Так говорит Джо

Все начинается с того, что Эмма покупает его книгу. Нет, нет, на самом деле — с коричных леденцов. Очередной день Эммы — хуже всего на свете, и она отправляется за самыми вкусными в мире леденцами. Да, они коричные, но еще — мятные, острые и сладкие, таково на вкус счастье. А Эмме в то время — шестнадцать лет, и в этом возрасте жизнь — такое мучение, а смерть кажется избавлением. Она так одинока, белое отребье Эмма, и ее ногти всегда обгрызены до мяса. Эмма не отдает себе отчет во многом из того, что делает. Например, она совершенно не знает, зачем в торговом центре вместо магазина сладостей вдруг заворачивает в книжный магазин. Что она тут забыла? Эмма не знает. Под искусственным светом лампы ей кажется, что земля под нею плывет. Эмма рассматривает книги на полках, хотя вовсе не собирается ничего покупать. Ей нужны только леденцы, и больше ничего в этом мире. Консультант, высокий нескладный парень, смотрит на нее с подозрением. Серьезно, чувак? И когда ты в последний раз видел книжных воровок? О, будь Эмма посмелее, она наверняка сказала бы ему именно это. Но вместо слов у нее во рту только жгучий стыд, горький и кислый, как старый лимон. Эмма чувствует себя обязанной что-нибудь купить. И никаких ей леденцов — достойное наказание. Эмма еще не знает, что купит что-то получше, чем коричные леденцы. Даже чем коричные леденцы. Еще минута, и она, пройдя до конца зала, найдет на самой нижней полке свою собственную жизнь. Эмма готова купить что угодно, и ей не хочется вдумчиво вчитываться в аннотации и листать страницы. Она выбирает обложку. Да, маяк на обложке романа Джо просто нравится ей больше всего — все так темно, так печально — сжимающаяся вокруг маяка ночь и желтоватый огонек на вершине. Эмме нравятся такие вещи. Очень романтично, разве нет? Эмме шестнадцать, и она в восторге от картинок с маяками в ночи, заброшенными садами, густыми туманами, словом, это просто красиво. Да, маяк зачаровывает Эмму, и она покупает книгу не глядя внутрь. С такой обложкой она просто не может быть плохой, тем более, что в аннотации обещают — будет про любовь и про смерть. А это две самые важные вещи для подростков. Забавно думать, как круто повернулась в тот момент ее жизнь. И как легко она могла бы пройти мимо романа Джо, так никогда и не узнав, что потеряла. На покупку книги Эмма тратит все свои карманные деньги и, конечно, никаких уже ей леденцов. Дома мама смотрит выступление какого-то очередного телеевангелиста. Похвальная религиозность для женщины, прижигавшей свою дочь ментоловыми "Лаки Страйк". Мама сидит в одном белье, положив ногу на ногу, и потягивает вино. Видимо, недавно ее покинул очередной ухажер, и маму охватила посткоитальная грусть. Эмма испытывает только отвращение. Она думает, что никогда и ни с кем не займется любовью, ведь это такая мерзость. Она бы скорее ударила кого-нибудь, чем поцеловала. Эмма проскальзывает мимо мамы, как тень, но мама все равно говорит: — Эмма, малышка, не горбись. Тупая шлюха, думает Эмма, но говорит: — Ладно, мама. В нее летит пустой бокал, Эмма едва успевает уберечь голову. Тупая сука, думает Эмма, тупая, тупая, тупая сука, надеюсь, ты сдохнешь. А мама говорит: — Что за тон, Эмма? И убери стекло, а то порежешься. А об отце у них в доме не говорят. Он бросил маму, когда она узнала, что беременна Эммой. С тех пор мама плотно сидит на антидепрессантах, а Эмма, да, Эмма сломала ей жизнь. Однажды мама сказала Эмме, что пыталась убить ее. Эмма была неспокойным ребенком, она много кричала, и мама долго стояла над Эммой с подушкой. Она так и не решилась. Иногда Эмма думает, что им обеим было бы легче, если бы мама все-таки прижала подушку к ее лицу. На маму Эмма совсем непохожа, она — вылитый отец, во всем. Такая же тупая неблагодарная тварь. Рыжая, притом. Мама работает в закусочной, из развлечений у нее только секс, "Прозак" и телеевангелисты. Не о такой жизни она мечтала. И Эмма — всему виной. Да, Эмма никогда об этом не забывает. Она растет нелепой и зажатой, ей стыдно буквально за все, стыдно даже дышать. Эмма чувствует себя в безопасности лишь в своей комнате. Там она может почитать или порисовать, а больше ей не нужно совершенно ничего. Эмма вообще любит книжки, куда больше, чем реальную жизнь. Вот и роман Джо — он увлекает ее, как ничто другое, как ничто до этого. Эмма запирается в комнате и выходит оттуда лишь для того, чтобы сделать себе еще один сэндвич с арахисовым маслом. У мамы очередной мужик, потом очередной телеевангелист, потом очередное похмелье, а Эмма читает. Книга Джо прекраснее всего, что с ней когда-либо случалось. Она действительно полна любви и смерти. Но еще — одиночества. Блестящего и абсолютного, как зимнее утро у моря. Мертвый возлюбленный, мертвые родители, в этой книге мертвы все, поэтому Гвендолин так одиноко. У нее есть только маяк, а у маяка есть только море — никаких кораблей, они никогда не придут. Все исступленно и красиво, и так романтично, и так больно. Эмма плачет и не может остановиться, со слезами из нее будто бы выходит какая-то болезнь, какой-то гной. На страницах остаются мокрые отметины — знак ее восторга. Теперь это ее любимая книга. Если бы у Эммы были друзья, она поделилась бы с ними этим открытием. Но у Эммы есть только страничка на "MySpace", которую она, к тому же, ото всех закрыла. Она, как и Гвендолин, так чудовищно одинока. И все вокруг нее мертвы. Не в прямом, конечно, смысле. Хотя по обрывкам маминых разговоров можно догадаться, что отец умер от сердечного приступа в Лас-Вегасе. Эмма меняет ник на "Гвендолин" и рисует себя в ее образе, на маяке и с мертвым возлюбленным. Правда, у него нет лица. Человеческие лица обычно кажутся Эмме недостаточно красивыми, чтобы изображать их. Для себя она делает исключение — любуется на свое уродство, как говорит мама. Эмма даже хочет вырезать у себя на руке название книги — "Готическое море", но оказывается не в силах причинить себе боль и тупо сидит с маникюрными ножницами полтора часа. В любом случае, она счастлива. Впервые за много лет. Эмма в мире своих фантазий, там все мертвы и никого нет. Конечно, Эмма ищет про "Готическое море" все, что только есть в интернете. В основном пишут, что роман провальный, но и таких отзывов мало. Но Эмма знает — эта книга изменила ее. И что может сделать Эмму еще счастливее? Как-то раз она натыкается на объявление о презентации романа в каком-то маленьком книжном в Нью-Йорке. Эмма пищит, прижимает руки к лицу, и оказывается, что щеки горят. Она могла бы увидеть автора, Джо Кэрролла, и сказать ему, как много значит для нее "Готическое море". Но как ей решиться на это? Эмма никогда не бывала в Нью-Йорке без мамы, и ей просто страшно. К счастью, вскоре у нее день рожденья, и, когда мама спрашивает: — Ну что, замарашка, что тебе подарить? Расческу? Эмма говорит: — Прошу тебя, мама, поехали со мной в Нью-Йорк. Там будет презентация книги Джо Кэрролла. — Джо...кого? — Джо Кэрролла. Это мой любимый писатель. Мама вздыхает, отмахивается от нее. — Тащиться в такую даль. Я подумаю. Но Эмма знает, что мама согласится. Раз в году, на день ее рожденья, мама готова сделать для Эммы почти все. Наверное, она вспоминает, как едва не убила свою дочь. И, да, они едут! Они едут в Нью-Йорк! — Сколько будет длиться эта фигня? — спрашивает мама. Эмма пожимает плечами. — Часа два, мама, — говорит она. — Может быть, больше, но не думаю, что намного. Если честно, Эмма вся дрожит. Он подпишет ей книгу, сам! Надо же! Писатель, создавший Гвендолин! Мама говорит: — Я отправлюсь куда-нибудь выпить и зайду в магазин. Если опоздаю — далеко не уходи. — Да, мама, — говорит Эмма и неожиданно понимает, что готова расплакаться. Вдруг мама опозорит ее? А вдруг мамы не будет вовсе, и Эмма останется одна? Плохо и то и другое, зачем она вообще ввязалась во все это? В магазинчике душно, и у Эммы сразу начинает кружиться голова. Как тогда, когда она нашла "Готическое море" — от электрического света земля уходит из-под ног. Эмма опаздывает, а он уже начал читать. Она незаметно проскальзывает по залу и садится на стул, коленки дрожат, губы тоже, руки влажные от пота, и книжка едва не выскальзывает из них. Джо Кэрролл куда красивее, чем на фотографии. Да, на фотографии он похож на всех этих претенциозных писателей между сорока и пятьюдесятью, но в жизни — совсем другой, у него живая, обаятельная мимика и морщинки в уголках глаз, которые делают взгляд мягче. Лицо его казалось ей грубым, но это вовсе не так — у него чарующий взгляд темных глаз, и весь он такой теплый и темный, как карамель, которая так нравится Эмме. И у него британский акцент, а до этого Эмма слышала такой только по телевизору. Из-за акцента все, что говорит Джо, кажется таким театральным и напыщенным, это немножко смешно, но здорово. И какое чудо — он читает ее любимый отрывок. — Хорошего и плохого больше не существовало. Остались лишь грани зла. Да, хочется воскликнуть Эмме, да! Это правда! Это настолько правда! Зло и уродство есть повсюду. Везде-везде. Эмма вся напряжена, она пристально следит за ним. Джо отчасти зачитывает по памяти и иногда смотрит на присутствующих. И Эмме кажется, что он заметил ее восторг. Он смотрит на нее блестящих взглядом, и эти морщинки в уголках глаз. Впервые в жизни человек кажется Эмме таким красивым, а ведь она уже видела его фотографию. Но зло и уродство есть повсюду. Людей на презентации совсем немного, и Эмма недолго стоит в очереди. За это время она успевает три раза подавить в себе желание сбежать без автографа, но так же нельзя. Что он подумает? И вот она протягивает ему книгу. Он смотрит на нее вопросительно, и она выпаливает: — Эмма! Ей кажется, что язык непременно отнимется, но вместо этого Эмма говорит очень быстро. — Прекрасная книга! Джо смотрит на нее заинтересованно, глаза его так блестят, они всегда блестят, и они темны. На Джо коричневый костюм, такой классический и такой британский, он выглядит идеально. Эмма в своем дурацком сарафане чувствует себя дурочкой, это заставляет ее нервничать еще больше. Джо говорит: — Ты поняла меня, Эмма. Да, думает она, я поняла. Я все поняла лучше всех. Я ничего в жизни так хорошо еще не понимала. Он улыбается ей, и это дает Эмме силы продолжить: — Все так красиво, и так зримо, я словно оказалась прямо там. На маяке. Совсем одна. Джо смотрит на нее еще внимательнее. Ему нравится то, что она говорит, Эмма впервые так явно чувствует, как другому человеку приятны ее слова. Он издает какой-то забавный звук, почти мурлыкает, от улыбки морщинки в уголках глаз становятся длиннее. — Приятно слышать, — говорит он, а Эмма смотрит на его зубы — не идеально белые, острые зубы. Она слышала, что у британцев плохие зубы. И у него грубые руки. Зло и уродство есть во всем. И вдруг он спрашивает: — Можно я? Эмма не понимает, о чем Джо говорит, а он протягивает руку и убирает рыжую прядь с ее лба. Жест абсолютно невинный, почти отеческий, но ее пробирает дрожь. Эмма замечает на его руке обручальное кольцо. А сама рука такая большая. — У тебя красивые глаза, Эмма, не надо их прятать. Сердце пропускает удар, ей вдруг кажется, что они одни. Они одни, а вокруг все мертвы и никого нет. Прекрасное чувство. Прекрасная книга. Тогда она решается задать самый важный вопрос: — Она умерла? Гвендолин. Когда зашла в море и поплыла к горизонту. Вопрос правильный. Джо — хороший учитель, он любит правильные вопросы. — Скажи сама, — говорит он. — Я думаю, она умерла, — говорит Эмма. — Да, думаю она умерла. И тут она чувствует настоящий интерес Джо. Он так ощутим, его можно потрогать. Кажется, будто Джо ощупывает ее взглядом, мир вокруг сужается, как перед обмороком. Эмма старается успеть сказать то, что ей хочется сказать. — Она поплыла к горизонту, к солнцу, и умерла, и в смерти обрела надежду. Джо снова мурлыкает, но теперь все куда более лично. У них на двоих одна тайна, имя ей — смерть. И в этот хрупкий мир врывается мама. Она всегда так делает. Эмма хочет отвернуться от Джо, чтобы он не видел ее лица, когда она слышит мамин голос, она совсем забывает про книгу. Столкнувшись с мамой, Эмма отскакивает. И, конечно, случается самое ужасное. Мама флиртует с Джо. Эмма сгорает от стыда и, о Господи, от ревности. Но вдруг замечает, что Джо смотрит на маму холодно, она его раздражает. Она разозлила его тем, что отвлекла. Эмма и Джо разговаривали, а мама их отвлекла. — Подписал книгу? — спрашивает мама. Эмма смотрит на Джо. Эмме так стыдно за маму, но вдруг Джо берется, наконец, за ее книжку, каждая страница которой была оплакана Эммой. — Чуть не забыл! Джо пишет: Эмме с любовью, твой Джо. Эмма готова разрыдаться от счастья и от стыда. А он улыбается, расставляет эти паузы, такие театральные, чуть склоняет голову набок. Джо, Джо, Джо. У него горячие руки и блестящие глаза. Когда он передает Эмме книгу, она чувствует жар его пальцев. Эмма никогда не понимала этих шуток: не буду мыть руку, которой он коснулся. Но ей и вправду не хочется мыть эту руку. И прядь волос, которую он убрал с ее лба. Все это так нелепо. Может быть, думает Эмма, он ее запомнил. Казалось, будто она и в самом деле задала ему правильный вопрос. И сама дала на него правильный ответ. В любом случае, Эмма уверена в том, что увидит Джо еще раз — на презентации следующей книги. Но в следующий раз Эмма видит Джо по телевизору. Она ест хлопья на завтрак, вылавливает кусочки маршмеллоу и топит цветные колечки в молоке. У мамы выходной, и она завтракает джином и "Лаки Страйк". Эмма о чем-то думает, сама не понимает, о чем, из забытья ее вырывает мамин голос. — А это не твой любимый писатель? — Что? — спрашивает Эмма. Мама щелкает пальцами и подкуривает новую сигарету. — О нем говорят сейчас в новостях. Его обвиняют. Убил сколько-то там студенток, я прослушала. Убил. Четырнадцать студенток. Во всяком случае, доказали — четырнадцать. Ложка падает в тарелку с хлопьями, брызгает молоко, и мама бьет Эмму по руке. — Аккуратнее! Эмма не сводит глаз с экрана телевизора. Да, убийства произошли в Вирджинии, в Уинслоу, где Джо преподавал литературу. И совершенно точно в наручниках ведут его. И совершенно точно в углу экрана фотография Джо. И даже упоминают его книгу. Эмма плачет весь день. Все это так несправедливо, и ей невероятно больно. Она больше не увидит Джо — его усыпят, как бешеную собаку. Кроме того, он оказался монстром. Единственный человек, проявивший к ней каплю тепла, оказался монстром. Зло и уродство есть повсюду. Эмма бы никогда не попала на суд, если бы не одна счастливая случайность — мама попыталась ее задушить. Они ссорятся, и мама пьяна, и Эмма кричит ей, что лучше бы мама удавила ее в детстве. — Ах так! — визжит мама и сбивает ее с ног. Эмма сопротивляется, но мама все еще сильнее ее, и диванная подушка, расшитая красными цветами, прижимается к ее лицу. Эмма почти теряет сознание, руки и ноги ее непроизвольно дергаются, и у нее нет сил сопротивляться. В последний момент мама останавливается. Эмма еще долго лежит на полу, раскинув руки, и воображает себя мертвой. Она не так уж и зла. Но теперь у нее есть повод воздействовать на маму. Она говорит: — Ты должна кое-что сделать для меня, иначе я пойду в полицию сейчас же. Мама очень удивлена: Эмма просит ее поехать с ней на суд. Процесс над Джо проводится открытый, но Эмма не может присутствовать там одна. Мама нужна ей. По дороге мама говорит: — А ты, значит, из тех маленьких шлюшек, которые приходили на суды в майках с надписью "Тед Банди"? Эмма молчит. Она не знает. Никакой майки ей точно не нужно. Она просто хочет увидеть Джо еще раз. В конце концов, он проведет еще пару лет в тюрьме, а потом его казнят. Горячие руки, блестящие глаза. Эмма не может спать. Не может есть. Не может попасть на процесс. Когда им с мамой, наконец, удается занять места на скамье, она сразу чувствует присутствие Джо, хотя не сразу находит его взглядом. Он здесь, думает Эмма, его уже привели. Эмма видит лишь спину Джо. Но как болезненно спина его напряжена, когда говорит Сара Фуллер — единственная выжившая жертва. — Нож был еще во мне. Я хотела его вытащить, но не хватило сил. — И что вы сделали? — Тогда я вогнала его еще глубже в живот справа, чтобы истечь кровью. Я просто хотела умереть. Затем, в видеозаписях процесса, Эмма увидит его лицо. Оно будет напряженным и восхищенным, и даже взволнованным, словно Джо читает хорошую книгу. Или, лучше сказать, словно он получает отзыв на собственную книгу. Эмме покажется, будто Джо сочувствовал Саре Фуллер. Как сочувствуют персонажу в романе. Как сама Эмма сочувствовала Гвендолин. В любом случае, Эмма слушает внимательно. Мама скучает. Когда Джо дают слово, он обращается к Саре Фуллер. Он говорит: — Ты была такой красивой. Эмме кажется, что здесь она невидима и в безопасности, но, когда Джо уводят, он, окинув взглядом зал, мгновенно замечает ее. И узнает. Он улыбается ей и подмигивает. Блестящие глаза, горячие руки. Вдруг Эмма думает: он ведь посчитал ее красивой. Может ли быть так, что Джо хотел убить и Эмму? А что если бы Эмма оказалась в том книжном магазине без мамы? Эта мысль наполняет ее трепетом, страхом и одновременно чем-то еще, куда более сладким. Во всяком случае, Джо хотел бы до нее дотронуться. Мама еще долго смеется над Эммой. — И это твой любимый писатель? Надо же, ее любимый писатель оказался серийным убийцей. Жизнь не удалась. Все это забавно, но Эмма не забывает. Когда ей исполняется восемнадцать, она отправляется на свидание с Джо. Не на то свидание, на которое ей бы хотелось, но все-таки. Их разделяет толстое стекло, Джо в белом, и он прекрасен. Глаза блестят, а руки, наверное, горячие. — Ты меня помнишь? — спрашивает Эмма. — Я часто думаю о тебе, — отвечает Джо с безмятежной улыбкой. — Я ждал, когда ты приедешь. Высокий, сильный, думает Эмма, здесь ему совсем не место, как не место красивому хищнику в зоопарке. Но это все глупости, разве нет? Она теряется, не знает, что ему сказать. Зачем она вообще приехала? От электрического света земля уходит из-под ног. Должно быть, он думал, а не убить ли ее. Вот что значил этот ощутимый интерес — хищный, теплый. Он думал убить ее, потому что посчитал Эмму красивой. Никто не считал ее красивой прежде. — Мама пыталась меня задушить, — говорит Эмма шепотом. — Год назад. — Да? — спрашивает Джо. — И как ты ее терпишь? — Не знаю. Джо подается вперед. О, как бы Эмма хотела ощутить его дыхание, однако между ними — стекло. У Эммы двоится в глазах. Вот ее любимый писатель, а вот — маньяк-убийца. Это обязательно должны быть два разных человека. Но Джо один. Эмма спрашивает: — Ты...ты правда их убил? Джо улыбается, морщинки в уголках его глаз, такой теплый взгляд — нежнее на Эмму не смотрел никто и никогда. — Да, — сказал он. — Я их убил. — Как в итальянских фильмах ужасов? Джо смеется. — Я, скорее, отождествляю себя с поэтами-романтиками. Воспеваю смерть. И вдруг, совершенно бесстыдно, будто раздевшись перед ней, будто сняв перед ней кожу, он говорит: — Я долго искал собственный стиль. Это похоже на литературный эксперимент. Я ел их: свежими, гнилыми, живыми и мертвыми, занимался с ними любовью, уничтожал тела. Наконец, путем долгих экспериментов, я обнаружил, что мне нравится нечто простое. Мой стиль весьма целомудрен. А Эмма думает: в новостях ничего не говорили о расчлененных или съеденных студентках. Может быть, Джо тренировался перед тем, как совершить свою серию убийств? Ведь каждый день пропадает такое множество людей. Их портреты оказываются на пакетах с молоком, а тела никогда не находят. Сердце Эммы бьется так стремительно, так болезненно. Она говорит: — Не знаю, зачем я это спросила. — Знаешь, — отвечает Джо с улыбкой. У него синяки под глазами и красивые чувственные губы, а на щеке — бесцветная родинка. Эмма старается запомнить его как можно яснее, потому что после такого она уже не вернется. — Почему ты так легко об этом говоришь? Джо мягок с ней и так терпелив. Он отвечает: — Потому что ты поняла меня, Эмма. Ты читала что-нибудь у Эдгара Алана По? Все, что Эмма знает о По — мультфильм "Ленор, маленькая мертвая девочка". Она краснеет. — Когда мы проходили его в школе, я... Но Джо просто дает ей список для летнего чтения. Эмме даже не нужно пытаться его запомнить — каждое слово Джо все равно врезается в память намертво. Он так любуется на себя. Про таких, как Джо, мама говорит: кончает от звука собственного голоса. Какая пошлость, но это правда, Джо всегда выглядит возбужденным. Эмма думает, что ей надо держаться от него подальше, а любопытство свое она удовлетворила. Напоследок Эмма говорит: — Но как мог человек, написавший столь прекрасную книгу, совершить нечто столь ужасное? Джо отвечает: — Это вопрос, который ставит перед нами искусство. Как человек способен создавать нечто прекрасное, будучи таким несовершенным? Эмма уходит от Джо в слезах. Всю дорогу она рыдает, а потом ее тошнит. Она никогда-никогда не вернется в то страшное место. Эмма выполняет почти все свои клятвы, кроме этой.