Слабоумие и отвага

— Джексон, — выдыхает Джебом ему в самые губы и толкает легко в грудь, — я голодный. — Я тоже, — отзывается Джексон и мокро целует его в родинку на скуле, потом рядом с ухом и ниже, на шее. На языке разливается знакомый вкус его кожи, а в нос ударяет тот самый запах, по которому он успел дико соскучиться. — Я серьёзно, — Джебом звучал бы вполне себе сурово и угрожающе, если бы не его ладони у Джексона за поясом брюк. — Ты не поверишь… По правде, вообще не понятно, как они умудрились доехать из гонконгского аэропорта до квартиры и не влепиться куда-то по дороге. Потому что стоит только увидеть Джебома в вестибюле, все мыслительные процессы ограничиваются инстинктами. Джексон сталкивает Джебома на диван, взгромождается к нему на колени и лижет в губы, пока расстёгивает нетерпеливо свой ремень. Где-то внутри Джебома умирает страшной голодной смертью кит. Джебом запрокидывает голову, укладываясь затылком на спинку дивана, и бессовестно ржёт. — Ладно, уговорил, — тянет обречённо Джексон, кусает ему мстительно подбородок и нехотя поднимается, — могу сварганить что-нибудь из того, что есть. Или доставку заказать? — Сто лет не ел домашнее, — Джебом потягивается с кряхтением, трёт шею и, поморщившись, бурчит, — обслюнявил всего, как соскучившаяся псина... — Ну так я собака, — откликается весело Джексон с кухонной зоны, шурша пакетом с рисом, — и соскучился. Ой. Рис сыпется мимо посуды, и покрывает ровным слоем столешницу. Джексон небрежно стряхивает его с края в миску, промывает быстро и загружает в радостно пискнувшую запылившуюся без дела рисоварку. Пользуется он ею нечасто, только когда редкие гости заявляются на порог. Джексон ныряет носом в свой холостяцкий холодильник, скребёт затылок задумчиво. Мышь, конечно, не повесилась, но всё равно не густо. Сообщение от Джебома застает его утром во время совещания, и он не то что за продуктами не успевает заехать, даже до конца рабочего дня не терпит. Так и уезжает из офиса в костюме и с важными документами под мышкой сразу после обеда. — Рис с яйцами? — Всё равно, — мямлит рассеянно Джебом, что-то пытаясь одновременно отрыть в своём рюкзаке, — дашь мне во что-нибудь переодеться? Последняя чистая футболка погибла смертью храбрых в самолете. — Можешь взять то, что первым вывалится на тебя из шкафа. Джексон стучит шустро ножом по разделочной доске и не сразу слышит удивлённый вопрос за спиной. Он оборачивается через плечо, когда Джебом уже в его, Джексона, майке подходит ближе. В руках у него длинноносые леопардовые туфли. Дорогущие и жутко модные. — Не думал, что ты такое носишь. — Это не мои, — он едва бросает взгляд на туфли и отворачивается обратно, где со сковороды во все стороны брызжет раскалённое масло, — для Бэмбэма купил в подарок, никак не отправлю. Джебом слоняется без дела, что-то опрокидывает случайно, чем-то гремит, наведывается в туалет, суёт нос в ванную (оттуда доносится восторженный вопль, информирующий, что джакузи была обнаружена), курит на балконе. Одним словом: чувствует себя как дома. — У тебя красивая квартира, — выносит он свой вердикт, бессовестно устраиваясь задницей на столешнице рядом с плитой. В прорехи на камуфляжных джинсах видны его коленки с синяками и парой почти заживших ссадин. Ну, пацан пацаном, вернувшийся с каникул. — Как с обложки журнала. Он заглядывает в сковороду, приподнимает бровь, оценивая её содержимое, и придирчиво уточняет: — А вот без этого никак? Джексон кое-как отлипает от разглядывания его коленок и, спохватившись, закидывает в сковороду остатки бекона. И только потом обращает внимание на что Джебом показывает. — Чем тебе помидоры не угодили? — Не люблю, — Джебом морщит нос недовольно и почти брезгливо сдвигает миску с нарезанными помидорами подальше, — лучше без них. — "Всё равно", — передразнивает Джексон, кривляясь, и возмущённо бьёт по его руке, прямо со сковороды утащившей пару кусочков мяса. — Сдурел? Горячо же. Джебом шипит и смешно корчится, пока жуёт, и выглядит при этом довольным шкодником. Вроде дворового и потрёпанного сотней уличных драк кота, заглянувшего навести переполох в хозяйский дом и между делом увести парочку сосисок с обеденного стола. Джексон, поддавшись мимолётному порыву, быстро чмокает блаженно зажмурившегося Джебома, с верещанием уворачивается от пинка и всё равно целует ещё раз. Джебом улыбается в поцелуй, мычит что-то протестующе и мягко, но настойчиво отстраняется. — Сожжёшь мой обед. Или ужин, — он опять ворует кусок бекона и, обжигаясь, невнятно говорит, — хотя, это скорее завтрак. — Намёк понят, — вздыхает Джексон, сжимает напоследок ему голое бедро сквозь так кстати прорезанную дыру в джинсах и отходит обратно к плите. — Откуда ты?.. — Из Лос-Анджелеса. Был там последние три недели по работе, — Джебом зевает и вытирает испачканные пальцы о край майки (чужой, между прочим!). — Видел, кстати, Марка с неделю назад. Ты знаешь, что они с Ёндже ещё одну собаку завели? Мелкий такой кучерявый пёс, прыгает по дому, как кролик. Смешной. Не помню как звать. — Майло, — подсказывает Джексон, заливая к оставшемуся бекону наскоро перемешанные яйца, потом убавляет огонь и накрывает крышкой, — Марк, когда приезжал, показывал фотки. Пуделя этого и Коко. Такие милашки. — Даже так, — тянет Джебом неопределенно, — а мне он не говорил, что был у тебя. С Ёндже? — Нет, один, у него тут были дела, — уклончиво отвечает Джексон. — Как Джинён? Этот говнюк сам никогда не звонит, а мне некогда. — Всё в отпуске, его вторая сестра надумала выходить замуж, и они всей семьей его сторожат, — Джебом лыбится, — по-моему, последний раз, когда мы связывались, он готов был порешать их там всех голыми руками. — Семья важнее всего, пусть не бузит, — хихикает Джексон и шарится в шкафчике, — есть вино красное и шампанское. Хочешь? — Пива нет? — Нет, извиняй. Если бы ты написал загодя, я может и успел что-нибудь прикупить да и полы бы намыл… — У тебя и так стерильно, как в больнице, — Джебом прислоняется спиной к стене и легкомысленно болтает ногами. Рядом с ним оповещает о готовности рисоварка, и он быстро жмёт кнопку на крышке, вытаскивает первую попавшуюся ложку из подставки и, о Господи, ест прямо так, из чаши, запихивая рис в каких-то ненормальных количествах. Как только щеки не лопаются. — Ты дурной совсем, — шокировано глядит Джексон на его довольную физиономию, — у меня и посуда есть, и стол. Сядь нормально. — Нахрен, — невнятно говорит он, — всё нахрен, — и стонет блаженно, — охренеть вкусно, Сыни. Джексон хмыкает, выключает плиту и всё-таки выкладывает готовый омлет на тарелку и подталкивает её Джебому. Не за столом, так не за столом, главное, что живой, главное — приехал. Сам. — Ты в Африку опять мотался? — чавкает Джебом, — загорелый очень. — Нет, — Джексон мотает головой и, вытащив себе вилку, уводит у Джебома из-под носа пару кусочков на пробу, — мы с Югёмом ездили к Бэмбэму. Его мамуля — мировая женщина. Всё тебя вспоминала. Джебом ежится, жуёт интенсивнее и отодвигает тарелку от Джексона подальше. Жадина. — Еле ноги унес от них весной. Так и не понял: хочет она женить меня на сестре Бэмбэма или выйти замуж сама. Бррр. — Или Бэмбэма женить на тебе, — хихикает Джексон, когда Джебом едва не давится, — Таиланд — страна прогрессивных взглядов, а вы неплохо смотритесь вместе. Ладно-ладно, шучу, не смотри так на меня. — Как дела у Югёма? — Джебом шкрябает ложкой по дну чаши рисоварки и грустно вздыхает, — Бэмбэм вроде говорил, что у них какое-то дело намечается. — Югём тут, в Гонконге, — Джексон пытается забрать тарелку, но Джебом рычит и быстро доедает то, что осталось, — могу дать номер, если хочешь пересечься. — Летает? — И это тоже. У него контракт здесь, инструктаж проводит молодняку на частном аэродроме. — Молодняку? — фырчит Джебом, облизывает ложку и с грохотом сталкивает её вместе с остальной посудой в раковину, — у него самого ещё молоко на губах не обсохло. — Да брось, не настолько он младше, да и срок службы у вас одинаковый. — Всё равно мальчишка. Хохолок ещё этот его жёлтый цыплячий. — Уже не жёлтый давно, а ты бурдишь, как старый дед. Хочется сказать, что Джебом и сам-то не сильно зрело выглядит сидящим прямо на столешнице в драных джинсах да растянутой майке с уже посаженным жирным пятном на груди, и поставь с ним рядом высоченного и широкого Югёма, то ещё спорный вопрос, кого из них двоих примут за неопытного юнца. Пока Джексон намывает посуду, Джебом так и сидит, болтая ногами, насвистывает под нос себе что-то старомодное и до ужаса знакомое. — Что, даже не спросишь, зачем я прилетел? — Меньше знаю — крепче сплю, — осторожно отзывается Джексон. — Но если можешь рассказать, то давай. — У меня завтра собеседование в одной интересной компании. Тренинговый центр, вроде того, где мы были в Америке. Предлагают сотрудничество на постоянной основе. Планирование операций, обучение контингента на стрельбищах, командировки на территорию заказчика и инструктаж бойцов на месте. Ну и по мелочи ещё. — Звучит отлично, вакансия просто создана для тебя. — Даже слишком идеально, подозрительно как-то, — Джебом замечает пятно на майке и ковыряет его зачем-то ногтем, — я пытался нарыть на них что-нибудь по своим источникам... — И? Мутные? — Сложно сказать. Молодая компания, образована чуть меньше года назад, основные тренинговые центры в Шанхае, но главный офис здесь, в Гонконге. В активе никаких громких операций обнаружено не было: то ли их хорошо крышует кто-то из правительства, то ли и правда ещё нигде не успели нашуметь. Генеральным значится Ван Рюиджи, чист и невинен, как младенец, вообще непонятно, каким ветром его занесло в этот бизнес: бывший спортсмен, даже в Олимпиаде вроде какой-то участвовал, счастливо женат, сын в Австралии тоже ничем таким не промышляет, — Джебом плечами пожимает, — в общем, не придерёшься. Так в нашей сфере не бывает, сам же понимаешь. Я, собственно, поэтому сначала к тебе решил зарулить. Что-нибудь знаешь о компании «TEAM WANG»? — Может быть, — отвечает после паузы. Джексона едва не передёргивает, ситуация так себе, и очень не хочется касаться сейчас этой темы. Ему одновременно и стыдно умалчивать то, что неизбежно станет явным, но и как-то боязно, что Джебом тут же вспылит и опять пустится в свои бесконечные бега. — А я-то, дурак, решил, что ты по мне соскучился, — Джексон ловит его за беспокойную лодыжку и подтаскивает ближе к краю, — до утра терпит? Сытый и ленивый Джебом утвердительно моргает и не оказывает сопротивления: послушно подставляет под поцелуй и висок, и шею, где быстро бьётся пульс, и солёные губы. Сам расстёгивает рубашку, помогает рассправиться с тугими пуговицами на запачканных манжетах и вдруг замирает на полувздохе. — Это ещё что?.. — он трогает пальцами цветные мелкие татуировки и трёт их, будто надеется, что они сотрутся. — Не нравится? — Это тебя сестра Бэмбэма расписала? — Джексон кивает и демонстрирует ему предплечья. — А Бэби улучшилась, на портаки Югёма и Бэмбэма без слёз не взглянешь, а твои — симпатичные. Она всё порывалась мне на спину тигра набить — шрамы перекрыть, но я не дался. Это всё, или ещё есть? — Может быть, — опять повторяет Джексон и выворачивается из майки, даже не подумав. Хотя, какой уж тут думать, когда Джебом сам лезет целоваться и трогает всего. Он тоже соскучился, хоть и не признается никогда, мог ведь и молча приехать. — “Может быть”?! — вдруг зло произносит Джебом и пихает в грудь, — “может быть”, Джексон? Какого черта?! — он болюче щипает его туда, где черным клеймом горят буквы «TEAM WANG». — Что это всё значит? Джексон прижимается лбом к его лбу, удерживает на месте крепкими объятиями, клянёт себя всеми словами на всех языках, которые удается вспомнить, и просит тихо: — Давай утром. Пожалуйста, давай утром, я всё тебе объясню, обещаю. — Ну нет, давай сейчас, — Джебом не вырывается, только взгляд, которым он смотрит в ответ, тяжелый и пробирающий до костей. Сердитый. — Как ты мог подумать, что я буду на тебя работать? Джексон и не думал. Поэтому, когда увидел сообщение в телефоне со всегда молчащего номера, чуть не вышел через окно прямо во время совещания от неожиданности. — Фактически, на моего отца, по документам я числюсь обычным инструктором да и больше времени провожу в поле, чем в офисе, — Джексон укладывается щекой ему на плечо и трётся носом, — и ты мне, наверное, не поверишь, но я сам узнал о том, что тебя пригласили, только сегодня утром, увидел случайно в списках кандидатов. Тебя порекомендовал кое-кто из команды, когда только открыли вакансию. — Порекомендовал? Джексон колеблется немного, неуверенный, что стоит ему говорить, но скрывать, наверное, не имеет смысла, всё равно же узнает рано или поздно. — Марк, представляешь? Там такое письмо, что можно подумать, ты дал ему взятку. Интересный способ извиниться... Джебом прищуривается подозрительно: — Марк? Поэтому он приезжал, да? Кто ещё? Югём? Бэмбэм? Джексон угукает ему в шею. — Ёндже пока думает, а Джинён молчит. Готов руку дать на отсечение, что он просто опять забыл пароль от своей почты и не видел письмо. — «TEAM WANG», — выговаривает медленно Джебом, словно пытается распробовать. И вкус этот ему не очень-то и по душе. — Лучше ничего придумать нельзя было? — Мне нравится, и, по-моему, вполне отражает то, что я планирую сделать. — То есть, работать всё-таки на тебя? Брехун, — он пихает его ещё раз. — Ван Рюиджи-то хоть существует? Или это просто ещё одно твоё имя? — Существует. Это правда мой отец. Они с мамой всю жизнь не могут смириться, что воюю за деньги, я ведь даже членом семьи по документам не являюсь: подчистил всё лет семь назад, чтобы к ним вопросов не было в случае чего. Всю жизнь с ними на ножах из-за этого. Пытался и по-своему жить, и по их, но всё душит тоска: то по семье, то по запаху пороха. Я много размышлял о том, чего хочу на самом деле, а после Каролины и Йемена меня как осенило. — Хорошо же тебя там приложило. — Хорошо, — не спорит с ним Джексон. Молчат. Стоять вот так неудобно, но ощущение того, что Джебом исчезнет, стоит расцепить объятие, слишком реальное, почти осязаемое. — Ничего не изменится, — уверенно говорит Джексон, — все мы так и будем делать то, что умеем лучше всего. — Ничего не изменится, — глухо отзывается Джебом. *** Джексон просыпается рывком от того, что чуть не падает с края кровати, куда его загнал опять имеющий привычку занимать собой всё свободное место Джебом. На краю, но зато по обыкновению завернутый в одеяло по самые уши. В комнате темно из-за плотных жалюзи на окнах, так сразу и не понять, который час: с одинаковым успехом всё ещё может быть как ночь, так и позднее утро. Тихо. Так тихо, как не должно, будь он не один. И этой привычной тишиной придавливает сверху до боли. Джексон зарывается глубже в подушку и крепко зажмуривается. Сил обернуться нет, сил посмотреть, на месте ли небрежно брошенный у стены рюкзак в цветных нашивках, нет. Внутри теплится надежда, что Джебом просто вышел покурить свои сладко пахнущие сигареты на балкон. Безникотиновые, кажется. Джексон ни черта в этом не понимает, но пах дым вкусно, совсем как те бесконечные чупа-чупсы, которые тот таскал с собой везде. Очень хочется обмануться, что и теперь слышен этот конфетный запах, пробивающийся сквозь плотно закрытую балконную дверь, и Джебом вот-вот вернётся оттуда с холодными руками и босыми ступнями и начнет отбирать одно на двоих одеяло. Джексон подтягивает колени к груди, накрывается с головой, не желая ничего ни слышать, ни видеть, ни знать наверняка. Самообман, если так подумать, не враньё, а вера, дающая силы открывать глаза по утрам. И Джексон хочет верить. Как никогда.