***
Тяжелая дверь захлопнулась за спиной, и Дэмьен оказался один на пустынной улице. Первый же порыв ветра едва не сшиб его с ног. Снег валил стеной; крупные хлопья летели в лицо, ветер, дующий словно сразу во всех направлениях, подхватывал их, закручивал белыми вихрями и уносил вдаль. Свет фонарей, едва пробиваясь сквозь метель, окрашивал буйство стихии в призрачные сиреневые тона. Ни людей, ни машин: в огромном городе, пораженном эпидемией, стояла такая пустота, словно уже наступил конец света. Из вихрящегося снежного водоворота шагнула навстречу мощная фигура. На рост Дэмьен не жаловался, но незнакомец в камуфляжной куртке оказался выше его на голову и раза в полтора шире в плечах. — Не меня ждешь? — поинтересовался он сиплым простуженным басом. Настал решительный миг. Еще не поздно ответить «нет» — и вернуться назад, в тепло и спокойствие. В безопасность. Чтобы еще два бесконечных дня просидеть перед телевизором, гадая, какие возможности он упустил… Гордо вскинув голову, Дэмьен отчеканил пароль, полученный от агента Легиона: — «Последние времена пришли!» — «Как пришли, так и уйдут!» — одобрительно хмыкнув, отозвался незнакомец. — Я Роман, можно просто Ромыч. Тебя уже знаю. Пошли, тачка на той стороне! Конечно, на словах «я тебя знаю» следовало насторожиться. Дэмьен и насторожился — но, снова вспомнив осточертевшие четыре стены гостиничного номера, сказал себе, что зашел уже слишком далеко и поздно отступать. Вдвоем они двинулись через улицу, метели наперерез. — А у вас всегда весной такая погода? — спросил Дэмьен. Сквозь ветер и метущий в лицо снег приходилось почти кричать. — Она у нас кое-где и летом такая! — сипло донеслось из заснеженной мглы. На той стороне дороги резал темноту фарами серебристый джип. Здоровяк распахнул дверцу, громко объявил: «Двигаемся, народ, у нас пополнение!» — а сам сел за руль. — Всем привет! — сказал Дэмьен, заглядывая в тускло освещенный салон и пытаясь что-то там разглядеть. В ответ раздался нестройный, но, кажется, вполне доброжелательный галдеж, а затем пассажиры начали «двигаться». Их было очень много. На заднее сиденье втиснулось человек пять; кроме них, ехали здесь многочисленные сумки, кульки, пакеты и даже гитара в чехле. Теперь все это пришло в движение. — Маш, давай ко мне на колени! Ага, вот так… и сумку сверху! — Серый, ногу убери! — Куда я ее уберу, бля? — Не матюгайся! Забыл, куда мы едем? — звонкий девичий голос с той стороны салона, видимо, принадлежал Маше. — А гитару куда? — Пихай ее взад… Дэмьен вдвинулся в узкую щель между дверью и мужиком в потертой дубленке, издающей сильный запах овчины. Попытался сесть. Под ним зашелестел полиэтилен и что-то хрустнуло. — А-а-а, куличи! — вскрикнула девушка. В последний миг сосед выдернул из-под Дэмьена пакет с куличами и сгрузил ему на колени. — Трамбуемся, народ, трамбуемся как следует, — сипло командовал Ромыч, — нам в Железнодорожном еще троих подбирать! Троих?! Не без труда Дэмьен захлопнул за собой дверь, и в тот же миг джип, взревев, рванул с места. Сзади, из багажника, донесся тонкий переливчатый звон. Секунду спустя загремела музыка: бодрый маршевый мотив, что-то про русскую рать и родину-мать — и под этот походный марш джип помчался по широкой пустынной улице. «Черные силы пришли войной, а мы не знали, не ожидали…» — выводил мужской хор. — О, кстати, — сказал вдруг, оборачиваясь назад, парень с переднего сиденья рядом с водителем, в очках и с козлиной бородкой. — Насчет черных сил. Я так и не понял, Антихрист — это ты или которого мы в Железнодорожном подберем? Строго говоря, ничего неожиданного в этом вопросе не было. И сцена в аэропорту, и двухнедельное изучение русской ментальности в интернете должны были подготовить Дэмьена к этому моменту истины. Но, как оказалось, не подготовили. К тому же разоблачение настигло его в очень неудачном положении. Когда сидишь, зажатый между дверью и чужими пахучими телесами, придавленный сверху пакетом куличей, а в затылок тебе, словно автоматный ствол, упирается гриф гитары — трудно проявить инфернальное величие. Да и вообще выдавить из себя что-то кроме: «А… э… нет… то есть да, это я». — Леша, — подала звонкий голос девушка с той стороны салона, — ну ты все перепутал! В Железнодорожном толкиенисты! — Один хрен, еретики! — с великолепным презрением отозвался Леша. Девушка вскинулась и уже начала энергично защищать толкиенистов, но тут Ромыч выключил музыку и объявил громко: –Так, пока тут дискуссии не начались, повторяю еще раз для всех. Едем партизанскими тропами, через леса. От ментов подальше. По навигатору нормально доберемся. Если все-таки остановят — легенда такая: едем в Шатурский район, к Сереге Волкову на дачу. Базарить с ними буду я, вы все прикиньтесь ветошью и не отсвечивайте. Должно прокатить, пропуск у меня есть. Правда, только на одного. — А если у всех начнут проверять пропуска? — поинтересовался кто-то с середины сиденья. — Или спросят, почему без масок? Масок, кстати, и правда не было ни на ком. Дэмьен порадовался, что не надел свою, иначе сейчас совсем бы по-дурацки выглядел. — Тогда, — вздохнул Ромыч, — будем прорываться с боем. Помолчал несколько секунд, словно давая своим пассажирам время осознать, во что они ввязались, и снова врубил плеер на полную мощь. — Видишь, что у нас тут творится? — заговорил сосед в дубленке, немолодой уже человек с отросшими пегими волосами, собранными в хвостик. — Воистину, последние времена настали! Русские люди на своей земле уже и в церковь на Пасху сходить не могут, чтобы не нарваться на ментов! Гонения, настоящие гонения! Как при большевиках. Того гляди, начнут нами львов в зоопарках кормить! — Безобразие, — согласился Дэмьен. И, вспомнив, что собирался обольщать христиан, добавил решительно: — При мне такого не будет! Сосед безнадежно махнул рукой: — А, все вы перед выборами так говорите! — Нет, серьезно. Я не буду никого преследовать. Даже вас. — Собираясь в Россию, он подготовил с десяток программных речей, и все они звучали совершенно иначе; но здесь и сейчас, перекрикивая патриотический музон, среди открытых врагов, которые уже точно никаких иллюзий не питают, надо было говорить коротко и по делу. — Смотрите, как это работает: поклоняетесь мне, получаете печати на лоб и на правую руку — и все, свободны, дальше делайте что хотите!.. Блин, а нельзя эту бандуру убрать в багажник? — Это на очередном повороте гитара снова заехала ему грифом по затылку. — Нельзя, — полуобернувшись, сообщил Ромыч. — Багажник занят. В нем едет самый ценный груз! — И с загадочной ухмылкой щелкнул себя по горлу. — А я не поняла, — прозвенел колокольчиком с того края сиденья голос девушки Маши, — зачем сначала столько сложностей, чтобы просто делать все, что хочешь? Мы ведь и сейчас делаем как раз то, что хотим!***
Серебристый джип летел сквозь ночь, огнями фар прорезая белесую метельную мглу. Долгая дорога текла нескучно. За три часа успели обсудить — с разной степенью связности и содержательности — свободу воли, преимущества цифровых печатей перед аналоговыми, примерные сроки Армагеддона, коронавирус и российские методы борьбы с ним, ролевые игры и почему-то рыбную ловлю на Селигере. Леша с переднего сиденья рвался поговорить о сатанинской сущности гей-парадов, но на него морщились и шикали, и в конце концов Ромыч сказал сурово: «Задолбал ты уже всех своими пидорасами!» Леша сконфузился и умолк. Ментов встретили только один раз: сразу за МКАДом, на многоуровневой развязке, из снежной круговерти за спиной, словно всадник на коне бледном, вынырнул автомобиль с мертвенно-синей мигалкой и посигналил им фарами. Но Ромыч вдавил акселератор в пол: джип, взревев, прыгнул вперед, и менты быстро отстали. В Железнодорожном подобрали толкиенистов. «Утрамбовались» они с другой стороны; но после этого в салоне стало совсем негде помещаться и нечем дышать. Дэмьен опустил окно и выставил локоть наружу, с наслаждением вдыхая обжигающий морозный воздух. Обитаемые места остались позади; ночные странники съехали с шоссе и теперь мчались через лес. Метель утихла, тучи разошлись, на черном небе показались холодные колкие звезды. Навстречу летели высокие ели в белых шапках, из-под колес вихрем вздымалась снежная пыль. Автомобиль несся вперед по занесенной снегом одноколейке, подпрыгивая на ухабах, легко вписываясь в крутые повороты — и на каждом повороте подпрыгивала и дребезжала гитара, мелодично звенел «ценный груз» в багажнике и ойкала, а потом звонко смеялась невидимая в тесноте и полумраке Маша. — Опаздываем, служба уже идет! — взглянув на часы, озабоченно заметил сосед в дубленке, и Ромыч прибавил скорость. Было что-то странно завораживающее в том, чтобы вот так мчаться в неизвестность, доверившись чужакам, не зная, что ждет в конце пути, да об этом и не беспокоясь. Хоть на пару часов забыть о планах, целях, успехах, отчетах — и просто наслаждаться быстрой ездой. Дорога сужалась и становилась все более ухабистой, темные колонны елей и сосен подступали к ней вплотную. Но навигатор уверенно командовал: «Поверните направо… теперь через пятьсот метров налево…» Джип уже мчался по настоящему бездорожью, прокладывая себе путь по снежной целине. Слева и справа виднелись только деревья, заснеженный голый кустарник и груды бурелома. — До цели пятьсот метров… — объявил нежным женским голосом навигатор. — Странно, — послышалось с середины заднего сиденья, — там же вроде деревня должна быть! И где она? — Может, сейчас увидим? Вон впереди просвет… — До цели сто метров… Джип вылетел на поляну, со всех сторон окруженную густым ельником. С дальней ее стороны высился огромный, выше человеческого роста, сугроб. — Вы приехали, — удовлетворенно сообщил навигатор и умолк. Ромыч ударил по тормозам, и джип застыл в десятке метров от сугроба. Некоторое время все ошеломленно озирались. Вокруг раскинулся дремучий лес. Никаких признаков людей или человеческого жилья — не говоря уж о культовых сооружениях — видно не было. — «Куда ты завел нас, Сусанин-герой?» — вполголоса продекламировал кто-то из толкиенистов. — М-да, — сказал Ромыч. — Че за… хм… в общем, че-то навигатор переглючило. Ладно, щас определим, где мы, и дальше поедем по карте. Перекур пять минут! Где там у меня карта была? Путешественники высыпали наружу: после трех часов в тесноте всем хотелось размять ноги. — Красота-то какая! — воскликнула, оглядываясь кругом, Маша. На свободе, при ярком свете фар она оказалась маленькой, рыженькой, с веселым круглым лицом в веснушках. Ромыч и Серый разложили на бампере карту и стали, подсвечивая себе фонариком, ее изучать. Прочие приключенцы столпились вокруг, лезли к карте, оттирая друг друга плечами, и высказывали ценные замечания. Дэмьен отошел на пару шагов — в ботинки немедленно набился снег — и остановился, прикрыв глаза. Ему пришло в голову, что, если церковь недалеко, он сможет понять, где она. Почувствовать направление. С католическими церквями это удавалось помимо его желания и намного лучше, чем хотелось бы — может быть, и с православной сработает? Но сверхъестественное чутье молчало. Разве только… хм… секунду… так, а это еще что?! Опасность! Нет, не присутствие Врага или что-нибудь такое. Незнакомая, но земная, грубая, совершенно конкретная опасность стремительно приближалась к ним. Все ближе, ближе… Сугроб на краю поляны словно взорвался. Из месива снега, земли, сухих веток и опавших листьев вынырнула огромная косматая туша с низко опущенной головой. Вот оно! Здоровенный, как грузовик, медведь с клочковатой, свалявшейся за зиму шкурой вздернул голову, оглядел оцепеневших людей. Оскалился злорадно — должно быть, понял, что попрыгать в машину и уехать они явно не успеют. — Аррргх! — сказал медведь. Скорее всего, это означало: «Меня — будить?!» И вразвалку двинулся к ним. — Мамочки, — очень тихо сказала Маша. Ромыч шагнул ближе и заслонил ее собой. В руке у него блеснул выкидной нож — серьезный аргумент против человека, но против трехцентнеровой туши очень сомнительный. — Надо… это… — послышался сзади дрожащий голос Леши, любителя гей-парадов. — Всем упасть и притвориться мертвыми… может, он поверит? И тогда Дэмьен шагнул вперед.***
Наконец-то — впервые за две бесконечные недели в этой проклятой стране — он оказался на своем законном месте! В роли спасителя. — Спокойно, guys, — приказал он. — Без паники. Зверь со зверем всегда договорится! — Рррраухх! — отозвался, поворачиваясь к нему, медведь. По всей видимости, это означало: «Вот с тебя и начну!» Дэмьен знал, что неуязвим для любого человеческого оружия, кроме кинжалов из Мегиддо, что не может отравиться, задохнуться, сгореть, утонуть, умереть от голода или от жажды. Но что случится, если его попробует пожевать медведь? До сих пор как-то не было поводов об этом задумываться… — Здравствуй, Тедди, — начал он негромко и вкрадчиво, глядя медведю в глаза. Зверь презрительно рыкнул, привстал на задние лапы и поднял переднюю, изготавливаясь для удара. Похоже, он не Тедди. А как зовут русских медведей? Черт, надо было выяснить перед тем, как ехать в Россию… — Михайло Потапыч он! — сиплым полушепотом подсказал сзади Ромыч. — Миша! — одновременно с ним громко прошептала Маша. — Миша, — неторопливо, словно смакуя каждый слог, и не отводя взгляда от маленьких злобных глазок хищника, повторил Дэмьен. — Миша, ты что-нибудь слышал о коронавирусе? — Ыырх?! — переспросил медведь. Звучало это примерно как: «Ты мне зубы не заговаривай!» Однако зверь медлил нападать, и во взгляде его голод и злобу оттенило что-то вроде любопытства. Не часто, должно быть, в здешней глуши попадались медведю люди, говорящие на понятном ему языке и готовые поделиться свежими новостями. — Разумеется, нет. Откуда? Ты ведь спокойно проспал всю зиму — и не знаешь, как непоправимо изменился мир за эти месяцы. Моровая язва обрушилась на Землю, Миша. Все мы здесь заражены. Мы покинули зловонный умирающий город и отправились в глубь лесной чащи, чтобы, как наши древние предки, не дожидаясь естественной смерти, предать себя очистительному огню… «Что это я такое несу?!» — подумал он. Но медведь слушал, как завороженный, аж пасть приоткрыл; и Дэмьен понял, что сейчас надо довериться интуиции и еще одному своему адскому таланту — совершенно необходимому для Антихриста умению цветисто и зажигательно врать. — …Стоит коснуться кого-нибудь из нас — и ты тоже погибнешь в страшных муках. А следом за мором придут война и голод. И не думай, что они опасны только людям! Нет, Миша. Когда в мир грядет Pesdetz — он приходит ко всем. Не в добрый час ты проснулся, Миша, не в добрый час вылез из берлоги. В такие времена, как сейчас, лучше дома сидеть. Не совершай ошибку, Миша. Возвращайся домой. Возвращайся, и снова усни, и моли звериных богов, чтобы благосклонная смерть забрала тебя во сне! Как был, с разинутой пастью, медведь попятился, затем развернулся и трусцой бросился обратно к своему развороченному жилищу. Короткий хвост его заметно дрожал. Когда зверь скрылся в берлоге, Дэмьен обернулся. Православные сбились в кучку и смотрели на него совершенно с тем же выражением, что и медведь. — Ни фига себе! — протянул Серый. — Что, и правда все так хреново?! А толкиенист Олег спросил: — А у древних славян действительно был обычай самосжигаться в лесу? Вот он, самый подходящий момент, чтобы внушить христианам симпатии к язычеству, вселить в их души отчаяние или малодушный страх перед будущим, заворожить мрачной красотой самоубийства! Беда лишь в том, что всю свою гипнотическую силу Дэмьен уже истратил на медведя. — Нет, — сказал он. — Не было. Поехали отсюда, пока этот половик с зубами не опомнился и не сообразил, что его развели! — Вот с «поехали» у нас проблема… — Ромыч широкими шагами подошел к бамперу, снова поднял фонарь над картой. — Судя по всему, мы сейчас здесь. Вот тут, на сто тридцать девятом километре, свернули не в ту сторону. Деревушка, где церковь — вот она. По прямой недалеко совсем, километра два. Но напрямую дороги нет. Возвращаться и искать нужный поворот — это такой крюк, что проваландаемся еще часа два как минимум, приедем к закрытым дверям. Было бы лето — могли бы оставить тачку здесь и пешком через лес дойти. Но сейчас… — И обвел выразительным жестом сугробы и засыпанный снегом бурелом Наступило долгое молчание. Православные как-то странно переглядывались… а потом Дэмьен понял, что все снова смотрят на него. Выжидательно смотрят. Даже не так: с надеждой. — Есть один способ, — медленно сказал он. — Если не побоитесь.***
Литургия уже окончилась, но люди, съехавшиеся сюда со всей Москвы и Подмосковья, не спешили расходиться. В трапезной расставляли столы для ночного пира; верующие толпились перед церковью, на празднично освещенном дворе, поздравляли друг друга, христосовались, искали в толпе знакомых. Чуть поодаль выстроился длинный ряд припаркованных автомобилей. Должно быть, никогда еще эта скромная церквушка, затерянная среди лесов и болот, не видала такого наплыва прихожан. Серебристый джип не свернул сюда с дороги, как все прочие машины. Впоследствии одни рассказывали, что он на полной скорости вылетел из леса, другие — что появился из ниоткуда, прямо посреди поля, в клубах дыма и темного пламени. Так или иначе, джип подрулил к импровизированной стоянке и занял крайнее место в ряду. Должно быть, целую минуту из машины никто не появлялся. Наконец отворилась дверь со стороны водителя: оттуда показался Ромыч, бледный, с блестящими каплями пота на верхней губе. Вытащил следом за собой и взвалил на плечо огромную сумку провизии. Оглядел своего железного коня, грустно присвистнул — должно быть, прикинул, во сколько обойдется ремонт, — и медленной походкой, так, словно не совсем твердо держался на ногах, двинулся к церкви. Вслед за ним потихоньку выбрались и принялись разгружать машину прочие путешественники. Они тоже двигались как заторможенные, и вид у них был потрясенный, пожалуй, даже пришибленный. У входа на двор Ромыча окликнул человек с рыжей бородой и в шапке пирожком, рядом с которым маячила пухлая улыбающаяся жена и целый выводок сонных детишек. — Рома, ты? Мы уж думали, не приедешь! — Гоша, Надя, ребята! Привет! — Христос воскресе! — Воистину воскресе! Трижды поцеловались. — Сильно мы опоздали? — спросил Ромыч. — Служба, я смотрю, уже закончилась? — Это да. Но ничего, зато трапеза еще не началась! — Тут Гоша перевел взгляд на стоянку и воскликнул: — Господи, что у тебя с машиной? Вы как будто через ад проехали! В самом деле, выглядел джип своеобразно. Бампер с левой стороны был смят, левая фара разбита вдребезги, через весь бок тянулись какие-то бурые подпалины. По треснувшему ветровому стеклу стекала густая черная слизь. На заднее колесо намоталась толстая темная веревка, больше всего похожая на лиану; и самое неприятное, что концы ее слегка подергивались. — Партизанскими тропами пробирались, — расплывчато объяснил Ромыч. Дэмьен — остаток пути он проехал впереди, рядом с водителем — выбрался из машины последним. Привалился к бамперу: ноги у него подкашивались, в глазах все плыло. Таких экспериментов он не проделывал раньше никогда — и в ближайшие лет тридцать повторять не собирался. Конечно, это был никакой не Ад. В Ад так запросто не попадешь — и, тем более, оттуда не вернешься. Он открыл портал в самый внешний уровень Лимба, в верхний краешек Сумрака, окружающего Мир Тьмы. Неприятное место, вроде болота: стоит провалиться чуть глубже поверхности — засосет, и уже не выберешься. Но по нему можно срезать путь. «Главное, не сбавляй скорость и не съезжай с дороги!» — сказал он Ромычу. И тот свою задачу выполнил на отлично. Серебристая, слабо светящаяся лента расстилалась перед ними во мраке, крошилась и рушилась во тьму за спиной. Дорога — кратчайший путь из точки А в точку Б — висела в пустоте, и нездешние ветра атаковали ее со всех сторон. Из мрака тянули к ней щупальца бесформенные сумеречные твари, привлеченные запахом живых. Ползучая нежить цеплялась за колеса, летучая билась в окна. Дорога взмывала вверх, ныряла вниз, изгибалась под невероятными углами, заворачивалась какой-то безумной лентой Мебиуса, так что приходилось ехать вниз головой, расплывалась под колесами в мягкое липкое желе — стоит чуть притормозить, и тебя засосет. Уже через полминуты Дэмьен понял, что переоценил свои силы. И на хрена ему понадобился этот идиотский выпендреж?! Он никогда не прокладывал дороги в Сумраке, только теоретически знал, как это делается, он и бывал-то здесь всего пару раз, и вообще жизнь его к такому не готовила!.. Через две минуты оставил всякую надежду и начал готовиться к безвременной встрече с Отцом. Но тут Ромыч, бросив на него косой взгляд, рявкнул: «Ровнее держи! Соберись, ну!..» — и добавил к этому трехэтажную тираду, которая, как ни странно, действительно помогла прийти в себя и собраться. Джип летел вперед, выжимая из двигателя все возможное: двести километров в час… двести двадцать… двести пятьдесят… Оглушительно гремело в динамиках «Небо славян». Из-за спины доносилось то «Ой, бля!», то «Вау!», то «Ух ты!», а пару раз даже «Русские, вперед!» Пронзительно визжала Маша — и в какой-то момент Дэмьен с изумлением понял, что визжит она не от страха, а от восторга… Нет, повторять такое он точно не будет. Никогда. Ну, по крайней мере, лет десять. Год уж точно. Но, прах побери, у него же все получилось! Они выбрались из Сумрака, попали точно куда надо (а не вынырнули, например, посреди Тихого океана), все целы, и даже машина относительно цела! Впереди ждет объяснение с Папой… но даже это его сейчас не беспокоило. В конце концов, все ради благой цели! Теперь-то эти христиане поняли, на кого стоит полагаться, кого имеет смысл просить о помощи в трудную минуту! Если бы встали там, посреди леса, и начали молиться своему Богу — что бы из этого вышло? Вообще ничего хорошего. А так… Вот успех, которым и похвастаться не стыдно! В этот миг рядом возникла Маша, широко перекрестилась на церковь и проговорила с восторгом и облегчением: — Слава Тебе, Господи, все-таки добрались! Тут Дэмьен не выдержал. — Да какого хрена? — заорал он срывающимся от ярости голосом. — Почему опять слава Ему? Что Он для вас сделал? Устроил эпидемию? Закрыл церкви? Сломал навигатор? За что вы все время Его благодарите?! Это я спас вас от медведя! Я открыл портал и провел вас коротким путем — не только вами рисковал, между прочим, собой тоже! Только благодаря мне вы все живы, целы и добрались, куда хотели! При чем тут Он?! Маша повернулась к нему. Глаза ее сияли, сиял румянец на щеках, и, кажется, светились даже веснушки. — Ну правильно! — радостно ответила она. — Господь знал, что у нас по дороге будут трудности и опасности, что одни мы не справимся — поэтому и послал нам тебя! Спасибо тебе большое! — И, не успел Дэмьен опомниться, положила ему руки на плечи и, привстав на цыпочки, звонко чмокнула в щеку. А потом взяла за руку и потянула за собой: — Пойдем, там все уже садятся за стол!