонятной боли — взгляд Коннора не мог этого охладить. Нет, Гэвин не собирался уходить! Не верил он, что его на самом деле прогоняют, и Ричард даже не пытался высвободить руки — и то, что Гэвин задницей чувствовал в его джинсах, явно не было равнодушием. — Хочешь этого? — пробормотал Гэвин, разворачиваясь, заглядывая Ричарду в лицо. Тот перевел растерянный взгляд с брата на Гэвина, и его влажные губы, темный румянец на скулах, заметный даже в полумраке — все это гасило последние колебания, у Гэвина от просмотра порнухи никогда так не тряслись коленки и не кружилась голова, и любые намеки на неуверенность и сомнения при взгляде на это лицо улетучивались. Не выдержав, Гэвин потянулся к его губам — на него нашло какое-то помутнение, граничащее с сумасшествием. Он понял вдруг, что если сейчас же не поцелует Ричарда, то наверняка умрет, и его тут закопают, прямо на кладбище. Если не поймет, чем его губы отличаются от губ Коннора, то луна упадет на землю, прямо Гэвину на голову. Она как будто уже падала, приближаясь в огромных темных зрачках Ричарда, взрываясь, когда их губы наконец соприкоснулись. Они… они были такими мягкими, такими податливыми, и Гэвин провалился в поцелуй, теряя всякую связь с реальностью. Рот Ричарда охотно открылся под напором, впуская его язык, встречая собственным гибким и жадным языком, и пусть Гэвин не был таким уж опытным, как хотел показать, он точно знал — это один из лучших поцелуев в его жизни. Он застонал, прогибаясь, когда пальцы Ричарда сжали его бока, когда острые зубы прикусили его губу — кажется, царапая до крови, и бедра Ричарда вжались в его бедра, разгоняя волны удовольствия и слабости по всему телу. Проклятье, проклятье, если он сейчас… Ричард выпустил его, оторвал от себя, тяжело дыша, глотая воздух, безумие на его лице могло бы напугать Гэвина, если бы тот не был уже далеко за гранью страха и понимания реальности, и… Рычание врезалось в уши, лишь самую малость охлаждая пыл. — Коннор… — просипел Ричард. Вид у Коннора был ошеломленный, будто бы пьяный, и его одурманенные глаза следили за происходящим с вниманием примеривающегося к добыче хищника. Мороз прокатился у Гэвина по коже, и вместе с огненным шаром в животе ощущение было таким ярким, что он снова застонал. Его рука невольно скользнула по животу к поясу джинсов, и все мысли, что со стороны он смотрится глупо и смешно, как озабоченный подросток, улетучились окончательно. По Коннору не казалось, что ему смешно — или что он кого-то считает глупым. Взгляд Гэвина невольно — хотя кого тот обманывал! — спустился по его шее к груди с темными напрягшимися сосками, к животу и ниже, и господи, совершенно Коннору было не смешно. Его член налился кровью, и Гэвину вдруг так сильно захотелось потрогать его, взять в руки, что рот наполнился слюной, а пальцы сжались, и ладони Ричарда на спине совсем не придавали трезвости голове. И бедра Ричарда, прижавшиеся к его бедрам, тоже трезвости не добавляли. И… Шагнув в сторону, Коннор принялся обходить их, рассматривая придирчиво, как потенциальный обед. Наверное, это должно было навевать жути, но у Гэвина уже не осталось ни единой нервной клетки, способной испугаться, и все его переживания сконцентрировались на тесных джинсах, мешающих даже дышать. Совсем сейчас не казалась странной и эта встреча в лесу неподалеку от кладбища с голыми одноклассниками, и проникающий под кожу лунный свет, и то, что Гэвин сам готов выпрыгнуть из одежды, чтобы устроить что-то совершенно сумасшедшее с братьями-близнецами, и даже то, что еще днем он бы умер от смущения, потому что выпендриваться он мог сколько угодно, а на самом деле голого парня так близко и так бесстыдно не видел ни разу. Все, что доводилось испытывать — это тисканья друг у друга в штанах да взаимная дрочка, но судя по виду Коннора (и по жадным рукам Рича), братья давно уже такими невинными играми не баловались. Все было откровеннее некуда. И Гэвину все еще хотелось скинуть штаны. — Коннор, — сказал Ричард предостерегающе. Он шагнул вперед, вытягивая руку, едва заметно отстраняя Гэвина. Ладонь уперлась в грудь Коннора, словно пытаясь притормозить, но тот и не подумал останавливаться: скользнув вперед, он прижался щекой к щеке Ричарда, потерся, коснулся приоткрытым ртом. Влажный язык прошелся по щеке — неторопливо, завораживающе, и Гэвин невольно шагнул вперед, огибая Ричарда. Он тоже уже очень хотел что-нибудь облизать. Срочно. — Все еще хочешь прогнать меня из «вашего леса», Хейл? — прорычал он с внезапной злостью, — я тебе не нравлюсь? Может, это была и не злость вовсе. Никогда, в самом страшном сне Гэвин не мог представить такой откровенности — открытости. Чтобы он решился задать такой вопрос? Ни за что… Перспектива отказа и высмеивания почему-то перестала казаться опасной, куда опасней было бы сейчас уйти без ответа и даже без поцелуя. Коннор обогнул Ричарда одним движением, внезапно оказываясь близко-близко, и запоздало пришла мысль, что Гэвин может уйти не только без поцелуя, но и без головы — но эта мысль мелькнула и улетучилась, когда пальцы Коннора легли на его шею, приоткрытый рот коснулся его щеки, зубы прижались к коже. Он был таким горячим — невыносимо, и все же Гэвин не мог заставить себя отстраниться, даже если бы это означало сжечь себе лицо нахрен. Его распирали эмоции: тревога, злость, нереальность всего этого, мучительное любопытство. Даже ревность. Слишком много, и если Хейл и правда хотел его выгнать, то Гэвин собирался хотя бы получить ответ. Коннор шагнул назад, в его глазах — поразительно холодных по сравнению с горячей кожей — будто бы не было ничего человеческого, только расчетливая целеустремленность охотника. Прикусив красную нижнюю губу, он перевел взгляд на Ричарда, и напряженность слегка померкла, подугасла. — Ты обещал позаботиться обо мне, — прошептал он, — не дать мне делать глупостей. Ричард облизнулся, глаза горели уверенностью. Его ладонь скользнула по спине Коннора, спустилась на ягодицы, сжала — член Гэвина дернулся так сильно, что живот свело, — притискивая Коннора к Ричу, пока их рты столкнулись, стремительно доводя Гэвина до оргазма одним только зрелищем. Он никогда не думал, что его будет вставлять от жгучего чувства ревности, но после того, как у него вообще встало на близнецов, удивляться было поздно. Сжав кулаки, он отступил, стараясь взять себя под контроль: принять отказ и этот откровенный посыл, и что — на самом деле — на него нашло? — Я забочусь, — выдохнул Ричи, выдирая себя из объятий с видимым трудом. Он перевел взгляд на Гэвина, и в его глазах тот увидел тот самый огонь, от которого горела кожа Коннора. — Ты хочешь остаться? Странный, какой-то дикий вопрос — но Гэвину сейчас ничего уже не казалось странным. Конечно, он хотел остаться, у него в штанах происходило стихийное бедствие, а шум крови в голове заглушал и звуки леса, и собственное рваное дыхание. Он чертовски хотел остаться! Он, проклятье, задолбался уже пытаться думать, когда перед ним расхаживают голые красивые парни. Так что пора было перестать колебаться и наматывать сопли на кулак, пока его и правда не отправили домой… Решительно отбросив переживания и сомнения, Гэвин схватил Коннора за предплечье, дергая к себе. — Не откуси мне лицо, Хейл, — предупредил он, глядя прямо в эти желтые глаза, вздрагивая, когда рука Ричарда легла ему на талию, — я им дорожу. Он и сам не мог бы сказать, откуда взялась вся эта дерзость — нет, не в смысле грубостей в лицо опасности, с этим у Гэвина всегда все было хорошо (или плохо, как посмотреть). Но такие смелые подкаты были совсем не по его части. Раньше. Он тут же забыл об этом, потому что рот Коннора прижался к его губам — без намека на робость или деликатность. В нем не чувствовалось мягкого напора Ричарда, нет, он будто выиграл единственный поцелуй и теперь собирался получить от Гэвина все. У того потемнело в глазах, и дело точно было не в лесном мраке, а может, и не в кислороде вовсе, просто никогда прежде Гэвина не целовали так, словно он в шаге от исчезновения. Пояс брюк дернуло, и Гэвин застонал — громко — почувствовав пальцы Ричарда, тянущие молнию вниз. Пока язык Коннора жадно вталкивался в его рот, тесная ткань сначала сдавила многострадальный член Гэвина, вынуждая его шататься от взрывающихся в голове фейерверков, от огня в животе, — а затем сползла по бедрам, высвобождая его. Ладони Ричарда прошлись по животу, руки Коннора протиснулись под футболку, и черт, черт, это была долбаная эротическая мечта, этого не могло происходить в реальности… Ну и похер. Пальцы Ричарда обхватили его член, сжимая, вынуждая Гэвина замычать от пронизывающего позвоночник удовольствия, и если бы его не держали с двух сторон, он точно рухнул бы на землю. Не выдержав, он схватил Ричарда за запястье, чтобы тому не пришло в голову убрать руку, толкнулся неосознанно, и каждое движение сопровождалось таким кайфом, что колени затряслись. — Есть чем дорожить, — низким голосом произнес Коннор, отстраняясь, глядя Гэвину в глаза, и тот даже не понял сразу, о чем речь, так сильно стучал в ушах пульс. Коннор отступил, его прямой немигающий взгляд прибил Гэвина к месту крепче, чем сжавшиеся руки Ричарда — или это был не взгляд, просто Гэвин не смог бы сдвинуться с места на ватных ногах… — Все еще не хочешь пойти домой? — выдохнул Ричард ему в ухо — его дыхание было горячим и влажным, и еще пара таких слов, и Гэвин кончит, точно кончит, и все же где-то очень глубоко внутри вспыхнула искра гнева. — А что, тебе уже скучно? — огрызнулся он, поворачивая голову. — Я вот прекрасно провожу время, Хейл. И он снова толкнулся бедрами прямо в руку Ричарду, и ладно, Гэвин точно знал, что завтра наверняка умрет от смущения, но сейчас, ночью, в этих горячих объятиях для смущения не оставалось места. Ричард хмыкнул, и рука вдруг исчезла — бросила несчастный распаленный член Гэвина страдать в холоде и одиночестве, и не успел тот издать протестующий крик — какого черта?! — как Ричард развернул его за плечи и толкнул спиной вперед, едва не сбивая с ног. Шершавая кора впилась в спину между лопатками: Гэвин только сейчас сообразил, что его куртка успела куда-то деться, и хорошо бы не потеряться в лесу с концами, но любые размышления о куртке улетучились, стоило Коннору вжать его в чертово дерево. — Не думайте, что я девственник, — выпалил Гэвин, потому что показалось вдруг невероятно важным это сказать, — у меня был секс… Коннор прикусил кожу на его подбородке, пока его жадные пальцы обвивались вокруг члена Гэвина. — Конечно, — пробормотал он, и по тону не скажешь, всерьез или это был сарказм. Не то чтобы Гэвину реально было дело: не до обсуждения собственной гипотетической девственности, когда у вас уже все происходит и даже в самом разгаре, и совсем уж не до вообще каких-то обсуждений, когда парень типа Коннора Хейла облизывает тебе шею, пока его рука играет с твоим членом, и… Гэвин потерял связность мыслей. И футболку — она исчезла вслед за курткой, прохладный воздух коснулся кожи, но сейчас это было скорее облегчением, настолько Гэвину было жарко. Его штаны сползли до коленей, но даже смутная идея, как глупо он наверняка смотрелся со стороны, не могла отвлечь Гэвина от задачи куда важнее: толкаться бедрами в ловкую руку Коннора, пока его собственные руки шарят по чужой спине и заднице, и черт, Гэвин был так близок!.. Потянувшись, он нашел губы Коннора, торопясь с неряшливым и пылким поцелуем, попадая скорее в щеку, подбородок, наконец находя рот. Наверное, если бы какой-нибудь другой оборотень — злой и равнодушный к очевидной сексуальной привлекательности Гэвина — сейчас начал жрать того за задницу, Гэвин и не заметил бы, потерявшись в поцелуях и движениях рук. Коннор отодвинулся на мгновение, повернул лицо, встречая Ричарда поцелуем: тот облизнул его губы, всего на мгновение наваливаясь на Гэвина — и тут же отступая. Его глаза казались одурманенными, пьяными, и он — кажется — даже не моргал, наблюдая за происходящим со сверхъестественной жадностью. Его рука провела по груди, задержавшись на сосках (Гэвину пришлось зажмуриться, потому что смотреть было невозможно, но он тут же открыл глаза, потому что и не смотреть было невозможно), спустился ниже… Медленно, тщательно, с оттяжкой Ричард ласкал свой член, ладонь двигалась взад-вперед, влажная темная головка то почти скрывалась в ладони, то показывалась во всей красе, и его ритмичные движения так идеально совпадали с движениями Коннора, что Гэвин будто выпал из тела. Это все происходило не с ним. Не могло такого происходить в реальности. Застонав, он повернул голову, снова находя губами рот Коннора, горячий и жадный, кусая его губы, потому что сдерживаться уже было невозможно, дергая бедрами все сильнее и ненасытнее. Гэвину показалось вдруг, что он сам оборотень и вот-вот вылезет из шкуры следом за этой требовательной рукой и этими губами… Его мышцы сократились резко, с почти мучительной силой, проглядывающий сквозь ветви диск луны расплылся в одно огромное пятно, и его выкрутило таким сильным оргазмом, который Гэвин никогда прежде не испытывал — даже не знал, что такое возможно, даже… Его голова и тело взорвались. Кора под лопатками — первое, что он почувствовал спустя бесконечность, а потом раскаленные ладони на бедрах, а потом он сполз задницей прямо на холодную чертовски колючую траву, потому что ноги его нихрена не держали. — Нихера себе, — вместо нормального голоса вышел какой-то сип, но Гэвин не жаловался, нет, какой псих стал бы жаловаться, — я… Он посмотрел наверх, заглядывая в лицо Коннора — с искусанными губами и светящимися глазами тот был просто ходячий секс, и его член — Гэвин сглотнул — по-прежнему стоял торжественно и крепко, и когда Коннор обхватил его пальцами у основания, рот Гэвина наполнился слюной. — Дай мне, — просипел он. Он же не какой-то там засранец-футболист, чтобы не вернуть любезность? Вдруг… вдруг они решат, что он не то чтобы опытен и к тому же неблагодарный придурок?.. Нет, Гэвин сейчас был слишком мягким и расслабленным, чтобы париться. Обхватив пальцами поверх пальцев Коннора, он нажал, чувствуя, как Коннор вздрагивает. Провел по стволу до самой головки — в этом он чувствовал себя вполне уверенно, и судя по вздохам, получалось все отлично. Гэвин чувствовал себя будто бы пьяным, одурманенным, пока ласкал головку большим пальцем, обводил по кругу, двигал рукой. Снова застонав, Коннор качнулся вперед, упираясь в ствол дерева ладонями, и в любой другой момент скрежет процарапываемой коры нагнал бы на Гэвина жути, но теперь Гэвин даже пожалел, что только что кончил — это нереально заводило. Захотелось коснуться этой потрясной головки губами, облизать, посмотреть, что тогда будет… Вцепившись в бедро Коннора так сильно, что от пальцев наверняка должны были оставаться следы, Гэвин работал ладонью все быстрее, ему как никогда в жизни захотелось доставить кайф парню, на которого он со страшной силой запал. Занятие настолько поглотило его, что он пропустил момент, когда Коннор дернулся и попытался отстраниться, и следом на пальцы Гэвину брызнуло горячее семя. — Черт, — просипел тот — он так и не успел взять в рот, попробовать, каково это на вкус, и непонятно, будет ли следующий раз… Но он довел парня до оргазма одной рукой за пару минут. Это было охуенно. Гэвин ощущал себя секс-бомбой. Всякие посторонние мысли, которыми он наверняка начал бы париться в чуть менее безумной ситуации, сейчас упорно не лезли в его забитую ватой голову. Подняв взгляд, он пару секунд смотрел Коннору в глаза — прямо в его огромные зрачки, — в потом тот пошатнулся и тоже осел на землю напротив Гэвина. Мгновением позже рядом опустился Ричард, обхватывая плечи Коннора рукой, вжимая губы в его рот — с резкой, внезапной жадностью, от которой в животе Гэвина снова загоралось тяжелое пламя. Торопливый, голодный и почти жестокий, этот поцелуй волновал что-то настолько глубокое, что названия ему никак не находилось. Гэвин облизнул губы, вдруг чувствуя себя сторонним наблюдателем — но Ричард так же резко отстранился, его синий взгляд впился в глаза Гэвина с непонятной требовательностью, ожиданием. Гэвин успел увидеть, как Коннор наклонился, опуская голову, словно обессиленный — и в тот же миг Ричард подался вперед, хватая Гэвина за подбородок своими когтистыми пальцами. Их губы столкнулись. Вместе с неловкостью из головы Гэвина вылетело вообще все — невозможно думать, когда язык проталкивается тебе в рот так пылко и требовательно, и мгновение растянулось на целую вечность, и Гэвин наверняка успел бы еще раз кончить, если бы Ричард не выпустил его так же неожиданно, как схватил. Несколько секунд Гэвин слышал только свое тяжелое дыхание. Но постепенно в его уши начали просачиваться другие звуки: скрип ветвей, шелест травы. Земля под голой задницей была холодной и твердой, какие-то сучки царапали кожу и наверняка оставляли ссадины, и завтра тыльные части Гэвина наверняка будут выглядеть в зеркале так, словно их драли кошки. — Нам надо идти, — произнес Ричард в настороженной тишине, и сердце Гэвина успело дрогнуть и пропустить удар. Они уходят? Это… это все? Но… Ричард поднялся на ноги — быстро, пружинистым движением, — протянул руки Коннору, помогая ему встать. Повернулся к Гэвину, предлагая руку, и на его губах появилась слабая, но искренняя улыбка — и сердце Гэвина снова забилось быстро-быстро. — Куда? — спросил он, выпрямляясь и натягивая штаны — и стараясь не чувствовать неловкости, что было не так уж и просто — но не так уж сложно, учитывая наготу братьев. — К вам домой? Вот, он сказал это. Или… или стоило предложить пойти к нему? У него, в конце концов, есть запасной матрас. Ну, на случай если его койка окажется слишком мала для троих. Поражаясь, куда завели его мысли, Гэвин быстро опустил лицо и сделал вид, что все его внимание поглощено молнией на ширинке. Все это было для него слишком новым и выбивающим из колеи, а страх выставить себя дураком то отступал, то снова накатывал изо всех сил. — В наш лагерь, — сказал Ричард, и теперь он точно улыбался, и эта насмешливая, но не злая улыбка заставляла пальцы Гэвина зудеть: так хотелось ее потрогать. — У вас есть лагерь? Коннор обхватил Ричарда за талию, устраивая голову на его плече. Его все еще кажущееся диким и потусторонним лицо притягивало взгляд. — Да, Гэвин Рид, — и он улыбнулся — улыбкой совсем не такой добродушной, внушающей вместе с влечением и жаром смутную, пугающую тревогу. — Пойдешь? Вопрос прозвучал странно, и Гэвин с таким огромным трудом остановил машинальный ответ, что едва не прикусил язык. Пойдет ли он? Стоит ли ему? Или лучше остановиться прямо здесь и не бежать в темный лес, рискуя сломать шею в темноте и заблудиться? Он посмотрел в золотые глаза Коннора — нечитаемые, почти холодные, — и на его изогнутые губы, и попытался представить, как возвращается домой, а завтра они все делают вид, что ничего не произошло. Просто случайная страсть, эксперимент, разве это не нормально для подростков вроде них? У братьев явно куча проблем, и проблем серьезных, и Гэвин наверняка десятой части всего не знает. Кроме главного: кто-то может погибнуть. Кто-то может получить ужасные раны или пулю в лоб, и это не игра, не милый школьный роман, который вынудит тебя пролить горькие слезы. Но не пролить настоящую кровь. Разве он уже не получил все, что только можно захотеть от красивых, но слишком проблемных парней? Ни взгляд, ни улыбка Коннора не изменились ни на долю дюйма, но он словно видел все мысли у Гэвина в голове и в его душе, и он сделал шаг назад, выпуская Ричарда: один крошечный шажок, но пульс Гэвина вдруг подскочил в сотню, в миллион раз, и накативший страх вынудил его шагнуть следом. Он не может их отпустить и забыть обо всем. Не может. — Конечно, — с притворным легкомыслием сказал он, стараясь удержать прыгающее сердце в груди силой воли, — далеко идти?