Хаски, Крокодил и Гэвин Рид

Меньше всего на свете Гэвин ожидал увидеть нечто настолько нормальное, как палатка — яркий оранжевый купол задорно блестел под светом луны и казался нереальным на фоне этой новой сверхъестественной реальности. Рядом палаткой был сложен аккуратный очаг из кирпичей с газовой горелкой внутри, небольшой треногой, трехногими же туристическими табуреточками, и цивилизованность картинки заставила Гэвина рассмеяться. — У вас тут как будто пикник, — брякнул он, пока Ричард, присев у очага, зажигал горелку. Теплый оранжевый свет придал всему еще большее ощущение выезда на природу в скаутском лагере. Оставалось только достать зефирки и начать рассказывать страшные истории про волков-оборотней. В скаутском лагере Гэвин никогда не был, но представлял себе их досуг примерно как-то так. — А что ты себе навоображал? — Ричард поднял взгляд от огня. — Дай угадаю, какое-нибудь живописное логово с головами оленей и шкурами медведей, да? Ээээй, это было вполне справедливое предположение! Они же оборотни! — И с лужами застывшей крови, конечно, — Гэвин сделал вид, что не слышит хмыканье Коннора. Тот исчез в палатке, вылез наружу уже в штанах и футболке, и да, при себе у него была пачка зефира и большой фонарь — и он улыбнулся Гэвину, раскладывая одну из табуреток. Все эти простые действия, обыденность происходящего вдруг стали накатывать на Гэвина: будто он внезапно вынырнул из одной реальности, со сверхъестественным, телепатией и сексуальными оборотнями, в другую — с палаткой и школьниками. Хотя и сексуальными, этого не отнять. — Прости за это разочарование, — сказал Коннор смиренным тоном. — Наверняка впереди тебя ждет еще несколько. — То есть секса на медвежьей шкуре ждать не стоит? — ужаснулся Гэвин. — Если только у шерифа дома не завалялась медвежья шкура, — Коннор снова слазил в палатку и вернулся с аккуратно сложенным оранжевым пледом, который протянул Гэвину. Тот только сейчас понял, что действительно замерз. И это когда Ричард по-прежнему щеголял топлесс. И выглядел по-прежнему потрясающе. Гэвин прикусил губу, стараясь скрыть смущение. И они что теперь, встречаются? А с кем именно?.. Или это все вообще ничего не значит, просто такие вот у них оборотнические привычки, Гэвин тут совершенно ни при чем? Мысль была острая и внезапно обидная, хотя и походила на правду больше всего, и ведь именно сейчас он вдруг начал ощущать, что сексуальность тут совсем не главное. — Значит, ты комиксы не любишь? — спросил он неожиданно для себя самого. Но Рич как будто совсем не удивился вопросу. Разложив второй стульчик, он кивнул на него Гэвину, а сам уселся прямо на землю, скрестив ноги. Задница у него, видимо, вообще не мерзла, хотя Гэвин уже потихоньку начал остывать: горелка не то чтобы грела. — Я не знаю, что Коннор в них находит, — сказал Ричард, улыбаясь Гэвину, — может, меня просто ничего не зацепило. А ты, значит, тоже фанат? Треснула пачка — Коннор принялся доставать из пакета зефирины и насаживать на невесть откуда взятую палочку. В свете фонаря он больше не казался таким эфемерным, загадочно-опасным, и Гэвину вдруг ужасно захотелось обнять его. Обнять Ричарда. Может, даже поцеловать кого-то из них. После всего, что случилось, он почему-то начал испытывать неловкость, даже робость. Может, дело в том, что слова «отношения» или «встречаться» никто не произносил. — Ну, я бы себя не назвал фанатом, — нашелся он, заметив, что Ричард все еще ждет ответа. — Никаких там футболок с логотипами и все такое… — Только с пошлыми волками, — засмеялся Коннор. — Эй, это подарок Майки! — Кто такой Майки? — улыбка не исчезла с лица Коннора, но глаза стали серьезными. — Он был твоим парнем? Или до сих пор?.. Он резко замолчал, лицо вдруг на мгновение стало неуверенным и даже растерянным, но тут же вернулось к улыбке, пока Гэвин все еще осмыслял вопрос. Майки? Его парень? — Пф, ты что! — он даже и не знал, возмущаться или смеяться. — Да он вообще не в моем вкусе! Мы друзья, да я б никогда за ним не приударил, он придурок! И Гэвин махнул рукой, с ужасом ощущая, как к лицу приливает кровь. Наверное, слишком поздно было настаивать, что он гетеро и в жизни не засматривался на парней? Особенно — ради всего святого — на Майки! — Не в твоем вкусе? — Коннор сунул палочку с зефиринами в огонь, так старательно не глядя на Гэвина, что тот поерзал на неудобном стульчике, смущаясь все сильнее. — А что в твоем вкусе? Бам! Газовая горелка и плавящиеся на ней зефиринки вдруг показались Гэвину самой важной и увлекательной вещью на свете, просто глаз не отвести — хотя если кровь продолжит с такой скоростью приливать к его многострадальной голове, то он точно ослепнет. — Я… — в горле пересохло, и он откашлялся, — мне… Не мог же он сказать, что в его вкусе темноволосые близнецы-оборотни — черт, это даже звучало как-то жутко ванильно, словно он был угорающей по «Сумеркам» пятиклассницей, и ладно, хорошо, он признавал, что оборотни без майки были в «Сумерках» той самой штукой, привлекающей не только пятиклассниц, но… Черт. Черт… Рич внезапно схватил его за руку и потянул к себе, и мгновение спустя их губы прижимались друг к другу, и все сомнения и тревоги вдруг показались поверхностными и неважными. Не может быть, чтобы все это ничего не значило. Даже если поцелуй был коротким — слишком коротким. — Что теперь? — вот, он сказал это и даже не покраснел, и прозвучал совсем не как ванильная пятиклассница, а как крутой парень, будто занимался обсуждением отношений сто раз, не меньше. Будто для него совершенно банальными были все эти связи на одну ночь, кинковые тройнички и «дело не в тебе, дело во мне», и вообще, зефир (который ему протянул Коннор) гораздо интереснее всех этих соплей! — Мы поговорим завтра утром, — пообещал Ричард. Что? Почему не сегодня?.. Но спросить Гэвин не успел. Улыбнувшись, Ричард встал, глядя на Гэвина сверху вниз с непонятной требовательностью и в то же время теплом. — Ты согрелся? Гэвин заморгал от неожиданности: тема разговора менялась слишком быстро, а он и так осоловел от всего произошедшего, а сейчас наверняка была уже полночь, а… — А что? — нашелся он. Ричард наклонил голову, становясь вдруг похожим на любопытную собаку. Хаски. — Хотим тебе кое-что показать, — сказал он интригующим тоном, и волоски у Гэвина на затылке тут же стали дыбом, а взгляд невольно сполз по фигуре Ричи вниз, — кое-что новое, Рид, а не то, что ты уже рассмотрел! Гэвин закатил глаза — будто тут был повод для насмешек. Ну да, в штанах у Ричарда есть что посмотреть, кто откажется? Интересно — пришла мысль некстати, — а у него вообще были с кем-то отношения в школе? Клеились ли к нему парни? А девчонки? Гэвин был уверен, что к Коннору клеились — просто сто процентов. — От тебя пахнет ревностью, — заявил Коннор — без раздражения, с любопытством. Его желтые глаза встретили взгляд Гэвина прямо, без смущения, пока тот из последних сил старался не смутиться. Поднявшись на ноги одним стремительным движением, Коннор скользнул к границе круга света, на мгновение скрылся за деревьями и вновь возник, и нетерпеливая радость на его лице заставила сердце Гэвина подпрыгнуть. — Идем! Гэвин встал прежде, чем даже понял, что двигается: будто этот голос дергал его за одежду, за волосы. Может быть, дело было во всем, что произошло. Или в безумной, сказочной обстановке ночного леса. Или в луне. Или в том, что Ричи на мгновение прижал ладони к его спине, и тепло вынудило Гэвина шагнуть вперед, следом за Коннором. Наверное, когда настанет рассвет, а он проснется в своей постели от звонка будильника, чтобы идти в школу — тогда все это покажется странным сном, не более, или плодом воображения, или подростковым увлечением, которое дурманит голову и заставляет видеть то, чего нет. — Может, я и ревную, — выдохнул он, перебираясь через кусты, стараясь не отставать от Коннора — Рич шел сзади: наверное, боялся, что Гэвин потеряется или переломает себе конечности, но тот на удивление хорошо видел все в темноте. — С кем вы еще крутили? С кем-то из твоих друзей из спортивной команды? Или девушками?.. Коннор резко остановился, оборачиваясь, возмущение на его лице заставило Гэвина заткнуться: настолько оно было непритворное. Даже шокированное. — Ты что! — Ричард взял его за плечо, поворачивая к себе, — ты за кого нас принимаешь? Ну уж точно не за девственников. Гэвин вздохнул. — И что такого? — нет, он — конечно — понимал, что в общем представлении встречаться с братьями-близнецами, которые спят друг с другом, — это довольно извращенно, но привычки оборотней явно отличались от людей в этом отношении. — Скажешь, никто не захотел бы с тобой замутить? Или вот с ним? — и он кивнул на Коннора. — Как его там, Маркус? Глаза Ричи вспыхнули как бенгальские огни, а волосы встали дыбом, и будто эти самые огни вставили ему в задницу, но Коннор сухо засмеялся. — Не стоит упоминать при нем Маркуса, да еще и в полнолуние. — Это почему? — не понял Гэвин. — Потому что Рич ревнует, — пояснил Коннор охотно, и в его взгляде на Ричи на мгновение промелькнула самая настоящая кровожадность. Похоть, странная у подростка — и у Гэвина кровь тут же прилила к члену, отливая от головы. Не прибавляя ума. — Есть к чему ревновать? — этот Маркус был красивый, Гэвин помнил, хотя и видел его всего пару раз — почему-то показалось, что он во вкусе Коннора. Проклятье, у Гэвина скулы свело вдруг от этой идеи. Рич оскалился на него, отступая на пару шагов. — Мы никогда ни с кем не были, — сказал он негромко — и добавил, пока Гэвин осмыслял эту ошеломительную новость: — У нас так не принято, у оборотней бывают только серьезные отношения. Но ты посмотришь, как он разговаривает с Манфредом, и попробуй тогда не ревновать. Коннор скользнул вперед со стремительностью пули, хватая его за шею, дергая к себе. Когти выдвинулись, не прокалывая кожу — но сердце Гэвина подпрыгнуло буквально в самое гордо. Понять бы еще, от страха или возбуждения. Хотя кого он обманывает? — Обвинишь меня, Ричард? — прошептал Коннор, зубы в его приоткрытом рту казались острыми и блестящими, как бритвы. — В измене? Ричард растянул губы в стороны, отвечая на улыбку, и смесь эмоций на его лице приводила Гэвина в замешательство: будто он никак не мог выбрать между тем, чтобы повилять хвостом и во всем раскаяться — и понарываться от души. У Гэвин самого в ушах зашумело от желания понарываться от души. — Нет, — сказал Ричард наконец, — только в легкомысленном поведении. Ох… Он заткнулся, потому что Коннор прижался губами к его шее, и запрокинул голову, глаза из-под ресниц казались пронзительно-голубыми, расчетливыми и одурманенными одновременно, и даже в полумраке Гэвин видел пульс на его шее — торопливый под губами Коннора. Черт. Глотнув воздуха, Гэвин невольно схватился за пояс джинсов, так сильно у него от возбуждения закружилась голова. Черт. — Идем, — скомандовал Коннор, отстраняясь, отдирая себя от Ричи, — скорее, а то луна сядет. И он снова нырнул в темноту, и если напоследок Гэвин успел увидеть улыбку у него на губах, то это могло быть обманом зрения. — Расскажешь мне про этого Маркуса, — решил он, заставляя себя сдвинуться с места (ноги были словно ватные), — потом. Сверкнув глазами, Рич кивнул, словно только рад был поделиться с Гэвином своим возмущением. Судя по бугру на джинсах, он и не только возмущением готов был поделиться, и серьезно, не так уж Гэвин хотел гулять, в палатке сейчас было бы очень круто и уютно… Схватив его за руку, Рич потянул за собой, прямо в темноту. Деревья сжимались вокруг, но Гэвину не было жутко — лес казался сейчас приятным, дружелюбным, словно он тут не был чужаком и нарушителем, и даже прохладный ночной воздух не бесил. Впереди показался просвет, и минуту спустя Рич вытащил Гэвина на открытое пространство. — Вау, — ахнул Гэвин. Это было что-то вроде утеса: вершина холма, с одной стороны подпертая лесом, с другой резко спускающаяся вниз и влево, уходящая в темноту. А спереди площадка обрывалась широким языком, нависающим над склоном и вершинами деревьев, огнями города и огромным темным пространством. Огромная белая луна заливала все ярким светом, и на несколько секунд Гэвин ослеп, только взглянув на нее. Коннор застыл на краю обрыва, высокий и стройный, неподвижный, и в бледном свете его лицо было почти торжествующим. Будто ему очень хотелось, чтобы Гэвин оценил и вид, и его, и это полнолуние. — Тебе нравится? — Рич тоже подошел к краю, заглянул вниз, засовывая руки в карманы, но тут же отступил. — Гэвин? Это было охрененно — серьезно, Гэвин в жизни не видел ничего подобного, будто зрелище выскочило прямиком из какого-нибудь комикса про готические времена, загадочное и волшебное, и вот-вот раздастся вой, а из зарослей выскочит либо монстр, либо прекрасная призрачная дева, либо толпа крестьян с факелами… Приблизившись, он обнял Ричарда за талию, впитывая зрелище — когда еще он увидит что-то подобное? Царапины на шее больше не болели, теперь они как будто вибрировали и дергали, отзываясь во всех мышцах и нервах, и возбуждение Гэвина с каждой секундой словно становилось все сильнее. Он… он буквально уже не мог выдерживать этого жара. Потянувшись, он прижался губами к щеке Ричарда, его подбородку, к его приоткрытому рту с мягкими горячими губами, серьезно, теперь, когда Гэвин распробовал, думать о чем-то другом было невозможно — не тогда, когда эти губы так близко. Пиздец, кажется, он пропал — и как он объяснит дяде, что встречается с двумя братьями? В сердце кольнуло: ему по-прежнему никто не предлагал встречаться… Но ведь Рич сказал, что у оборотней все строго? Что никто не стал бы к нему подкатывать, если бы не хотел встречаться? Еще Рич, кстати, что-то там про дружков Коннора говорил… Ричард прикусил его за губу, выдергивая из суматошных размышлений. — У тебя щетина, Рид, — усмехнулся он. Гэвин потер щеку — и правда, за день щетина отросла и теперь царапала пальцы. Пока борода росла жалобными пучками, но в своих мечтах Гэвин нередко воображал себя в кожаной куртке, на крутом мотоцикле и повидавшем жизни парнем с бородой и шрамом на носу. Почему именно на носу, Гэвин сказать не мог. — Зато у тебя все гладко, — сказал он, — я вообще всегда считал, что оборотни должны быть типа более волосатыми. Рич задрал брови насмешливо. Секунду он смотрел на Гэвина, прищурившись и словно что-то задумав… — Боже, — отшатнулся Гэвин — и заржал, рассмешенный собственным испугом. Лицо Ричарда, внезапно покрывшееся шерстью, моментально вернулось к своему милейшему человеческому виду. — Хейл, боже! Ты видел? Он обернулся к Коннору, наблюдающему за ними со стороны. Он казался каким-то немного отстраненным, недосягаемым в лунном свете, и Гэвину вдруг безо всякой причины захотелось упасть на колени и сделать что-нибудь экстремальное — отсосать ему, например… Хотя когда видишь такого парня, любые порывы появляются нихрена не «без причины». — О, я вам не мешаю? — спросил Коннор легкомысленно, хотя микроскопический оттенок напряжения в голосе заставлял волосы на затылке у Гэвина вставать дыбом, и вовсе не от страха, — вы так друг друга трогаете, что неловко смотреть. Руки Ричи на талии Гэвина сжались, а царапины на шее дернуло будто бы огнем. Сердце Гэвина застучало как бешеное. — Тебе хочется, чтобы я потрогал тебя? — он понизил голос, и сам себе вдруг показался роковым соблазнителем, потому что Коннор был охуенным красавчиком, и оборотнем, и явно популярным парнем, и у него точно был секс до Гэвина — и при этом в его взгляде Гэвин видел нечто почти неуверенное. Нечто, что говорило — он волнуется. Волнуется из-за Гэвина. Расправив плечи (изо всех сил изображая, что знает, что делает, черт, черт), Гэвин преодолел расстояние между ними. Его ладони легли на бедра Коннора — шершавая джинсовая ткань казалась слишком грубой, хотелось немедленно убрать ее подальше и облапать задницу Коннора обеими руками. — Так хочешь? — спросил он настойчиво — сам не в состоянии сказать, откуда это желание добиться ответа. Коннор смотрел на него свысока, задрав подбородок, полуприкрытые ресницами глаза светились ровным холодным светом. Он вызывал странные чувства, не такие, как Рич: хотелось поцеловать его, и повалить на землю, и сказать что-нибудь остроумное и колкое. И заслужить ласковое слово. И — немного — развернуться и бежать как можно быстрее и как можно дальше. Они… они были такими разными, и Гэвин успел подумать со страхом, что не может же он начать влюбляться, не после пары дней знакомства, и что наверняка тут замешано какое-то колдовство, и что он взгляда оторвать не может от глаз Коннора, и что его губы — когда они целуются — уже совсем не кажутся такими жесткими и требовательными… И мир вдруг перевернулся с ног на голову — Гэвин треснулся задом, луна взорвалась в голове, он завопил, не сразу соображая, что это Коннор толкнул его, опрокидывая на землю… И только громкий хлопок вдруг резко привел Гэвина в себя: это был выстрел. В оглушительной трезвости и резкости окружающего мира он увидел, как Рич исчезает за краем обрыва так моментально, что его силуэт еще секунду стоял у Гэвина в глазах, и реальность происходящего доходила с задержкой. — Рич! — проскрипел Гэвин, поднимаясь на четвереньки. Трава у его упирающихся в землю ладоней взорвалась, холодные ошметки ударили в лицо, оглушая, но он все равно вскочил на ноги, потому что в них стреляли, какого хрена! Ричард! Коннор толкнул его в плечо, оттесняя к краю обрыва: чистая паника на его лице едва не заставила Гэвина заорать, но тот даже не успел додумать мысль до конца — пуля вновь воткнулась в землю рядом, будто Гэвин стал вдруг сам видеть и чувствовать не хуже оборотней, Коннор вскрикнул, и этот звук буквально остановил кровь у Гэвина в жилах. А следом Коннор обхватил его и толкнул, опрокидывая с обрыва в темноту.