Идиллия "семейной жизни"

Дни с невероятной скоростью сменяли друг друга, оставляя позади всё то, чем Минаев жил в прошлом, включая в себя глупые переживания, обиды и сомнения, постоянно вертевшиеся где-то на задворках сознания в юности, когда не было даже малейшего представления, чего же ты хочешь от жизни. Всё это пролетело настолько быстро, что Женя и опомниться не успел, как оказался в другой стране, да ещё и с поблёскивающим в свете солнца или ламп обручальным кольцом на пальце. Всё происходило быстро, стремглав мчась вперёд, однако с Роббинсом, который всю жизнь провёл в вечной суете, всегда, несмотря ни на что, стремился вперёд, не позволяя давать себе много времени на передышку – по-другому не получилось бы. Он всегда стремился к чему-то большему, добиваясь поставленной перед собой цели, из-за чего Женя, к этому времени уже переставший удивляться мужу, просто наблюдал со стороны, каждый раз улыбаясь и почти невесомым касанием целовал его в шею, когда тот рассказывал об очередном удачно подписанном контракте или успехах своих ещё совсем маленьких и неопытных, однако таких же напористых учениках. Он начал подумывать об окончании своей карьеры, как фигуриста, после выигранных подряд нескольких золотых медалей на чемпионате и окончательно, на весь мир, заявил о своём уходе сразу, как ухватил золото ещё и на Олимпиаде. Бесконечные поездки в другие страны, соревнования, фотосессии, интервью, постоянно выматывающие его тренировки – всё это он променял на тихую, размеренную жизнь и уютный городок в Германии, где и открыл собственную балетную школу. Женя действительно старался поспевать за ним, идя рядом, пытаясь сдержать данную им же клятву под алтарём в присутствии свидетелей, но стоило ему признать, что он не способен на это в моральном, а иногда и физическом плане, как всё вмиг стало значительно проще. Он поддался течению, имя которому Рэй, позволив тому подхватить его в тёплые объятия и нести за собой. Они расписались сразу по окончании Жениной учёбы, собрали вещи, прихватив с собой Бету, и в тот же день заселились в купленный, и уже который год ожидавший их дом в Дрездене. Ещё через несколько недель Минаев устраивается на работу в издательство, и вот уже который год подряд рисует иллюстрации для книг, в основном детских, отображая на их станицах героев сказок, помогая ребятишкам с головой окунаться в истории, переживать с героями приключения, разглядывая яркие картинки, и с замиранием сердца слушать размеренную, а от того и усыпляющую речь родителей. Первые дни в незнакомом городе, да ещё и в чужой стране, до сих пор отображались не самыми приятными воспоминаниями. Незнакомые лица, всё ещё не очень хорошо воспринимаемый на слух язык, и напрочь отличавшийся менталитет – всё это одновременно свалилось на парня. Но поддержка, уже на тот момент мужа, придавала сил и уверенности, не позволяла опускать руки. Раймонд, хоть и побывавший в Дрездене несколько раз до этого, в основном по делам, покупая участок, копаясь в документах, составляя договоры и лично наблюдая за тем, как постепенно их будущий дом и балетная студия преображаются, на пару с Женей открывал интересные места, заново приобщался к культуре, судорожно припоминая целую гору национальных праздников, с которыми не поздравлял родственников уже который год подряд. В первую неделю они устраивают себе небольшой отпуск, в шутку называя его медовым месяцем, исследуя новые территории, находя для себя интересные магазинчики, вроде недавно открывшейся булочной, где они теперь ежедневно покупают свежую выпечку, в придачу получая бесплатную улыбку милой продавщицы, которая способна зарядить хорошим настроением на целый день, а прогуливаться в выходной вечер по террасе Брюля, вообще стало своего рода традицией. Первое время Женю удивляли некоторые странности местных жителей, открывшиеся для него с совершенно другой, однако от того не менее положительной, в некоторых случаях, стороны. К примеру, в их первый поход в магазин, Женю поставило в ступор отсутствие у немцев даже такого понятия, как мочалка, после чего тот с недоумением уставился на женщину с собакой на поводке, спокойно проходящую вдоль прилавков. Его просто наповал поразило, что в Германии разрешено брать с собой в общественные места своих любимцев: магазины, рестораны, больницы, детские сады – далеко не весь список, куда местные власти разрешают приводить с собой четвероногих членов семьи. Так же строго запрещён шум в выходные дни, по определённым часам, дабы не мешать отдыхающим после тяжёлой рабочей недели соседям, к которым, к слову, следовало бы обращаться по фамилии, дабы произвести первое хорошее впечатление и вызвать уважение со стороны. Кстати говоря, о фамилиях. Их указывают на домофонах, дверных звонках и почтовых ящиках, ведь жильцов распознают именно по ней, а не номеру дома. Узнавая получше родную страну Раймонда, Женя действительно стал лучше понимать самого мужчину. Он не сильно углублялся в подробности его жизни до того, как тот переехал в Россию, однако сейчас, когда ему звонят в семь утра по рабочим вопросам, или недобро поглядывают, когда он, казалось бы, делает что-то несущественное, однако хоть немного нарушающее общественный порядок, становится ясно – Роббинс действительно немец до мозга костей, и даже проведённые годы в окружении другого менталитета не смогли изменить его взгляды на мир. Немного обжившись и настроив свою жизнь в нужное русло, они, спустя несколько месяцев пребывания в Дрездене, решают посетить Россию. В Питере их встречают чуть ли не захлёбывающаяся слезами Настя, обнимающая и целующая в обе щёки Женю, выглядевшая при этом так, будто они не созванивались по видеосвязи еженедельно и не переписывались в день по несколько раз. Там же, в аэропорту, стоял не особо то довольный Гюнтер, всем своим видом показывающий, будто они оторвали его от особо важных дел, однако всё равно по-братски похлопал Раймонда по плечу, взлохматив и так непослушную шевелюру Минаева, закончив свои ласки на этом неопределённо жесте и, кивнув на выход, подвёз уставших после длительного перелёта парней к дому Нины, после чего попрощался, даже не оставшись на ужин, наотрез отказался от «горячего чайку на дорогу». В последний раз они видели женщину на собственной свадьбе, где та плакала так, будто хоронила этих же виновников торжества, чем немного смущала присутствующих, что имели честь побывать на бракосочетании, однако гости лишь понимающе качали головой, борясь с собственными подступающими к горлу слезами. В целом, тот день был действительно запоминающимся, во многом благодаря любви Раймонда к большим размахам и широким жестам, однако, что больше всего поразило Женю, так это присутствие его отца. Они редко виделись в последние годы, не говоря уже о диалоге, однако Женя мог поклясться, что как-то раз, покосив на него взгляд, смог заметить слабую улыбку, легко коснувшуюся его губ, в то время, когда поза, да и выражение лица, не кричали о полнейшем восторге их обладателя. Тот даже смог заставить себя сказать один единственный, короткий, в какие-то моменты не особо искренний, тост, выдавив из себя немного неловкую шутку про выкуп невесты. Загостившись у Нины, Женя понял, что ещё никогда так сильно не скучал за семьёй, смотря на то и дело пытающуюся приласкать его мужа женщину, невольно вспомнив их последний разговор с мамой, как она весело рассказывала ему что-то, а попрощавшись, забыла, видимо, завершить вызов, так что парень смог услышал приглушённый всхлип. На следующий день они уже были в Тюмени. У порога их встречает невероятно счастливая Юкина, которая, не теряя времени даром, усаживает молодожёнов за стол, кажется, ломившийся от количества еды. Раймонд немного смущённо пытается узнать у женщины несколько рецептов традиционной японской кухни, на что Юкина с улыбкой дарит ему свою тетрадь с подробным описанием каждого из них, которую вела на протяжении уже многих лет, и, подмигнув, указала блондину на несколько помеченных страниц с блюдами, особо сильно полюбившимися именно Жене. Смотря на эту женщину, на лице которой успела отобразиться, в какой-то степени, нелёгкая судьба и куча переживаний, Раймонд понимал, от кого Женя унаследовал не только смолисто-чёрные волосы и безумно красивые – хоть сам парень и отказывался в это верить – карие глаза, но ещё и харизму, которая, впрочем, с каждым годом в ней всё явнее потухала, заменяясь усталостью. Ещё несколько лет назад, когда Раймод впервые переступил порог их квартиры, Юкина так и светилась от счастья, под яростные протесты Жени, доставая из кладовой его старый вещи, рисунки и – что самое страшное – постеры различных групп, смеялась и в подробностях рассказывая о нелепых ситуациях, под смущённым и немного обиженным взглядом сына и таким же, как и у неё самой, весёлым – Раймонда, внимательно слушающего, то и дело с ухмылкой косясь на затихшего где-то в углу парня. С Машей Раймонд был знаком чуть хуже, ведь та, так же недавно съехавшая к своему парню в Москву, с которым у неё «вроде как серьёзные, нет, ну чего ты смеёшься, Женька, правда, серьёзные отношения», так что за всё время, включая свадьбу, они виделись всего раз пять, но кто будет считать? Их редкие встречи всегда заканчивались на немного напряжённой ноте и обменом завуалированными под шутку колкостями. Машу откровенно веселило в какой-то степени слишком правильное поведение Раймонда, так что та, не смущаясь его присутствия, обращалась к тому крайне фамильярно и в открытую предлагала брату подкинуть каких-нибудь "игрушек". Так и тянулись месяцы, неторопливо сменяющиеся годами.

***

Раймонд тихо напевал какую-то незамысловатую мелодию, умываясь с утра и сбривая отросшую на щеках щетину, – Женя не позволял себя даже целовать, чувствуя, как острые волоски царапают его нежную кожу в районе лица и шеи – оставляя на подбородке лёгкую, коротко стриженную бороду. Ещё раз, напоследок, брызнув себе водой в лицо, мужчина немного отошёл от зеркала, однако прищурившись, вновь встал к нему в упор, недовольно рассматривая начинающие виднеться морщинки под глазами и на лбу, попытавшись разгладить их пальцами, однако только разочарованно вздохнул, и, выйдя из ванны, спустился вниз, уже чётко и в полной мере улавливая приятный аромат оладьев, доносящийся из кухни, заставивший его желудок предвкушающе заурчать. Раймонд, стараясь как можно тише подкрасться к парню, резко набросился на того с объятиями, и, пока напуганный до чёртиков Женя не отошёл от шока и не начал сопротивляться, стараясь дотянуться пластиковой лопаткой до мужчины, тот успел оставить на его коже несколько поцелуев, залезая всё ещё влажными руками под кофту, пройдясь ногтями по рёбрам, заставляя того немного выгнуться в спине. Однако ожидаемого ответного нападения от мужа не последовало, и Минаев, вновь расслабившись и вылив начинающее стекать с черпака тесто на раскалённую сковородку, развернулся к Раймонду, подарив тому почти невесомый поцелуй в губы. – Доброе утро, любимый. Как спалось? – Женя обвил шею мужа руками, накручивая на палец выбившуюся из наспех собранного пучка золотистую прядь волос. – Что уже случилось? – не без доли веселья, однако как-то напрягшись, спросил Раймонд, вопросительно глядя на мужа. Положив руки тому на талию, притянул ближе, скользнул ладонями вниз, то сжимая, то поглаживая его ягодицы. – Не понимаю, о чём ты. – В прошлый раз ты говорил то же самое, когда сжёг кухонное полотенце. – Ладно, сдаюсь, но только после завтрака. Это чудовище ещё не проснулось? На втором этаже послышалась довольно громкая возня, после чего по дому разнёсся топот маленьких ножек, и в кухню ворвалось лохматое чудо с такими же, как и у отца, чёрными, словно смоль, волосами и широкой, во все свои двадцать зубов, улыбкой.