Пади ниц

Неизвестный номер вызывал дурное предчувствие, и Кайгаку был зажат в тиски в столь привычной и вместе с тем до скуки надоевшей обстановке: с одной стороны — Канаэ-сан с ее глубокой верой в то, что она только что наконец познала всю его суть, а с другой — непрошенный звонок от неизвестного человека, о чьей личности совсем не хотелось гадать. Говорить все, что приходило в голову, было не сложно, и Кайгаку наивно надеялся на то, что эта редкая лояльность усмирит чужую настойчивость и вынудит оставить его в покое, но это оказалось лишь пищей для голодной рыбы. Поднять сейчас трубку и продемонстрировать верх безразличия было бы к месту, вот только все инстинкты предупреждали не усугублять. Кочо же продолжала постепенно выедать весь скопившийся налет ленивой усталости, обнажая голые и чувствительные участки его агрессивного раздражения. — Я понимаю. — Неужели? — Тебе хочется в это верить, как и любому другому мужчине на твоем месте, — утвердила она, слабо улыбнувшись, и если бы в этом разговоре была бы хоть капля практического смысла, он бы даже поговорил об этом без тени притворства. — Если бы я хотел ребенка, с ней бы это обошлось во все те же миллионы иен. Ты пытаешься вытащить причину оттуда, где ее не может быть, просто потому, что я еще не вытравил твоими таблетками все свои мозги. — Твоя бывшая девушка тоже попадала под эту категорию. — У них разный типаж. — Но суть одна. Кайгаку усмехнулся, уже давным-давно привыкнув к ее тактике вести с ним беседу, однако именно в этих словах все же имелся некоторый смысл. Не то чтобы Канаэ была права: на самом деле он даже не задумывался об этом, не пытаясь как-то объяснить вдруг переменившееся отношение к очередной девушке в его неприкаянной жизни. Он ошибался. Это не было чем-то новым: он не привязывался к тому, что непременно ломалось, если вообще был способен к чему-то настолько привязаться. Правда в том, что Кайгаку искренне, всем сердцем ненавидел слишком довольных. Эти безмятежные души, строившие осторожные и самые обыкновенные планы на жизнь. Их женские особи, от чьих приторно-нежных чувств едва ли не выворачивало; их противоположные версии, отчего-то нашедшие повод верить, что если очень постараться, то угрюмый сэнпай обязательно ответит. Всем он отвечал в своем репертуаре, но правда была и в том, что на фертильных девушек рука у него не поднималась. Они были пережитком утерянного прошлого, но не ценным раритетом, а реликтом, и хоть Кайгаку никогда не придавал особого значения их судьбе, для него они отличались от всех остальных так же явно, как и небо от земли. Канаэ тщетно пыталась вытащить из него смиренное признание своей вины, ведь его поведение было неприемлемо, но все выдвинутые обвинения его самого нисколько не смущали. Она перечисляла факты один за другим, якобы подтверждающие, что он поступал неправильно лишь из своей извращенной логики, и все эти ловушки Кайгаку прекрасно видел: даже если их не удавалось избежать, толку от них уже не было. — Если ее отец был рожден в искусственной среде, то сама она с высокой вероятностью унаследовала бесплодность. Когда это подтвердится, ты будешь смотреть на нее иначе? — Я тебе ни слова не сказал о том, как к ней отношусь. — А стоило бы. Новые отношения могли бы тебе помочь. — О, и это говоришь ты? Поощряешь меня в неугодной правительству ориентации? — Все, чего я пытаюсь добиться, это уладить твой внутренний разлад и убедить не убивать себя. Мы подписывали договор. — А я говорил, что никогда не пытался убить себя, но что толку? Ты ведь мне тоже не доверяешь. Канаэ вновь сдержанно улыбнулась, продолжая заполнять его календарную карту на этот день, и было забавно, что она всегда находила, что туда написать, пусть их беседы никогда не были достаточно содержательны с точки зрения анамнеза. — Твой брат просил дать ему твои новые контакты, — сказала она вдруг, поднимая глаза, и Кайгаку нисколько не удивился этой новости. — Он был сильно обеспокоен. — Меня это не волнует.

***

Белобрюхие карпы кои столпились вокруг чужеродного объекта в их угодьях, пощипывая ртами побледневшую от холода кожу и особенно интересуясь выпуклыми корочками ранок и яркими синяками. Девушка болезненно ойкнула и стала активно перебирать ногами в воде в попытке отпугнуть от себя прожорливых рыб. — А вот нечего было туда лезть, — назидательно проворчал Кайгаку, осторожно оглядываясь по сторонам, чтобы столь глупому административному нарушению случайно не нашлось посторонних свидетелей. Даки всегда все делала с точностью да наоборот тому, о чем он ее предупреждал, поэтому девичья фигура в то же мгновение оказалась по пояс в холодной воде. Рыбы тут же отпрянули от нее, все еще любопытствуя, но не пытаясь обглодать так открыто. — Ты трусливый зануда, Кай-кун. — Ты говоришь это каждый раз, когда я с тобой не согласен, — тяжело вздохнул Кайгаку, бросая их портфели на траву и садясь рядом, прекрасно зная, что в таком настроении Даки уже через пару минут взбредет в голову сделать что-нибудь еще из ряда вон выходящее. — И правильно. Нечего со мной спорить. Она подняла на него взгляд и хитро улыбнулась: довольная, несмотря на зияющий на лице багровый синяк и разбитую губу, от каждой ее улыбки которая вновь начинала кровоточить.