Ghost: A Romance in Six Seasons

Германн открывает глаза, разбуженный золотистыми лучами утреннего солнца. Птицы уже щебечут вовсю, в воздухе аромат жасмина и гиацинтов. Кровать, на которой он лежит, мягкая и пружинистая, одеяло теплое, несмотря на прохладу раннего утра. Утра, такого же, как каждое до него. Прекрасного, ласкового и идеального Но сегодня воздух кажется чуть-чуть другим. Германн переворачивается на спину и с наслаждением вдыхает полной грудью. Пахнет цветами и только что испеченным хлебом. Сторона кровати, на которой спал Ньют, холодная, и когда Германн двигается, сминая простыни, он чувствует его запах. Он садится и свешивает ноги с кровати, наслаждаясь тем, как легко и послушно двигается тело, свободное от боли. Германн спрыгивает с кровати — просто потому что может это сделать. Половицы под ногами теплые. Он подходит к двери, шаркая ногами по мягкому ковру, и открывает ее. Запах свежего хлеба здесь становится сильнее. Германн слышит, как внизу, на кухне, Ньют гремит посудой. Он кладет руку на перила и на цыпочках быстро спускается по лестнице, не в силах подавить улыбку. Ньют что-то напевает себе под нос, раскатывая тесто для следующего каравая, пока печется предыдущий. Окна широко распахнуты, так что цветы роз, растущих вдоль шпалер на стенах снаружи склоняются внутрь через подоконники, и их аромат смешивается с запахом хлеба. Ньют так увлечен готовкой, что не замечает Германна, тихо подходящего сзади, пока не становится слишком поздно. Германн крепко обнимает Ньюта, притягивая ближе к себе, покрывает его шею нежными ласковыми укусами. Ньют ойкает и вздрагивает, но почти сразу успокаивается и расслабляется в объятиях. — Утречка, — оглядывается он на Германна и улыбается ему. Ньют выглядит восхитительно, мука испачкала его шею и прилипла к кончику носа. От него пахнет тестом, свежим молоком, розами и солнцем. Германн наклоняется к нему, чтобы убедиться, что на вкус Ньют так же хорош, как внешне. М-м-м, даже лучше. Сладкий, как мед, свежий, как молоко. Ньют одобрительно хмыкает в ответ на поцелуй, и Германн отступает назад, пока не упирается в простой деревянный стол. Горячий и влажный язык Ньюта проскальзывает в его рот, уверенно и умело танцуя внутри. Германн залезает на стол, Ньют разворачивается в его руках и, найдя отличный угол, целует еще более страстно и энергично. Он толкает Германна на стол, и тот увлекает Ньюта за собой. На Ньюте из одежды только пижамные штаны, а на Германне нет даже их. Небольшой поединок рук за право избавиться от единственного элемента одежды, и вот их ничто не разделяет — лишь кожа, или то, что кажется им здесь ею. Член Ньюта упирается в его живот, горячий и твердый, и когда Германн открывает глаза, Ньют чуть краснеет, но в его взгляде читается предвкушение, и следующий поцелуй уже припухших губ тягуче сладок. Рука Германна путешествует по спине Ньюта, его кожа мягкая и нежная, в районе талии присутствует небольшой жирок, но мышцы упругие и сильные. Пальцы проходятся по пояснице и опускаются ниже, сжимая упругую ягодицу. По телу Ньюта пробегает дрожь, и он подается вперед, прижимаясь еще теснее. Он смещается чуть ниже, и их члены сталкиваются. Германн вскрикивает от неожиданного контакта, а Ньют тихо смеется и опускает руку, обхватывая оба их члена. Германн хрипло стонет, прикрыв глаза, и его рука перемещается вниз, чтобы присоединиться к ладони Ньюта. Член Ньюта удобно скользит под его рукой, и контакт шелковистой кожи на контрасте с грубоватой ладонью на его собственной нежной плоти вызывает волны удовольствия, перерастающие в настоящий шторм. Ньют ловит его рот своим, увлекает в долгий поцелуй. Германну немного не хватает воздуха, но он не хочет переводить дыхание, прикосновение языка Ньюта подобно разряду тока — молнии в шторме наслаждения. Германн широко разводит колени, в неосознанной попытке прижаться еще теснее. Он растворяется в ощущениях: бесконечно приятные прикосновения, тепло чужого тела, кожа к коже, на которой уже выступили капельки пота. Германн закрывает глаза и выгибается, откидывая голову назад, опьяненный ощущениями и не чувствующий даже слабой боли. Их руки двигаются все быстрее, мышцы напряжены, поцелуи становятся более неуклюжими. Германн резко дергается, выгибаясь сильнее, оргазм накрывает его, срывая с губ рваный выдох. Ньют ловит его дыхание и возвращает через мгновение собственным вскриком от острого наслаждения. Вязкая горячая жидкость разбрызгивается на их руки и живот Германна, они оба, мокрые от пота и тяжело дышащие, лежат обнаженные на кухонном столе в первых лучах утреннего солнца. Легкий ветерок покачивает розы, заносит в комнату несколько лепестков вместе со сладким ароматом. За окном раздается пение птиц, но они не слышат ничего, кроме собственного все еще беспокойного дыхания. На пару минут все, кроме них, исчезает, перестает быть существенным, проходит мимо восприятия. Они будто стали одним целым, растворились друг в друге, в этой кухне и в этом чудесном доме, в запахе роз и гиацинтов и густом аромате пекущегося хлеба… — Вот черт, он горит! — Ньют спрыгивает со стола и поспешно открывает духовку, выпуская наружу облако копоти и более отчетливый запах подгоревшей сдобы. Германн остается на месте, рассматривая деревянные балки на потолке и улыбаясь тихой ругани Ньюта, сопровождающей его попытки спасти каравай и не обжечься. Он уверен, однажды они просто растворятся друг в друге, станут одним существом в полном единении с миром и собой. Навсегда неразлучные, они будут ощущать другого продолжением себя, не просто своей частью. Однажды… Но не сейчас. Пока ему достаточно и этого. Лежать вместе под деревьями в стране вечного лета. Чувствовать мягкость простыней на которых они занимаются любовью. Наслаждаться тем, какими живыми и сильными ощущаются их тела, свободные от боли. Здесь, в этом маленьком прекрасном домике, затерянном в лесу вдали от остального мира. Принадлежащем им, только им. Вместе.