***
И снова ворон распростер крыла над адскими полями, спикировал к черному престолу и почтительно опустил перед Князем Тьмы письмо с Земли. Как несхоже было это послание с предыдущими! Накарябано карандашом на какой-то грязной салфетке; и прыгающий, почти нечитаемый почерк, и особенно содержание ясно показывали, что написано оно, по меньшей мере, в лихорадочном бреду. «Папа, я все провалил! — так начиналось письмо. — Никого не обольстил, ничего не осквернил, никуда не воссел, короновался, но не тем. Пытался сбить христиан с пути истинного, но, кажется, вышло наоборот. Теперь лежу в Коммунарке, мучаюсь хуже, чем в Аду, а если выживу, меня, наверное, посадят. Утешаюсь только тем, что, оказавшись в кольце врагов, стойко перенес все испытания и все-таки от Тебя не отрекся! Вроде бы. Точно не помню, было слишком весело. Папа, со мной покончено, забери меня обратно в свой рай!» Сатана поднял глаза от письма и испустил тяжелый вздох, окидывая взглядом свое довольно-таки разоренное царство. «Мало мне проблем здесь, — думал он, — так еще и у этого придурка на Земле все не слава… гхм… Да, тяжело быть отцом-одиночкой!» — Вот теперь пора и ответить! — объявил он вслух и немедля принялся диктовать рогатому секретарю ответ: «Дорогой сын! Разумеется, я всегда рад тебя видеть. Тем более нам с тобой есть что обсудить. Готовься к очень серьезному разговору и об этих твоих новых друзьях, и о твоих, с позволения сказать, успехах! Но, к сожалению, этот разговор придется отложить надолго. Сам знаешь, сын, какие непростые нынче времена. И я сейчас не о том, что они последние. В Аду наплыв коронавирусных покойников. Наши мощности не справляются, не хватает ни котлов, ни мест на сковородах; а самое неприятное, что эти грешники начали заражать наших сотрудников. Как оказалось, к этой новейшей заразе у демонов тоже нет иммунитета — что ты, собственно говоря, и ощутил на себе. Асмодей уже слег, Вельзевул кашляет, вообще ситуация очень тревожная. Я принял тяжелое, но необходимое решение: с сегодняшнего дня рейсы Харона в обе стороны прекращаются и Ад закрывается на самоизоляцию. Жаль, конечно, терять грешников — но, с другой стороны, если они толпой отправятся на Небеса и перезаражают всех там, тоже выйдет недурно. Так что извини. По крайней мере, до осени — никакого тебе Ада. Мужайся, терпи, принимай все это как испытание. В конце концов, ты сам во всем виноват: ДОМА НАДО БЫЛО СИДЕТЬ!» *** Долгая зима наконец уступила место весне. В Москве и окрестностях потеплело; посерели и осели сугробы, ярко светило солнце, и звенела капель. У ворот знаменитой больницы в Коммунарке стояли трое. Точнее, четверо. Ромыч, Серый, грустная Маша с пакетом, в котором виднелись мандарины и ломоть кулича — и с ними огромный, свирепого вида черный пес в шипастом ошейнике. Высоко на ограде, невидимый для них, устроился черный ворон с чем-то вроде конвертика, привязанного к ноге. Склонив голову и блестя круглым глазом, он внимательно прислушивался к их разговору. –…в реанимации? — спрашивал Серый. — Че, реально так фигово? — Медсестра на ресепшне говорит, могло быть и хуже, — вздохнула Маша. — Говорит, состояние тяжелое, но стабильное. Но тяжелое. По-хорошему, говорит, надо бы ему на ИВЛ, но аппаратов ИВЛ у нас не хватает, и на них кладут только тех, кому совсем худо. А ему, значит, еще не совсем. Вот. И телефонов в реанимации не положено, и передач не берут, и даже записку у меня не взяли! — Записку? — Ну… — тут Маша вдруг багрово покраснела. — Да ничего особенного! Просто написала, что передаем привет, желаем здоровья и еще чтобы о Нероне не беспокоился — мы за ним присмотрим! — И застенчиво улыбнулась псу. Ротвейлер смерил ее очень суровым взглядом, но сдержался и промолчал. Для Нерона это стало нелегким решением. Мог ли он, породистый адский пес с тысячелетней родословной, еще неделю назад представить, что согласится принять помощь от слуг Врага? Убедили его два аргумента: во-первых, Серегина дача под Шатурой, где можно жить на воле, бегать по лесу, гоняться за белками, вообще делать все что пожелаешь, только людей не есть; и во-вторых, опасность оказаться в собачьем приюте и попасть в лапы беспощадной российской зоошизы. — Не парься, Маш, — сказал Ромыч. — Все норм будет. Дёмка парень боевой, да к тому же бессмертный — прорвется! Полежит недели две и оклемается. Правда, к тому времени все мы сляжем… — И уже он будет нам мандаринки носить! — вставил Серый. — А кое-кому, может, и записочки писать, а, Машук? — Да хватит надо мной прикалываться! — краснея еще сильнее, воскликнула Маша. — Вовсе я не… ничего такого… В этот миг какая-то крылатая тень пала на нее сверху. Ни сама Маша, ни ее друзья не успели и глазом моргнуть, как огромный черный ворон, спикировав с небес, вырвал у нее из рук пакет с мандаринами и запиской и, тяжело хлопая крыльями, начал набирать высоту. Ромыч схватил с земли камень и хотел бросить в птицу, но Нерон шагнул ему наперерез и предостерегающе зарычал, как бы говоря: «Не мешай ему, он знает, что делает!» Задрав головы, все четверо смотрели, как ворон с передачкой в лапах уходит все дальше, поднимается все выше, оказывается вровень с одним окном на шестом этаже ближайшего к ним больничного корпуса — и вдруг бросается на стекло и исчезает, словно каким-то волшебством просачивается внутрь. Друзья постояли еще немного, глядя вверх — но ворон не появлялся. Тогда они помахали окну на шестом этаже и пошли обратно к машине. — Ничего, прорвемся, — говорил по дороге Ромыч. — Сколько всего переживали уже — и эпидемию переживем. А там, глядишь, и лето, и можно будет вообще свалить из Москвы. Хотя бы на Селигер. Ох, какая там рыбалка! — А прикольно было, когда, помнишь, гнали по этому… ну, типа Ад, но не совсем… — Через Сумрак, — подсказала Маша. — Ну да, по Сумраку. Мне понравилось. Я бы там еще покатался! — Прикольно, говоришь? — ухмыльнулся Ромыч. — Заметано: в следующий раз ты садишься за руль! Они уходили все дальше, голоса их терялись и смолкали вдалеке. Вот они скрылись за поворотом — и не осталось ничего, кроме звона капели и самозабвенного щебета какой-то весенней птички. Перед самыми вратами дома скорби эта отважная птица, запрокинув голову и подставив солнцу золотистую грудку, звонко пела о том, что никакая скорбь не вечна, и даже самым распоследним временам рано или поздно приходит конец.4. Корона злосчастья
11 августа 2020 г. в 01:50
Дэмьен открыл глаза — и тут же со стоном закрыл. Неяркий свет настольной лампы ослепил его. В голове стучала сотня молотков, перед закрытыми глазами взрывались огненные фейерверки.
Со второй, более успешной попытки он обнаружил, что лежит на кровати у себя в номере, одетый. В комнате полумрак; в серых сумерках за окном, словно бабочки, летящие на огонь, кружатся снежинки, из гостиной доносится бормотание телевизора. Кто-то — должно быть, верный Нерон — подсунул ему под голову подушку и укрыл пледом.
Скосив глаза — от этого головная боль тоже волной перекатилась вправо, — Дэмьен обнаружил рядом с кроватью столик на колесах, а на нем дымящуюся чашку кофе и упаковку аспирина. Придерживая голову обеими руками (было ощущение, что иначе она оторвется и упадет), умудрился сесть и поднести кофе к губам. На первый же глоток горло отозвалось острой болью; он закашлялся и едва не уронил чашку.
Из полумрака бесшумно выступил Нерон и сел у кровати. В желтых, слабо светящихся в полумраке глазах его читалось глубокое неодобрение.
— П-привет, — сказал Дэмьен. Голос звучал сипло, словно карканье вороны.
— И тебе добрый вечер, — рокочущим басом отозвался ротвейлер.
Вечер? Ему казалось, что утро…
— Понедельника, — уточнил Нерон.
Дэмьен осторожно сделал еще несколько глотков. Кофе оказался безвкусным, как будто пьешь горячую воду; но, кажется, от него стало полегче. Немного ослабел стук молотков в висках, чуть прояснилось в мыслях, и… то есть как «вечер понедельника»?! Куда делись еще почти двое суток? Что с ним было?
— Как я сюда попал? — спросил он и тут же снова мучительно закашлялся.
— Тебя принесли, — бесстрастно сообщил пес. — И положили. Двое. Называли Дёмой, — тут Дэмьен поперхнулся кофе, — говорили, что ты отличный парень, а пить еще научишься, и что в следующий раз надо будет заехать на дачу к Сереге, показать тебе настоящую русскую баню.
— В какой… следующий раз?
— На следующую Пасху, видимо. Хотя, может быть, и раньше. Я не совсем понял. Они были, кхм, в несколько лучшем состоянии, чем ты, но тоже не очень внятно изъяснялись.
На некоторое время наступило молчание. Дэмьен глотал аспирин, прихлебывал безвкусный кофе и пытался навести порядок в своих отрывочных воспоминаниях. Нерон терпеливо ждал.
— Может, поделишься своими успехами? — не выдержал он наконец. — Я тут два дня с ума сходил… гм… от любопытства. Рассказывай, что покорил, что осквернил, кого сбил с пути истинного?
При слове «осквернил» перед глазами у Дэмьена как живой встал дощатый деревенский сортир. Нет, это не то! Сбил с пути?.. И вдруг страшное подозрение охватило его.
— Нерон, — сказал он, — я же не мог отречься от Папы?!
Пес — он в этот момент чесался — застыл с открытой пастью и с задней лапой на весу.
–Тебе виднее, знаешь ли, — после недолгого молчания ответил он. — Меня там не было.
–А я не помню! — простонал Дэмьен.
Обхватив руками гудящую голову, он отчаянно пытался восстановить в памяти пасхальную ночь.
Вот они с Машей входят в трапезную. Накрытые столы. Очень, очень много народу. Все радостно восклицают «Христос воскрес!» и лезут обниматься. Первые несколько раз он пытался объяснить, что лично его, так сложилось, этот факт совсем не радует; потом сдался и начал отвечать: «И вам того же». Так себе ответ, но это еще не отречение. А за что пили? За праздник… нет, этот тост он пропустил, точно помнит, было самое начало трапезы, он еще что-то соображал! За встречу. За знакомство. За русское гостеприимство. За успешный Армагеддон («Для кого успешный?» — не выдержал Дэмьен, и рыжебородый Гоша, значительно подняв палец вверх, ответил: «А это уж как Бог даст!»). За то, чтобы поскорее кончилась вся эта петрушка с коронавирусом. Потом Леша — он тяжело перенес путешествие через Сумрак и, оказавшись в безопасности, после первой же рюмки осоловел — вдруг проснулся и заорал дурным голосом: «Первый тост за Холокост!» — но за Холокост пить все-таки не стали…
Он помнил, как Маша отбирает у него крашеное яйцо со словами: «Это освященное, тебе нельзя, бери лучше вон те». Слава Отцу, хоть этой засады избежал! Помнил, как кто-то пихает ему под нос планшет и говорит: «Вот эту послушай обязательно, это группа «Ария», а песня про тебя!» Помнил какого-то бородатого мужика с дикими глазами, с которым они, хватая друг друга за грудки, жарко спорили о масонах. Почему о масонах? Помнил, как появляется гитара, все начинают немелодично, но с большим чувством орать хором: «Все идет по плану!» — и в этих словах слышится какое-то недоброе предзнаменование…
Видя, что хозяину нехорошо, Нерон подошел ближе и положил мохнатую морду ему на колени.
— Успокойся, — сказал он. — Если бы вчера ты сделал что-то совсем неподобающее, гнев Ада обрушился бы на тебя, и ты бы обязательно это почувствовал!
— А сейчас, по-твоему, что я чувствую? Нерон, включи голову! Меня нельзя отравить — значит, и никакого похмелья у меня быть не может!
Тут в гостиной зазвонил телефон, и Нерон отправился за ним.
Уронив голову в ладони, Дэмьен прислушивался к своим ощущениям — и все яснее, все безысходнее понимал, что с ним творится нечто доселе невиданное.
Его трясет. Раскалывается голова. Свет режет глаза. Тяжело дышать. Першит в горле и разрывает от кашля. У кофе нет ни вкуса, ни запаха. То ли Папа наказывает сына-раздолбая — то ли происходит нечто еще более страшное…
— Это тебя, — сообщил пес, кладя рядом с ним телефон, принесенный в зубах. — Кстати, селфи я отправлял, как ты просил. Первые раз двадцать послал им свою морду, потом стал посылать другие части тела. Какая разница? Все равно там никто эти селфи не смотрит!
Но Дэмьен его уже не слушал.
«Если это то, что я думаю, то… то…»
–…сколько же народу я заразил вчера?!
— Ну хоть какое-то зло сотворил! — с облегчением заметил пес.
На экране мигало сообщение с незнакомого номера:
«Ну че, ты там как после вчерашнего? Норм посидели, а?))»
Сквозь туман в голове и оглушительный стук в висках Дэмьен мучительно припоминал нужное русское слово для ответа. «Huyovo»? А, нет: «Ohuenno!»
Хотел еще написать, что теперь всем, кто был вчера в церкви, надо провериться на коронавирус, и что он этого совсем не хотел, честно, он хотел им навредить, но не так… но не смог: все поплыло перед глазами и телефон выпал из рук.
Из-за окна донесся вой сирен. Нерон подбежал к окну, приподнялся и поставил передние лапы на подоконник.
Ярко светя мигалками в тусклых сумерках, с одной стороны выруливала к подъезду гостиницы «скорая», а с другой несколько полицейских машин. Как видно, кто-то там все-таки просматривал селфи.