Марионетки (Puppetry)

Проживи он дольше, все праздновали бы его смерть. Во всех городах и деревнях, больших и малых, заклинатели собирались бы в тавернах, чтобы поднять тосты за его поражение, смеялись бы и рассказывали байки про безумного демона и про то, как человек, который был ему братом по всему, кроме крови, привёл сотни людей к его логову. О том, как его погубили его собственные творения, поучительная история для молодых господ, которые могли бы соблазниться обманчивой простотой проклятого пути. Но Вэй Усянь погиб рано, когда его имя ещё только начинало внушать ужас врагам. Сложно было представить менее благородную смерть: в результате предательства человека, в котором никогда бы не заподозрил, что ему хватит храбрости на подобный шаг. *** Вэй Усянь неплохо переносил алкоголь, но после нескольких часов наспех устроенного празднества по случаю их последней победы, его качало, когда он, как только разговоры стали более развязными, чем он мог вынести, рассыпаясь в извинениях, что не может остаться, выбрался из толпы пьяных заклинателей. Он продолжал пить из почти пустого кувшина Улыбки Императора, который подарили ему несколько заклинателей из клана Лань в благодарность за помощь в бою пару недель назад, наливал вино себе в рот, не обращая внимания, что большая его часть проливалась мимо на подбородок и стекала, впитываясь в тёмные одежды. — Ты ещё недостаточно пьян? Вэй Усянь опустил кувшин, узнав владельца этого голоса ещё до того, как увидел его, облачённого в белые одежды и глядящего на него с этим своим нечитаемым выражением лица. — Лань Чжань, — пробормотал он, пытаясь встретиться взглядом с этими ясными глазами. — Ты не любишь, когда я пью, не любишь, когда я следую тёмному пути... Смогу ли я когда-нибудь угодить тебе? Лань Ванцзи не двинулся, но лицо его как-то потемнело в отблесках далёких факелов. — Речь не идёт о том, чтобы мне угодить. То, что ты делаешь... — Ага, повреждает тело и душу, безнравственно и неправильно, и я должен бежать в Гусу, потому что ты так сказал... — закатив глаза, выпалил на одном дыхании Вэй Усянь. — Поздравляю, Лань Чжань! Ты такой назойливый, что я уже знаю всё это наизусть. Терпение никогда не было его сильной стороной, но в эти дни Лань Ванцзи буквально парой слов умудрялся вывести его из себя. — Если бы правда знал, перестал бы ему следовать. Вэй Усянь прищурился. — Я всё ещё не понимаю, как хоть в малейшей степени тебя касается то, что я делаю или не делаю. Кроме того, разве это твоё честное и праведное заклинательство сейчас загоняет Вэнь Жоханя в угол? — уголки губ Лань Ванцзи дрогнули, но Вэй Усянь не дал ему заговорить. — А теперь, если не возражаешь, я бы хотел лечь спать в хорошем настроении. Спокойной ночи. Он ушёл, на ходу допивая вино из кувшина и не удостоив Лань Ванцзи даже мимолётным взглядом. Вопреки его словам, теперь алкоголь отдавал лишь горечью, почти неприятно обжигая горло. Он дольше, чем рассчитывал, искал палатку, которую они делили с Цзян Чэном и Цзян Яньли; слегка волнуясь, он бродил по лагерю, хотя больше всего он опасался, что может снова натолкнуться на Лань Ванцзи и ему придётся выдумывать какую-нибудь ложь, чтобы не признаваться, что он действительно перебрал с вином. Наконец в конце длинного ряда палаток он приметил лотосы с девятью лепестками, которые Цзян Яньли вышила на ткани, и его лицо расплылось в довольной улыбке; возможно, вышивка было не настолько вычурной и роскошной, как повторяющиеся эмблемы на шатрах других кланов, но для Вэй Усяня не было ничего красивее. Но не успел он поспешить к палатке, где уже наверняка спала Цзян Яньли, как почувствовал, что ему в спину вонзилось что-то острое и холодное. Он не сумел закричать, только вытолкнул горлом кровь, и пустой кувшин Улыбки Императора упал на землю и разлетелся на осколки, впиваясь звоном в барабанные перепонки. Шум на мгновение ошеломил его, и он не успел среагировать, когда чужая рука прокралась ему под одежды; когда он потянулся назад, нападавший уже убрал руку и вытащил нож. Ослеплённый и охваченный яростью, Вэй Усянь успел только схватиться за тонкую полоску ткани. Он развернулся, пятная кровью чужие девственно чистые одежды, и успел мельком заметить их белый цвет, но тут его ноги подогнулись под его собственным весом. — Ты, трус... — выплюнул он, его зрение затуманилось, а колени ударились о землю. Он попытался поднять взгляд, разглядеть лицо незнакомца, но завалился на бок, и от его пальцев рук и ног по телу поползло странное онемение, и в это время нападавший развернулся и сбежал. — Трус!.. — Вэй Ин! — Вэй Усянь инстинктивно дёрнулся, заметив отблеск сияющих в ночной тьме ослепительно белых одежд, и почти не расслышал, как к нему подбежали, прежде чем его обхватили и прижали к себе чужие сильные руки. — Вэй Ин, Вэй Ин! Не засыпай. В то же мгновение, когда он узнал этот голос — разочарованный раньше, почти испуганный сейчас — Вэй Усянь перестал сопротивляться и из-под полуприкрытых век посмотрел на склонившееся над ним выцветшее лицо. Когда Лань Ванцзи прижал руку к его ране, он выплюнул ещё кровь, но не от боли, а от страха. Он едва чувствовал, как, прижимаясь к его спине, дрожали эти длинные пальцы, ток духовной энергии был настолько слабым, что казался игрой воображения. — Шицзе, — выдавил он. — Где... шицзе... — Я позову её позже, — ответил Лань Ванцзи. — Не засыпай. В первый раз это прозвучало приказом. Сейчас его слова больше напомнили Вэй Усяню мольбу. — Л-Лань... Лань Чжань, эй... — запинающимся голосом пробормотал Вэй Усяня, едва ворочая языком. Он почувствовал, как лента ускользает из его слабеющих пальцев, и с его губ сорвался испуганный вздох, и только на чистом упрямстве он снова сжал её в кулаке, — похожа... на твою... Когда он неуклюже толкнул рукой с лентой в грудь Лань Ванцзи, глаза того распахнулись. — Не может быть. Это... — но он умолк. Вэй Усянь задумался, потому ли это, что у него закрывались глаза, или потому что он заливал кровью безупречные одежды Лань Ванцзи; если его так рассердила их предыдущая стычка, то сейчас, должно быть, он был просто в ярости. — Вэй Ин, посмотри на меня. Вэй Ин! Где-то на задворках сознания Вэй Усяню захотелось рассмеяться от иронии того, что теперь это Лань Ванцзи требовал его внимания; но тут земля под ним исчезла, и было почти приятно уйти в забытие в тёплых убаюкивающих объятиях. *** Лань Ванцзи вернулся к самой большой палатке лагеря, к той, что использовалась как госпиталь для раненых солдат, с запятнанной кровью лобной лентой в руке и с ужасающей ненавистью, раздирающей его сердце. Он направился к группе людей, расположившихся вокруг кровати, на которой лежал Вэй Усянь: без сознания, снедаемый лихорадкой, борющийся с ядом, который огнём растекался по венам от того места, куда пришёлся удар; когда присутствующие обернулись к нему, спрятанные в широких рукавах руки Лань Ванцзи дрожали. — Су Миньшань ударил Вэй Ина, — просто сказал он лишённым всяких эмоций голосом. Он вызвал всех заклинателей, служивших под началом Лань Сичэня, и среди них не было только одного человека... кроме того, простая белая налобная лента была на месте у всех приглашённых учеников. Цзян Чэн с Вэнь Цин одновременно выругались вслух. Цзян Яньли, руку которой до побелевших костяшек сжимал Вэй Усянь, тихо выдохнула; глаза Вэнь Нина в изумлении распахнулись. — Су... Ты имеешь в виду Су Шэ? — голос Цзян Чэна звучал скептически. — Этого ни на что не годного слабака, который даже не может управлять своим мечом? — Зачем ему так поступать с А-Сянем? — кажется, нежный и мелодичный голос Цзян Яньли облегчил боль Вэй Усяня; его беспокойное лицо слегка расслабилось. — Разве у них были какие-то конфликты? Никто не смог ничего вспомнить, так что никто не ответил. — Я немедленно отправлюсь на его поиски, — объявил Лань Ванцзи. Цзян Ваньинь вскочил на ноги, и он почти отступил на шаг. — Я тоже иду. Лань Ванцзи слегка нахмурился. — Нет необходимости. — Этот ублюдок ударил ножом моего брата, — огрызнулся Цзян Чэн. — Я не собираюсь просто сидеть и ждать, передав дело в чужие руки. Лань Ванцзи подумал, что из-за споров они только потеряют драгоценное время, которое Су Шэ использует, чтобы убраться от них подальше, и только кивнул. Выходя из палатки, он услышал за собой торопливые шаги Цзян Ваньина, но прежде чем они покинули лагерь, их остановил другой голос: — Подождите немного! Лань Ванцзи оглянулся и увидел, как их догоняет Вэнь Цин. Вэнь Цин и Вэнь Нин недавно присоединились к их силам; когда их войска собирались захватить деревню, в которой жила большая часть их семьи, они пришли и попросили поговорить с Вэй Усянем и вместе с ним убедили остальных заклинателей оставить в покое их ветвь семьи в обмен на своё сотрудничество на поле боя. Больше всего этому противился Цзян Чэн, но со временем он тоже смирился. Он всё ещё не считал нужным прятать свою неприязнь к любому, в ком текла хоть капля крови людей, уничтоживших его дом. — Что такое? — Цзян... глава Цзян, второй молодой господин Лань, — глубоко поклонившись, начала она. — Умоляю вас, приведите Су Миньшаня живым. Я не смогу дать Вэй Усяню противоядие, если не узнаю, чем он был отравлен. — Ты уже это говорила, — хмыкнул Цзян Ваньинь. — Ты правда считаешь себя настолько умнее нас? Вэнь Цин прищурилась. — Я знаю, что вы более, чем многие из нас, склонны действовать под влиянием порыва, глава Цзян, — заявила она. — Иначе я не стала бы настаивать. А теперь, прошу меня извинить, мне надо проверить, как он, — она развернулась к Лань Ванцзи. — Второй молодой господин Лань. И ещё раз поклонившись, Вэнь Цин направилась обратно в лазарет. *** Они настигли Су Шэ в полдень следующего дня и вернулись в лагерь к закату, с преступником и его признанием на руках. Было уже слишком поздно. Их встретили только безутешная Цзян Яньли и холодная оболочка человека, неестественно недвижно лежащая в её объятиях. История умалчивает, кто первым добрался до Су Шэ, но ни одна живая душа не смогла бы остановить Цзян Чэна и Лань Ванцзи, когда на них тяжестью всего мира обрушилась реальность. Свидетели ещё долго не могли забыть криков, предваряющих смерть Су Шэ. *** Сквозь ресницы пробивался раздражающий свет, иглами впиваясь в его вялое сознание, которое не желало ничего, кроме как уплыть обратно в блаженное небытие, полное убаюкивающей и всё ускользающей у него сквозь пальцы музыки, и не просыпаться, пока у него не перестанет болеть голова. В ответ на его стон раздался лёгкий смех, звенящий, будто колокольчики на летнем ветру. — Шицзе?.. Звук резко оборвался, споткнувшись обо что-то, засевшее в его груди. Вэй Усянь открыл глаза в какой-то небольшой комнате. Освещение было не настолько ярким, как ему сначала показалось; но солнечный свет падал прямо ему на лицо, так что было сложно различить окружающую обстановку. Он поднял руки и потёр глаза, пытаясь увидеть лицо человека, сидящего рядом с его постелью. — А-Сянь, — выражение лица Цзян Яньли ещё расплывалось, но её улыбку было невозможно не узнать. — А-Сянь... — Где мы? — пробормотал он, пытаясь сесть. Всё его тело болело, будто бы он целую неделю без отдыха тренировался. — Шицзе, что случилось? В его сознании всплыли разрозненные воспоминания: кровь, боль, глубокий голос. Присутствие сестры успокаивало его, и именно этого он жаждал так долго; но было... Было... Привыкнув к освещению, Вэй Усянь заметил, что в уголках его глаз собираются слёзы: его душевное равновесие грозило разбиться от захлестнувшей его мучительной боли, намного превосходящей физическую. ...слишком поздно. — Это правда ты, — выдавила она, и Вэй Усянь почувствовал, как она стиснула его в объятиях, прижимаясь подбородком к его макушке. — Мы так скучали по тебе, А-Сянь, так скучали... Он чувствовал, как ему на голову капают её слёзы и впитываются в волосы, пока сестра покачивалась с ним вместе взад-вперёд, всё ещё сжимая его в объятиях. Вэй Усянь дрожащими руками тоже обнял её за талию. — ...Сколько? Он сомневался, что за всхлипами она расслышит его вопрос; но она выдохнула и ответила, и по его телу прошла дрожь. — Тринадцать лет.