Про белые розы...

      Минуя аллею перед женским общежитием, Маша почувствовала, что сил до поста вахтёрши ей едва хватит. Ноги ныли от долгого бега на каблуках, но это было не так страшно. Лёгкие пекло, жар колющей болью стягивал грудь, лишая гибкости тело. Хотелось согнуться, остановиться, глубоко и часто дышать, пропуская холодный октябрьский воздух через себя. Нет, нет, нет. Не сейчас, нельзя. Сквозь шум гудящей в ушах крови, пульсирующей неистово от сердца и по всему телу, девушка слышала широкие шаги за своей спиной. Как бы она не старалась, её девичья трусца не могла прилично увеличить расстояние и дать шанс оторваться, передохнуть и продолжить бег. Голова кружится, чёрт. В затемнённом морозными сумерками пространстве дворов сложно ориентироваться, не хватает ещё зернистой черноты от кислородного голодания. Холодная Москва безучастно следила за маленькой бегущей фигуркой студентки своими холодными глазами-окнами. Их жестокий свет едва радовал Комарову.       Дыхание учащается. Клубы пара, вырывающиеся изо рта, затуманивают глаза. Ещё чуть-чуть, вот длинная стена общажного забора. Дверь как всегда открыта. Маша запинается мыском сапога о неровную плитку. Не падает. Слегка балансирует. Он близко, слишком близко. Нельзя останавливаться. Скорее к торцу, к входу в общежитие. Скорее, скорее, скорее. Сердце неистово колотится, холодный воздух, жадно глотаемый на бегу, режет горло.       Слабый свет фонаря у тяжёлой деревянной двери выхватывает фигуру. Высокая девушка вышла на крыльцо. Маша вглядывается в черты. «Пелагея!»       Последний рывок, и руки Комаровой обхватывают талию подруги. Скользя по подмороженному бетону, она скрывается за спиной Пелагеи, как за единственной защитой.       – Маша, ты чего? – девушка оборачивается на запыхавшуюся Комарову. – Что-то случилось?       Та едва поднимает трясущуюся руку, указывая в сторону тёмного двора, откуда в жёлтоватый свет фонаря врывается… испуганный Хосе.       – Он меня домо… – Маша обрывает саму себя на полуслове. У неё нет доказательств настолько громкому заявлению. – Он меня преследует!       – Мария, я всего лишь хотел пригласить вас на танцы, – с лёгкой отдышкой от бега, мягко произносит Морозов, с этим его колоритным лёгким акцентом, по-джентльменски беря указывающую на него девичью руку в свою. И неловко улыбается.       Пелагея переводит взгляд с одного на другого, прежде чем легко и светло рассмеяться. Атмосфера не разряжается, только добавляется смущение, подсвечивающее яблочки щёк румянцем. Она слегка приобнимает Машу, не выпуская из-за спины и ободряюще улыбаясь:       – Вот видишь, он всего лишь хотел пригласить тебя на танцы. А ты боялась? Неслась как от маньяка.       Шестерёнки туго ворочаются в голове Комаровой. Танцы? Какие ещё танцы? Это шутка какая-то? Хосе просто хочет обмануть и её, и Пелагею. Нет, нет, нет. Она не пойдёт с ним. Ни за что! Нельзя доверять этому бабнику! Мало ли что эта хитрая морда придумала.       Собираясь с духом, чтобы отказать, Маша не успевает сказать и слова, как начинается беседа между подругой и «преследователем». Совершенно непринуждённо Хосе справляется о делах Пелагеи, подмечая события, известные лишь небольшому кругу людей. Девушка отвечает просто, но открыто, легко и буднично, словно подобные разговоры у них происходят регулярно. Комарова тихо слушает, всматриваясь в лицо Морозова: «Да что у него на уме».       – Танцы случаем не пятничные? – Пелагея возвращает беседу в начало, чувствуя сжатые пальцы подруги, теребящие тонкий пояс от пальто. – Не те, что Константин упоминал на неделе?       – Они самые! – воодушевлённо ответил Хосе. От широкой улыбки золотисто-карие глаза щурятся, на удивление красиво.       «Константин? Ох, там будет Константин!» – фейерверк эмоций взорвался в груди Маши при упоминании этого имени. Он будет на этих танцах, а значит, у неё есть шанс увидеться с ним. Потанцевать! И поразить в самое сердце. А потом Костя позовёт её в кино и у них получиться встречаться чаще. Может они попадут в театр ближе к каникулам? А к следующей весне… Что ж, в свете таких перспектив можно смириться на какое-то время с компанией Хосе.       – Мария, так каков Ваш ответ? Составите ли Вы мне компанию в эту пятницу? – баритон Морозова вернул девушку из мира солнечных фантазий в реальность. Маша готова на скрытую сделку. На её условиях.       – Только на один танец, – она почувствовала, как горячая рука Хосе мягко накрыла её и слегка тряхнула, словно закрепляя уговор.       – Я зайду за Вами.       – Нет-нет, я сама приду! – тут же парировала Маша, едва не вырвав руки. Видя удивление в глазах юноши, она немного смягчается и кокетливо добавляет. – Я не хочу испортить эффектное появление.       – Тогда буду ждать нашей встречи, – он вновь обезоруживающе улыбается, а затем поворачивается к Пелагее: – до свидания!       – До свидания, – одновременно отвечают девушки. Высокая широкоплечая фигура сначала исчезает в тени, а затем силуэт, пританцовывая, растворяется в вечерних дворах.       – Идём домой? Я ватрушек сегодня купила, – Пелагея приоткрывает тяжёлую дверь.       – Да, скорее идём! – силы снова вернулись к Маше, она впорхнула в тёплые стены родного общежития. Мило обсуждая с подругой предстоящие танцы и какое платье следует сшить к этому дню, девушка почти позабыла о большой и крайне важной детали, способной разрушить все её облачные замки. Озарение громом ударило девушку за один лестничный пролёт до блока с комнатой. Комарова остановилась, и отчаянье захлестнуло её:       «Я же не умею танцевать!»

***