***
О мышах и людях ладьях и зверях: авторские оправдания.
I (122). Вороний Глаз
9 октября 2020 г. в 15:22
Примечания:
События происходят после главы 99 оригинальной работы.
Саундтрек: https://www.realrocks.ru/siteplayer/317170
Карта Умбара и Ближнего Харада (без учета Переноса)- https://clck.ru/QHJ8L.
UPD: Для понимания масштаба, кусочек от Пеларгира до Лингира это от 100 до 124 миль по дороге (видел разные оценки)
Эурон Грейджой стоял на стенах Умбара, наблюдая как одна часть прибывшего войска харадрим вливается в город, в то время как другая разбивает лагерь снаружи. За свою богатую событиями жизнь пират перепробовал едва ли не все виды удовольствий, которые мог дать ему Планетос. В Арде к этому добавилось упоение властью. Но теперь его сознание переполняло нечто новое: радость человека, не просто вывернувшегося из когтей смерти — а вернувшегося с того света. И даже вооруженная охрана, четверо приставленных к Вороньему Глазу караульных и двое телохранителей, стоявших по бокам расположившегося по соседству Салеза, не могли это испортить.
Наместник Гавани, казалось, до сих пор не мог поверить, что после «разговора» с назгулом его незадачливый соправитель остался цел и невредим. Во второй раз за день переступая порог кабинета проклятого торгаша, пират с трудом сдерживал ярость: он догадывался, что Салез мог быть в курсе истинных намерений посланца Мордора и затеял весь спектакль с шельмованием, чтобы потешить свое самолюбие. Но теперь уже рисковать жизнью в рывке к чужой глотке не было смысла: так или иначе, Грейджою дали возможность скорее убраться из ставшего негостеприимным города и вновь оказаться в гуще событий. Если не сбежать на вольные хлеба.
«Ближе к Кольцу».
Армия Черного Змея, присоединиться к которой приказал кольценосец, была по меркам Вестероса небольшой: в ней не набиралось и пяти тысяч человек. Нестройной толпой валили неведомые полуголые люди, отродье джунглей Захарадья — высокие и чернокожие как летнийцы, длиннорукие и горбатые, подобно аборигенам Соториса, белоглазые, с мясистыми губами и высунутыми наружу длинными кровяными языками. Следом за ними шагали ряды легкой пехоты пустынников с дротиками и одноручными мечами перемежаясь коробками закованных в броню копейщиков; лица воинов скрывали обмотанные вокруг голов платки, оставлявшие лишь прорезь для глаз, или искусно вырезанные металлические маски. Проезжали верховые на верблюдах — в кольчугах, вооруженные длинными изогнутыми клинками и составными луками. Но все внимание приковывал к себе гурт огромных животных, пасущихся снаружи за пределами городских стен. Эурон насчитал целых двадцать созданий, но только теперь, вблизи, смог распознать, что относятся они к двум совершенно разным видам. Лишь половину из них за длинные хоботы и две пары бивней можно было назвать «слонами» — если слон вообще способен вырасти больше тридцати футов ростом. Но рядом с ними сотрясали землю и другие, совершенно неведомые Вороньему Глазу твари, еще выше, сущее отродье семи преисподних. Выглядели они как помесь лошади с диковинным зверем каркаданом, виденным однажды в бойцовских ямах Миерина: высокие крепкие ноги, рельефно очерченное, бугрящееся мышцами туловище, аккуратная голова с костяными наплывами на лбу и по бокам, словно защищенная шлемом…
— Ну, как, готовы променять вонь корабельного гальюна на ароматы навоза? — ехидно поинтересовался Салез.
— Всяко приятнее смрада ваших бабских благовоний да мелких дрязг, — не остался в долгу Грейджой.
— Спешу обрадовать, — продолжал наместник, — я сделаю все возможное, чтобы вы покинули наш город как можно скорее… Судя по всему, наш харадский гость и ваш будущий начальник в городе ночевать не намерен, предлагаю отправиться к нему на аудиенцию самим.
В сопровождении охраны соправители, действующий и свергнутый, направились в харадский лагерь. Шли пешком, не иначе боялись, что теснота возка или лошадь под седлом дадут Грейджою лишний шанс сбежать. Самодовольство Эурона на миг сменилось разочарованием: все еще слабый после ранения и пыток, лишенный палантира и отделенный от прореженного в бою экипажа, подобного он себе позволить не мог.
Лагерь пустынников не отличался роскошью. Просторные шатры из шкур и грубой ткани ничем не отличались друг от друга, палатку предводителя отыскали только по длинному вымпелу с черным змеем на багровом фоне. При виде экипировки карауливших вход охранников отчего-то на ум пришли евнухи-«Безупречные», на которых пират насмотрелся в свое время в Заливе Работорговцев. Эурон подавил улыбку, от воинов этого мира он уже не ждал ничего подобного подвигам натасканных с детства рабов. И встреча с их предводителем поначалу только усилила разочарование: пресловутый «Черный Змей» («наверное, это все же титул, а не имя») оказался гибким, худощавым человеком с безбородым, по-женски гладким лицом: только по цепкому взгляду можно было понять, что это все же воин, а не изнеженный вельможа, не державший в руках ничего тяжелее курительной трубки. Большим сюрпризом было застать вместе с харадским предводителем Херумора — вездесущий умбарский капитан уже что-то обсуждал с ним, склонившись над картой.
— Вольный город Умбар приветствует наших добрых соседей и верных союзников в служении Повелителю, — расшаркался Салез.
— Побереги свою любезность, наместник, — бросил южный гость, — придется моему войску испытать твое гостеприимство гораздо дольше, чем ты мог бы ожидать. Нам был дан приказ перегнать зверей в Осгилиат на строительство осадных машин, но вчера сам назгул спустился к нам с небес и повелел сделать остановку в Умбаре, забрать здесь некоего капитана Грейджоя, его людей и корабли.
— То есть меня, — шагнул вперед Эурон.
— Что ж, будем надеяться, что на реке тебе повезет больше, чем в море, — скрестил руки харадский воевода, — воину Саурона надлежит умирать в бою, а не тонуть, как суслику в собственной норке.
«Жалкий павлин, если ты и твой Темный властелин мните, что я вот так просто буду служить паромщиком, то вы сильно ошибаетесь…»
— Так в какой же из грядущих битв понадобилось мое участие, — воспросил Железорожденный, приподняв повязку и продемонстрировав налитый чернотой глаз, харадцев, впрочем, не впечатливший.
— Хозяин явит мудрость, — уклончиво ответил ему Черный Змей, — пока же наш путь лежит по тракту на север.
Тут Эурон вспомнил об утраченном палантире. В сознании промелькнуло воспоминание о первой встрече с Дэнетором, «ты всего лишь пират и, как пират, будешь повешен».
— По тракту можно идти лишь половину пути, и то, чтобы выиграть время. Если цель Порос, то после Харнена надо свернуть к западу, двигаться напрямик к устью реки через пустыню. Лучше ночью. Не хочу, чтобы шпионы Гондора нас обнаружили.
— Все внимание гондорцев приковано к Осгилиату, — отмахнулся южанин, — после того, что произошло, они полагают, что их южные границы в безопасности.
«Вот и шанс к бегству»
— Так почему бы тогда не рискнуть и не пройти часть пути морем? — задался вопросом Железнорожденный, — скажем, войти в устье Харнена, подняться по речным протокам? Там я бы мог дождаться вас и оттуда мы бы уже волокли суда волоком? Не верю, что Гондор и Ланнистеры сумеют настолько быстро блокировать залив, пара-тройка ладей могла бы проскочить под покровом ночи. Как раз не буду вас задерживать…
Херумор лишь покачал головой в ответ.
— Корабли со львом и вепрем на парусах уже видели в горле залива Нен-Умбар, и время уходит с каждым часом. А что до рек, то, поверьте, в поселениях вдоль Харнена нет таких доков и слипов как здесь. Там нельзя поднять суда на берег и надежно поставить на катки без риска повредить. Тем более — если вы вдруг захотите тащить что-то крупнее ладей и лодок…
— Да, захочу, — рявкнул Грейджой, — мне нужна моя галея!
— Но вместо нее мы могли бы взять целых два или три судна, — возразил умбарец.
— Что я, по-вашему, за капитан, если бросаю собственный корабль, — воскликнул в ответ Эурон.
И в этом не было ни капли сентиментальности. «Свою «Молчаливую» он знал от киля до клотика, а потому спокойно бы на нее положился в походе и в бою. Командовать чужим, незнакомым судном, да еще без возможности хотя бы испытать его перед тем, как пустить в дело, выглядело явным безрассудством.
— Может, он и прав, — вдруг махнул рукой предводитель харадримов — я плохо знаком с вашими морскими делами, но специальной постройки боевой корабль на реке явно будет не лишним. А что до похода, то в пути нам предстоят еще несколько остановок. Во-первых, к нам присоединятся еще подкрепления — дружины Кханда и ополчение городов. А во-вторых, назгул предупредил, что в одном из оазисов он встретит нас лично, с особым грузом и новыми приказами.
«Неужели они и это предусмотрели», подумал Эурон, стараясь не подавать виду, «значит, кнут и пряник… Хотя, может быть, призрак все же соизволит вернуть мне видящий камень для связи»
— Тогда предлагаю вам не терять времени, — объявил наместник, — завтра же мы начнем судоподъемные работы. Я намерен обсудить условия постоя войска, а вот капитан Грейджой может быть свободен. Правда, идти ему нынче некуда, ибо дворец Капитанов Порта ему больше не принадлежит…
— С вашего позволения я провожу капитана на борт его галеи, — вызвался Херумор, — думаю, наш бывший флотоводец прекрасно понимает свое положение и не создаст хлопот.
— Ты пойдешь со мной в поход, — не то приказал, не то спросил Вороний Глаз, когда они с умбарцем покинули шатер вождя.
— Капитан Грейджой, я-то думал, вы все поняли, — покачал головой тот, — я служил и служу не вам. И, уж тем более, не наместнику. Моя преданность всецело принадлежит Великому Оку, и от него я тоже получил личный приказ.
— Это какой же? — переспросил пират.
— Оставаться здесь и готовить вам подкрепления. А потом переправить их при первой возможности. Планы войны в Южном Гондоре были составлены заранее, и масштаб их таков, что даже ваше поражение не в силах на них повлиять. Как знать, быть может, мы снова встретимся в море, на палубе.
— Если захватим Пеларгир, то, с потерей главной базы ремонта и снабжения блокада может быть снята, — закивал головой Грейджой, — зима близко, а вместе с ней идут и шторма. Открытые всем ветрам якорные стоянки у приморских городков западников не спасут, придется забиться в Дол-Амрот или вовсе отходить в Крейкхол…
— Дол-Амрот нам одним будет уже не по зубам, — пояснил умбарец, — судьба войны все равно решается в Минас-Тирите. Хотя, надо признаться, высаживать десант в Лингире своими силами после захвата устья Андуина мы действительно собирались… Но довольно о планах. Я прикажу экипажам уцелевших ладей присоединиться к вам и выделю своих воинов, тех, кого смогу выкроить. А вот что до капитанов, так можете поговорить с Рыбарем, этот точно пойдет. Правда, он нынче сам не свой, все-таки двух сыновей в том бою потерял. Но, знайте, несмотря на это, он ведь порывался вас защищать…
«Порывался, да не больно рвался», подумал про себя Вороний Глаз, «потому и жив остался…»
— Тогда лучше повидаться с ним сейчас. Его руки нужны уже завтра.
— Я покажу дорогу к его дому, но ждать буду в стороне, — пояснил умбарец, — не хочу лишний раз с ним связываться.
Умбарский флот понес в битве действительно тяжелые потери. С гондорскими «лебедями» ладья могла тягаться в открытом бою, а вот чтобы расправиться с более крупным противником требовались два вымпела и абордаж с обоих бортов. После того, как груженый наркотиком брандер пошел ко дну, не выполнив задачи, некоторые капитаны корсаров просто развернули свои «черные корабли» прочь и пустились в бегство, бросив сцепившийся с защитниками дельты авангард и суденышки искателей удачи перед лицом приближавшейся армады западноземельцев. В отчаянной попытке спасти положение две ладьи, на одной из которых ходили старшие сыновья бывшего рыбака, навязали бой вырвавшемуся вперед флагману Ланнистеров, надеясь нарушить управление вражеской флотилией. Но стоило только привалиться к бортам вражеского корабля, как от его мачт отделились длинные грузовые стрелы с тяжелыми чугунными чушками. Сорвавшиеся со строп «дельфины» проломили днища атакующим, мигом отправив их на дно. Барахтавшихся в воде уцелевших, тех, кого не потянули на дно доспехи, в упор расстреливали крейкхолльские арбалетчики.
И вот теперь скорбящий отец топил свое горе в вине, сидя на веранде своего нового дома, совсем недавно купленного на добытые в рейдах сокровища.
— Абаан, — едва ли не впервые окликнул Грейджой соратника по имени.
— Капитан Грейджой, — безо всякого почтения пробормотал Рыбарь, — я думал, тебя убили…
— Что мертво умереть не может, — не подумав, привычно отмахнулся Железнорожденный.
— О, да, чужак, — окрысился хозяин дома, — кто умер, тот ушел навеки… И на кой я тебе помог тогда, мои старшие могли бы жить и жить.
— Ах, жить?! — возмутился Эурон, — Не ты ли говорил, что только благодаря мне ты добыл достойное будущее для своих детей и их потомков? Разве ты хотел, чтобы твои сыновья растратили юность, как и ты? Чтобы они и дальше гнили на дне? Надрывались, вытягивая рваный невод на борт дырявой скорлупки? Ютились в жалкой лачуге на окраине, окруженные презрением зажравшихся вельмож? Со мной они узнали вкус победы, богатство и роскошь, они пали в бою как герои, и теперь пируют в чертогах Утонувшего бога.
— Нет никакого Утонувшего бога, чужак, — горько ответил Рыбарь, — есть только Ульмо, хозяин вод, тот, что ненавидит Мелькора и всех его слуг. Тот, кому нравится крушить и ломать все, созданное рукой человека…
— Ты первым стал мне на службу, Абаан. Однажды ты уже привел меня к власти, так помоги теперь расквитаться за наше поражение.
— Я больше ничего не хочу… оставь меня, — жалко бормотал пьяный.
— Так что же ты за отец, если отказываешься мстить за смерть детей?!
Рыбарь не нашел, что ответить.
— Уходи… — наконец, выдавил он.
— Если мы проиграем, тебе не хватит ни вина залить горе, ни слез, чтобы оплакать свою семью и ее утраченное будущее. Вот тебе мое последнее слово, — бросил Эурон ему на прощание.
До «Молчаливой» добрались, когда уже давно стемнело. На борту хозяйничала вахта из местных; остатки экипажа, как выяснилось, содержали под замком где-то в городе. А вдалеке, на выходе из бухты зловеще горели огоньки на клотиках мачт — фарватер перекрывали уже не две, а четыре джонки-переростка. После недолгих препирательств не в меру старательный начальник караула и охрана корабля все же подчинилась приказу Херумора, позволив вестеросцу разместиться на ночлег в своей каюте. Умбарцы уже успели основательно обчистить галею — все сундуки с золотом и прочей добычей исчезли без следа. Но, обстучав переборку и вытащив на свет божий несколько плоских ящичков, капитан убедился, что содержимое его тайников все же осталось на месте. Коллекция лисенийских ядов, лучшие из добытых драгоценных камней, неприкосновенный кошель золотых драконов, кинжалы из валирийской стали с руин посреди Дымного моря, кое-что другое — все это оставалось в целости и сохранности.
Он взял в руку маленький стеклянный пузырек, наполненный прозрачной жидкостью. Всего пара капель, незаметно добавленных в кубок, могла бы даровать Салезу медленную и мучительную смерть, признаки приближения которой любой лекарь легко перепутал бы с лихорадкой или возрастными болезнями. Казалось бы, чего уж проще, задержать войско южан как можно дольше, привлечь их на свою сторону, убрать зануду-наместника, пустить кровь предателям-корсарам. Вновь заполучить власть над городом, снова быть самому себе хозяином. Но тут же вспомнились леденящая хватка назгула и пожирающая тело боль. Культя отрубленной руки отдалась фантомным чувством тяжести на несуществующем пальце.
— Кольцо, вот что важно, — пробормотал он. Спрятал отраву обратно в тайник и повалился на койку, забывшись мертвецким сном.
Утром в каюту принялись ломиться умбарские вахтенные.
— Капитан Грейджой, вас уже ждут!
У самого трапа действительно обнаружилась внушительная процессия: здесь были и наместник с телохранителями, и Черный Змей, окруженный своими помощниками, и вчерашний провожатый (выглядевший откровенно вымотанным).
— Плохие новости, пират, — развел руками предводитель харадримов, — этой ночью у меня издох один из зверей. Погонщики говорят, что от старости не выдержал перехода. Так что умерь свои аппетиты по части размеров груза, я не могу себе позволить терять еще животных.
— Какой был слон, какой был слон, — сокрушался один из спутников харадского вождя, жилистый лысый человек в жилетке, темная кожа которого была вдоль и поперек расписана полосами белой краски, — мне доверили его еще в детстве. Он в одиночку битвы выигрывал, однажды мы растоптали вместе с ним тысячу конных…
— Ну, раз подвластные вам создания столь могучи, зачем же ограничиваться, — развел руками пират, — будь моя воля, перетащили бы весь флот…
— Собралась акула тушканчиков ловить, — поднял его на смех разрисованный харадец, — не забывай, что нам еще и припасы тащить, не сколько людям, сколько животным. Одного сена в сутки каждый зверь требует пять бушелей, не говоря уже о хлебе, фруктах, и воде.
— Позволь же мне попросить тебя об одолжении, воевода, — раздраженно обратился к Черному Змею Грейджой, — я повинуюсь воле Ока, и, так и быть, готов следовать за тобой, покуда оно того хочет. Но сделай милость, заткни рот своим ярыжкам, я не позволю какому-то навозному червю собою помыкать.
— Карьюз мой махаути-наяк, старший над погонщиками, — объяснил вождь, — наш поход всецело зависит от мумаков и индриков, так что, чужак, если хочешь добраться до большой воды, придется тебе прислушиваться и к его словам. Поверь, он хороший воин и способный начальник. Правда, когда дело доходит до счета убитых, все, что он скажет, надо делить на четыре…
Старший над погонщиками прикусил язык.
— Тушу подохшего скота хоть еще не разделали? — с жаром переспросил Железнорожденный.
— Не успели, — удивился Черный Змей, — к чему ты клонишь?
— Отправь гонца в свой лагерь, пусть с него снимают шкуру как можно аккуратнее, желательно одним куском. И еще, понадобятся все кожи, которые можно собрать в городе. Верблюжьи, бычьи, все подходящее…
— Зачем? — поначалу не понял его харадец.
— Для переправы твоих людей, — повысил голос Грейджой, — для чего же еще???
— Ну да, конечно же, лодки и бурдюки из шкур, — одобрил воевода, — на реках далекого юга такие вещи не в диковинку. Но к чему так мелочиться, если у нас будут твои ладьи?
— Первое правило десанта на берег это как можно больше сил в первом броске, — подмигнул Вороний Глаз, — такие лодки легко перевезти в разобранном виде и собрать на месте.
Первым делом осмотрели остатки несостоявшегося нового Железного флота. Теперь у причалов порта жались только три ладьи из десяти построенных: первенец «Тар-Калион», принадлежавший Рыбарю «Счастливый случай» и служившая разведчиком «Кошка королевы», самая совершенная из «сестер». Остальные же покоились на дне Белфаласского залива.
— Двух-трех мумаков на такую посудину хватит с лихвой, — бегло оглядев ладьи, заключил начальник погонщиков.
— Ладей будет мало, — заявил Вороний Глаз, — понадобится что-то, что не вызовет лишних вопросов у врага. Нечто типичное для гондорского юга.
Двинулись дальше, обходя доки. Вел их Херумор, рассказывая о достоинствах того или иного корабля, Эурон вставлял свои замечания насчет практичности конструкции на реке и в бою, харадцев же больше интересовало водоизмещение. Перебрали множество вариантов, забраковав одни суда за избыточную осадку, другие за неповоротливость, но, наконец, в глухом углу гавани обнаружили нечто подходящее. То были торговые багалы, длиннее, шире и тяжелее ладей, с развитой надстройкой на корме, освобождавшей бак и мидель для грузовых трюмов. Корму каждой украшал герб в виде образованной якорями короны; «Красотка Мэл» и «Лишний кубок» — было начертано на бортах. Было видно, что оба судна стоят на приколе уже много месяцев.
— Пожалуй, сгодятся, — махнул рукой Эурон, — таких у вражеских берегов я потопил немало. Но чьи это суда?
— Раньше они принадлежали семье покойного капитана порта. Как только вы их упустили из виду? — уколол его наместник.
Пожалуй, впервые Вороний Глаз пожалел, что не провел надлежащей ревизии трофеев, доставшихся ему от свергнутого и убитого им правителя. Вселиться во дворец и запустить руку в казну это одно, а вот наложить руку на арсеналы…
— А эта Мэл, в честь которой назвали судно, что была за сучка? — поинтересовался пират.
— Какая-то особенная рабыня старины Фуинора, — отозвался Херумор, — не знаю, за что, но он ее ценил. И почему «была», она и сейчас должна быть живее всех живых. Помнится, когда здесь с посольством проезжал карлик из Западных земель, её-то под него напоследок и подложили.
Железнорожденный плотоядно ухмыльнулся, извечная война Ланнистеров с Грейджоями, кажется, обещала принять новое измерение.
— «Девку» на потеху мы-то возьмем, — пошептавшись с Карьюзом, скрестил руки Черный Змей — но вот этот «Кубок» явно будет лишним для моих питомцев. Тащить такое мумаку не под силу. Нужны два-три индрика…это вторая порода наших великих зверей, для боя они приспособлены плохо, но как вьючным им нет равных.
— На реке перед лицом флота Гондора ты запоешь по-другому, — парировал Эурон, — и не бывает на свете лишних кубков, только некрепкие головы!
Вскоре, однако, в гавани отыскалась вполне достойная замена: две новенькие тартаны, легкие и маневренные. Были они больше и вместительнее ладей, но порожним водоизмещением несильно от них отличались. Легкий набор корпусов не годился ни для абордажа, ни тарана, ни даже для перевалки через песчаный бар, зато две мачты с кливером делали суда отменными ходоками, которым были подвластны все ветра приречных равнин.
— А вот хер вам мумачий, — шипел, узнав о предстоящей реквизиции, их владелец, — из-за тебя наш город в блокаде, а торговля в упадке! Как после такого ты вообще смеешь клянчить себе суда?
— Именем Мордора и во славу его всякий обязан служить Хозяину и его замыслам — передразнил здешние верования вестеросец, — того требует война.
— Просто так не отдам, — уперся торгаш, и после недолгого молчания назвал сумму выкупа, повергшую вождей в бешенство.
— За те деньги, что ты просишь, можно купить шесть таких корыт! — воскликнул Салез, — нет, городская казна платить за это не будет.
— После того как твои люди разграбили мою галею, в нее должно было попасть достаточно золота, — затряс Эурон крюком перед носом наместника, — так что давай, раскошеливайся.
— Этого все равно не хватит, чтобы возместить весь ущерб, который по твоей вине понес город, Капитан Порта, — нахально скривил губы тот.
На сей раз Черный Змей безмолвствовал.
— Сбрось цену, иначе лишишься и тартан, и головы, — принялся Грейджой грозить упрямому судовладельцу.
— Тронь меня, и не получишь в этом городе ни единого гвоздя и ни одной доски, кроме как себе на виселицу, — был ответ. — Корабелы и мореходы Умбара достаточно настрадались от твоей глупости.
Но прежде чем дошло до кровопролития, в разговор влез новый голос.
— Эй, не хошь продавать ему, так сторгуйся со мной.
Спорщики оглянулись и увидели представшего перед ними Рыбаря — в кольчуге и стеганке, с мечом на поясе. Его вчерашние скорбь и хмель, казалось, улетучилась без следа, в свиных глазках горела мрачная решимость.
— Меня-то ты знаешь, — продолжал Абаан, обращаясь к строптивому собственнику, — не забыл еще, как мою рыбу скупал? Суди сам, чем быстрее мы заставим чужаков убраться прочь из наших вод, тем быстрее оживет и твое дело. Два судна на приколе денег тебе не принесут. Торговля восстановится, только если мы снимем блокаду, а продажа тартан будет для этого хорошим вложением.
— Складно вещаешь, Абаан, — прищурился судовладелец, — и после всего произошедшего ты веришь, что этот чужак способен привести нас к победе?
— Победу дают не вера, а усилия, — спокойно и твердо сказал бывший рыбак. Глаза его собеседника беспокойно забегали, но потом он согласился сбить цену вдвое. Ударили с Абааном по рукам.
— Будь по-твоему!
— Один из кораблей я нареку в твою честь, друг, — изобразил теплую улыбку Эурон.
И закипела работа. Матросы и грузчики сгружали с судов все лишнее. Под горячую руку и вовсе хотели снять мачты, но вовремя сообразили, сколько времени отнимет их постановка обратно. На берег сгружали весла, запасную парусину, якоря (цепи оставили для буксировки) и прочее шкиперское добро, туда же отправились провизия и оружие с ладей. Все это тщательно взвешивалось и скреплялось, после чего погонщики животных прикидывали, как же распределить между ними груз. Было решено, что после того, как суда вытащат на берег и впрягут в них зверей, эти запасы повезут самые ненагруженные упряжки. Корабельщики с плотниками после недолгих расчетов принялись готовить клети для перевозки — но только для знакомых им ладей и торговых посудин. Эурону же вместе с частью экипажа пришлось готовить галею к отплытию: на веслах и буксире «Молчаливую» потащили в сухой док для обмера. Заодно, лишний раз осмотрели днище и содрали наросты. Перед дальней дорогой под палящим солнцем корпус решено было обсмолить и законопатить, но процедуру эту явно предстояло повторить еще раз уже на месте назначения. Трудился едва ли не весь город: мужчины тесали доски, женщины плели из прутьев каркасы для легких челноков, дети помогали взрослым
Не теряло времени и пришедшее войско. Конечно, поступивший в лагерь приказ предельно аккуратно снимать шкуру с мертвого животного встретили отборной руганью, но перечить воеводе никто не посмел. За лагерем харадцы отрыли огромные ямы и разожгли внутри костры. На раскаленные докрасна угли легло отборное мумачье мясо, срезанное с ног и головы, а сверху над ними вновь развели огонь, больше прежнего, и так пекли почти до захода солнца. Частями туловища и требухой расплатились за дрова и помощь — умбарская беднота с радостью поучаствовала и в свежевании зверя. Оставшиеся куски готовили уже впрок для похода — коптили, солили, вялили, варили и сушили.
Хотя работы было на несколько дней, ночью грянул пир в честь южных гостей. Грейджоя позабавило, как после здравиц наместник торопливо потребовал себе на блюдо кончик запеченого хобота, будто бы придававшего мужскую силу. Сам пират тоже попробовал мумачатины, но поначалу ел и пил мало. Нет, яда он не боялся, последние два дня укрепили его веру в то, что препятствий ему чинить не будут. Гораздо интереснее было наблюдать за своими новыми спутниками: пытаться понять, чего же они стоят.
«Солнце в голову бьет в любом из миров: южане вычурны как бабы, но огня в них явно больше, чем в этом надменном племени, что смеет зваться корсарами».
По правде сказать, ни еда, ни выпивка, ни грубые развлечения не могли скрыть того, что между горожанами (особенно знатными), и южными гостями существовало напряжение. Теперь-то было понятно, почему харадримы отправили на постой в город именно дикарей из джунглей, а сами, по большей части, расположились за стенами. То был лишь очередной жест умело скрываемого взаимного презрения, и чтобы преодолеть его требовалась только могучая внешняя воля, сковывавшая одной цепью жителей пустынь и побережья.
Наконец, Вороний Глаз все же позволил себе немного расслабиться, но ограничиваться выпивкой не стал. Вспомнив задевший его утренний разговор, он громогласно потребовал «подать ту лучшую шлюху Фуинора…как там ее…». После недолгого ожидания в компании початого бочонка дорвинионского вина перед ним предстала стройная молодая женщина, обладательница кожи, подобной цветку корицы, и длиной гривы медно-рыжих волос.
— Так ты и есть та самая Мэл? — плотоядно ухмыльнулся Эурон, когда они уединились. И не преминул уколоть железным крюком сосок женщины сквозь шелк ее халата.
— Для вас, хозяин, я кто угодно, — пропела она, запустив руки ему под рубаху. Прижавшись к пирату, заскользила вниз, опускаясь на колени…
До «пути семи вздохов» наложнице было, конечно, далеко, да и мумачий хобот своих чудесных свойств не подтвердил. А, может быть, просто сказались усталость и напряжение прошедших дней. Так что вестеросец уступил инициативу рабыне, лишь направляя ее движения здоровой рукой. Несколько раз подступала жажда крови; хотелось полосовать шелковую кожу крюком, рвать сталью мягкую податливую плоть, закусывая истошным женским криком, но очередная волна удовольствия смывала ярость. К утру, почтив ночную гостью всеми известными и доступными способами, он твердо решил забрать ее собой в поход. В конце концов, если на Железных островах были «каменные» и «соленые» жены, отчего бы в грядущем сухопутном плавании не взяться бы и «песчаной». А когда баба надоест — что ж, Вороний Глаз кое-что придумал и на этот случай. Правда, известие о том, что ей предстоит сопровождать чужеземца в дальней дороге, шлюха восприняла совсем не так, как бы ему хотелось. Не было ни мольбы о пощаде, ни капризов новоявленной фаворитки, ни радости охваченной страстью дурочки. Скорее, покорность овцы перед закланием.
Приготовление к транспортировке судов отняло еще двое суток. Если ладьи и тартаны попросту ставились на роспуски по типу телег, то для более тяжелых «Молчаливой» и «Красотки» по старым чертежам были изготовлены сложные конструкции со множеством тележек на роликах, аккуратно распределявших их вес, причем многие мелкие детали вытесали из дорогого зеленосерда, скопившегося в городе. Правда, всё это намертво приковывало караван в движении к остаткам древних мощеных дорог и утоптанным до каменной твердости приморским трактам — в песке пустынь прицепы были явно обречены завязнуть так, что их бы не вытащил и дракон.
Салез больше не отваживался ставить палки в колеса сборам, но многие городские торговцы и ремесленники (явно, с его молчаливого одобрения) взвинтили цены; где не хватало золота, в ход шел бартер. Так, в уплату за зеленосерд гильдии корабельщиков ушел скелет павшего мумака вместе с бивнями. Эурону тоже пришлось распечатать тайники, например, он попрощался с одной из валлийских железок. А предводитель умбарских кожевенников по результатам скупки шкур и вовсе оказался счастливым владельцем нескольких порций лисенийских ядов. На удивление, Грейджой был рад обмену, с этим торгашом он неожиданно быстро сошелся на почве нелюбви к Салезу и установленным им в городе порядкам. Так что, расставаясь с еще одним напоминанием о прошлом мире, пират пребывал в уверенности, что отрава у нового владельца недолго будет лежать без дела.
Наконец, готовые клети притопили в подводной части слипов. Одной парой воротов заводили на них суда, второй — вытягивали загруженную конструкцию на берег, тут же запрягая в нее зверей. Не обошлось без происшествий: «Красотка Мэл» оборвала тросы и заскользила обратно в воду, пришлось заводить буксиры, повторяя все сначала. Наученные горьким опытом, для подъема «Молчаливой» не только завели по два конца с лебедки, но и подстраховали галею с моря двумя баркасами. Короткое испытание на прочность сооружения выдержали без помех, так что в тот же день харадское войско свернуло лагерь и отбыло прочь. Вместе с ними, вслед за Эуроном покидали Умбар две с лишним сотни человек — экипажи ладей, пополненные бойцами Херумора и призванными Рыбарем матросами.
«Мумачий Хер» — красовалась свежая надпись на транце первой тартаны. «Месть рыбака» — украшало вторую.
Лежавшая впереди дорога делала большой крюк к западу, пролегая вдоль морского побережья. В селениях, попадавшихся по пути, пополняли запасы и принимали небольшие подкрепления — каждая такая остановка добавляла от пяти до двадцати новых воинов из числа отставших от других отрядов и местных рекрутов. Двигались медленно, сдерживаемые скоростью животных. Как бы могучи ни были звери, к такой ноше они явно были непривычны. Так что сухопутные мореплаватели плелись в самом хвосте харадской армии; даже арьергардные дозоры, которым положено было держаться позади, норовили обогнать невиданный обоз. В сутки приходилось делать по два больших привала: полуденный и ночной. Поначалу, секретности ради, Эурон настаивал на ночном марше, но первая же попытка провернуть подобное обернулась провалом: в темноте отряды растянулись и потеряли друг друга. Разослав с рассветом верховых на поиски, Черный Змей с большим трудом все же собрал свое воинство и, с того момента, общался с навязанным ему спутником только посыльными. До которых однорукому вестеросцу в сущности не было дела. Грейджой почти не покидал своей влекомой четырьмя индриками галеи, спихнув походные дела на Абаана, впрочем — с охотой за них бравшегося. И лишь изредка появлялся на палубе, размять уцелевшую руку в учебном поединке с одним из своих немых спутников.
Скрашивало путь лишь то, что у харадримов можно было разжиться на’маном. Наркотик заглушал боль в культе и помогал скрасить вынужденное безделье. Правда, Эурон не без разочарования заметил, что колдовской кактус успел вызвать привыкание — ему требовалась гораздо большая доза, нежели два-три сожженных растения, которых было достаточно в Умбаре. На пятый день пути, ища забытья, Грейджой сжевал сразу пол-миски сушеных побегов, погрузившись в мир видений.
Он видел себя, увенчанного короной из плавника на Морском троне Пайка, ночное морское сражение и ликующие толпы на улицах Королевской гавани — приветствующие его, как своего владыку и защитника. Шпироны галей крушили кургузые борта эссоских «купцов», корчились на арканах какие-то холеные дорнийки, а утыканный болтами «скорпионов» зеленый дракон — дракон?! — беспомощно падал в свинцовые воды Узкого моря. Потом картинка поменялась — перед взором возникли стены белого города, раскинувшего сеть каналов в месте соединения двух рек. Как будто снова паря в палантире, Грейджой обозревал в деталях укрепления его гавани и лабиринты переходов. Видение изменилось, теперь город горел, и над ним развевались мордорские знамена, но все это поглотил стремительно наползающий с гор серо-зеленый туман, а самого Эурона словно с порывом ветра понесло куда-то в пустоши на северо-восток. И, наконец, в поле зрения осталось лишь исполинское Багровое Око, заслонившее все вокруг.
Вороний Глаз очнулся: он лежал на палубе, распластавшись как лягушка. С трудом поднявшись на ноги, он прошелся вдоль борта, возвращая контроль над телом, а затем замер, опершись на планширь и подставив лицо ветру. Вдруг пирата посетила идея.
— Поднять паруса! — заорал он во все горло.
Немые матросы в недоумении уставились на своего капитана.
— Я что, неясно выражаюсь, — вскипел Грейджой, — живо поймайте мне ветер!
Экипаж, прекрасно знавший цену таким припадкам гнева, поторопился выполнить приказ. Повергнув остальной караван в изумление, выгоревшие черные полотнища с золотым кракеном раздулись над «Молчаливой». Искусная конструкция умбарских корабелов с благодарностью откликнулась на неожиданный импульс к движению; почувствовавшие облегчение ноши упряжные твари ускорились — вскоре они уже двигались вровень с сородичами, буксировавшими более легкие суда. А на мачтах галеи вверх поползли сигнальные флаги: «делай как я».
— Ты что творишь, чужак? — окликнул Эурона Черный Змей, подъехавший из головы колонны, чтобы получше рассмотреть диковинное зрелище.
— Берегу здоровье твоих скотов и сокращаю наше время в пути — отмахнулся пират, — передай мой приказ, пусть на всех судах последуют моему примеру. Нас заждался Андуин!
Великие звери мерно шагали на север.