Зависимость

             PovИори              Судя по электронным часам, это третий день моего заключения в подвале. Но самое обидное это то, что он находится прямо под домом брата. Я жил тут несколько лет, а даже не подозревал о чём-то подобном. Впрочем, самое ужасное даже не это. Самое ужасное то, что Хитоши не планирует отпускать меня отсюда, как минимум без сопровождения в его лице.              Понял я это по тому факту, что врачи ждут меня в моей, наверное, уже бывшей, спальне, чтобы проверить моё состояние, а после их ухода, меня возвращают обратно в подвал. Это похоже на большую квартиру студию, достаточно практичную и с отдельной комнатой для совместного туалета и ванной.              Если кровать взять за центр, то в углу слева от меня стоит небольшой шкаф, в котором лежит запасное одеяло с подушкой, и совсем немного сменной одежды: три пижамы с различной длиной рукавов и длиной штанов; примерно пять пар носков; два белых полотенца, одно для тела, другое для лица; и большой махровый халат красного цвета. Так же в шкафу лежит аптечка первой помощи, да пара пакетиков витаминов для капельницы. Потом по стене идёт кровать, на которой я провожу большую часть времени. Справа идёт небольшой столик, заменяющий прикроватную тумбочку. А после идёт и низкий обеденный стол, с раскиданными подушками возле него. Они в меру мягкие, и сидеть на них одно удовольствие, только вот не тут, не в подвале. Над столом висит телевизор, по которому брат пару раз просматривал видео с камер наблюдения. Напротив стола недавно появился и диван. Хитоши пару раз укладывал меня туда, пробуя посмотреть со мной фильм, но моя голова разрывается от любого громкого звука, так что я просто слушал тихую музыку и шум дождя, опять же, по желанию Хитоши. По другую сторону стены расположена кухня: холодильник, пара тумб, раковина и плита. Одна из дверей ведёт в совмещённый туалет с ванной. Самая обычная комната: один унитаз, одна ванная, три тумбы, в одну из которой, как и на кухне, встроена раковина.              Как уже отметил ранее, это похоже на простую и удобную квартиру студию. Жил бы я один, в каком-нибудь многоквартирном доме, то был бы рад такому. Только вот сейчас я нахожусь в неволе, и совершенно не рад такому раскладу. Стены и знание того, что нахожусь под землёй, давят на моё сознание.              — Хитоши… — За эти дни голос вернулся в норму, сухость в горле пропала, потому и говорю нормально.              — Что такое?              — Я… — Тут же осекаюсь. Если буду просить прогулку только для себя, то меня снова никуда не отпустят. — Мы можем погулять хотя бы во дворе? — Хитоши недоверчиво смотрит на меня, уже собираясь отказать мне. Не могу этого позволить. Как минимум, не попытавшись. — Я просто хочу подышать свежим воздухом. Хотя бы немного. Прошу… — Не кричу на Хитоши, не устраиваю ему истерику, всё равно бесполезно, всё равно не получу желаемого эффекта. Опустив голову, уже жду очередной отказ.              — Поцелуешь меня? — Неожиданно звучит возле меня.              Пока я смотрел на свои колени, Хитоши успел подойти ко мне. Поднимаю голову, и натыкаюсь на его глаза.              — А? — Думаю, что мне это послышалось. Хитоши обычно не спрашивает о чём-то подобном. Просто берёт и делает.              — Говорю, поцелуй меня. — Но брат повторяет эту же фразу.              Мурашки пробегают по моей спине. Голова закружилась. Перед глазами начало темнеть. Я в таком состоянии, а Хитоши… А у Хитоши хватает наглости выставлять такие условия.              Руки у брата тёплые, в отличие от моего тела. Не хочу тереться об его ладони, но я согреваюсь от его прикосновений. Хитоши облегчает мне поставленную задачу, сам тянется к моим губам, держа дистанцию буквально в нескольких миллиметрах. Чувствую горячее дыхание на моих губах, из-за этого и поджимаю их, чуть прикусив. А брат всё ждёт, не отодвигается от меня.              Взяв себя более-менее в руки, прикасаюсь к его губам своими. Простой и невинный поцелуй. Мне кажется, что его должно хватить под понятие "поцелуй". Оторвавшись, жду, когда же Хитоши переместит нас хотя бы наверх, но до моих ушей доносится едва сдерживаемый смешок. Открываю глаза, и вижу, что Хитоши не скрывает своего умиления и радости. Не нравится мне блеск в его глазах.              — Когда я просил поцелуй, то немного не это имел в виду. — Хочу уже возразить, но Хитоши целует меня в лоб, по-прежнему удерживая моё лицо. — После прогулки ожидаю получить полноценный поцелуй. Хорошо?              Не успеваю ничего ответить, как перед глазами всё покрывается тьмой, а спустя секунду в лицо ударяет свежий воздух. Зима ещё не закончилась, но уже уступает свои права весне. Чуть подмерзаю, но уходить не собираюсь. Какая разница, буду я мёрзнуть тут или под землёй. Не без помощи брата, усаживаюсь на скамейку.              — Холодно? — Заботливо спрашивает Хитоши.              — В подвале тоже холодно. — Тихо шепчу, вдыхая свежий воздух поглубже.              Брат молча уходит в дом. Радуюсь тому, что остаюсь один. Обняв самого себя, наслаждаюсь тишиной и спокойствием. Знал бы, что так будет, почаще бы гулял до аварии. А ещё лучше, бросил бы всё после смерти матери, взял бы её прах, и сбежал бы куда подальше.              Не ожидаю того, что на мои плечи упадёт зимний плед. Поднимаю голову, и вижу довольное лицо брата. Отрицать не буду, так теплее. Теперь и уходить никуда не хочется. Готов жить тут, прямо во дворе, если это будет означать, что я не вернусь в подвал. Даже если это будет похоже на жизнь собаки – мне всё равно. Лишь бы не обратно под землю.              — Вот. Не мёрзни.              Кутаюсь сильнее, пока Хитоши разводит костёр в железной ёмкости. Он надел куртку, так что в чём-то ещё не нуждается. Вокруг дома полнейшая тишина. Только деревья и шумят под ласкающим ветром. Пару минут спустя к звукам присоединяется и треск костра. Убедившись, что костёр не потухнет, Хитоши садится рядом со мной. На удивление, он не трогает меня. В его руках, словно из ниоткуда, появляются пакеты с печеньем и зефиром.              Умело протыкая спажками, брат крутит зефир над язычками огня. Дождавшись, когда сладость покроется корочкой, он убирает с огня и зажимает горячий зефир между двумя печеньями. Молча протянув мне, Хитожи продолжает делать новые. Пробую на вкус и понимаю, что мне это нравится. Печенье приятно хрустит, тогда как зефир мягко растекается во рту, даруя свою сладость. Успеваю доесть, когда Хитоши протягивает ещё. И я беру.              Думаю, именно так и должны проводить время родные люди: без пошлостей и прочего дерьма. Это то, что я хотел в подростковом возрасте. Вместе с ним, где-то на природе, возможно даже в походе. Ками-сама, как мы вообще к этому пришли? Почему мы не можем быть просто обычными братьями?              — Хитоши, мне ведь не обязательно возвращаться обратно туда? — Спрашиваю, не надеясь на хоть какой-нибудь положительный ответ. Это же Хитоши, будь он неладен.              Хитоши молчит. Оставив зефир с печеньем, он садится ко мне. Напрягает это молчание, ведь такая пауза не сулит ничего хорошего. Ничего хорошего для меня. Приобняв меня, Хитоши старается не трогать мою голову. По итогу, в моё плечо утыкается его лоб. Чувствую, как его пальцы крепко сжимают одеяло. Сожми он так меня, то уверен, на мне остались бы синяки.              — Пока всё не нормализуется, тебе там безопаснее. — Сказал Хитоши, как отрезал.              — Там невыносимо. — Честно признаюсь ему, хоть и в пустую.              — Потерпи немного. — Впервые за эти дни вырываюсь из его хватки, хоть голова и разрывается от боли из-за резких движений. Сопротивляюсь недолго, не в силах терпеть головную боль. Размякнув в его руках, так и остаюсь.              — Отпусти… — Брат не слушает меня, поэтому я пользуюсь своим положением. — Голова болит.              — Если будешь таким же милым, как до этого, то я тоже буду снисходительнее.              — Я больной, а не милый. — Обидно, что Хитоши хочет не меня, как личность, а меня, как послушную куклу какую-то. Но самое обидное то, что я согласен быть таким, если таким образом я смогу повлиять на решения Хитоши. — Но я буду милым, если ты никого не накажешь.              — Хорошо. Если благодаря этому я смогу удержать тебя, то я согласен.              — П-правда? — Не верю своим ушам. Хитоши что, правда согласился?              — Да. Я не буду их наказывать. — Чувствую подвох в его словах, но Хитоши ведь не из тех, кто отрекается от своих слов. Ведь так? Я могу довериться ему хотя бы сейчас?              — Буду благодарен.              Знаю, что мне нельзя лишний раз напрягать голову, как и трогать рану, но чтобы брат был более благосклонным, как он сам выразился, утыкаюсь носом в его макушку. И чувствую, как хватка слабеет. Нет, она такая же крепкая, только вот она стала… как будто я его собственность: безоговорочная и без каких-либо возможностей на иное мнение. Так дети обнимают свою любимую игрушку, с которой и ходят везде, и спят в обнимку.              — Можешь уже сейчас показать свою благодарность. — Медлю, ведь Хитоши хотел получить поцелуй именно в конце прогулки.              — Уже?              — Тебе нужно больше отдыхать. К тому же, вечером обещали дождь.              — Мы ведь ещё погуляем, да? — Не хочу уходить. Мы вообще пробыли на улице полчаса? Или хотя бы десять минут? Почему так быстро?              — Обязательно.              Наши головы поднимаются одновременно, но Хитоши первый приближается ко мне. Стараясь не думать о нашем родстве, накрываю его губы своими. Поцелуй снова простой, хоть уже и не столь целомудренный. Мне непривычно брать инициативу на себя, и я даже не уверен в том, что брат будет доволен.              — Доволен? — Спрашиваю, чтобы больше убедиться в том, что более не придётся целовать его, нежели чем действительно узнать его мнение.              — Думаю, что за такой поцелуй, всё же накажу тех ребят. — Видя полуулыбку Хитоши, понимаю, что он сейчас издевается надо мною. Потому и щипаю его правую руку. — Ауч! Шучу я, шучу. — Я надеялся, что поцелуи на сегодня закончены, но нет. Хитоши проникает в мой рот с языком, как будто у меня остались места, неизученные им. К счастью, как быстро Хитоши начал, так же быстро и закончил. — Я сдержу своё обещание.              — Хорошо. Я верю тебе.              Только успеваю договорить, а мы уже в подвале. В чёртовом полутёмном подвале.              — Отдыхай.              — Да кто в темнице сможет нормально отдохнуть, а тем более вылечиться? — Недовольно бурчу, прекрасно понимая, что мои слова пролетят мимо ушей Хитоши.              К счастью, если это можно так назвать, мы переместились на кровать. Хитоши позволяет мне уйти от его хватки, и я отползаю от него, предварительно сняв тапочки. Плед не планирую возвращать, так что утягиваю его за собой. У Хитоши уже сформировалась привычка лежать со мной, поэтому сразу отодвигаюсь на другой край кровати, свернувшись под одеялом и пледом калачиком. Так теплее.              Включив на телевизоре шум дождя, брат присоединяется ко мне. Всё так же в куртке, благо хоть без обуви. Хитоши не укутывается, но обнимает меня, прижимая к себе. Так и остаёмся, пока будильник не сообщит о том, что мне пора кушать, а после и принять таблетки.