Пади ниц

Слезы размазывали кровь и грязь на щеках, делая и без того вечно застенчивое личико до смешного жалобным: Тошия таращился на них неверящим взглядом, забившись к стене, и рыдал до безобразия открыто. Не от боли, не от размазанного по бетону бенто и даже не от унижений, на которые Кайгаку и без того всегда был щедр. Три любопытных лица уставились в экран телефона, весело смеясь на всю округу, но одному из них редко когда было настолько смешно. Он улыбался, по мере нахождения компромата в электронной памяти становясь все тише и напряженней. Пальцы сильнее сжимали твердый корпус, а губы кривились в гнетущей ярости. — Да ладно тебе, Кай, с кем не бывает? Стеснительным ребятам только и остаётся, что довольствоваться фотографиями. Чего ты ожидал? — в ободрение сказала Даки, по-дружески похлопав Кайгаку по плечу, но следующее фото вновь вынудило ее звонко рассмеяться. — Ками, эту он точно выбрал для мастурбации! — Да любая его фотка для дрочки сгодится. Кая любят за вечно недовольную рожу, а не задницу. — Заткнись, Гютаро. — Точно за задницу. Ты просто по сторонам, они-чан, не смотришь. Сестра пихнула брата в бок, ехидно хихикнув, и оба, шибко развеселившись, не сразу заметили, что их шутки больше никто не разделял. Тошия подобрал под себя ноги, задрав голову и испуганно уставившись на подошедшего Кайгаку, и новые порции слез тут же полились по пунцовым щекам. — Я что, по-твоему, так похож на педика? — спросил Кайгаку охрипшим от злости голосом, роняя телефон на землю и подошвой оставляя глубокие трещины в жидком стекле. Тошия вздрогнул и отчаянно замотал головой. — Нет! Пожалуйста, я больше никогда не… — С чего ты это взял? — Вы мне просто нравитесь. Я ничего такого про вас не думал… — Тогда нахрена ты вообще подошёл ко мне? Кайгаку присел напротив, чтобы каждое его слово было отчётливо слышно, но запуганный подросток не мог выдавить из себя ни одного внятного предложения. Выглядел он отвратительно, к нему даже прикасаться было противно, но Кайгаку так сильно разозлился, что сдерживать себя было трудно. Даки положила руки ему на плечи, наклонившись и обняв за шею так, чтобы коснуться губами уха. Голос ее звучал мягко и успокаивающе, возвращая в реальность, напоминая, что все это была лишь чужая выдумка. — Ладно тебе, оставь его в покое. Кайгаку кивнул, и девушка, легко поцеловав его в висок, приняла это за согласие и отошла на пару шагов, ожидая, что тот пойдет вместе с ней. Он поднялся, действительно намеренный уходить, но Тошия вдруг снова подал свой жалобный голос. — Простите меня, пожалуйста, Кайгаку-сан. Я никому ничего плохого о вас не рассказывал. Я лишь подумал, что… Вы всегда чем-то огорчены. Я только подумал, что мог бы помочь, поэтому… Кайгаку вопросительно изогнул бровь, через пару мгновений все же поняв смысл его слов. Он открыто усмехнулся, обнажая ряд ровных зубов и выпуская капли копившейся в нем концентрированной ненависти на волю. Сердце обливалось кровью, и текущий по ней адреналин каждое напряжение мышц превращал в восторг и жидкую истому. Кровь капала на бетон, надолго осталась мелкими брызгами на стене школы, и даже сквозь подошву человеческое тело казалось мягким. Хотелось не просто причинить боль — изувечить, лишить чего-то важного, вынудить страдать по-настоящему. Чтобы все было так, как хотел он. Чтобы хоть кто-то понял, что он чувствовал все это время на самом деле. Ни с десятого, ни с пятнадцатого удара Кайгаку так и не получил удовлетворения, а Гютаро уже силой оттаскивал его от скорчившегося на земле парня, настойчиво твердя что-то о последствиях.