Вторая половинка

— As my memory rests, but never forgets what I lost. Wake me up when September ends, — я приподнял голову с подушки, вслушиваясь в чудесный, будто бархатный голос, — summer has come and passed, the innocent can never last. Wake me up when September ends, — улыбнувшись, я пригладил волосы и встал, пошел на звук в сторону кухни, — ring out the bells again, like we did when spring began. Wake me up when September ends, — Денис стоял у окна, глядя на дождь и прислоняясь лбом к раме. На нем были только джинсы, пел он негромко, но просто великолепно, — here comes the rain again, falling from the stars, drenched in my pain again, becoming who we are. As my memory rests, but never forgets what I lost. Wake me up when September ends. Мне бы хотелось вставать так каждое утро до конца жизни. Я не хотел ему мешать, но, раз уж он закончил петь, подошёл и обнял со спины, целуя в плечо. — Доброе утро, — шепнул я, уткнувшись носом ему за ухо. Денис только усмехнулся и прикрыл глаза, шевельнулся, прижимаясь ко мне чуть крепче. Теплый, ещё немного сонный, взъерошенный и невыносимо милый. Уже даже почти родной. — Знаешь, я очень давно не пел вне дома, — пробормотал он, поглаживая мою руку на своем животе, — обычно только один или с папой могу. Вот как... Как он может стесняться с таким великолепным голосом? И, выходит, со мной ему так же спокойно, как дома? Приятно. Мы перекусили, прихватили кофе с собой и допивали уже в машине. Машина у него классная, конечно, но от Родиона я бы как-то и не ждал меньшего, мне кажется, он кожу бы с себя снял ради детей. Я знаю их всех совсем немного, но они — лучшая и самая крепкая семья, не говоря уже о стае. До пары ещё оставалось время, так что я притормозил поговорить с ним. Ещё немного. Ещё минутку. Так не хотелось уходить, в такую хмурую погоду хотелось только обнимать его, греть собой и читать с ним вместе какую-нибудь книгу. Целоваться и пить горячий чай. В попытке хоть как-то приблизиться я прислонился плечом к стене у угла, а он — с другой стороны угла. Так мы могли даже вполне прилично соприкасаться локтями, я вдыхал его запах. Девчонки неподалеку шушукались, подбадривая одну из его одногруппниц подкатить к моему парню. К моей Паре! Я им мешаю, конечно, поэтому никуда не уйду, пока пара не начнется! — Ну ладно тебе, — улыбнулся уголком губ Денис, когда я поморщился от очередного взволнованного вздоха с их стороны, — хочешь, покажем всем? Я уставился на него, пытаясь понять, не слуховые ли у меня галлюцинации. Мы не говорили об этом, по умолчанию не афишировали, а тут он сам... И не боится ведь, даже не нервничает, судя по расслабленной полуулыбке. Повернувшись вокруг угла, я прижал его к себе и поцеловал. Вокруг стало так тихо, что зазвенело в ушах, и я смог расслышать, как бешено колотится его сердце. И мое. И поцеловал его глубже, чтобы успокоить нас обоих, чтобы не было никакого пути назад, чтобы никто не подумал, что это шутка. Отлепившись, я уже совершенно спокойно оставил его одного и пошел на свою пару. А по пути смерил взглядом воздыхательницу моего парня и медленно, широко лизнул средний палец от основания к кончику, показывая свое отношение к ее потугам и намерениям. И все равно я нервничал всю пару. Было такое странное чувство, как-то слишком уж похожее на предчувствие проблем, тянуло в груди. Дашка с подозрением на меня поглядывала, но молчала. Это пока не перерыв, уж потом она из меня все вытрясет... Но вытряхивать не понадобилось. Конечно, кто-то успел сфоткать и скинуть в "Подслушано" нашего института. Блин, хорошо смотримся вместе, органично так... — Ты совсем ебу дал? — прошипела Даша, как только преподаватель вышел, пизданула меня по плечу тетрадкой. — Мало того, что к ребенку пристаешь, так ещё и компрометируешь его! — Это его идея была, — фыркнул я, потирая плечо. Не сильно, но хлестко, блин, ауч... — почему всем можно, а нам нельзя? — Потому, что остальные не геи! — уже начала повышать голос девушка, возвышаясь надо мной и с угрозой встряхивая тетрадкой. — Мы оба би! — возразил я позорно пискляво, сползая от ее праведного гнева под парту, насколько смог там поместиться. Чтобы умерить ее пыл, обычного подношения в виде булочки и банки колы не хватило. Когда к нам пришел Денис, ему тоже перепало по голове, и я взглядом указал ему на буфет. Он прибавил "Баунти" и кофе, и вот уже этого для успокоения моей лучшей и любимой подруги хватило. — Я просто переживаю, что вас будут теперь шпынять, — вздохнула Даша, подула на слишком горячий кофе, — вы сами это осознаёте? — мы оба кивнули. Конечно, осознаем, раз уж посреди людного холла за руки держимся... — Ну и хрен с вами, боже... — У тебя три пары сегодня? — уточнил я у первокурсника, глянув в окно, где дождь разошелся не на шутку. Он угукнул, осторожно отпивая чай, хотя вот уж чай у нас в буфетах отвратный. — Херово. Мне не особо далеко, обычно я пешком хожу, полчасика прогуляться самое то. Но в такую погоду хотелось бы, чтобы заботливый парень подвёз, а потом ещё и согрел... — Хочешь, иди к нам, — предложил Денис, облизывая губы. Я с недовольством на него покосился. Ну да, десять минут, а то и быстрее можно дойти, но там же Родион... — А то папа переживает, что зашугал тебя во время знакомства. Ну, блин... Вообще, полнолуние уже через неделю. Я собираюсь дать ему себя укусить, но при этом видел всего раз. Непорядок, согласен. В итоге, я получил ключи, зонтик и пошел. Нервничал ещё больше от нашего утреннего признания по секрету всему свету, но пошел. У них была большая корзинка на комоде в прихожей, где валялись ключи вперемешку, только брелоками отличались. Ну и ключи Дениса я тоже туда положил. Мокрый зонтик, который отряхивал в подъезде, как мог, повесил на крючок над небольшим поддоном. Прикольная штука, тоже надо такую купить. — Привет, — я даже вздрогнул, не заметив, как дикий вышел в прихожую. Видимо, в нашу первую встречу он специально ходил так, чтобы было слышно, — сейчас ещё мелкий придет, обедать будем. — Ум... Угу, — неловко опустив взгляд, я разулся. Альфа не стал меня смущать и снова растворился. Я особо не представлял, куда себя девать. Что я, развалюсь на диване в гостиной и буду ползать в телефоне? Где мне тут прилично быть, вообще? Недолго поколебавшись, я пошел в комнату Дениса. Ну а что? Сел за письменный стол, оглядел аккуратно разложенные в подставках тетради и книги, огромный органайзер с самыми разными ручками. Почерк вот у него огонь, очень мелкий, но легко читаемый, даже изящный. От делать нехер я достал биогеографию и занялся очередной таблицей. Только успел расчертить колонки — хлопнула дверь. И сразу же раздалось шуршание на кухне. — Переодеваться, руки мыть! — скомандовал Родион, гулко протопали чьи-то пятки по коридору. Ну и я все отложил и пошел на кухню. Хоть помогу чем-нибудь, что ли... Мне доверили достать тарелки, приборы и соусы, поставить чайник. И мне было спокойно. Хотя бы потому, что на меня не обращали внимание. В том смысле, что не выделяли, как гостя или чужака, а просто считали частью этого дома. Мне даже не понадобилась связь с альфой, чтобы понять, что его не волнует мое присутствие. Он тоже считает, что так и должно быть. Боже, как странно... Мы спокойно пообедали втроём, хотя Артем настороженно на меня поглядывал. Потом каждый убрал за собой посуду, малыш объявил, что идёт делать уроки. В итоге, все разошлись по своим комнатам, и настала тишина. Я сидел за столом Дениса и вслушивался в эту тишину. Спокойную, уютную тишину дома, куда пока пришли не все обитатели. Уверен, потом этот дом будет полон смеха, шума, стуков. Как же тут хорошо... Пришел Максим, потом явился и Денис, они тоже сели обедать, я перекусил с ними, чтобы составить компанию. Подумать страшно, сколько Родион тратит на одну только еду, а едят они нихуя себе. Денис сразу же уселся делать задания на завтра, я пристроился на краешке стола со своей таблицей. Дверь вдруг распахнулась. — Ага-а! — воскликнул Макс, наставив на нас телефон. — Ты чего? — изумился Пара, кинул в брата ручкой. — Стучаться надо! Без каких-либо пояснений дверь закрылась. Мы с парнем переглянулись. Похоже, Максим хотел застать нас за чем-то гейским, иначе не скажешь. Но как же здесь было хорошо. Тихо, потому что отличная звукоизоляция, но, стоило открыть дверь, тишину разбавляли бормотание телевизора, шорохи, хихиканье и вздохи. Я уже так давно ушел из стаи, что и отвык от подобной атмосферы. Ближе к вечеру Денис сходил за бутерами и чаем, причем бутерброды, похоже, делал Родион. Уж такие щедрые наслоения сыра, овощей и колбасы... Колбасу я переложил Паре, и он с тихим смехом наклонился ко мне, ласково целуя. — Ага-а! — дверь едва не слетела с петель. — Блин, фу... — А кто тебя просил врываться без стука? — назидательно хмыкнул Родион, подмигнул нам и прикрыл дверь. — Мало тебе детских травм? Денис отчётливо порозовел и сердито засопел. Я неловко почесал затылок и глянул, что там мне пришло. Охеренная фотка. Теплая, уютная, с чайком, бутерами, учебниками и нежным поцелуем. Недолго думая, я кинул ее на стену. Вот только стоило ли бедному Максу жертвовать своей психикой, чтобы только сфоткать нас? Просыпался я один, и это было грустно. Но Денис отвёз меня домой, и мы долго целовались на прощание, и это уже приятно. А ещё мне ко второй, и это вообще чудесно. После пары я планировал пообедать и провести время с парнем, но оказалось, что и столовая, и буфеты сегодня не работают. — Вчера же висело объявление, — приподняла брови Дашка, доставая из сумки контейнер с салатом, — хочешь, поделюсь с тобой? Да ну, я ж разве наемся даже всем этим контейнером? Блин, пиздец, как можно было не заметить? — Привет, — рядом с нами на лавочку плюхнулся Денис, чмокнул меня в щеку прямо при всех, я даже немного смутился, — будешь бутер? Папа и тебе сделал. — О, правда? — я оживился и сунул нос в пакет. Бутер... В стиле Родиона, я бы сказал. Весьма здоровая сплющенная круглая буханка темного хлеба, из которой вытащили мякушку и напихали туда кучу всего. Огурцы, сладкий перец, соусы, сыра разного полно, салатные листья. В бутерброде Дениса были ещё колбасы и мяски разные. — Блин, я обожаю твоего отца, — промычал я, жмурясь от счастья. Сочный, вкусный, сытный и огромный бутер, почти пирог — что ж мне ещё надо для счастья? Разве что, осознание, что я в их стае точно уже свой. Меня кормят, обо мне заботятся. Кажется, я умираю.