^RCS^
"Life is just one damned thing after another." –Elbert Hubbard
^RCS^
Рыжеволосый мальчик восьми лет слонялся по округе и ненавидел свое имя. Ну, может быть, «ненавидел» - не совсем правильное слово. Скорее «чувствовал отвращение»; можно даже добавить немного ярких эпитетов, вроде «жгучее». Да, Майл Дживас решил, что это то, что надо. Он чувствовал жгучее отвращение к своему имени. Он даже не знал, кого винить за такое имя. Может быть, у кого-то наверху был плохой день, когда он родился, и этот кто-то решил излить свое негодование на новорожденном? Или просто дело в том, что его родители были глупы? Он вздрогнул от этой мысли и тут же мысленно ударил сам себя. Он всегда ужасно себя чувствовал, когда критиковал или оскорблял своих родителей (даже несмотря на то, что большинство его одноклассников делали это постоянно), особенно с тех пор, когда в живых остался только один из его родителей. Но все же его без конца раздражало то, что его мама и папа выбрали имя «Майл» для их единственного сына. Майл. И неважно, сколько раз он пытался объяснить другим детям, что его имя, хоть и странное, все же произносится как «Майл», а вовсе не «Мэйл». Они все равно смеялись и дразнили его; и даже учителя, казалось, едва сдерживали улыбки. Он хотел бы, чтобы его одноклассники были хотя бы чуточку изобретательнее с их грубыми шутками про почтальона, которые уже стали бородатыми, но всё равно над ними еще смеялись. - Здравствуй. Майл подпрыгнул. Он даже не заметил человека, который шел рядом с ним. Он был готов запаниковать, но тот незнакомец после более тщательного осмотра оказался высоким худым молодым человеком. Хотя, возможно, «молодой человек» - не совсем правильное словосочетание; он был скорее подростком. Лохматые черные волосы неаккуратно торчали из-под шапки; так же неаккуратно смотрелись его голые ноги, засунутые в кеды с развязанными шнурками. Он выглядел так, как будто целый год не ел; а будь его осанка еще хуже, он бы, скорее всего, просто упал вперед. - Привет, - неуверенно ответил он. Что это, черт возьми, за парень? - Ты ведь Майл, правильно? Майл, справившись с шоком от того, что кто-то произнес его имя правильно и не посмеялся над ним, неодобрительно посмотрел на юношу. - А зачем Вы спрашиваете? Тень мелькнула на лице молодого человека, но тут же исчезла. - Ты же жил со своим папой, я прав? Майл не заметил эту оговорку парня. - Угу, - ответил он, недоверчиво заметив, как резко тот сменил тему разговора. – С тех пор, как мама погибла в автокатастрофе. С какой стати он все это рассказывал какому-то незнакомцу? Он замолчал. - Да, - сказал незнакомец мягко, - такое сложно пережить. Он на некоторое время задумался, после чего снова посмотрел на мальчика. - Твой папа курил…в смысле, курит, Майл? Эта оговорка была куда заметнее. «Курил»? Что он имел в виду, сказав это в прошедшем времени? - Ну да, курит. А тебе-то что? – воскликнул мальчик, его глаза сверкнули. – Это вообще не твое дело! - … - Как бы то ни было, - прорычал Майл, частично злясь на самого себя за то, что рассказал незнакомцу слишком много, – я иду домой. А если ты будешь меня преследовать, - добавил он серьезно, - я позвоню в полицию. И он побежал вперед так быстро, как только мог. Молодой человек смотрел ему вслед с грустным выражением лица. «Я выиграл для тебя столько времени, сколько мог, - думал он. – Сейчас…»^RCS^
Маленький Майл Дживас, придя домой, обнаружил лишь дымящиеся руины на том месте, где раньше стоял его дом. Одноэтажное здание постепенно перестало гореть. Рядом с ним лежало тело, накрытое белой простынью, и Майлу можно было даже не спрашивать, кто лежит под ней. Мальчик сел на колени и замер, оглушенный, в то время как пожарные, врачи и сотрудники полиции задавали вопросы и сочувствовали ему. Он слушал их, притворяющихся, что они понимают, каково ему, и изо всех сил старался не закричать, потому что он просто не хотел поверить в происходящее. Он заметил появление сутулого и почти что босого молодого человека и почувствовал, что его ведут к черной машине, в которой сидел мужчина гораздо старше того парня. Майл был рад, что они ничего не сказали. Он не мог поверить в то, что случилось. Он не мог поверить, что еще час назад его беспокоил такой пустяк, как имя.^Fin^