.

Where secrets lie in the border fires, In the humming wires, Hey, man, you know, you're never coming back Past the square, past the bridge, past the mills, past the stacks... (c)Nick Cave and the Bad Seeds, "Red right hand".

Уже вторую неделю в госпитале Вудбери Мерл Диксон просыпается в холодном поту по десятку раз за ночь, едва успевая забыться хоть на несколько минут. Проснувшись, прислушивается к настораживающей и непривычной ночной тишине городка, нарушаемой только звуком шагов патрульных и их приглушенными короткими разговорами в пару реплик, не слышит ни хрипа вернувшегося к подобию жизни мертвеца, ни крика его жертвы, но на всякий случай все равно шарит рукой рядом с собой в поисках хоть какого-нибудь оружия, несмотря на то, что все двери заперты, а окна закрыты, и к нему и мухи не пролетит. Успевает удивиться, ощущая под собой простыни, а не холодную землю или колючий плед... Последним, если Диксон случайно особенно неудачно не сдвинет бинты и со сдавленным воем не вопьется зубами в подушку от неожиданной резкой боли, приходит осознание отсутствия кисти правой руки. С этим-то он свыкся быстро, даже слишком. Поначалу было просто не до того: не уберег руку - учись уносить ноги, чтобы не скормить остатки собственной шкуры толпе трупов. А потом его любезно обеспечили целым арсеналом сильнодействующих обезболивающих. Из-за них-то, наверное, Мерлу порой и мерещится, будто он все-таки умер и по ошибке попал в рай: в Вудбери слишком много стариков, детей и женщин, а уж они-то должны были умереть первыми... Но мерещится это недолго, и Диксон не позволяет себе расслабиться и поверить, что в городе все и впрямь так хорошо и спокойно, как ему кажется: слишком давно он знаком с действием определенных веществ, потому часто и не притрагивается к оставленным на тумбочке пилюлям. Боль куда слабее, чем была прежде, а если быть поосторожней с изувеченной рукой - вообще едва ощутима, и это можно перетерпеть, не разрушая собственные мозги парой таблеток. Безымянный ублюдок, что у них здесь, в Вудбери, за главного, с улыбкой святого и кобурой, заметно выпирающей из-под пиджака, видно, вознамерился сделать Диксона своим цепным псом. Мерл не особенно возражает по этому поводу: в конце концов, силу он уважает, силе он готов служить, а именно ею так и сквозит каждое движение безымянного, когда тот ненадолго заглядывает проведать нового жителя своего города-крепости и стоит на пороге, лениво подпирая плечом дверной косяк, все чаще заводя разговор насчет того, что со временем Мерл мог бы пополнить ряды его разведки, армии или черт знает, чего еще... Пусть в свое лучшее, разумеется, время Диксон уложил бы Губернатора на лопатки с одного удара, сила его - другого рода, но оттого не становится менее внушительной, и Мерл неохотно, но почти уже готов ее признать. Хотя бы из благодарности: ему дали крышу над головой, пищу и медикаменты, подлатали рану и, как обмолвился безымянный, уже обустраивают один давно пустующий дом... - Да пошел ты, - раздраженно выдохнул Диксон, отрываясь от бездумного созерцания потолка, и сел на кровати так резко, что перед глазами на секунду помутилось. Кого именно он послал, Мерл и сам понятия не имел, но, вероятней всего, все-таки Губернатора, который еще несколько часов назад предложил ему присоединиться к его людям во время вылазки в соседний город, а когда Диксон не проявил ожидаемого энтузиазма, предположил, что "в его состоянии, возможно, лучше действительно пока оставаться в городе". Мысль разумная, но озвучил он ее таким подчеркнуто снисходительным тоном, что между строк отчетливо читалось другое, что-то вроде "значит, оставайся среди стариков, детей и женщин, бесполезный кусок мяса". Только вот не предусмотрел безымянный, что Диксон отчетливо чувствует, когда им пытаются манипулировать, и готов это стерпеть и даже подыграть, только если извлечет из этого определенную выгоду... А рисковать собственной шкурой - самое невыгодное действие, которое только можно себе представить. Проигнорировав мимолетное головокружение, следствие недосыпа или лишней принятой таблетки сильнодействующего обезболивающего, Диксон, путаясь в штанинах и матерясь сквозь зубы, неловко влез в джинсы, оставленные вечером на стуле. Побега он не планировал заранее, но в городе не собирался оставаться больше ни минуты. Больше всего его задерживали не сомнения в правильности решения, чего как раз почти и не было: задерживало его исключительно то, что из-за комендантского часа он не мог включить свет и был вынужден искать одежду на ощупь, в спешке спотыкаясь на ровном месте. Благо, и ботинки и рубашка все-таки быстро обнаружились именно там, где он их оставил. В Вудбери явно было что-то не так, но не настолько, чтобы вещи самовольно переходили с места на место. Времени же на поиски остальных пожитков по всему госпиталю не было: поначалу Мерлу показалось, что это глаза так быстро привыкают к темноте, но вскоре он, наконец, стряхнув остатки дремоты, заподозрил, что до рассвета просто осталось совсем немного времени. Но за все время скитаний по Атланте, многого Мерл не нажил, так что оставить затерявшееся в потемках барахло в госпитале было вполне допустимо: главное, что несколько дней назад он утянул со стола скальпель, зачем-то прихваченный пришедшим снимать швы доктором, мужчиной с лицом маленького обиженного ребенка... Тот, к слову, пропажи так и не заметил, дрожащим голосом за что-то Диксона сбивчиво поблагодарил и быстро удалился, ежась и вздрагивая: может, не вовремя вспомнил рассказ Мерла о том, как именно он потерял кисть руки. В любом случае, на первое время Диксону и скальпеля будет достаточно, а чем-нибудь посерьезней он после разживется сам... Мужчина так тихо, как только мог, открыл окно и оглядел пустую улицу, искренне благодаря того непредусмотрительного человека, который додумался устроить его в палату на первом этаже. Глухие шаги патрульных раздавались с противоположного от ворот конца улицы, но вечно везти Диксону уж точно не могло, поэтому он, уже не особенно заботясь ни о бесшумности приземления, ни тем более о клумбе, зачем-то разбитой прямо под окнами госпиталя, тяжело перемахнул через подоконник. В Вудбери что-то было не так, и это было очевидно даже для Мерла, прибывшего сравнительно недавно и не успевшего толком влиться в размеренное течение жизни горожан. Но в поселении, несмотря на ночную прохладу, было словно душно. Так душно, что Диксону на стену лезть хотелось. Может, именно в окружающей город стене и было все дело... Не рискнув выходить на дорогу, Мерл дворами, чуть пригибаясь и вытаптывая к чертовой матери цветы, высаженные почти перед каждым домом, быстрым шагом направился к темнеющим на фоне предрассветного неба воротам. Диксону действительно не могло везти вечно: ворота все-таки охранялись, но, судя по тому, что патрульный, до смешного худощавый и миниатюрный, сидел на раскладном стуле спиной к городу, оставалась еще надежда на то, что охранялись они в первую очередь от вторжения извне. Из-за стены доносился давно знакомый, но за время, проведенное в Вудбери, почти забытый, голодный хрип восставшего трупа, и Мерлу очень хотелось верить, что вздрогнул он именно от внезапно налетевшего порыва прохладного ночного ветра... Мгновением позже рычание оборвалось и раздался глухой, но хлюпающий какой-то звук, с которым полуразложившееся тело завалилось на асфальт. Удивленный отсутствием ожидаемого звука выстрела, подумав было, что мертвец-неудачник попросту споткнулся и расшибся насмерть, Диксон прищурился и разглядел в руках патрульного спортивный лук. Мужчина почти бесшумно сделал еще один шаг по направлению к воротам... Именно "почти", потому что все-таки был услышан и был вынужден закрыть глаза от внезапно ударившего в лицо света. Ничего информативного патрульный ему не сказал: только коротко бросил что-то настолько невнятное, что Диксон из интереса приоткрыл один глаз и убедился, что обернувшийся к нему патрульный, совсем уж молоденькая темноволосая девушка в бейсболке, с на удивление решительным видом светит ему в лицо зажатым во рту карманным фонариком, оставляя руки свободными для стрельбы. - Вот ни хрена сейчас не понял, - признался Мерл, задрав голову и левой рукой прикрывая глаза от яркого света. - Комендантский час, - повторила девушка, выплюнув фонарик к себе на колени. Луч света милосердно спустился с лица на грудь Мерла. - В дом иди. - Ворота не откроешь? - Предложил Диксон, и не думая двинуться с места. Девушка возмущенно фыркнула и поудобней перехватила лук, словно ожидала, что ей скоро придется стрелять: - Нет. - Ладно, сам открою, - вздохнул Мерл и шагнул к воротам. - Не откроешь, - голос девушки заметно дрогнул. Мерл понял, что если у нее и были инструкции по поводу того, что делать, если житель Вудбери так нагло нарушает комендантский час, то все-таки с попыткой покинуть город она явно сталкивается впервые, а потому может наделать глупостей. И это полностью подтвердилось, когда мужчина обернулся к лучнице: она уже выцеливала Диксона, натянув тетиву. - В безоружного инвалида стрелять надумала? - Мерл демонстративно поднял изувеченную правую руку, левой на всякий случай нащупав рукоять скальпеля в кармане. - Я Мартинеса позову, - предупредила девушка. Из-за чуть плаксивых от испуга ноток в ее голосе это прозвучало очень уж похоже на детское "я все папе расскажу". - Да брось ты! - Диксон махнул рукой и взялся за тяжелый засов на воротах, девушка, уронив с коленей фонарик, мгновенно скатившийся со стены и только чудом не треснувший, вскочила и сделала шаг в сторону, чтобы мужчина не ушел с линии огня. В ту же секунду ночную тишину Вудбери прорезал ее срывающийся вопль: - Цезарь! Мартинес! Мужчина замер, услышав топот бегущего на крик патрульной латиноса. Лезть за скальпелем было уже глупо: мало того, что у Мартинеса перед ним было преимущество ровно в одну руку, так и вооружен он был, вероятно, куда серьезней. Диксон вздохнул, бросил на все еще целящуюся в него девушку испепеляющий взгляд и неохотно поднял обе руки, демонстрируя собственную безоружность и вообще исключительно благие намерения. - Заткнись! - Громко прошипел запыхавшийся Цезарь, оценив ситуацию и явно не найдя в Мерле ровным счетом ничего, достойного такого вопля лучницы. - Хэйли, мать твою, свисток тебе на что? - Чтобы был, - огрызнулась девушка, опустив лук и нервно накручивая на пальцы прядь собранных в хвост каштановых волос. - Он ворота хотел открыть. Цезарь, стоявший, уперев руки в колени и отчаянно пытавшийся восстановить дыхание, поднял на Мерла тяжелый взгляд. - Мужик, ты вконец ебнулся? - Недобро спросил у него Мартинес. - Как тебя там? Диксон? Шел бы ты лучше обратно уже, Диксон... - А меня вот кто-то недавно убеждал, что Вудбери - не тюрьма... - Многозначительно протянул Мерл, не решаясь опускать руки, но все еще даже не думая подчиниться. - Завтра утром свалишь, - подала с поста голос девушка. - Если тебя Губернатор сам за стену не вышвырнет... Мужчина окинул взглядом все еще напряженную лучницу и тяжело дышащего латиноса, оценил ситуацию, молча опустил руки и, едва удержавшись, чтобы походя не толкнуть Мартинеса плечом, двинулся к госпиталю. - Завтра, так завтра, - не оборачиваясь, согласился Мерл, спиной ощущая недобрые взгляды патрульных и ускорил шаг, словно надеясь эти взгляды стряхнуть. - Хэйли, - раздался за его спиной не предвещающий ничего хорошего голос Цезаря. Мерл остановился и обернулся, надеясь посмотреть, как он устроит этой истеричке знатную трепку за поднятый среди ночи крик. Мартинес легко взобрался на стену и, встав перед девушкой, скрестил на груди руки. Лучница в ответ вполне убедительно приняла вид нагадившего в тапки котенка. - Иди-иди! - Поторопил Диксона латинос, заметив, что тот с интересом ждет продолжения шоу. - Или проводить тебя? - А, сам дойду, - разочарованно вздохнул Мерл. Благо, окно госпиталя он за собой не закрывал. Не то, чтобы его так уж огорчила неудача при попытке покинуть город. И если Губернатор, узнав об этом, действительно за шиворот выкинет его из Вудбери, сильно упираться Мерл не будет - поможет даже. Главное, чтобы хоть скальпель не отбирали...