Новые краски

— Юнги, я же сказал, что не пойду с вами пить! — бубнил Тэхен по телефону, задерживаясь в аудитории после пар. В гулкой тишине раздавался голос Кима преувеличенно громко. Тэхен попутно прорисовывал лицо главного героя своего комикса. Чонгук заглядывал ему через плечо и невольно подслушал разговор хена. Ким чувствовал тёплое дыхание младшего на шее и агрессивно старался не обращать внимание, чтобы не спугнуть момента. — А по какому поводу пьянка-то? — тем не менее спросил он. — У нас с Чимином годовщина отношений и поэтому у нас планируется вечеринка на троих человек, — шепелявил Юнги в трубку. — Ты и мы с Чимкой. Нам не нужен лишний шум. — Ясно. — Ну, а ты как? — Я-то в порядке. Рисую комикс. — Неужели ты послушал меня? — несказанно удивился Мин. — У тебя же это охерительно получается! — Спасибо, — ухмыльнулся Тэхен. — Передай привет Чиму. — Окей, — согласился Юнги. — Позже скину адрес свой. — Ладно, — Ким скинул вызов. Обращаясь к Чонгуку, он сказал: — Вот блин, сам хен хочет нас споить и сделать постоянными своими собутыльниками. — А хен, это… — Юнги. Такой с мятными волосами, — помог ему понять Тэхен. — Он парень моего лучшего бро Чимина и поэтому я только поэтому и познакомился с ним. — А, сообразил, — Чон, усмехаясь, показал свои кроличьи зубы. — Кстати, у тебя очень красивая улыбка, — мягко сказал Ким. — Такая яркая. Гук смутился, как ребёнок. — Я всегда стыжусь её. — И зря, — Тэхен накрыл холодную ладонь Чонгука своей. — Ещё у тебя ледяные руки. — Это у меня с детства так. Очень редко получается их согреть по-настоящему, — Чон опустил голову. — А как? — Вообще мне не особо нравятся прикосновения незнакомых — держания за руку и другое там. Иногда я просто прошу близких погреть мне руки и это работает — задержать ладони вместе некоторое время. Сейчас все мои остались в Пусане, а в столице родственников нет. Видишь, хен, какой я проблемный… — Хочешь, я буду греть твои руки? — тихо сказал Тэхен, будто не слыша его последнее предложение. — Хочу, — практически беззвучно проговорил тот. Ким взял получше его ладони в свои — крупные с длинными аккуратными пальцами. Чонгук смотрел на его аристократические руки и не понимал, почему он хочет доверять этому человеку. Тэхен не осуждал его, проникся его проблемами и постарался помочь. Чон ощущал почти физически, как он согревается не только ладонями хена, который бережно касается его выступающих вен, но и взглядом темно-карих глаз, цветом похожих, наверное, на какао. Ким участливо смотрел на него, и Гук даже смутился. — Тебе уже лучше? — бас ведущего любимого ютуб-канала ошеломил младшего. Он потрясенно поднял голову и похлопал ресницами. — У тебя так голос похож на одного блогера, прямо вообще, — сказал Чонгук. — А какого именно? — Того, который асмр снимает. — Ну… — Ким помолчал. — Может быть. Мало ли сколько людей обладает таким голосом. — Да, да… — рассеянно булькнул тот и замолчал. Ему было вполне комфортно в том положении, когда его держит за руки Тэхен и никак не комментирует всевозможные слабости. Чонгук и так всю жизнь считал себя уродом, который явно выбивается из общего количества. Все его существование было черно-белым, как и видение мира. Почему-то с Кимом ему было немного легче. Может быть потому, что он уже был в курсе его ситуации. Или потому, что не придавал значения и общался, как с нормальным. Честно говоря, Чонгук сам не смог бы объяснить. Его разрывали противоречивые чувства — благодарность и вина. Гук ощущал себя виновато по отношению к Тэхену. Зачем тот так заботится о нем? Неужели из жалости? И если нет, то почему? Нет слов, конечно, это приятно, если знаки внимания оказывают из искренних чувств. Но, а если нет, то наоборот, эта вынужденная любезность лишь оскорбляет. Чон виновато посмотрел на хена. Глаза стали влажными, в горле немного защипало. — Что такое? — наклонился к нему Тэхен. Тот опустил взгляд. — Хен… Прошу тебя, если тебе не хочется со мной возиться и всякое там… То не надо. Не стоит себя утруждать. — Чонгук, ты что такое говоришь? — встревожился Тэхен. — Я думал, что ты…ну…это… — замялся Чон. — Общаешься с таким, как я, просто из жалости…потому что я инвалид… Он ещё ниже опустил голову. Вид его был очень подавленный. — Так, дорогой мой, немедленно прекрати, — на полном серьёзе сказал Тэхен. — Если ты не перестанешь, то я на тебя крупно обижусь. Чонгук взглянул на хена. В его глазах ясно видно лёгкое недоверие вперемешку с вселенской тоской, и в них читалось: вот только умоляю, не обманывай меня… Тэхену стало ещё горше видеть такого Гука — потерянного, абсолютно беспомощного. Почему-то он напоминал ему только что вылупившегося птенчика. Маленький. Такой же слабый. Уязвимый. Хрупкий. Чонгук — тот человек, который воспринимает все близко к сердцу, особенно комментарии о своей необычной черте внешности и восприятия. Для него это — обременительная неполноценность. И у Тэхена отныне есть особая миссия. Помочь Чонгуку принять себя. Ему просто необходим кто-то рядом, кто подтолкнет. Подставит крепкое плечо. И Тэхен уверен, что у них — обязательно вместе — все получится. — Я вижу, ты не особо веришь. Но хотя бы послушай меня. — Ким пронзительно посмотрел Чонгуку в глаза. — Поверь мне, для меня ты стал действительно особенным. После этой реплики Тэхен был готов ударить себя желательно по голове. Потому что младший тоскливо хлюпнул носом. Вокруг зрачков вздулись малюсенькие капилляры. И Киму стало понятно, что тот еле держится, чтобы не заплакать. На лице Чонгука лежит отпечаток измученности. Видимо, он всю вчерашнюю ночь думал про их телефонный разговор. Прогонял через себя реакцию его, Тэхена. — Ты — настоящее открытие в моей жизни. Я встретил такого человека впервые — настолько солнечного, — Чонгук потрясенно смотрел на него. — Настолько отзывчивого. Признаться, по сравнению с тобой, я вообще на порядок ниже. Понимаешь, ты душевно прекрасен. И это гораздо важнее, по моему мнению. Что касается твоей особенности…хочешь, помогу тебе наполнить жизнь новыми красками? Ты мне небезразличен, Чонгук. И не смей думать, что это из жалости. Твои качества, как личности привлекли меня. После своего продолжительного монолога Тэхен почувствовал себя морально истощенным. Убеждать людей не так-то и легко. Этот процесс отнимает прорву жизненных сил и энергии, поэтому Тэхену было необходимо вздохнуть поглубже и привести мысли в порядок. В глазах Чонгука стало что-то проясняться. На самом деле, во время слов Тэхена все в нем переворачивалось. Чонгук с болезненной тщательностью искал подвох, ловушку. Он, конечно, доверял хену, но все же не подпустил его близко к себе, чтобы вести себя более свободно. Как и все особенные люди, он был чрезвычайно мнительным. Он постоянно сомневался, искал в простых вещах двойное дно. Чонгук считал, что в каждом явлении, слове, поступке есть то, что ему недоступно и постоянно находился в напряжённом состоянии: мало ли кто поймёт, что он не понимает, не знает. Тогда остаётся только два варианта — либо жестокие ранящие насмешки, либо оскорбляющая жалость из вежливости. Чон вообще хотел бы не выходить из дома. Но как же, кто послушает взрослого 18-летнего человека? Только не близкие, ага да. Семья настаивала, чтобы он поступил на экономику и смог обеспечить себя в будущем. Расчёт был ещё и на то, что незадачливый почти-студент найдёт себе девушку и желательно после университета женится. Несмотря на все аргументы в защиту заочного обучения, ему пришлось поступить. От армии его, в силу своего состояния, освободили, так что можно было учиться спокойно. Чонгук слыл в компании весёлым, юморным человеком, который порой переспрашивает цвета. Но никто не знал, что когда парень остаётся один, он садится в угол, подгинает колени к подбородку и тычется в них лбом, охватив себя руками. Он тяжело дышит, почти задыхается. С него с треском срывается фальшивка — маска улыбчивого кролика. Никому не интересно, что за ней изо всех сил прячется зажатый изъяном, задавленный своими же комплексами человек, который абсолютно не знает что будет, если он покажет свое настоящее лицо. Чонгуку настолько одиноко, что он не готов отпускать даже тех, с кем общался постольку-поскольку. Теперь вот перед ним сидит Тэхен. И говорит, что хочет с ним дружить, как бы глупо это ни было. Но сейчас им обоим простительно. Чонгук сам как ребёнок — доверчивый и ранимый. Тэхен уже давным-давно понял это. И кто знает, как он воспользуется им. Чонгуку уже давно некоторые люди рекомендовали сходить к психиатру полечиться, если настолько все плохо. Так вот Чон особенно остро ощущает, что его подозрительность не доведёт его до добра и он либо сойдёт совсем с ума, либо ситуация как-то изменится. Но Чонгуку кажется, что положение лживых масок и улыбок днем и страшного, разъедающего одиночества ночью останется его проклятием навсегда. Тем не менее, Тэхену хочется верить. Его взгляд чист и искренен. В нем даже такому эксперту, как Гук не удалось найти фальши. Да и как отыскать то, чего нет? Тэхен абсолютно серьёзен. Стоически выдерживает невидимый обязательный сканер гукова испытания на доверие. Проходит и постепенно подтачивает так заботливо построенный Чонгуком храм собственного бессилия, отсутствия всяких пресловутых перспектив. Чонгуку очень хочется с кем-то поделиться своими мыслями. Но не сразу, с налёта. А постепенно. Воспоминание пришло, он рассказал. Так будет лучше для них обоих — один будет освобождаться от груды сомнений и страхов, а второй, если ещё не убежит, не будет сражен наповал свалившимся обвалом серых глыб «повседневных мыслей Чон Чонгука». — Хорошо, я…рад, если ты будешь рядом, — проговорил ненатурально уверенно. Но гиперчувствительное к Чонгуку сердце Тэхена чётко услышало совсем другое — тоскливо и горько-безнадёжно: «Прошу, не бросай меня». Чонгук знал, что говорит не то, что чувствует, но очень надеялся, что хен поймёт его правильно, поэтому вложил в эту фразу все свои надежды. И Тэхен, уловив его посыл каким-то шестым чувством, говорит, мягко улыбаясь: — Я тоже очень рад. Чонгук впервые за долгое время облегченно выдыхает и изображает слабую ухмылку. Наконец-то и он сумел уловить двойное дно слов Тэхена. «Я никогда тебя не оставлю». Чонгук верит.