Eddie (since you have been gone)/Эдди (с тех пор как ты ушёл)

Ричи смотрел на пустой канал, который мало чем отличался от того, как последний раз Дон Хаггарти ошеломлённо спускался вниз по разливу камней, чтобы спасти Адриана всего три недели назад. Однако место, где остановился Пеннивайз в ту роковую ночь, было пустым и ещё раз пустым — трава была покрыта спутанными дорожками от дождя. Единственным намёком на это событие была спущенная оболочка от красного шара, разбросанная в траве, как болезненная мишура на рождественской ёлке. Это зрелище вызывало у Ричи тошноту, но он не мог заставить себя отказаться от него — наблюдая, как Оно насмехается над ним из воды. Он извинился перед собой, что не хочет спровоцировать Оно, но он знал, что это не имеет смысла. Он был мёртв рядом с Эдди, и ничто на Небесах и на Земле не смогло бы изменить этот факт. По правде говоря, Ричи держал всё в том же состоянии, в каком оно было три недели назад, когда они впервые собрались после 27 долгих лет в китайском ресторане. После того, когда ужасы оказались возможными. Когда ещё был Эдди. Это было ошибкой — ошибкой двигаться дальше. Было неправильно перестать приезжать сюда, потому что на днях Эдди… о, Эдди, собирался пройти сюда, к этому дерьмовому каналу, и точно сказать Ричи, скольким болезням он сейчас подвергается. И снова всё будет хорошо. И это было бы точно так же, как когда они были детьми — они с Эдди ссорились снова и снова, Ричи старался, чтобы это не отражалось на его лице, когда он влюблялся в него невероятно сильно. Ричи должен был быть рядом, когда это случилось. И если он ждал дня, который никогда не наступит, что ж, это никого не касается, кроме него самого. Существует только определённый уровень безумия, которому можно подвергнуться, прежде чем удушающие стены реальности будут разрушены навсегда. От этого нет пути назад — увидеть другую сторону медали. Оно здесь не возвращается из развенчания Бога — это вещь. Потому что, когда Он падает, Он не более чем человек — ничтожный и маленький, изрыгающий грязь, как и все остальные. Может быть, Бог всё-таки был человеком. Может быть, вся сила заключена внутри него. Родители Ричи отшлёпали бы его до смерти, если бы он умно предложил эту идею летом 1989 года, возможно, более крепко цепляясь за свои пресвитерианские убеждения, чем за своего собственного сына. Это одинокая мысль — быть действительно одиноким на Земле. Даже атеисты, в глубине души, трепетали бы перед подлинным, подавляющим лицом того, что они совершенно одни во Вселенной. И то, что видел Ричи... что ж, это были такие вещи, которые либо влекли человека к Богу, либо совершенно отдаляли от него. Ричи ещё не совсем понял, как он вписывается в это. Ричи знал только, что существует естественный порядок вещей, и на то есть веские причины. Земля вращается вокруг Солнца, и каждое утро это солнце появляется над горизонтом, ясное, как день. Гобелен ярких огней в небе — это пламя. Там тоже горит Солнце. Понедельники всегда были дерьмовыми, рок-н-ролл никогда не выходил из моды, и с каждым вдохом и выдохом Земли жизнь процветала и покрывала каждый её дюйм, как чума. А под поверхностью Дерри, в глубокой гнилой вони тьмы, жило Оно. Наблюдало. Ожидало. И прежде всего там, куда не доходила даже логика, — он любил Эдди. Он любил его так сильно, что это причиняло боль. И так будет всегда. Это было так же правильно, как то, что солнце встаёт каждое утро и садится каждую ночь. Это были лишь некоторые из истин, к которым Ричи Тозиер пришёл к пониманию за эти годы — некоторые раньше, чем другие, но всё так же верно. И, как человек, он адаптировался. Его жизнь теперь управлялась этими правилами, но, тем не менее, они перестали изменяться. Конечно, он никогда не забудет лицо Оно глубоко внутри, человек всегда помнит лицо своего величайшего страха, как бы он ни старался не делать этого. Но жизнь продолжалась. Он получил работу, и никто не удивился больше, чем он, когда он обнаружил, что у него это хорошо получается. Даже здорово. Он переехал в Калифорнию, за многие мили от старого города Дерри, и научился забывать. И всё это было разрушено в мгновение ока, как только Майк Хэнлон поднял трубку в ту роковую ночь. Чтобы построить мир для себя, требуется целая жизнь, и всего один миг, чтобы его разрушить. И это была просто ещё одна несправедливая, ужасающая правда, которую Ричи Тозиер пришёл узнать. Вот так — его рассудок резко упал, мимолётно исчезнув где-то между моментом, когда он впервые вспомнил о Дерри, и тем моментом, когда он не мог заставить себя уйти. «Неудивительно, что Стэн покончил с собой», — подумал Ричи. И он причитал себе: если могут существовать существа старше любого человека, крадущиеся по канализационным трубам и твари, которые прячутся в темноте, почему не может быть жизни после смерти? Кто, чёрт возьми, мог сказать, что Эдди не может быть рядом с Ричи прямо сейчас? Кто они такие, чтобы лишать его этого? — Кто ты, чёрт возьми?! — крикнул он. Река журчала в ответ, лениво плескаясь о выбеленное солнцем основание серого моста, как будто не замечая ужасов, которые творились в ней на протяжении многих лет. Вода казалась чёрной и бесконечно глубокой — как то, что сидело за ее призрачными белыми глазами. Небольшая рябь на воде и тихие булькающие звуки были единственным признаком того, что это была движущаяся, дышащая вещь. Этот звук вызвал у него отвращение. «Как ты посмел», — мрачно подумал Ричи, — «как ты посмел продолжать жить так, будто всё в порядке, когда Эдди мёртв». Он вспомнил тот момент в карьере, когда оставшиеся Неудачники собрались вокруг него в воде, хватались за его руку и шутили. Шутки — как будто сейчас было время для них, если вообще когда-либо было. Он вспомнил, как Бен и Беверли поднялись на борт яхты, поглаживая шерсть своей любимой собаки — вьющийся мех от капель воды, когда солнце садилось на них, а на следующее утро вставало. «Как мило с твоей стороны», — с горечью подумал Ричи, — «возможно, немного несправедливо, ты знаешь, что я сделал бы, чтобы увидеть его снова? Держать его снова?» Ричи не мог избавиться от ощущения, что солнце село на него в тот момент, когда последний вздох Эдди покинул его разинутый рот, и с тех пор он не видел его, оставшись дрожащим и одиноким, ища золотую линию на горизонте, ожидая, когда единственное тепло, которое он когда-либо знал, вернётся в его жизнь. Внизу, у канала, было необычайно холодно, резкий солёный бриз раздражающе холодил его лицо, когда он тупо смотрел на горизонт. В мгновение безумного порыва он пожалел, что Пеннивайз не стоит на другой стороне канала. — Где ты сейчас, ублюдок… хах? — он крикнул: — Почему бы тебе не выйти и не сыграть свою маленькую джигу? Спой о моём маленьком грязном секретике, — выплюнул он. — Знаешь, ты не первый ублюдок в этом городе, который хочет убить фей, — он зевнул, — ты не оригинальный, Бимбо! Можно подумать, что через столько лет ты придумаешь что-то более творческое! Он знал, что не должен так громко говорить о мальчике, которого любит. Даже если Пеннивайз исчез, вокруг Дерри существовало какое-то неоспоримое зло, которое не имело к нему никакого отношения. Возможно, это было даже страшнее, чем само чудовище. Ричи чувствовал, как трепет сжимается в животе, прежде чем отступить, как прилив, как железная перчатка, сжимающая его внутренности. Он всё ждал, когда Оно появится, чтобы убить его. Наказать его. Насмехаться над ним. Но он был встречен только звуком тишины и начинающимся всхлипыванием потока слёз, поднимающихся в его глазах. — Ты не можешь причинить мне боль, засранец, — хрипло завыл он, и звук статически вырвался из его горла, — ты уже вырвал мне сердце, ты, грёбаный клоун, ублюдок. Ты причинил мне боль хуже, чем смерть, когда забрал его у меня. — ...И ты знал, — прошептал он тем особенным тихим голосом, который появлялся только тогда, когда человек балансировал над головокружительной пропастью истерики, — Ты знал, — повторил он, рыдая. Он упал на колени, уткнувшись лбом в траву, и забарабанил кулаками по земле, как ребёнок, впавший в истерику. — Он — всё, что я когда-либо хотел, ты знаешь, — отрывисто рыдал он почти бессмысленным тоном в своём отчаянии, — почему ты не взял меня? В сотый раз за ночь наедине мольбы Ричи были встречены полным и мертвым молчанием, которое почему-то выглядело более неуважительно, чем все, что можно было сказать. Ричи бил кулаками по земле, пока они не покрылись грязью, заболели и начали кровоточить. — Почему не я, — вопил он в ночь, — почему он, о боже, нет, пожалуйста, не он. В ночи свистел ветер, вдалеке чирикали сверчки. Жизнь в Дерри продолжалась. Ричи лёг в грязь и заплакал. Он, должно быть, пробыл там какое-то время — в последнее время, время, казалось, таяло и ускользало, и он перестал беспокоиться о том, чтобы носить часы. Ему не нужно было ещё одно напоминание о том, как давно Эдди не было. Ему пока не нужна была эта надежда, чтобы увидеть заходящее солнце. Он вышел из транса, когда почувствовал вибрацию в кармане джинсов, распространяющуюся вверх по его ноге. Он на мгновение задумался, не онемела ли его нога, испытывая такое же статическое ощущение, и затем сделал вывод, что его телефон звонит, когда он услышал свой дурацкий рингтон. Он нащупал свой телефон, принюхиваясь, проводя тыльной стороной ладони под носом. Он посмотрел на определитель номера: (входящий звонок из Чикаго, Иллинойс) Бев. Он усмехнулся, покачивая головой, и сунул телефон обратно в карман. Ему действительно не нужно было ещё раз болтать с клубом неудачников, не сейчас. Никогда. Телефон перестал звонить и он замер. Ричи вздохнул с облегчением, возвращаясь в прежнее положение. Тишина. А потом снова зазвонил телефон. — Ради бога, — проворчал он, от разочарования на глаза навернулись слёзы, он неуклюже вытащил телефон. Он поправил очки, которые прижимались к его лицу, когда он лежал на земле, и неуверенно нажал «принять вызов». — Смотри, Беверли. Мне не нужно, чтобы ты проверяла меня, — начал он. — Ричи, — выдохнула она дрожащим голосом, словно она сказала всем, что Стэн мёртв. Ричи выпрямился, любопытство пробудилось, сердце бешено заколотилось в груди. Он услышал скрип на другом конце провода и сообразил, что, должно быть, Бен ёрзает на кровати, просыпается, затем последовал небольшой щелчок, который он сразу приписал включению прикроватной лампы. — Ричи, я… — начала она и издала в трубке слабый всхлипывающий звук. Он услышал, как она глубоко вздохнула. — Ричи, — неуверенно сказала она, — я думаю, Эдди жив.