***
Сказать-то Маша сказала, но Москва – город не маленький! Тут никакое ориентирование не поможет, будь ты хоть трижды опытным туристом. За яркими плакатами и вывесками, широкими улицами с таким количеством машин, что в своей провинции она и не видела, девушка гордо шла не разбирая дороги. Солнце слепило глаза, пушистые белые облачка медленно плыли в голубой небесной реке. Погода располагала к долгой прогулке. Возможно с мороженым. «Вот не зря Москва – столица Союза! Ох, тут столько красиво одетых людей, а магазинов, магазинов! Нужно обязательно зайти за тканями, пока есть возможность. Это что, Чайка? Я её только по телевизору видела», – крутила головой восторженная девушка, сквозь туман рассеянных мыслей едва доносился чей-то оклик: – Маша! Мария Комарова! Да остановись ты наконец! На девичье плечо с лёгким хлопком опускается рука. Резко развернувшись, незадачливая туристка увидела запыхавшееся лицо старого друга: – Фуф… Маша, куда ты так несёшься? – светло-волосый и ясноглазый юноша, переводя дух, рассматривал сверху вниз Комарову. – Красивое платье, новое? – Шура! – глаза девушки засияли от счастья. – Какая встреча! Какими судьбами в Москве? Приятели обнялись. Александр Брюсов, он же Саня, он же Шура (давно в детстве его путали с девочкой и называли не иначе как Шурочкой или Шурой, хоть сейчас юноша возмужал, но старая кличка осталась) родом был из того же посёлка, что и Маша Комарова. Соседствовали их семьи в пятиэтажке-хрущёвке, часто детей заставляли бегать в квартиру напротив за сахаром, солью или стаканчиком муки. Виделись они и на улице, играя большой дворовой компанией, где старшие и младшие стояли горой друг за дружку. Когда Шура окончил школу (это было за год до выпуска Марии), то внезапно уехал, оставив только почву для сплетен. Каких только вариантов не было выдвинуто! И в КГБ его завербовали, и в армию на Дальний Восток уехал, и стал американским шпионом (старушки не оценили увлечение парня техникой и его эксперименты с ней). И вот они – добрые друзья и соседи – встречаются посреди огромной Москвы! – Так я учусь здесь, – улыбнулся парень, – На инженера в Тимирязевке. А ты как тут? – А я в швейном техникуме… только поступила, – потупила глаза девушка, ещё раз поправляя складки на юбке. – Охо-хо, так ты, видать, Москвы толком не видела? Позволь быть твоим проводником, – слегка наклонившись, Шура ловко взял под локоть Машу, развернул на сто восемьдесят градусов и повёл по аллее. – Но сперва забежим ко мне в общагу, нужно кое-что забрать, – и заговорчески подмигнул. – Х-хорошо, – неловко пробормотала Маша, едва поспевая за семимильными шагами друга.***
– Грабли прочь от моей котлеты! – прорычал высокий хмурый парень, смуглый и золотоволосый, с редкими – в городской среде – южнорусскими диалектными нотками в голосе. Не успели Маша с Шурой зайти в тесную общажную столовую, как в стену рядом с дверью прилетело тело коренастого студента, чертыхающегося на своего противника. Гомон в столовой моментально стих и все глаза уставились на громилу, спешно поедающего котлету по-киевски. – Шо? – с набитым ртом, абсолютно равнодушно тот обвёл взглядом толпу. Рядом с ним что-то мямлил щуплый тёмноволосый парнишка, азиатской наружности: то ли казах, то ли китаец, а может вообще якут. Явно пытался угомонить друга, но безуспешно. Окружающие спешно отвернулись и начали галдёж опять, поначалу фальшиво. – Это Сильвестр, – прошептал Саня, придерживая за плечи оторопевшую подругу и направляя её к буфету, – а это, – он кивнул в сторону котлетного любителя, – Это Филипп Маков, местный громила, но сам он парень хороший. Хотя и голодный вечно… Несмотря на инцидент, студенческое сообщество оживилось при виде Шуры. Каждый стремился поздороваться, дать пять, дружески обнять и обменяться парой слов. Танцуя от стола к столу, от человека к человеку, таща за собой скованную Машу, Брюсов обогнул всю очередь, оказавшись впереди. – Здравствуйте, Любочка, – лучезарно улыбнулся парень, – Замечательно выглядите сегодня! Новый фартук? Ох, нет, завивка! Завидую тому счастливчику, что сегодня проведёт вечер в Вашей компании. – Ой, Шурик, какой же ты подлиза! – рассмеялась пухлая буфетчица лет тридцати, с чёрными лакированными кудрями и яркими губами. Пошарившись под прилавком, она достала свёрток из вчерашней газеты. – Иди, повеса, и не обижай девушку!***
– Здание МГУ такое большое! – восторженно произнесла Маша, разворачивая из фольги эскимо. – О, вот будет время – я тебя на ВДНХ свожу, у статуи Мухиной тоже головокружение почувствуешь, – рассмеялся Шура. После весёлых рассказов о студенческой жизни в Тимирязевке, паре поездок на метро (в котором у девушки кружилась голова от наклона эскалаторов и скорости поезда) и трамвае, друзья неспешно прогуливались на Воробьевых горах, всё ближе и ближе приближаясь к самому престижному университету страны. Маша задумалась: – Шур, а почему ты в Тимирязевку поступил? С твоими знаниями, умениями и рвением можно было без проблем в МГУ поступить! В конце концов глава сельсовета был готов словечко замолвить знакомым. – Ну, понимаешь… – не успел Шура начать свой рассказ, как его прервали радостные мальчишеские крики. – Са-а-аня-а-а! – навстречу неслись двое пионеров лет четырнадцати, громче кричал кареглазый мальчуган с тёмными волосами ёжиком, а несущийся рядом с ним беловолосый и ясноглазый парниша больше делал вид, что зовёт, так за компанию. – Саня, привет! – Дарова, Гоша, Кирилл, – Шурик не любил, когда его имя употребляли в сокращении «Саня», но эти дети словно назло упёрто называли его так. Причём начал именно Кир, а беззаботный Гоша, он же Гога, он же Геша, он же Гена (или ещё один страдалец с множеством кратких форм имени) просто подхватил волну. Только ради него и можно терпеть издевательства над именем Александр. – Чего хотели? – Ничего, просто поздороваться, – широко улыбнулся Гоша и полез обниматься. Кирилл демонстративно поправил свой пионерский галстук и буркнул слова приветствия Маше. – Вот и всё, мы побежали! Рад был увидеться! – Удачи вам, будущие комсомольцы! – Шура помахал вслед ребятам и вздохнул с улыбкой: «Чертята». Маша с любопытством наблюдала за этой сценой. То, что Брюсов был звездой и народным любимцем, она поняла уже, а вот что среди ребят помладше снискал уважение – приятный сюрприз. – Наставляешь молодое поколение? – не без ехидства спросила Комарова. – Мальчики общительные, на кружке радиотехники познакомились, я ассистировал там какое-то время. Так и познакомились. Славные ребята. Гоша Фрик... – он тут же осёкся, – Ты не подумай, мальчик он хороший, просто с фамилией не повезло. Настоящий пионер, спортсмен. Первый в универе на картофельные сборы поедет, а пока бабулек через дорогу переводит и котов с деревьев снимает. А Кирюха – из партийной семьи, я его старшего брата знаю, Ипполита. Те ещё занозы. Скворцовы… легки на помине. На ступенях МГУ толпилась стайка девушек. Они томно вздыхали, щебетали комплименты, громко и заливисто смеялись, сопровождая выходящих из здания двух парней. Выглядели те весьма выделяющееся. Дорогая одежда, явно заграничная, дефицитная, точёные черты лица, высокие и с прекрасной осанкой – хоть сейчас на подиум. Один из них – в костюме и с идеально зачёсанными волосами, цвета угля, с холодным пустым взглядом, успешно игнорировал толпу вокруг себя. А второй, обладающий весьма необычной внешностью, наоборот активно беседовал, слегка манерно жестикулировал и заигрывал с каждой девушкой, вызывая ещё большую бурю восторженных возгласов. Шура и Маша пересеклись с толпой у подножия университета, практически смешавшись в одну компанию. От Комаровой не ускользнул тихий присвист и лукавый, заигрывающий взгляд ловеласа, который (о Боже!) имел наглость подмигнуть ей. Холодный, прожигающий презрением, взгляд послужил ему ответом. – Клоуны, – пробурчала Маша, когда компании разошлись. Шура же от души расхохотался. – Все так говорят в начале. А потом просят познакомить. Это Хосе Морозов местный се… – Не утруждай себя, мне не интересно, – резко прервала Маша. – Ладно тебе, ничего такой парень. На фоне вечно мрачного Ипполита вообще солнышко! – Мне. Не. Интересно, – отчеканила Комарова, ускоряя шаг. Скорее бы уйти от компании двух позёров-мажоров и их верещащей свиты. – Ладно, ладно! Но если вдруг что… – Шура! Тень от помпезной сталинской высотки стала гуще и от того ещё внушительней. Белые пушистые облака, гулявшие на небе с самого утра, больше похожие на вату или комочки хлопка, сбились в сплошное полотно посеревшей свалянной шерсти. Воздух похолодел и стал как будто чище. Начало моросить, трава и растения наполнили всё вокруг приятным ароматом. Маша вздохнула полной грудью и покружилась. Спокойствие наполняло её вместе с чувством приятной утомлённости. Впрочем, не надолго. Послышался невольный крик. Из-за памятника Ломоносову выбежал недовольный светловолосый юноша в идеально выглаженном синем костюме и накрахмаленной белоснежной рубашке. Его гнев, казалось, иссушал редкие капли дождя, понемногу усилившиеся с каждым шагом прохожих. Следом за ним бежал долговязый брюнет, его рубашка помята, а тонкий галстук грустной верёвочкой трепыхался от ветра, юноша безуспешно пытался вправить выбившуюся спицу впопыхах открытого зонта. Когда он нагнал своего приятеля, Маша и Шура поравнялись с ними, и им удалось выловить пару фраз: – Куприян, не несись ты так! Совсем про зонт забыл! А тут дождь начался. Промокнешь, заболеешь, опять лечить придётся! – Лёня, помолчи! Или получишь заместо «Люцифера», – последнее слово, или даже имя, некто Куприян буквально выплюнул из себя, с нескрываемой желчью. Дальнейший диалог Комаровой не удалось услышать из-за нарастающего шума листвы и дождя. – Блин! Дождя нам только и не хватало! Мне же в Тимирязевку возвращаться, Филю поднатаскать с матаном, уууууу, – взвыл Шура, ускоряя шаг. – А… а мне ещё к Пелагее нужно вернуться, я же не знаю как доехать обратно! – Маша старалась не отставать от друга, на каблуках, пусть и небольших, бегать было крайне неудобно. Тёмные пятна от капель расползались по алой ткани её платья, и девушка предвкушала как оно утяжелиться от прогулок под летним ливнем. – Без паники! – Брюсов начинал говорить громче, хоть вода ещё не обрушивалась водопадом с неба. – Я сейчас всё объясню! Они остановились под широкой кроной одного из деревьев (позабыв о правиле во время грозы избегать высокую растительность), Шура буквально на пальцах объяснил на какой автобус сесть, на какой остановке выйти и какая станция метро будет ближе всего. – Ну, бывай, Машка! – парень быстро обнял её. – Ещё свидимся! Девушка какое-то время махала вслед другу детства, пока он совсем не скрылся из вида. Ему до метро добежать нужно, а это куда дальше остановки, с которой начиналась дорога домой. К Пелагее. Удобному халату, маминому пирогу и кружке горячего чая. Мелкая дрожь рассыпалась мурашками по её телу, напомнив о дожде, переходящем в ливень, и о долгой дороге. Маша поспешила к остановке, по словам Шуры это было близко. Что ж, может по меркам Москвы и близко. Вода из луж затекала в туфли и неприятно холодила ноги, платье промокло до последней ниточки, а пышные волосы тяжело лежали на плечах и прилипали к лицу и шее. Внезапно что-то прервало дробь капель по её голове. Швея внутри Комаровой тут же распознала ткань, а руки сами потянулись к внезапной защите. Пиджак, пропахший стойким мужским одеколоном с терпкими древесными нотками. Она застыла. От неё тут же удалился чудесный спаситель. Рубашка на нём стремительно промокала, так же стремительно, как удалялся её носитель. За беловатой завесой ливня фигура незнакомца будто светилась. Кто-то только что отдал пиджак Маше. Кто-то явно молодой. Кто-то очень романтичный… Романтичный. Словно по древнему ритуалу Маша плотнее прижала к себе борт пиджака. Мягкое тепло разливалось по её лицу, постепенно охватывая её всю. Таинственный юноша спас её от дождя! Она обязательно найдёт его! Обязательно отблагодарит за помощь! Может, сошьёт что-то по моделям из зарубежных журналов мод? Шура точно сможет их достать. Рука коснулась чего-то металлического на загнувшемся внутрь лацкане. Брошь? Небольшой аккуратный греческий крест с цепью. Очень эффектный аксессуар для мужчины. Ей будет проще узнать, кому принадлежит пиджак! Маша подняла взгляд, полный надежды, устремлённый далеко за водную завесу.