***
С момента пробуждения Рейха прошёл месяц. Месяц этот был наполнен мучениями и страданиями для немца, которому было не до шуток во время реабилитации и с без того плохим ориентиром. После комы ему вновь пришлось адаптироваться к происходящему вокруг, что для всех без исключения тяжело. Даже не смотря на то, что он воплощение, особой роли это не повлияло. Воплощения — духовные представители своего народа и территории, они отличаются от людей лишь внешностью, моментами строением организма и фактическим бессмертием — которое объясняется тем, что пока нация существует, будет существовать и страна, следовательно и воплощение. Некоторые воплощения рождаются с патологическими отклонениями, некоторые гениями с высоким интеллектом, некоторые с огромной физической силой: зависит это лишь от родителей ребёнка. Словом, Тройке пришлось заново учиться ходить, ведь конечности по началу не слушались нациста и это его сильно раздражало. Из-за этого он иногда злился на самого себя и ругался в своей адрес, что для близких и окружающих ему людей, доводившимся наблюдать такую картину, становилось смешно. Но смешно им было не долго, ведь Рейх устремив свой пожирающий взгляд на «жертву», вставал на обе ноги и нёсся за добычей, словно черепаха за тигром, на столько он был медленным, правда только по началу. В течение месяца его шаги становились всё уверенней и быстрее. Медлительность поначалу бесила его ещё больше, но смешно уже не было, ведь в мыслях у «жертвы» было как бы спрятаться от него, да и лучше поскорее! Германия так как то раз, случайно разозлив отца бегал по больнице и позже говорил, что — «Это были самые активные четыре минуты моей жизни». Реабилитационный курс заключался не только в контроле над телом. Рейх сколько бы не старался, не смог бы встать на ноги, если бы его не заставляли есть. Это был настоящий ад для анарексика, от которого тот не мог отказаться. Его часто вытаскивали гулять, чтобы кожа находилась на солнце, хотя оно постепенно меркло с наступлением скорых холодов, но это лучше чем тусклый свет от лампы. Кожа стала нормальной, а мышцы вновь стали двигаться и медленно, но верно, Дитрих поправлялся. По истечению месяца, когда листья уже слегка пожелтели и покраснели, подул северный ветер, нациста выписали. Это было спасением для него и облегчением для окружающих. Как сказать, они были рады, что Рейх восстановился без необратимых последствий. Но кто же знал, что эти последствия дадут о себе знать? Не сейчас, а потом.У судьбы ещё много сюрпризов...
***
Наступил сентябрь, но на всеобщее удивление вместо того чтобы похолодать, стало теплее, чем в августе. Ну может это было даже и в плюс, но как нам всем известно, воплощениям и объединениям это ничего не даёт. Рейх приоткрыл веки и стал фокусировать взгляд. Спустя минуту, когда он уже чётко видел потолок, нацист приподнявшись на локтях, сел в кровати и подпёр руки руками. Самое обыкновенное, ничем не отличающееся от других серое утро. Оно уже давно было серым, каждое утро, которое Рейх просыпался. С каких пор так? С 33? Нет, раньше. Наци свалился на кровать, не имея желания вставать. Немец прикрыл глаза. На душе вновь было отвратительно, будто тушки дохлых крыс валялись где-то внутри. Такие припадки у немца не в первой, но он сам уже перестал понимать, почему это происходит. Вроде он держится, ничего не выпускает. «Пока эмоции закрыты, всё будет хорошо» — как мантру повторял Тройка самому себе. Иногда хотелось забыть эти слова, но он продолжал верить этому... закону? Для него это были сковывающие цепи, закон, то, что он соблюдал всегда. Ведь, что такое эмоции по мнению Рейха? Эмоции и чувства — это ненужные вещи в человеческой натуре и во всём живом, они мешают жить. Совсем не нужные. Они ведь бесполезны, особенно для них, для воплощений. Они руководствуются лишь благополучием народа и всё, больше ничем. Ведь для чего они вообще? Они всего лишь машины для управления государствами и поддержанием народа, так зачем им эти эмоции? Вот спросишь у андройда: «Что такое радость?» Он ответит тебе лишь — «Радость — сильное положительное чувство, которое испытывает человек». Он будет прав, но он не понимает, что это. Воплощения — они те же андройды, только более человекоподобные. Нацист уже давно решил для самого себя — что он не собирается испытывать к кому-то чувства и показывать свои эмоции. Но что же у него на душе, даже сам он не знает. Когда-то они сдадут и Рейху кажется, что скоро они все выплеснуться наружу. — Эх... — нацист потянулся и встал с кровати. Минут через пять, он уже был одет и направился на кухню. За столом сидел Германия, как обычно в рубашке и очках, но на этот раз с хмурым выражением лица. Он склонился над кучкой бумаг и шептал себе что-то под нос, даже не замечая отца. Рейх решил вывести сына из транса, подойдя к нему и сказав. — Guten Morgen. *Доброе утро.* — Nicht gut. *Не доброе.* — Пробубнил ФРГ и посмотрел на отца. — Что случилось? — спросил Рейх, начиная заваривать кофе. — Случился Украина, Великобритания, Россия и США, Северный поток-2. — Протараторил он в ответ. Вот так утречко. — Если коротко — das ist kaputt! — Очень информативно. — Украина несёт какую-то чушь про помощь с Крымом, Великобритания совсем уже обезумел и несёт просто чушь, Россия с Америкой начали сраться 28/7, началось строительств Северного потока-2 и поэтому мои проблемы увеличились в двое, в трое, в четверо! И к нам должен прийти Америка, потому что этот олух в конец отупел. — Зло выговорил Германия. Его вполне можно понять, ведь всё происходящее связанно с ним и он конкретно задолбался. Во-первых, Украина написал ему письмо о том, что «моральный долг» Германии помочь ему вернуть Крым, ведь именно его народ оккупировал Крым целых два раза. Это вывело Республику из себя, хотя виду он даже не показал, весь в отца. Во-вторых, не так давно Великобритания покинул ЕС, от чего всё перешло в руки Германии и сейчас британец агрессивно настроен против всей Европы и России, неся какую-то чушь вместе со своим премьер-министром. В-третьих, из-за смены президента у США, срачи между ним и РФ стали более ожесточёнными, и в них стали впутывать кого только можно и кого нельзя. В-четвёртых, постройка Северного потока-2 уже началась, а Америка вновь резко почувствовал себя опекуном ФРГ и стал насылать на него санкции, запрещая постройку, на что немец отвечал достаточно чётко и ясно, ведь уже всё решил и принялся оттягивать время в переговорах, строя Северный поток-2. — Германия, я вижу ты понемногу портишься, — заметил Рейх усмехнувшись. Вот это да. — Слишком много некультурных слов и агрессивной лексики. — Это сейчас не столь важно. — А почему этот американец явится к нам? Вы не можете поговорить в здание ООН? — спросил Рейх, приподняв одну бровь вверх и садясь на против сына со стаканом кофе. Ему через чур не нравится намеренья американца, слишком это подозрительно. — Потому что это неофициальная встреча. — Идите куда-нибудь, я не собираюсь уходить из дома. — А что о нас подумают? — Что о вас подумают? — Мы уже решили, и он будет тут через час. — Германия улыбнулся. — Весело. — Нацист встал из-за стола и направился в свою комнату. Ну что ж, теперь ему ещё и выходить на улицу. Шикарное начало дня.***
Рейх уже час гулял по улицам города. Собственно говоря, погода была не плохая. Ветер хоть и дул в лицо, обжигая кожу, было достаточно легко и хорошо. Свежий запах травы и лёгкое колыхание листвы. На улице почти никого не было. Дети в школе, взрослые на работе, откуда им взяться на улице в 12 часов? Именно, ниоткуда. В такие моменты хотелось наткнуться на ФИ или ЯИ, но к его же огорчению, эти двоя сейчас были в Риме. Как поздно до Рейха доходит информация. Оказывается, эти двоя уже в отношениях. Помнится разочарованный взгляд, который нацист бросил на японца, когда тот рассказал о них с ФИ. Н-да, интересно, сколько этот фашист проживёт? Месяц-два? Или на максималке год? С Империей трудно будет ужиться, но это их выбор и особо он Рейха не волновал. Он не считал их друзьями, хотя ЯИ частично им являлся, но они скорее были лишь союзниками. ОСИ их связало, ни что другое. Ариец даже не заметил, как вошёл в какой-то парк и быстрым шагом шёл вперёд. Никого в парке не было, хотя так думал лишь Рейх. Но тут, по судьбоносной случайности Рейх врезался в кого-то большего чем он сам и упал на землю. — Кт... Рейх? — послышался знакомый голос и нацист поднял свой взгляд наверх. — Нет, не Рейх, чёртик из табакерки с пачкой сигарет и парочкой сотен танков. — Как это в твоём стиле, шутить не смешные шутки. — Усмехаясь, сказал Союз, протягивая другу руку и помогая тому подняться на ноги. Сколько они не виделись? Точно, пол месяца. Через пару дней после того, как Рейх очнулся, Союз перестал к нему заходить, а Рейху и самому не особо хотелось с ним видеться. — Случайности не случайны. — Заметил Рейх. — Ага. Как дела? — Бывало и хуже. А у тебя? — Аналогично. И тут оба замолчали. Каждому было как-то неудобно... нет, даже не так, некомфортно говорить друг с другом. Коммунист до сих пор винил себя, а нациста же думал, что он забыл что-то важное. Да, видимо и вправду забыл. Они даже не заметили, что уже десять минут молчали, будто не замечая друг друга. — ...ну — ... Тем словно не было, хотя они и были. — Прогуляемся? — Давай. Обе сверхдержавы направились вперёд, не смея бросить друг на друга взгляда. Они со стороны выглядели как влюблённые подростки, но они сами должны будут понять это. Шли они в таком молчании не долго, пока Совет не решился наконец взглянуть на своего друга, но он даже и не ожидал, что их взгляды столкнуться. Между ними словно прогремела молния и Рейх остановился.Это стало спусковым крючком.
Рейх резко вспомнил, он резко почувствовал столько эмоций, что совершенно забыл обо всём. Внутри пронёсся ураган, целая буря, разразился гром и сверкнула молния. Рейх покачнулся. — Рейх? — Республики непонимающе посмотрел на него. Что с ним? Арийцу становилось плохо, реально плохо. К горлу словно подступил ком и он чувствовал как сейчас прозвенит, словно накипающий чайник. В голове стали раз за разом мелькать все воспоминания и к каждому из них разум приписывал эмоции, которые Рейх пытался сдержать. Ноги подкосились и нацист развернулся. Сейчас единственное, что он может это убежать. Снова убежать, а то он сейчас взорвётся! Таймер в бомбе подходил к концу и этот взрыв был неизбежным. Но руку Рейха схватили и крепко сжали. — Пусти меня! — воскликнул Рейх, оборачиваясь и зло глядя на коммуниста. Левый глаз немца дёргался и только тогда русский стал понимать. — Нет. — Слушай, пусти! — но его не послушали и потащили прямо по улице. — Советский Союз! Union! Lass mich los! *Союз! Пусти меня!* — но его продолжали игнорировать, ведя за собой. Союз понимал, нет, он ЗНАЛ, что Рейх чёрств, он ЗНАЛ, что Наци свои чувства держит под замком. Он слишком хорошо его знает несмотря ни на что. Советы всегда понимал, что когда-нибудь Рейх сломается и вот, это наступило. Ещё в 33 это понимал, ведь видел. Рейх в глубине души так же понимал, что Союз пытается ему помочь, но эмоции, они оказались сильнее самого нациста. Их скопилось за несколько десятков лет столько, что Рейх уже не может держать их под замком, просто он больше не может терпеть эту боль, не может выносить это одиночество, это осознания того, что чувства для него недоступны. Ему просто надоело держать всё внутри. Это всё хочет вырваться наружу. Дверь в доме открывается и оба воплощения заходят внутрь. Хлопок и входная дверь закрывается. Нацист вырывает свою руку из руки коммуниста и смотрит на него помутневшими глазами. Во взгляде читалось лишь смятение и страх. Он боялся, и Савелий это видел. Каждое движение, каждый вздох отдаётся в голове жгучей болью. Наци нахмурился, а на лице исказилась улыбка полная боли. — W-warum?.. *П-почему?..* — Рейх... — нацист лишь в ответ отошёл от русского. По щекам стали скатываться слёзы, а взгляд стал стеклянным, ледяным. Он смотрел на Союза хрустальными глазами и это даже пугало. Они были словно у фарфоровой куклы, мёртвыми и стеклянными, а из этих мёртвых глаз катились горячие обжигающие щёки слёзы. — Рейх, успокойся, дай волю и... — Nein! *Нет!* — ариец отрицательно мотнул головой. Он не хотел выражать чувства, он не хотел чувствовать ведь знал, насколько это больно. Сколько боли причинили ему эти чувства в прошлом! И что?! — Сколько раз я ещё буду резаться об это!? Эти чувства словно стекло и каждый раз как ты что-то испытываешь, ты режешься о стекло! А эмоции? А это выражение этих самых чувств! Что с того, что ты сначала радуешься!? Ты всё равно в конце плачешь и убиваешься! — вскрикнул Тройка и отошёл ещё на шаг назад. Ему больно, больно. — Рейх... — Хватит! Я не хочу! Понимаешь!? НЕ.ХО.ЧУ. Рейх упёрся в стенку и скатился по ней вниз. Послышались тихие всхлипы, которые становились громче. Вот и всё. — Я т-та... кая тряпк-ка... — Рейх... — Сава подошёл к Диту и сел рядом с ним. Он не решался обнять его, поэтому лишь смотрел на Тройку. Сердце у нациста билось в бешеном темпе, а внутри что-то распирало. Он проиграл эту войну, он проиграл чувствам и эмоциям, которые он так долго пытался подавить внутри себя. Видимо, это просто невозможно. — Ради чего ты так страдал?— Я не хочу быть слабым, я никогда не хотел им быть. Эмоции — признак слабости. Если бы я смог подавить их в себе, я бы ни к кому ничего не чувствовал и эти чувства не обременяли меня. Я бы не был ничем связан и у меня ничего бы не было. Мне нечего было бы терять и мне не было бы больно. Если бы я был привязан к кому-то, я бы боялся это потерять. Это был бы страх основанный на чувствах и эмоциях, и он бы меня обременял. Все в нашем обществе словно стервятники и при общении, они ощупывают почву и пытаются найти наши слабости. Если бы у меня были слабости и их бы обнаружили, мной бы могли манипулировать. Я не хотел казаться и быть слабым. Я не хотел чувствовать и выражать что либо ради того, чтобы защитить себя, ведь я лицемер, который думает только о себе. Но... у меня была слабость... привязанность, к которой я ничего не хотел чувствовать... потому что...
я любил тебя и видимо до сих люблю...
Любовь отравляет душу и разрывает её изнутри. Когда человек влюбляется, он кардинально меняется.
***
Прошёл примерно час с того своеобразного признания и срыва Рейха. Оба воплощения до сих пор находились в коридоре. Думаю, они даже не собирались оттуда уходить. Внутри обоих сейчас были смешенные чувства, словно море бушевало. Рейх не пытался скрыть эмоции, ведь он попросту не мог остановить этот поток, что выливался из него. А Союз сидел молча и выглядел спокойно. Савелий сидел у стены, а на его коленях сидел Дитрих, вцепившись в его свитер и тихо всхлипывая. Он чувствовал себя плохо. Сейчас он был разбит и опустошён. Эмоции уже заканчивали своё изливание и ему немного легчало, но даже если теперь ему будет плохо, рядом с ним теперь всегда будет Союз... Коммунист поглаживал немца по голове, а сам зарылся глубоко в своих мыслях. Вот какой он — жестокий тиран и диктатор, нет, это не описание Рейха. Рейх — маленький ребёнок, который боится всего, что его окружает. Он остался ребёнком, ведь никогда им не являлся. Пушистый котёнок тоже подходило под описание. Ему как и всем страшно, он просто боялся терять, ведь он потерял многое в своей жизни, сделав один вывод: «Пока эмоции закрыты, всё будет хорошо». Но выводы ведь не всегда верны, правда же? Это один из таких случаев. Теперь-то он сможет открыть свои эмоции хотя бы Союзу, он сможет довериться ему и всё будет хорошо... — Рейх? — М..? Коммунист поцеловал Наци в макушку и тот поднял на него взгляд. Он уже не был таким хрустальным, сейчас он выражал лишь грусть. Из глаз до сих пор текли слёзы и скатывались до самого подбородка, падая куда-то вниз. — Хватит плакать. Теперь всё будет хорошо. — Эти слова прозвучали настолько тепло для Тройки, что он был готов вновь расплакаться, но русский не позволил это сделать. Он приблизился к лицу арийца и прильнул к его губам, проникая языком внутрь. Рейх широко распахнул глаза и слегка промычал в поцелуй, но ответил. Хитрый ход, ничего не скажешь. Языки держав сплелись в нежном танце, заставляя обоих забыть о реальности.