Марионетки (Puppetry)

Скованные друг с другом покачивающейся цепью, шесть пойманных учеников из подчинённых кланов выстроились на коленях перед троном Вэнь Жоханя, не смея поднять глаза от мраморного пола, который всё пятнало алым из их открытых ран. Верховный заклинатель шагал вокруг них, ненасытный и охваченный яростью, поигрывая обагрённым кровью кинжалом и наблюдая за их жалкими попытками показаться ещё меньше и незаметнее. — Я спрошу вас, мелких ублюдков, ещё раз, — предупредил он, сверкнув клыками меж приоткрытых губ, и остановился позади них. Никто из детей не осмелился обернуться. — Кто из ваших никчёмных родителей пошёл на сделку с врагами, чтобы свергнуть меня? Все шесть учеников вздрогнули, но один из них, крайний справа, дёрнулся сильнее, чём его соученики; и это к нему Вэнь Жохань размашисто шагнул и пнул его сапогом в спину. Полный боли крик эхом разнёсся по залу, когда он упал ничком, ударившись лбом о холодный пол. Вэнь Жохань запустил пальцы в его волосы и, приподняв его голову, прошептал на ухо: — Это твой отец, да? В конце концов, от Балина до Юньмэна рукой подать... Пара визитов туда, пара сюда, и вот ваши подлые планы готовы... Надо было сжечь Пристань Лотоса дотла, вместе с этим посмешищем, с её хозяином! — Н-нет... — едва слышно прохрипел юноша голосом, сорванным от предыдущих пыток. — Я н-не... Отец бы не... — Твой отец продался бы любому, — резко произнёс Вэнь Жохань, поднося кинжал к горлу ученика. — Вы, мелкие ордена, не годитесь ни на что иное. Когда лезвие коснулось его кожи, по щекам юноши потекли слёзы, оставляя дорожки в крови по обе стороны его лица. Впервые за эти часы человек, стоявший подле трона со сложенными за спиной руками, подал голос: — Глава, Цзычжэнь всего лишь ребёнок. Вэнь Жохань поднял взгляд на своего любимого советника. — «Всего лишь ребёнок»? — повторил он, вжимая лезвие кинжала в горло Оуян Цзычжэня, пока на коже не выступили капли крови. — Это недобитки из Юньмэн Цзян были ненамного старше, когда подняли первое восстание; этот Вэй Усянь был всего лишь зарвавшимся мальчишкой, когда убил моего сына. Это дети заслуживают милосердия только потому, что их уровень духовных сил слишком низок?! Я должен позволить им вырасти в предателей? Мэн Яо опустил взгляд, кланяясь. — Это вовсе не то, что я имел ввиду, глава. Прошу прощения за неверный выбор слов, — он сделал вдох. — Я лишь хотел предложить вашему вниманию своё скромное мнение... что, скорее всего, эти дети слишком малы, чтобы их посвящали в планы их родителей. И что они будут бесполезны трупами. Мэн Яо выпрямился, и Вэнь Жохань прищурился и плотно сжал губы. — Если не они, то кто?! — вскричал он. — Почему эти насекомые снова бунтуют? Откуда, спустя столько лет после смерти Вэй Усяня, снова появились эти слухи о флейте, ведущей за собой полчища лютых мертвецов? Всё было кончено! Я лично обезглавил Не Минцзюэ! Кого ещё я должен спрашивать об их планах? Мэн Яо сглотнул. — Я не более чем ваш ничтожный слуга, глава. Как я могу знать, что замышляют подчинённые кланы? Он не смутился под пристальным взглядом Вэнь Жоханя, продолжал смотреть ему в глаза, пока Верховный заклинатель не опустил кинжал. — Ты прав, как и всегда... Это твой трезвый ум делает тебя таким ценным, Мэн Яо, — он снова толкнул Оуян Цзычжэня на пол и подошёл к трону. Юноша не двинулся, даже когда стоящий рядом с ним мальчишка потянул его за рукав. Вэнь Жохань щёлкнул пальцами, и два охранника у входа, безмолвные свидетели пыток шестерых детей, направились к ним. Один потянул за конец цепи, вынуждая детей подняться на ноги и последовать за ним к выходу; другой подобрал бессознательного Оуян Цзычжэня и небрежно закинул его на плечо. Улыбка Мэн Яо дрогнула. Ему повезло, что Вэнь Жохань на него не смотрел. Можно было счесть за счастье и то, что Вэнь Жохань никогда не задавал ему вопросы, ради ответов на которые пытал учеников. Если бы он спросил, Мэн Яо пришлось бы не упоминать ритуал, информацию о котором он едва разобрал на страницах книг древней библиотеки Цишаня, пришлось бы умолчать о человеке, с которым он более десятилетия обменивался письмами, и о неожиданном желании его отца признать его после того, как он узнал о возможности вернуть молодого заклинателя, тринадцать лет назад в совершенстве освоившего тёмный путь. Вэнь Жохань доверял Мэн Яо. С момента прибытия в Безночный город он был исключительно полезен. Терпеливый, умный и прилежный, он пережил каждого стражника и каждого слугу, кто когда-либо пренебрегал им из-за его скромного происхождения. Неудивительно, что Вэнь Жохань так и не осознал, что преданность Мэн Яо никогда ему не принадлежала. Недовольство Мэн Яо не проявлялось на его лице, в его глазах не отражалось ни намёка на гнев. Он смотрел, слушал и хранил молчание, выжидая наилучшего момента, чтобы ударить и свести к минимуму последствия. Двенадцать лет назад Лань Сичэнь умолял его уехать из Цишаня, уберечь себя от неизбежной участи, которая настигнет его, когда его неминуемо раскроют. Хотя Лань Сичэнь и говорил из лучших побуждений, иногда его доброта могла произвести впечатление, будто он смотрит на других сверху вниз. Впрочем, Мэн Яо не обижался; но он пренебрёг советом и остался у Вэнь Жоханя, выжидая удобного случая. И он представился, более чем десятилетие спустя. Мэн Яо не собирался его упускать. *** Вэй Усянь и Лань Ванцзи встретили Цзинь Цзысюаня всего за несколько ли до места своего следующего назначения, когда он и его люди оказались в окружении нескольких сотен вэньских заклинателей. С помощью лютых мертвецов Вэй Усяню без труда удалось изменить ход сражения, и солдаты, павшие от ледяного лезвия Бичэнь и в ослепительном блеске Суйхуа, присоединялись к его силам, нападая на своих же бывших товарищей. Самые умные бросились бежать сразу, в то же мгновение, как услышали потусторонний голос Чэньцин, те же, у кого оставалось хоть немного здравого смысла, отступили, прежде чем их покусали или настигли удары клинков. Прислонившись к стволу дерева, с которого он наблюдал за сражением внизу, Вэй Усянь приказал мертвецам рассредоточиться между деревьями в ожидании момента, когда их снова призовут, и опустил флейту. Когда к нему подошли оставшиеся заклинатели, он отступил от покрытого мхом ствола и спрыгнул вниз, приготовившись приветствовать Цзинь Цзысюаня и сгорая от желания узнать, что произошло в остальном мире, пока они с Лань Ванцзи были заняты, освобождая дорогу остальным кланам; но его левую руку пронзила острая боль, до плеча судорогой скрутив его мышцы, у него перехватило дыхание, и он потерял равновесие. От падения его удержали твёрдые руки, но это принесло мало облегчения, потому что одна из них схватила его за запястье: красное, опухшее и сочащееся гноем под рукавом. Вэй Усянь поморщился и отшатнулся, обнимая ноющую от боли руку и прижимая её к своему боку. — ...Со мной всё в порядке, — проворчал он, раздражённый неизменным беспокойством Лань Ванцзи. Он взглянул на Цзинь Цзысюаня, который подошёл вслед за Лань Ванцзи и поздоровался с ними. — Вэй Усянь, второй молодой господин Лань; благодарю вас за помощь. Лань Ванцзи вернул поклон; Вэй Усянь только кивнул: чрезмерное внимание, с которым его зять поглядывал на его руку, только ещё сильнее выводило его из себя. — А какие новости на вашей стороне? — нетерпеливо спросил он. Цзинь Цзысюань сузил глаза, но обстоятельно ответил на вопрос. — Теперь, когда заклинатели Гусу Лань и Юньмэн Цзян наступают с юга, наш Ланьлин Цзинь — с востока, а Цинхэ Не занял внимание Вэнь Жоханя на севере, мы получили значительное преимущество. — Мы уже определили местонахождение учеников, которым удалось спастись с перевоспитания; прямо сейчас их сопровождают в Юньмэн, — продолжил он. — С ними всё в порядке? — спросил Лань Ванцзи. Цзинь Цзысюань сжал губы. — С большинством, да. Шестерых поймали, прежде чем они успели сбежать; несколько заклинателей клана Лань прямо сейчас собираются скрытно проникнуть в Безночный город, чтобы освободить их, прежде чем остальные подойдут к Цишаню. Краем глаза Вэй Усянь заметил, как Лань Ванцзи едва заметно переступил с ноги на ноги. — Ты их видел? — Посланник Цзян Ваньиня поклялся, что А-Лин невредим, — ответил Цзинь Цзысюань так быстро, что, должно быть, он ожидал этого вопроса. Новости немного успокоили Вэй Усяня, но он не смог сдержать подкатившую к горлу волну тошноты от всё нарастающей боли. — Куда вы сейчас направляетесь? Услышав вопрос, Вэй Усянь моргнул, в его сознании неожиданно не оказалось ни одной мысли. — Цишань, — ответил за него Лань Ванцзи. Когда Цзинь Цзысюань ушёл, договорившись с ними продолжить путь до Цишаня вместе, Вэй Усянь был ему признателен, теперь он смог прислониться к дереву и скользнуть вниз по стволу, опускаясь на землю. Лань Ванцзи опустился перед ним на колено и протянул руку в безмолвной просьбе показать ему запястье, и у Вэй Усяня перехватило дыхание. — У Мо Сюаньюя такое слабое тело, — пожаловался Вэй Усянь, отвернувшись от своего обнажившегося пореза, стоило Лань Ванцзи развязать красную ленту, удерживающую его рукав. Он и так знал, как выглядит рана: с ободранной тонкой корочкой, с пирующими на обнажённой плоти бактериями, покрасневшая в прошлом кожа вокруг пореза потемнела почти до черноты, что свидетельствовало о чём угодно, но только не о выздоровлении. Он не хотел смотреть и в глаза Лань Ванцзи, но когда тот прерывисто вздохнул, перевёл взгляд на его лицо, склонившееся к ране. — Я в порядке. Всё почти закончено, разве нет? Как только Вэнь Жохань будет мёртв, у меня хватит времени узнать, что за сущность оскорбил Мо Сюаньюй. — Проклятие справится быстрее, — ответил Лань Ванцзи, глядя в воспалённые глаза Вэй Усяня. — Я не смогу надолго его замедлить. — Уверен, есть... — Вэй Усянь вздрогнул от неожиданного потока духовной энергии, его пальцы подрагивали в руке Лань Ванцзи. — Не стоит утруждаться, Лань Чжань, — пробормотал он, но не попытался высвободить руку, и Лань Ванцзи не остановился. Веки Вэй Усяня сами собой закрылись, прилив свежей духовной энергии облегчил боль и успокоил его плоть, выжженную распространяющимся проклятием. Не впервые Лань Ванцзи помогал ему подобным образом. Тринадцать лет назад, несмотря на их постоянные споры, на то, что Лань Ванцзи упорно настаивал на опасностях тёмного пути, а сам Вэй Усянь зачастую грубо отказывался выслушивать его лекции, Лань Ванцзи всегда без малейших колебаний был готов прикрыть ему спину, увести от опасности, когда он падал от изнеможения, или охранять его, пока он выздоравливал и пытался, насколько возможно, ускорить этот процесс. Вэй Усянь переплёл пальцы с пальцами Лань Ванцзи. — ...Спасибо. Несмотря на боль, что угнездилась в его груди, оборачиваясь вокруг сердца, он улыбнулся. *** Цзян Чэн встретил рассвет, окружённый теплом Вэнь Цин, и он не собирался признавать, что наслаждался этим. Он почувствовал её пробуждение по тому, как напряглись мышцы прижавшегося к нему тела, как согнулись её ноги, когда она укрылась от утра в изгибе его шеи. Поцеловав Цзян Чэна в ключицу, она села, смиряясь с наступающим днём, и, закинув руки за голову, потянулась. — Мы действительно заснули, хм, — Вэнь Цин потёрла заспанные глаза. — Если вас увидят выходящим из палатки, глава Цзян, ваша репутация будет испорчена. Цзян Чэн тоже сел и рассеянно пропустил сквозь пальцы её длинные спутанные волосы. — А что насчёт твоей? — Моей? — Вэнь Цин взглянула на него, выгнув бровь. — А-Нину и А-Юаню хватает ума не расспрашивать меня о каждом человеке, с которым я сплю. А детям есть о чём волноваться и без сплетен обо мне. К горлу Цзян Чэна подкатило недовольство, и он, стиснув зубы, едва смог удержать его внутри. Не то чтобы он его особо волновало, со сколькими ещё мужчинами — и женщинами — Вэнь Цин проводила свои ночи. У них было соглашение, рождённое случайностью, горечью и злостью; возможно, за годы оно переросло в нечто большее, во что-то вроде нежной привычки, когда их фамилии почти что были просто словами, но Цзян Чэн никогда и не мечтал ни о каких исключительных правах. Вэнь Цин не принадлежала ему за пределами её покоев в надзирательном пункте Пристани Лотоса... впрочем, она никому не принадлежала. Иногда Цзян Чэн задумывался, знала ли она, насколько для него всё было по-другому, подразумевало ли это соглашение для неё что-то иное, чем гарантию того, что подчинённые кланы пощадят её, её брата и племянника, когда вторая кампания Низвержения солнца будет окончена; но более чем за десятилетие он так и не решился спросить. До возвращения Вэй Усяня он бы не удивился, заподозри Вэнь Цин, что он хочет использовать близость с ней, чтобы защитить положение своего ордена. А значит, они могли быть вместе только в тайне. Когда они уже оделись, а Цзян Чэн сражался с половиной своих длинных прядей, пытаясь утянуть их в тугой пучок, Вэнь Цин снова заговорила: — Сколько отсюда займёт добраться до Пристани Лотоса? Она тоже занималась своими волосами, причёсываясь и разбирая пряди, запутавшиеся после долгой ночи. — Если не будете делать остановок, то будете там к завтрашнему полудню. Мои люди в курсе вашего приезда, но спроси мою сестру, как приедете. Вэнь Цин кивнула. В неожиданном порыве она придвинулась ближе к Цзян Чэну, позволив ему уложить себе волосы и украсить их алой шпилькой, того же цвета, что и языки пламени на её одеждах. Цзян Чэн не любил этот узор, но она была прекрасна в красном. — Я пойду первой, — решила она, разворачиваясь на каблуках, чтобы в последний раз посмотреть на него и проверить, как он выглядит. — А ты жди здесь, пока я не скажу, что безопасно выходить... И тогда мы вернёмся к официальному общению и попрощаемся. Цзян Чэн не двинулся. Хотя он доверял профессионализму людей, которым он получил сопроводить Вэнь Цин, Вэнь Нина и сбежавших с перевоспитания учеников в Юньмэн, он чувствовал бы себя спокойнее, будь у него возможность проводить их самому. Но ему придётся направиться в Цишань и принять участие в сражении, которое, как он надеялся, положит конец тирании Вэнь Жоханя. — Будь осторожна, — пробормотал он. Глаза Вэнь Цин непокорно блеснули. — Это не я собираюсь в Безночный город, — встав на цыпочки, она в последний раз поцеловала Цзян Чэна. — Меня не будет рядом, чтобы залатать тебя, так что будь осторожен. Когда Вэнь Цин направилась к выходу из палатки, Цзян Чэн сглотнул, покраснев не столько от поцелуя, сколько от её слов. *** Как только шестеро учеников оказались в безопасности в предместьях Цишаня, они ворвались в Безночный город, живые и мертвые, убивая каждого вэньского заклинателя на своём пути под мелодии Вэй Усяня. Зигзагом пересекая внутренний двор, Лань Сичэнь едва успел краем глаза заметить брата; Лань Ванцзи, паря над крышей Солнечного дворца, отражал каждую стрелу, каждый меч, направленный в сторону Вэй Усяня всё более впадающими в отчаяние врагами. Вэй Усянь же развалился на одном из зверей, украшавших крышу дворца, да в такой ленивой позе, что, глядя на него, было сложно припомнить, что он тоже принимал участие в сражении. Вместе со своими соратниками, ланьскими заклинателями, Лань Сичэнь с боем пробился в тронный зал, где столкнулся с Вэнь Жоханем; тот сидел на троне даже в ещё более расслабленной позе, чем Вэй Усянь снаружи, но когда он поднялся, его глаза затопило яростью. — Неужели это Цзэу-цзюнь, — приветствовал он Лань Сичэня, и его улыбка больше напоминала оскал. — Боюсь, на этот раз у меня ничего для вас нет. Лань Сичэнь сильнее сжал рукоять Шоюэ, но прежде чем его успели поглотить воспоминания о последнем разе, когда он ступал на пол этого зала, Вэнь Жохань обнажил меч и бросился на него. Блокируя удар за ударом и изо всех сил стараясь обнаружить брешь в обороне противника, он подумал, что нет позора в том, чтобы проиграть Вэнь Жоханю. В какой-то извращённой манере он напомнил Лань Сичэню о быстром, агрессивном стиле Не Минцзюэ, сосредоточенном не столько на точности, сколько на том, чтобы нанести как можно большее количество ударов. Но при этом было сложно представить более отличающийся стиль: в отличие от его друга, каждое движение Вэнь Жоханя было спланировано, каждый взмах меча был тщательно рассчитан до такой степени, что Лань Сичэнь медленно, но верно сдавал позиции, вынужденный отступать с каждым заблокированным ударом. Окинув зал быстрым взглядом, он убедился, что у ланьских заклинателей почти не было преимущества над их противниками. Принятый в Цишань Вэнь стиль владения клинком был свиреп и безжалостен. — Вас ещё проще победить, чем Чифэн-цзуня, — подначил его Вэнь Жохань. — Но не так просто, как... — нарастающего в груди Лань Сичэня гнева хватило, чтобы впервые за бой остановить его натиск. Он стиснул зубы, когда Вэнь Жохань, вынужденный отступить на шаг, выгнул бровь. — Неплохо. Неплохо, но в то же время недостаточно. Лань Сичэнь уже был в слишком невыгодном положении; на кратчайшее мгновение он отвлёкся на слова Вэнь Жоханя, и Шоюэ выскользнул из его руки, а самого его спиной впечатало в стену. Немедленно все схватки в зале приостановились, вэньские и ланьские заклинатели опустили оружие, глядя на своих предводителей. Вэнь Жохань усмехнулся. — Что ж? Отрубить вам голову до или после того, как вы окажетесь передо мной на коленях? Лань Сичэнь сделал глубокий вдох, не обращая внимания на меч, приставленный к его горлу. — Я не собираюсь молить о пощаде. — Удивительно. Я уже слышал эти слова, — краем глаза Лань Сичэнь заметил какое-то движение, но не отвёл взгляда от Вэнь Жоханя. — Но вы правы... Умолять меня бесполезно. В прошлый раз я был слишком добр. Пощадил слишком многих. Позволил вам думать, что вы чего-то стоите... — Но сейчас всё кончено, — продолжил он. — После того, как я убью предводителей этого нелепого восстания, я уничтожу каждого мужчину, женщину и ребёнка, всех, кто знал о вашем замысле вернуть этого демона, оскорбляющего мой слух своей флейтой снаружи. Больше не будет подчинённых орденов; поклявшись мне в верности, все выжившие станут адептами Цишань Вэнь, примут наши традиции, изучат нашу историю и воплотят наши ценности. Всё, что вы когда-либо делали, обратится прахом и будет вычеркнуто из людской памяти. И начну я с вас, Цзэ... ах, нет, ты недостоин этого титула, Лань Хуань. Лань Сичэнь не двинулся. — Вы недостойны даже своего истинного имени, глава Вэнь, — он помедлил, когда острое лезвие холодом легло на его шею. — Что же касается вашего желания изменить положение вещей.... вы можете убить меня и, возможно, ещё многих; но вам не убить сотни... тысячи заклинателей снаружи. Сдаться было бы самым разумным решением, если у вас осталась хоть капля ответственности перед людьми на вашем попечении. Вэнь Жохань хрипло, лающе хохотнул. Смех эхом прошёлся по тронному залу, от чего всех присутствующих охватила нервная дрожь. — Я уже был главой ордена, когда ты плакался мамочке. Не тебе поучать меня... Мэн Яо! — проревел он, горящими ненавистью глазами глядя на Лань Сичэня. — Отведи... Но Вэнь Жохань запнулся на середине предложения, с распахнутыми в изумлении глазами и с застывшем в маске недоумения лицом. — Да, глава? Голос Мэн Яо, тихий и любезный, разнёсся по тронному залу в то же мгновение, как взгляд Вэнь Жоханя опустился вниз, на рукоять кинжала, торчащую из его груди. Ему не довелось вымолвить больше ни слова. Меч с металлическим звоном ударился об пол, а свет в его глазах погас, и он упал на колени перед Лань Сичэнем. Тогда же вниз по его подбородку потекла кровь, вырываясь меж всё ещё искажённых в глумливой усмешке губ. Охрана немедленно бросилась к Мэн Яо; но прежде чем кто-то из них успел его коснуться, Шоюэ помог ланьским заклинателям обезоружить их. Вложив меч в ножны, Лань Сичэнь медленными, неуверенными шагами обошёл труп Вэнь Жоханя, всё ещё стоящий на коленях и уставившийся в стену, к которой он припёр молодого главу ордена меньше минуты назад. В ушах как-то шумело, и в этом чувстве было гораздо меньше удовлетворения, чем он ожидал. Человек, который дважды сжёг дотла его дом, убил его лучшего друга и принёс столько боли орденам, включая его собственный, был мёртв; и всё же... — Мы победили, — услышал он собственный голос, хотя ничто в этой ситуации не звучало как победа. — Мы победили. — Победили, — подняв взгляд, Лань Сичэнь увидел, что Мэн Яо улыбался так широко, что его глаза казались меньше и ярче; более десятилетия он притворялся, за исключением редких случаев не имея возможности встретиться с Лань Сичэнем, но наконец всё было кончено. Вэнь Жохань был мёртв. Война была окончена. — Пойдём, расскажем остальным. Лань Сичэнь с Мэн Яо, держащим в руке меч Вэнь Жоханя, во главе небольшой процессии вместе направились к выходу из тронного зала. За ними следовали адепты Цишань Вэнь, на глазах у которых погиб Вэнь Жохань, и адепты Гусу Лань, которые следили, чтобы они ничего не выкинули; хотя это было маловероятно после того, как они потеряли своего главу. Сражение во внутреннем дворе стало ещё кровавее, ещё яростней; от звуков Чэньцин, звенящими трелями и переливами подстёгивающей мертвецов, его бросило в дрожь. Лань Сичэнь достал Лебин, приложил её к губам и издал долгую пронзительную ноту, привлекая внимание людей ко входу. Даже Вэй Усянь прекратил играть; парящий на мече Лань Ванцзи крутанулся на месте в направлении звука. Лань Сичэнь опустил флейту сяо, схватил Мэн Яо за руку и поднял меч Вэнь Жоханя над их головами так, чтобы все могли его увидеть. — Остановите сражение, — громко и отчётливо приказал он. — Вэнь Жохань мёртв. Низвержение солнца окончено. После этих слов вокруг воцарилась тишина, а потом внутренний двор заполнился шепотками. Услышав новости, некоторые адепты Цишань Вэнь бросили мечи и опустились на колени перед заклинателями, с которыми они сражались всего несколько мгновений назад; другие попытались сбежать. И всё же, Лань Сичэнь больше всего поразился мертвецам, которые продолжали бросаться к ним, пытаясь впиться им в глотки. Он развернулся, переведя взгляд на конёк крыши Солнечного дворца. Месть — одно дело; но Вэй Усяню ни к чему было быть настолько безжалостным, не тогда, когда война была окончена. Только увидев его — в другом обличье, но всё ещё юношу, который когда-то прибыл на обучение в Облачные Глубины — Лань Сичэнь осознал, что он не играл. Кажется, Вэй Усянь изо всех сил старался подняться на ноги, и в темноте ночи его мертвенно-бледное лицо сияло на фоне чёрных взлохмаченных волос. Крепко сжимая Чэньцин в кулаке, Вэй Усянь прижал другую руку к груди, блуждая взглядом вокруг, будто в поисках чего-то. Он покачнулся, а потом, к тревоге Лань Сичэня, соскользнул и упал с крыши. Лань Ванцзи поймал его, прежде чем он ударился о землю. Раздались встревоженные голоса, и от Лань Сичэня не ускользнула летящая к ним фиолетовая тень; но сам он не видел ничего, кроме ужаса, заполнившего глаза брата, пока он снова и снова повторял имя человека, без сознания лежащего в его объятиях.