folklore

В столице было… непривычно. Еще издали Лара заприметила длинные безжизненные трубы, устремленные в низкие тучи в небе ее промышленного района. Надорванным частоколом они вздымали в непроглядную высь серые сырые бока, изрыгали тяжелые облака белого дыма, растворяясь макушками где-то там, далеко-далеко. За невзрачными глухими стенами стыдливо прятались громоздкие коробки заводов и фабрик. Жизнь там не затихала ни на минуту, пульсировала в тягучем воздухе, оседала неприятным привкусом на кончике языка, проникала в легкие производственной пылью. Лара подумала о работающих там людях и слегка нахмурилась. В ее Городе всё было иначе, в ее Городе жизнь на заводах оплетала кирпичные стены зеленью, пробивалась крохотными ростками сквозь камень и цемент, расцветала тонкими деревцами по крышам… В ее Городе, таком молодом и старом одновременно, заводы, кажется, не работали никогда. Лара вспомнила, как когда-то – так, казалось, недавно – совсем еще девчонкой бегала по широким площадкам, пустым цехам и захламленным крышам, как пряталась от мальчишек за исполинскими механизмами, казавшимися тогда диковинными чудищами из сказок и степных легенд. С мальчишками. И с ним. Конечно, и с ним. Думать об Артемии тоже было непривычно. Иногда Лара вспоминала его широкую улыбку и громкий смех, теплые мозолистые ладони, выразительные, чуть по-степному раскосые глаза, и от этого сердце невольно заходилось в трепетном, нежном волнении. Иногда Артемий присылал письма – не лично ей, нет, скорее как-то всем сразу, - но даже и так Лара не могла сдержать счастливой улыбки. Шли месяцы с его отъезда, письма тускнели и приходили всё реже и реже, Гриф разругался со Стахом, отец мрачнел, читая свою корреспонденцию, жаловался на волнения в армии и чаще уезжал в ставку, оставляя дочь в глухом одиночестве большого дома и Города. Лишь невесомое, сладкое чувство, поселившееся под сердцем, кажется, настоящую вечность назад, оставалось неизменным, крепло, вплетаясь в нутро. Шли годы, и Лара осознавала, что любит Артемия. С грустными мыслями о том, что это, наверное, не очень взаимно, Лара проехала промышленный район, трущобы, проводила полуосознанным взглядом бледные каменные дома в несколько этажей. Это ее первое самостоятельное путешествие в столицу, немного спонтанное, неожиданное. Лара рассказала о своем отъезде Стаху за вечерним чаем, но едва ли получила одобрение. Мужчина лишь хмурился, говорил что-то о том, что столица уже забрала у них одного, что ей не стоит ехать одной, без отца, что это плохая идея, что… Обычно несловоохотный Стах проворчал полвечера и чуть успокоился только после того, как Лара согласилась привести ему что-то из этих его медицинских книг. Она мало понимала в этом, но зато, кажется, начинала неплохо понимать Стаха. Его мальчишеское волнение немного льстило ей. После того как Артемий уехал из Города, Стах остался для нее единственным близким другом. Он, конечно, тоже скучал, но его чувство имело иную природу. Тягучее, немного злое, непонимающее. Тоска Лары была более светлой и легкой: ведь Артемий вернется, обязательно вернется, а может быть даже что к ней. Мысль об этом приливала к щекам едва различимым румянцем и заставляла сердце немного ускорить ритм, но дышать становилось легче. Сиплый паровозный гудок вывел Лару из волнительного оцепенения. Люди вокруг нее в вагоне задвигались, разминая затекшие плечи и поправляя одежды, засобирались выходить, и девушка вдруг ощутила, как цепенеют руки и ноги, как иррациональный, неправильный страх сковывает всё ее нутро. Столица звала ее сотнями людских голосов, доносившихся через окна и двери, скрипом натруженных колес и треском досок, порывами ветра, стуком каблуков о дорожные камни… Столица звала ее мечты и надежды, запертые глубоко-глубоко в сердце. Лара ехала за Артемием, сама того не осознавая до конца, но когда эта мысль вспыхнула в сознании дьявольски-манящим пламенем, девушка едва могла пошевелиться. А что… что, если она действительно встретит здесь того самого? Единственного? Артемия? Кто-то ненароком задел ее рукой, проходя мимо, и Ларе пришлось собрать все свое мужество в кулак, чтобы подняться с места. Ноги едва ее слушались, а в голове встревоженной раненой птицей пульсировало, что, Господи, всего пару десятков улиц отделяют ее от Артемия, что впервые за всё это время она ближе к нему, как, кажется, никогда ранее. Они виделись целую вечность назад, так же, на вокзале, он смущенно улыбался и обещал писать и приезжать иногда, она старалась не показывать, как ее разрывают отчаянные рыдания… Если бы Артемий знал, что Лара приедет в столицу, встретил бы он ее? Был бы он рад ее видеть? Был бы он?.. Кажется, она врезалась кому-то в спину. Человек впереди нее чуть дернулся вперед и резко обернулся, перехватывая ее запястье. Холодный взгляд его темных глаз действовал… отрезвляюще. Лара моргнула и глупо уставилась в лицо незнакомцу, стремительно выныривая из водоворота теней воспоминаний и желаний. Чужая ладонь сжимала ее запястье стальной хваткой, Лара чувствовала, как неприятная колющая боль растекается вверх по руке. С минуту они изучали друг друга. - Осторожнее, - в конце концов хмуро бросил мужчина, отпуская руку Лары. Девушка рефлекторно прижала руку к груди в защитном жесте. Место чужого прикосновения покраснело и пульсировало жаром. - Извин… - хотело было сказать она, но в этот момент ее шляпу подхватило ветром и унесло дальше по перрону. Лара ахнула, делая шаг вперед и сразу понимая, что по-хорошему ей не успеть, но мужчина оказался проворнее. Соскочив на перрон, он в два шага пересек расстояние до шляпы и спас ее от бесславной смерти под подошвами чужих сапог. Потом он вернулся и подал Ларе руку, в этот раз чтобы помочь. Девушка несмело посмотрела на него, но все же вложила свою ладонь в чужую. Его пальцы оказались теплее, чем она неосознанно ожидала. - Благодарю, - негромко проговорила она, принимая назад свою шляпу. Мужчина кивнул, в последний раз посмотрел на нее и, развернувшись, стремительно зашагал прочь. Выправка и походка выдавали в нем военного, да и такой острый, холодный взгляд Лара видела разве что у отца, когда тому приходили не самые приятные письма. Девушка рассеяно побрела вперед, к вокзалу. Об Артемии она больше не вспоминала. По крайней мере пока. Мысли вернулись, когда она сменила одежду и оказалась в самом сердце оживленной улицы. Мимо нее протекали десятки, сотни людей, лица сменялись так быстро, что она даже не успевала их различать. Иногда ей казалось, что она видит кого-то знакомого, но наваждение быстро проходило. И как же сильно ей хотелось, чтобы где-то здесь – совершенно случайно – оказался он. Это было ужасно глупое желание, но Лара знала, что она бессильна перед ним. Она шла вниз по широкой улице, смотрела на здания, какие и представить себе не могла, проходила мимо цветных витрин, ароматных лавочек с выпечкой, крохотных сквериков, миниатюрных церквушек… Улица казалась бесконечной, как бесконечны были блуждания среди разрозненных воспоминаниях в попытке понять, чем она была для Артемия. Другом, может быть, младшей сестрой, может быть?.. Он, конечно, заботился о ней. Выручал, приходил на помощь. Никогда не позволял Стаху обрабатывать ее царапины. Однажды они чуть не потерялись в Степи, и там, в океане душистой колючей травы, в коконе нескладной симфонии оглушитльно пронзительных цикад, в закупоренной черным небесным полотном банке, она начала понимать. Артемий крепко держал ее за руку, то ли боялся ее потерять, то ли потеряться сам, и идти в зыбкую неизвестность по звездам было… захватывающе. Он потом говорил, что впервые услышал Степь, счастливый такой, будто и не получил нагоняй от отца и вояки Равеля. Лара смотрела на него и сама улыбалась, улыбалась, улыбалась… Она думала, что в этом есть и ее заслуга. Кто-то, в конце концов, должен был угодить в передрягу, стать той метафорической принцессой в оконце. Девушка не могла знать это наверняка, но ведь если Артемий стал тем единственным принцем, то почему бы и она не… Наверное, им обоим стоило быть немного решительней. В книжной лавке она думала, читал ли Артемий те же книги, что она покупает. Наверное; иначе Стах бы не захотел их прочесть. Они все – во многом неосознанно – старались равняться на товарища, подражать ему. Стах учился у старика Исидора, вокруг Гифа сколотилась банда – совсем как они когда-то собрались вокруг Артемия, - и Ларе хотелось верить, что ей досталось сердце. В столице Лара видела Артемия практически везде – в парках, глухих переулках, на шумных проспектах. На белокаменной набережной он стоял у ограды и курил, глядя на низкие облака. В скверике в паре кварталов от места, где она остановилась, он сидел на скамейке и читал утреннюю газету. В необычных городских поездах, чьи рельсы прорезали столицу насквозь тугими железными лентами – трамваи, кажется, - он безвольно стоял, усталый, прислонившись лбом к мутному стеклу. Когда Лара впервые увидела его, то кинулась со всех ног, радостно крича, и ужасно зарделась, когда он оказывался совсем и не ее Артемием. Может быть, поэтому, когда, почти потеряв всякую надежду на случайную встречу, она увидела его на мосту, то замерла, чувствуя, как стремительно испаряется вся ее прежняя решимость. Это действительно был Артемий, но он был… другой. Повзрослевший, конечно, но все равно другой. Может быть, дело в усталом прищуре, окрепших руках, густых каштановых волосах взамен прежних растрепаны выгоревше-рыжих… Артемий стал мужчиной. И вовсе не ее мужчиной, убедилась Лара мгновением позже. Когда Артемий развернулся и посмотрел в ее сторону, сердце девушки пропустило удар и рухнуло в пятки. Она сделала несмелый шаг навстречу, чувствуя, что не может сдержать счастливой и глупой улыбки, далеко не самой обворожительной, но искренней, настоящей. Вот же он, самый настоящий, стоит перед ней, смотрит на нее. Сейчас он узнает ее. Он точно будет рад. Он… Он не смотрел на Лару. Молодая женщина быстро прошла мимо нее, слегка задев локтем и торопливо бросив что-то в извинение. Артемий улыбался, заприметив ее, подался на встречу и заключил в крепкие объятия. Женщина оставила на его губах легкий поцелуй, и в этот момент Лара почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она едва не выпустила из рук сумочку и лишь чудом чумела заставить себя развернуться и уйти. Она не видела перед собой ничего, несколько раз задевала прохожих, но это было не важно. Ничего не было важно. Она не была важна. Она не была нужна Артемию. Мысли метались в голове и отчаянно рвались наружу. То, что заставляло ее вставать по утрам, мириться с одиночеством, ждать и верить в неизвестность, оказалось песчаным замком, и стены его стремительно рушились под беспощадными черными волнами. Никогда в жизни она не чувствовала себя так глупо. Спустя какое-то время она поняла, что заблудилась, и это стало последним Рубиконом ее душевного покоя. Горькие, жестокие слезы навернулись на глаза и потекли по щекам, Лара больше не могла их сдержать да и не хотела. Она бесцельно брела по пустеющим улицам, кусая губы и сжимая кулаки в карманах пальто, иногда рефлективно утирала слезы платком. Внутри нее ширилась, наливаясь, черная рваная дыра там, где когда-то в трепетном волнении металось ее сердце, где она бережно хранила все общие воспоминания, где она любила и верила, что была любима. Лара далеко не сразу осознала, что кто-то подхватил ее под плечо, оттянул в сторону и настойчиво пытался привести в чувства. Чувство самосохранения, кажется, осталось в Городе, и ей нечего было сказать или сделать в свою защиту. Девушка сморгнула слезы и подняла взгляд, с удивлением понимая, что видит перед собой того же незнакомца, что спас ее шляпу. Сейчас у него были глаза человека, который ненавидит женские слезы. Лара резко вдохнула, задержала дыхание, тщетно пытаясь успокоиться, и медленно выдохнула. - Успокоилась? – глухо спросил незнакомец, крепко держа ее за плечи. Лара слабо кивнула. Он не особенно поверил, но, кажется, немного ослабил хватку. - Помощь нужна? Лара не знала, что должна ответить, и неопределенно качнула головой. По-хорошему, ей нужна помощь, но чем ей может помочь этот человек? Мужчина обреченно вздохнул. - Тебе есть куда идти? Лара утвердительно кинула. - Сама доберешься? Девушка помедлила и завертела головой. Она даже и не знала, где находится, но заплетающимся языком тихо назвала адрес. Мужчина нахмурился, проворчал что-то о том, что далековато ее занесло, но все же взял ее под руку. Его крепкая рука вселяла уверенность. К тому моменту, как они добрались, Лара практически успокоилась. Кажется, он спросил ее имя. Кажется, она даже сумела ответить. Кажется, он представился Александром. Об Артемии Лара больше не думала, а из столица уезжала с мыслями, что она тоже изменилась. Наверное, она должна была нанести себе эту рану, чтобы вырасти. Потом началась война.