***
Я изо всех сил бежала по лесу, ловко перепрыгивая ухабы и редкие кусты. В спину дул попутный ветер, мой верный помощник, ускоряя и без того стремительный бег. Мне на миг показалось, что под лопатками выросли сильные крылья, которые вот-вот поднимут меня вверх, к облакам. Именно из-за подобных ощущений я и обожала игру в догонялки. Страх, что меня поймают, адреналином бежал по венам, вынуждая каждый раз действовать на пределе возможностей. Я всегда воспринимала эту игру серьёзно и всегда выкладывалась по полной, благодаря чему и стояла первой в списке по физической успеваемости. А ещё это было невероятно весело! Сбоку мелькнуло что-то белое, и я, не теряя концентрации, оглянулась. Ого, а Норман сегодня справился быстрее, наверняка поставил новый рекорд. Он всегда ловит меня последней, это наша маленькая негласная традиция. Я прибавила скорость и через две минуты с облегчением поняла, что оторвалась. Всё же в беге мне здесь нет равных. Что за?! Только отменная реакция не позволила мне угодить в расставленную ловушку. Почти машинально взобравшись на толстую ветку растущего рядом дуба, в ступоре уставилась на обманчиво расслабленного Нормана. Он изучал меня с лёгкой улыбкой, и только сбивчивое учащённое дыхание выдавало его реальное состояние. — Как ты смог обогнать меня?! И когда успел подготовить ловушку?! — шокировано возопила я. — Я тоже работаю над собой, Эмма, — расплывчато ответил друг, шумно выдохнув. — Но… но… но только вчера ты не мог обогнать меня! — привела я веский аргумент. — А зачем? — справедливо возразил Норман. — Мне не нужно обладать превосходящей скоростью, чтобы тебя поймать. — Но сегодня ты почему-то воспользовался ею, хотя в этом не было необходимости, — кивнула я на обмотанные скотчем деревья, по типу растяжки. И где только взял, паршивец? — Сегодня особенный день, — улыбнулся Норман, прищурив глаза. — Я ничего не делаю просто так, ты же знаешь. А потому… беги! — крикнул он, начав движение в мою сторону. Решив последовать совету, перескочила на ветку соседнего дерева и, перемахнув через скотч, пустилась в бега уже по земле. Затылком чувствуя преследование, я выжимала из себя всё, что могла. Мне нужно вывести Нормана на открытую местность… Ой, а это что?! Из-за яркого солнца я еле заметила ещё одну полоску прозрачного скотча. Неужели он надеялся поймать меня на этот трюк во второй раз? Только когда мы вошли на территорию «тёмного» пролеска, я внезапно поняла весь чудовищный замысел друга. В этой части леса, где деревья росли столь густо, кроной закрывая солнце, прозрачный скотч будет совсем незаметен! Я давно изучила всю доступную территорию приюта и могла бежать по ней хоть с закрытыми глазами. Но сейчас мне придётся передвигаться по тропам как в первый раз: аккуратно и вдумчиво, в страхе нарваться на «сюрприз». Это явно снизит мои шансы на успех! Подумав о хитром друге, в отчаянии стиснула зубы. Он не зря тогда показал мне свою истинную скорость. Его планом было заставить меня бежать что есть сил — так я рисковала угодить в липкую ловушку. Выбора-то у меня немного: впереди и сзади ждёт западня. Вопреки всему этому, в душе теплом разлились гордость и восхищение. Норману всего десять лет, а он уже способен настолько детально продумывать план. Что же за монстр из него вырастет?! Впрочем, кое-чего он не предусмотрел. Я с разбегу взобралась на дерево и продолжила свой путь прыжками по веткам. Это, конечно, снизило скорость бега, но зато никаких ловушек! Как тебе такое, Норман?! Не совладав с соблазном, бросила взгляд на бегущего рядом по земле друга, ожидая увидеть досаду в голубых глазах. И чуть не споткнулась, увидев пылающее в них торжество. Почему он?.. — А-а-а! — заорала я, внезапно обнаружив мир перевёрнутым. Чудом удержав чуть не задравшуюся юбку, со злостью уставилась на заливающегося смехом паразита. — Идеально по моему плану, прямо по нотам! — задыхаясь от хохота, хрипло воскликнул он. — Теперь я должен Рею десять конфет, но это того стоит… — И что это значит? — хмуро спросила я, не разделяя веселья друга. Висеть вниз головой было крайне неудобно. — Может, освободишь меня? — Ой, прости! Через пятнадцать секунд я уже сидела на земле, гневно сверля взглядом довольного жизнью Нормана. — Как ты уже поняла, скотч был отвлекающим манёвром, в конце концов, вынудившим тебя взобраться на дерево, — с удовольствием объяснял мне он. — Там каждые десять метров во все стороны я разместил ловушки посерьёзнее, типа силков. — Ты бы ни за что не успел соорудить их за тридцать минут с начала догонялок, — логично заметила я, уже ни в чём не уверенная. — Верно, — тепло улыбнулся Норман. — Я поставил их вчера вечером. — Неужели ты их по всему лесу разместил?! — в неверии прошептала я. С этого человека станется. — Конечно же, нет, — снисходительно протянул он таким тоном, каким обычно говорят: «Я что, дурак?». — Я просто знал, куда ты побежишь. — Но откуда?! — изумлённо воскликнула я. — Ты всё-таки телепат и скрываешь это, да?! Норман приложил ладонь к лицу и горестно вздохнул, возводя глаза к небу: — Эмма, понимаешь… я скажу тебе сейчас тяжелую вещь, но ты крепись. В общем, советы по тактике у своего же противника надо спрашивать как-то… деликатнее, что ли, а не фразой: «Норман, а если очень быстрый человек убегает от очень хитрожопого человека, как ему получить преимущество?» Честно говоря, я подумал, что это шутка была, мы с Реем даже поспорили на десять конфет. Он, эм, свято верил в твою… м-м… душевную искренность, а потому сделал ставку на то, что ты не шутила… Я готова была сквозь землю провалиться от стыда. Я действительно задавала этот вопрос две недели назад и совсем не собиралась пользоваться тактикой Нормана. Но она настолько покорила меня, настолько была беспроигрышной и простой, что я не смогла удержаться, легкомысленно понадеявшись, что он за эти две недели забудет об этом. Но оказалось, что перестала помнить важную вещь лишь я. Мой друг ничего не забывает. — Да ладно тебе, — с улыбкой произнёс он, помогая мне подняться с холодной земли, — переживёшь пару подколок от него. — Пару?! Да он же до старости это помнить будет! Будто ты Рея не знаешь! — осознание грядущего заставило меня схватиться за голову и застонать. — Ну-у-у, я думаю, он всё же не будет тебя долго дразнить, — с сочувствием глядя на меня, произнёс этот… этот нехороший человек. — Конечно, будет недолго, — с сарказмом произнесла я, всплёскивая руками. — Аккурат до следующего моего косяка, ты на это хотел тактично намекнуть? Спасибо, Норман! Умеешь ты успокоить! Такая вера в мою «душевную искренность»! Другу хватило совести (или инстинкта самосохранения) отвести взгляд и хотя бы принять виноватый вид. И плечи у него подрагивали, конечно же, от глубокого раскаяния, а не от еле сдерживаемого хохота! В душе я сама давно уже смеялась со своей наивности. Попасть в такую глупую ситуацию ещё надо умудриться! Ну, хоть друзей повеселю… С лёгкой улыбкой вгляделась в проглядывающую за густой, чуть желтоватой, кроной синеву небес. Что ж, я снова проиграла. На этот раз по всем фронтам. Посчитала себя самой быстрой и ловкой, положилась на сырой план, за что ожидаемо поплатилась. «А ведь он тренировался, — подумала с неожиданной теплотой, — тренировался изо всех сил, чтобы догнать меня… И ведь догнал же!» — Ты победил, — указала я на очевидный факт, повернувшись к другу. — Твоё желание? Он удивлённо уставился на меня, совсем не ожидая, что я так легко признаю поражение. Да, обычно это происходит только после часа возмущений и обвинений в мошенничестве. Но сегодня… Норман был прав, сегодня особенный день. Друг мгновенно посерьёзнел, услышав вопрос: — Я считаю, что нам пора узнать правду о месте, где мы живём, — медленно, будто сомневаясь в своих словах, сказал он. — Сегодня день отправления Люси. Собравшись произнести следующие слова, Норман набрал в лёгкие воздух, словно перед нырянием в ледяную воду: — Мы проследим за ней и узнаем, правда ли нас отправляют в приёмные семьи. Я вдруг перестала чувствовать опору под ногами и пошатнулась: — Что мы, прости, сделаем?!Четыре года назад
Кажется, то облако похоже на кошку. Или на собаку? Я в позе звёздочки раскинулась на траве, время от времени с удовольствием жмурясь от прикосновения лёгкого ветерка к разгорячённым щекам. Из-за рекордной жары практически всех детей, как только солнце вошло в зенит, заперли в доме. Я же смогла выскользнуть незамеченной через дверь кухни и спряталась в тени большого дуба так, чтобы меня не было видно с окон. Мне внезапно захотелось побыть одной и отдохнуть от детского шума. Это желание в последнее время стало преследовать меня всё чаще и чаще. И вот впервые я осталась в абсолютном и гордом одиночестве. Вглядываясь в светлое облачное небо и прислушиваясь к лёгкому шелесту кроны над головой, я чувствовала странное умиротворение. Мучительно хотелось остановить время и наслаждаться этими ощущениями вечно. О, а это облако похоже на машину. Никогда не видела автомобиль вживую, только на картинках в энциклопедиях. Если подумать, я много чего не видела. Животных здесь не водилось, лишь изредка территорию могли посетить какие-нибудь странствующие птицы. Других взрослых, кроме Мамы, тут тоже никогда не появлялось. Ни компьютера, ни телевизора, ни даже электрических ламп. Практически единственная техника, которая была нам доступна — это учебные планшеты с еженедельными тестами. Но они были неинтересными, так как другого предназначения, кроме учебного, не имели. Интересно, а почему?.. — Эмма! — звонкий голос так резко разрезал тишину, что я непроизвольно подскочила, потеряв нить размышлений. Оглянувшись, чуть не упала от облегчения. Затащив двух мальчишек в тень дерева, шикнула на них: — Тише! Я тут прячусь. Беловолосый мальчик поднял брови, а черноволосый демонстративно огляделся. — От кого? — подал голос последний. — Норман, кажется, она сошла с ума. А я говорил тебе, то падение с дерева даром не пройдёт. Я чуть не лопнула от возмущения. Единственное, о чём я сейчас жалела, это о неумении поджигать взглядом. Вот ведь нахал! — Ни от кого, а просто так, Рей! И ничего я не сошла с ума! Мне просто захотелось тишины и спокойствия. Вот тут, кажется, они удивились по-настоящему. Даже какую-то гордость за себя почувствовала. — Ты?! Тишины и спокойствия?! — изумлённо вопросил Рей. — Ты же воплощение хаоса, присланное чертогами ада сюда за наши гр… — он подавился последними словами из-за тычка Нормана. А я стояла и не знала, прибить мне негодника за оскорбление или поблагодарить за комплимент. Характер у меня, конечно, сложный, но не настолько же? Пока я хлопала глазами, Норман что-то прошептал на ухо Рею, отчего тот немного смутился и чуть виновато глянул на меня. Норман прочистил горло, привлекая внимание: — Мы почему искали тебя… В общем, не хочешь сходить к воротам? — и, не дожидаясь ответа, торопливо добавил: — Мама сейчас в доме, читает трёхлеткам сказку. Старшие все в библиотеке. Кроме нас на улице никого нет. — Но это же запрещено… — прошептала я в сомнениях. Я не была поборником правил, но прямые запреты нарушать до этого момента не решалась. — А вдруг нас поймают? Я не хочу расстраивать Маму! В глазах Рея мелькнула какая-то тень, но я, разрываясь между любопытством и опаской, не обратила на это внимания. — Мы быстро, никто не узнает, — улыбнулся Норман. — К тому же, Мама будет занята чтением ещё минимум час, там длинная сказка. Ты же знаешь, как негативно малыши относятся к прерыванию истории даже на пару минут. Этот аргумент окончательно склонил чашу весов к любопытству. А ведь и правда, чего нам бояться? Не съедят же нас за проявленную любознательность? Уже через двадцать минут наша троица стояла у ворот, напряжённо всматриваясь в темноту грязного заброшенного коридора. — И это запретное место? — приглушённо спросила я, боясь вызвать эхо звонким голосом. — Как-то по-другому я его себе представляла. Оглянувшись на друзей, поняла, что и они разочарованы. — А что ты ожидала увидеть? Цербера на люке? — фыркнул острый на язык Рей. Он не перестаёт подкалывать меня за увлечение миром Гарри Поттера, хотя я как-то сама застала его за чтением третьей книги, что он полностью отрицает. Лучшим решением будет проигнорировать подколку. Я взглянула на Нормана: — А ты что думаешь? Тот задумчиво прикусил губу и посмотрел куда-то вверх: — Я думаю, зачем здесь такая высокая арка. Мне кажется, она выше семи метров. Подняв голову, поняла, о чём он говорил: стальные решётки ворот уходили ввысь так далеко, что это вызывало недоумение: — Может, нас охраняют от чего-то? Или это для грузовика. Еда же не берётся из ниоткуда. — Не думаю, — нахмурился Норман. — Во-первых, грузовики не настолько большие, чтобы делать такую высокую арку. А во-вторых, ты видишь где-нибудь с нашей стороны следы от шин? Или помятую траву? Если бы машина привозила продукты хотя бы раз в неделю или даже раз в месяц, то какие-то следы точно оставляла бы. Оглядевшись, кивнула головой. Друг был прав: наши стопы утопали в мягкой и густой траве, которая редко видела, кажется, даже человеческие ноги, не то что автомобильные шины. — А вот насчёт охраны ты можешь быть права, — тем временем, продолжал он. — Ты замечала, что в Благодатном доме… — Стоп! — прервал его Рей. — Так можно и до теории заговора додуматься. Мне кажется, что эта арка — просто архитектурный замысел, и ничего более. Не нужно придумывать лишнего. Норман с полминуты смотрел Рею в глаза, прежде чем мягко улыбнуться. — Думаю, ты прав. Я немного увлёкся… Я ничего не понимала. Что за странная атмосфера вдруг возникла? Рей с силой сжал решётки и уткнулся в них лбом: — Что бы вы делали, если бы оказались за стенами приюта? Он почему-то никогда не называл это место домом, в отличие от нас. Я широко улыбнулась, вскидывая руки: — Я бы хотела прокатиться на жирафе! А вы? Норман откашлялся, почти успешно скрыв смешок в кулаке. Надо будет отомстить ему, при случае. — Я ещё не решил. Наверное, путешествовал бы, чтобы увидеть мир. Рей? Тот долго молчал, а потом повернулся к нам. На его лице была привычная чуть насмешливая ухмылка, а глаза… Я вздрогнула. В чёрных глазах друга бушевала буря. — Жирафы? Путешествия? — со странной интонацией протянул он. — А жить на что вы будете, умники? За этой решёткой начинается большой мир. Жестокий и беспощадный к таким, как мы. — К таким как… мы? — робко уточнила я. Этот Рей изрядно пугал меня. — К сиротам, — отрезал он, отведя взгляд. — Выйдя в большой мир, я буду стараться выжить. Мы с Норманом недоумённо переглянулись. — Но ведь у нас будут приёмные родители. Зачем нам выживать? — нерешительно спросил он. Рей снова взглянул на нас, и я с облегчением и тревогой поняла, что глаза его потухли. — Да, конечно, ты прав. Я… забыл об этом. Забыл?! Да как можно было забыть о таком?! Да ещё и напугал нас! Пока я хватала ртом воздух, не находя слов, Норман снова внимательно осмотрел решётку. — Как странно, — пробормотал он, нахмурившись. — Что? — заинтересовалась я. — Нет, ничего, — улыбнулся он мне. — Просто показалось. Давайте возвращаться, пока нас не хватились. Пожав плечами и выкинув последнюю странность из головы, я поспешила догнать Рея, чтобы высказать ему всё, что о нём думаю. Норман, в последний раз оглянувшись на запретное место, присоединился ко мне. В тот день никто не заметил нашего недолгого отсутствия.Неделю спустя после похода к воротам
— Норман? Ты хотел поговорить? Мой друг обернулся и махнул рукой, предлагая спуститься к подножью большого камня, на котором мы сейчас стояли. Честно говоря, я была удивлена, когда меня пригласили на разговор. Ещё и в подобное место. О чём можно разговаривать, соблюдая такую секретность? Очень сомневаюсь, что кто-то будет подслушивать шестилеток. — О чём ты хотел поговорить? — вновь спросила я, когда мы удобно устроились на мягкой траве. Прямо напротив нас монолитом возвышался тот самый камень, спиной же мы прислонились к коре широкого дерева, которых вокруг было немерено: лес, всё-таки. Чтобы нас найти, нужно было хорошо постараться. Если кто-то и будет подходить, то только спереди или с боков. Специально не подслушать: широкий и высокий камень глушил звуки, а боковое пространство открыто и контролировалось нами. Сзади же вплотную стоял забор, который строго-настрого запрещали пересекать. Видимо, тема и правда будет серьёзной. — Я много размышлял с тех пор, как мы вернулись от ворот. Скажи, — повернулся ко мне друг, — что ты думаешь о нашем доме? — Что думаю? — растерянно переспросила я. — Я люблю наш дом. Люблю наших братьев и сестёр. Нашу Маму. — Я немного не об этом, — улыбнулся Норман. — Ты не замечала странностей, связанных с приютом? — Странности? Да постоянно! — хмыкнула я, прищурившись от бьющего в глаза полуденного солнца. — Вот как, — удивился друг. — Какие, например? — Вот почему у нас нет фамилий? Только имена и… — я коснулась шеи, — и номер. — Наверное, они нам не нужны. Фамилии мы получим потом в приёмной семье. — А номер? Почему он такой большой и на видном месте? Он ведь не смывается! Нам придётся всю жизнь ходить с ним? — я в панике потёрла левую сторону шеи. — Эмма, успокойся, — мягко попросил Норман, нежно, но уверенно взяв мои ладони в свои. — Может, эта краска смывается каким-то особым составом. — Зачем нам вообще номера? — прошептала я, уставившись на наши переплетённые руки. — Мама и так каждого поимённо знает. — А вдруг мы потеряемся? Или кто-то отправится на поиски приключений. Думаю, эти номера не для нас, а для тех, кто за воротами, чтобы они сумели вернуть нас обратно. Мы не знаем ничего о большом мире. Вдруг там все люди имеют номера, и это нормально? И он что-то вроде паспорта. Я не знала, что именно подействовало: участливый тон или убедительные доводы, но мне удалось вернуть себе душевное спокойствие. И чего завелась, спрашивается? — Да, ты прав, прости. На пустом месте панику развела, — рассмеялась я. — Ничего страшного, — улыбнулся мне Норман. — Ещё что-то замечала? — Знаешь, да. Сюда привозят только годовалых детей. Я понимаю, почему не привозят новорождённых, — им особый уход нужен. Но почему тут не появляются дети постарше? Не верю, что только младенцы могут остаться сиротами. Норман подобрался и кинул на меня какой-то непонятный взгляд: — Я тоже думал об этом. И это странно. Возможно, дети, которые потеряли родителей позже, получают психологическую помощь в других приютах, а сюда привозят только тех, кто слишком рано осиротел. Или… мы какие-то особенные дети. — Особенные? — недоумённо переспросила я. — Да, — кивнул Норман. — Замечала, что среди нас нет больных? Наоборот, все как на подбор, здоровые физически и умственно. — Точно! — воскликнула я. — Мы же постоянно находимся на свежем воздухе и каждую неделю проходим тесты. — Мы развиваемся, — кивнул Норман, мельком обернувшись к забору. — Мне кажется, что из нас готовят будущую элиту. Об этом говорит и отбор… — Отбор? Что ты имеешь в виду? — Каждые два месяца из приюта уходят те, кто имеет плохую успеваемость. Замечала, что чем старше ребята, тем их меньше? Остаются лучшие. Мелинда и Кэти, единственные одиннадцатилетние, получают всегда не ниже 170 баллов. У десятилетнего Томаса и девятилетнего Грегори — стабильные 180-200. У них вообще ровесников нет. — Ух ты! — с восхищением протянула я часто заморгав. — Никогда бы не заметила такое. Я как-то не думаю об оценках, когда провожаю братьев и сестёр… Мне просто больно расставаться с ними. В переносице защипало, стоило мне вспомнить тех, кто был отправлен. Увижу ли я их снова? Надеюсь, каждый из них попал в хорошее место и сейчас окружён родительской любовью. Мне тоже иногда из любопытства хотелось узнать, каково быть единственным ребёнком в семье, но это желание быстро проходило: я знала, что ни на что не променяла бы свой дом, свою сестрёнку Люси и своих друзей. К тому же, у меня уже была самая лучшая в мире любящая Мама, и другой мне не нужно. Я перевела повлажневший взгляд на Нормана: ковыряя пальцами почву, он выглядел задумчивым и грустным. Обычно педантичный и аккуратный, сейчас он не обращал внимания на грязные руки, что было плохим знаком. — Ты чего? — спросила его, легонько пихая в бок. — Эмма, я… Я должен тебе кое-что сказать. Друг замолчал и обнял свои колени, пряча лицо. — Что случилось? Скажи же, наконец, не пугай меня! После минуты колебаний, показавшейся вечностью, Норман выпрямился и взглянул на меня потемневшими голубыми глазами. Пустыми и безжизненными, бесконечно холодными. Отшатнувшись, я моргнула, и наваждение пропало. Друг смотрел просто устало и с тревогой. Наверное, показалось. — Эмма, я не вижу людей. — Что?! Как не видишь?! У тебя проблемы со зрением? — вскинулась я. Норман запрокинул голову вверх, белоснежной макушкой задевая кору на дереве. — Дело не в зрении. Я просто не вижу людей. Не вижу их, как видишь ты. Личность, чувства, мечты, цели, желания. Я вижу перед собой лишь… информацию о них. — Это как? — не поняла я. — Ну, я не испытываю любви к нашим братьям и сёстрам, — выдохнул Норман, не в силах дать нормальное объяснение. — Почему? Они что-то сделали тебе? — Я озадаченно нахмурилась. Понимание, что мы, возможно, по-разному относимся к нашему дому, неприятно укололо. — Нет. Они просто никто для меня. Я знаю их имена, их оценки, их характер. Но не более того. Все эти люди — лишь набор символов в моей голове. Я вздрогнула. Передо мной сидел человек, которого я, оказывается, совсем не знала эти годы. Неужели, я для него тоже?.. Видимо, что-то такое мелькнуло у меня на лице, потому что Норман отрицательно покачал головой: — Нет. Ты и Рей, вы для меня не набор символов. Вы — моя семья. Но вот остальные… Неужели я бесчувственный монстр? Друг сжался в комок, а вместе с ним от боли сжалось и моё сердце. — Я всегда был таким, сколько себя помню, — продолжал он. — Но лишь недавно я понял, что это, наверное, ненормально. Ты… такая живая, Эмма. Именно в сравнении с тобой я осознал свою ущербность. Громкий хлопок внезапно прервал его речь. Норман, с неверием смотря на меня, дотронулся до покрасневшей щеки. Я же с удивлением оглядела свою ладонь, гудевшую от удара, а потом подняла глаза: — Ты дурак, Норман! Не смей называть себя ущербным! Ты же гений, помнишь? Может, для вас это нормально. Я читала, что такие, как ты, все со странностями. Но это не повод считать себя чудовищем! Ты самый лучший человек, которого я знаю! С таким интеллектом ты имеешь право смотреть на нас свысока. Друг убрал руку со щеки, и я со стыдом увидела там краснеющий след от ладони. — Я никогда не смотрел на вас свысока, — печально улыбнулся он. — Я бы отказался от своей гениальности лишь за возможность хотя бы раз взглянуть на мир твоими глазами. На руку что-то капнуло, и я, машинально прикоснувшись к лицу, с удивлением поняла, что плачу. Плюнув на это, придвинулась ближе к другу и крепко обняла его: — Ты не один, Норман. Пожалуйста, когда тебе больно — не справляйся с этим в одиночку, у тебя есть друзья. И ещё… Обещаю, что когда-нибудь покажу тебе мир таким, каким его вижу я. Не знаю как, но я это сделаю. Я не хочу, чтобы ты грустил… Норман чуть отодвинулся, позволяя заглянуть в свои потемневшие от влаги глаза: — Спасибо, Эмма. Ты не представляешь, как много это для меня значит. Когда мы немного успокоились, я кое о чём вспомнила: — Норман, а ты собираешься рассказать обо всём Рею? — Нет, — нахмурился он. — Но почему? Разве Рей не наш друг? Или ты ему не доверяешь? Норман, поджав губы, опустил взгляд. Значит, последнее предположение попало в точку. — Там, у ворот. Помнишь, как он перебил меня, когда я только заикнулся про охрану? Он тогда здорово испугался. Я заметил это, и потому не решился спорить. — Но чего он испугался? — недоумённо спросила я. — За нами наблюдали и ты мог сболтнуть лишнего? Друг задумчиво потёр подбородок: — Возможно. Но не думаю, что там была слежка. Иначе Мама нас уже поругала бы или усилила наблюдение. Но такого не произошло, я бы заметил. Влезь мы на запретную территорию и обнаружь это кто-то из взрослых, Маме доложили бы сразу, ведь она в ответе за всех детей. Вряд ли у кого-то есть выгода или мотив нас покрывать. Скорее всего, мы там были одни, но может нам тогда просто повезло. Поэтому мы больше не пойдём к воротам. Не в ближайшее время. — А что насчёт Рея? Он странно себя вёл, — напомнила я, обдумав слова Нормана. Они звучали так странно и непонятно… «Слежка», «наблюдение», «мотив». Мы что, в детективе? — Он боялся. Не слежки и не ворот. Кажется, он боялся, что мы о чём-то догадаемся. Но мне показалось, что он этого хотел. — Боялся и хотел одновременно? Не похоже на него, — пробормотала я, прикусив губу. — Рей очень скрытный, — вздохнул Норман. — Даже я не могу полностью прочитать его. Он сплошная загадка для меня. Ты знала, что именно он предложил мне пойти к воротам? — Он? — распахнула я глаза. — Но зачем вести туда друзей, если не хочешь, чтобы они о чём-то догадались? Друг в жесте отчаяния запустил пальцы в белоснежные пряди: — Именно это меня запутывает. Не могу уложить этот его поступок в логическую цепочку. — Но ведь люди не роботы, Норман, — с жалостью глядя на него, произнесла я. — Их действия не всегда бывают логичными и понятными. Может, Рей так поступил, потому что чувствовал сомнения и это было просто порывом, о котором он пожалел? И ты не можешь его понять просто потому, что он сам себя не может понять. Это ведь больше на него похоже, правда? Норман секунд тридцать смотрел на меня удивлённо, после чего тихо рассмеялся: — И кто тут ещё гений, а? Там, где я был бессилен, ты мигом разложила всё по полочкам. Ты намного лучше меня разбираешься в людях, Эмма. Под тёплым и восхищённым взглядом я смутилась и глупо захихикала. — Но, возвращаясь к Рею, — внезапно посерьёзнел друг. — Чем бы он ни руководствовался, это не отменяет того факта, что он что-то скрывает. И это «что-то» напрямую связано с нашим приютом. Вокруг слишком много странностей. Я не зря начал разговор именно с них. Вот то, что заметил я: мы никогда не покидаем этих стен, у нас нет телевизора, нет газет, из которых мы бы узнали новости. Не приводят на ознакомление и приёмных родителей: ребёнок видит их впервые только тогда, когда его забирают. И притом, нет случаев возврата таких детей. Самые поздние книги в библиотеке датированы 2015 годом, а сейчас, как ты помнишь, 2040. И ещё множество подобных мелочей. Мы выходим из приюта ничего не зная о современном мире. А ещё все мы уходим отсюда до тринадцати лет. До начала полового созревания. Я побледнела: — Норман, ты же не думаешь?.. Друг, такой же бледный, взглянул на меня без улыбки: — Я сомневаюсь, что всех детей отдают в приёмные семьи. Но, это, конечно, не противоречит моей теории о том, что мы — элита. В конце концов, их могут распределять и по другим приютам или школам. — Но ты так не думаешь… — догадалась я, уловив нотку неуверенности в его тоне. — Я не могу сказать наверняка, — с сожалением покачал головой Норман. — У меня недостаточно фактов. — Рей что-то знает. Давай выбьем из него признание. Конечно, не в буквальном смысле. Всего лишь пару раз пнём, когда спрашивать будем! — коварно предложила я, мечтательно зажмурившись. Как же порой чесались руки придушить излишне остроумного говнюка. Друг укоризненно взглянул на меня. И только смешинки в голубых глазах намекали на то, что он вполне понимает и разделяет моё желание. Подумать только, наша язва умудрилась достать даже спокойного и уравновешенного Нормана! — Ничего не выйдет, — покачал головой тот. — Только отношения зря испортим. — Но ведь Рей на самом деле за нас, правда? — жалобно протянула я. — Он по-прежнему наш друг? — Я уверен в этом, — кивнул Норман. — Но лучше пока не говорить ему о наших сомнениях. Мы поговорим с ним откровенно только тогда, когда будем готовы задавать правильные вопросы. — А давай спросим Маму! — с воодушевлением воскликнула я, удивляясь, как раньше не догадалась о таком простом решении. — Ей уж точно что-то известно! — Не думаю, что это хорошая идея, — задумчиво уставился вдаль товарищ. — Нам ничего не скажут. Мы — шестилетние дети, если ты не забыла. Я расстроилась. Мама была центральной фигурой моего мира и понимание того, что я не могу обратиться к ней с каким-то вопросом, здорово угнетало. Норман положил мне руку на плечо: — Не переживай, Эмма. Когда мы узнаем правду, мы обязательно расспросим Маму обо всём. Вот она удивится, что мы сами всё выяснили! — улыбнулся он, почесав кончик носа указательным пальцем. — Конечно, ты прав! Только представь её лицо в этот момент! — обманчиво весело рассмеялась я, с трудом сглатывая тугой ком в горле. Я давно изучила все привычки друга и знала, что означал его последний жест. Он врал. Врал, изначально ничего не собираясь рассказывать Маме. Ни сегодня, ни когда-либо ещё. Это могло значить только одно. Норман не доверяет нашей Маме. Я почти физически почувствовала, как на идеальной картине моего мира появилась первая, пока ещё маленькая, трещина.Нынешнее время
— Пора узнать правду, Эмма, — вздохнул Норман. — Я понимаю, тебе страшно… — Может, немного подождём? Это же не срочно, — нервно рассмеялась я, обняв себя руками. Он с сожалением посмотрел на меня, но голос его был твёрд: — Нам уже десять. Чуть больше чем через год отправят Рея. Мы должны убедиться, что это безопасно и нет никакого подвоха. — Подвоха? — переспросила нарочито удивлённо. — Мама никогда не допустит, чтобы с нами что-то случилось. Она любит нас! В глазах Нормана мелькнуло какое-то незнакомое выражение, заставившее меня поёжиться. Впрочем, через секунду его лицо смягчилось: — Тогда нам тем более нечего бояться, — тепло улыбнулся он, нежно проведя рукой по моим волосам. У меня на миг перехватило дыхание. — Я обещаю, что защищу тебя, несмотря ни на что. Ты веришь мне, Эмма? Я судорожно кивнула, не доверяя голосу. Мне действительно было страшно. И боялась я отнюдь не поимки. Я до трясущихся коленей опасалась разочароваться в своём доме, в семье, в своём идеальном мире. Ведь этот приют — единственное, что у меня есть. — Я уже всё продумал. Просто положись на меня, хорошо? Я отстранённо промычала что-то утвердительное, по-прежнему находясь в лёгком неверии. Сегодняшний день, наконец, расставит всё по полочкам и окончательно развеет все сомнения. Сегодняшний особенный день.