Ночные шорохи

      Ожидание томилось в груди Ибрагима, пока он, не в силах стоять на одном месте, мерил шагами пустующий коридор перед покоями повелителя. Охраняющий вход Бали-бей молча наблюдал за ним и не пытался проронить ни звука, словно не желая прерывать его размышления. На самом деле паша вовсе не задумался, но ему хватило времени заострить внимание на чуткой проницательности воина, которая всегда трогала его за душу. Даже после свадьбы с Михримах Султан он остался таким же внимательным и с той же серьёзностью относился к проблемам своих друзей, как к своим собственным, что не могло не привить Ибрагиму привязанность к хранителю покоев и желание доверять ему дальше.       Время утекало сквозь пальцы Ибрагима, но он был только рад возможности оттянуть момент заветного разговора с повелителем. Волнение и необъяснимая тревога заставляли его снова и снова прокручивать в голове сюжет своих слов, которые ему непременно нужно было сказать Сулейману, чтобы отвести от себя беспощадный гнев Султана. Он много думал над тем, что ответила ему Нигяр в ту ночь. «Я согласна», – трепетало в его ушах, и эта простая долгожданная фраза привела Ибрагима в такую радость, что он решил больше не медлить. С того момента прошло больше месяца, но великий визирь до сих пор вынашивал в себе план своеобразного побега из Дворца в компании преданной Нигяр.       Но сперва нужно было поговорить с повелителем. Ибрагим отнюдь не собирался проворачивать свои дела за спиной Сулеймана, а уж тем более скрывать от него нечто подобное. В противном случае, это может стоить им обоим жизни, поэтому лучше сказать правду сразу, пусть она будет неприятной и болезненной. Похоже, только одно останавливало Ибрагима – реакция Султана на его решение, принятое в одиночку. Паше прекрасно было известно, что Сулейман едва оправился после предательства сестры, а теперь ещё и его лучший друг изъявляет желание покинуть столицу. Безумно не хотелось делать ему больно снова, но скрывать правду было бы ещё хуже.       Наблюдательный взгляд Бали-бея следовал за Ибрагимом из угла в угол, а он в нетерпении заламывал пальцы на руках и закусывал нижнюю губу, чего обычно за ним никто не замечал. Во всём теле он чувствовал напряжение, нарастающую тревогу в сердце, но мысль о Нигяр подталкивала его, не давая отступить и свернуть с намеченного пути.       Наконец, когда Ибрагим уже не знал, куда себя деть от волнения, по коридору раздались привычные громкие слова стражников, возвещающих подчинённых о прибытии Султана. Ибрагим мгновенно перестал дёргаться, невзначай поправил ворот своего кафтана и повернулся на звук равномерных шагов, сложив руку перед собой в готовности поприветствовать повелителя поклоном. Краем глаза он заметил, что Бали-бей точь-в-точь скопировал его позу, только в отличие от паши он выглядел более спокойным и сосредоточенным.       Из-за поворота показался Сулейман в сопровождении своих верных слуг и стремительным шагом миновал коридор, не отрывая удивлённого взгляда от Ибрагима. Видимо, он не ожидал увидеть его здесь в такое время. Паша одновременно с Бали-беем задержался в поклоне, а затем по знаку выпрямился, встретившись с потеплевшими глазами Султана. Мысли лихорадочно метались в его голове, пока он думал, с чего начать, но ему не пришлось ничего говорить, поскольку повелитель опередил его.       – Что-то случилось, Ибрагим? – с лёгкой улыбкой осведомился он, изучая друга оценивающий взглядом, от которого паше, как всегда, становилось не по себе.       – Нет, повелитель, всё в порядке, – успокоил его визирь, хотя что-то подсказало ему, что скоро всё будет совсем не в порядке. Но зачем всех пугать раньше времени? – У меня есть к Вам серьёзный разговор.       Брови Сулеймана быстро взметнулись вверх, а потом по его лицу проскользнула тень.       – Вот оно что. В таком случае, идём со мной.       – Простите, – остановил повелителя Ибрагим, когда тот сделал уже несколько шагов по направлению к террасе. – Позвольте Бали-бею пойти с нами.       Воин мгновенно приосанился, услышав своё имя, и в ожидании посмотрел на Сулеймана, умело скрывая своё удивление. Если повелителю и показалась эта просьба немного странной, то он тоже предпочёл не подавать виду и коротко кивнул, давая согласие. Ибрагим мимолётно переглянулся с Бали-беем, и один за одним они покинули коридор, где голоса возвращались к ним эхом, вслед за Сулейманом.       С каждым шагом Ибрагим чувствовал удушающую тяжесть в груди от накопившихся эмоций. Его сердце билось всё быстрее, тело бросало в жар, а дыхание сделалось столь же шумным и слышным для всех. Стараясь подавить в себе явные признаки нервозности, Ибрагим вышел на просторную террасу, принадлежащую покоям Султана. Сулейман по привычке остановился возле перил балкона и развернулся к паше, готовясь его выслушать. Бали-бей остался сзади, чтобы не смущать их своим присутствием, но Ибрагиму всё равно показалось, что он остался один на один с непредсказуемой стихией, которая может либо помиловать, либо в гневе разрушить всё, что пожелает. Однако пути назад уже не было, как и в тот раз, Ибрагим отчётливо это осознал, взглянув в спокойные глаза Сулеймана, в свете весеннего солнца казавшиеся ему ослепительно яркими. Неужели он в последний раз любуется их неповторимой красотой?       – Ну, выкладывай, Ибрагим, – потребовал Сулейман, усмехнувшись. – Я готов тебя выслушать.       Ибрагим выдавила некое подобие благодарной улыбки, но, очевидно, получилось так себе, потому что Султан сразу же насторожился. Паша опустил голову, нервно сжимая зубы, и сделал полшага к Сулейману, сокращая расстояние между ними. Вряд ли ему было позволено делать это без разрешения, но повелитель ничего не сказал и только молча ждал объяснений. Ибрагим осмелился поднять взгляд и чуть не рухнул от облегчения, встретив беспокойство в мудрых глазах Султана. Во рту пересохло, и язык отказывался его слушаться, а голос куда-то пропал в самый неподходящий момент. Что с ним происходит?       – Повелитель. – Ибрагим поморщился, услышав в собственном тоне откровенное сожаление. Обычно ему всегда, хоть и с трудом, но удавалось контролировать свои эмоции в присутствии Султана, а сейчас его словно подменили. Его разум будто перестал ему подчиняться. – Мне жаль, что приходится говорить Вам это в такое сложное время.       – Ты ещё ничего не сказал, – сухо заметил Сулейман, начиная терять терпение. – В чём дело?       В голосе повелителя не было ни гнева, ни раздражения, но в нём отчётливо сквозило непонимание. От этого Ибрагим мысленно проклял свою бестактность и твёрдо решил взять себя в руки. Как он может быть таким несобранным?       – Дело в том, что я принял решение, – словно через силу выдавил Ибрагим, стараясь не прятать глаза.       – Какое решение? – тут же поинтересовался Сулейман, отвечая паше непроницательным взглядом. Теперь даже ему сложно было угадать, о чём думает Султан.       Ибрагим бесшумно вздохнул, собираясь с мыслями, а потом в упор посмотрел на Сулеймана, надеясь, что без ожесточения. Сейчас или никогда.       – Я ухожу, – на одном дыхании выдал он.       Показалось ему, или в самом деле в глазах Султана промелькнул намёк на улыбку? Скорее всего, показалось, поскольку его густые брови тут же свелись к переносице, а плечи угрожающе напряглись. Таким образом Сулейман пытался скрыть своё изумление, но паша почти ощущал, что оно вот-вот готово вырваться наружу сквозь эту своеобразную защиту. И что тогда?       – Объяснись.       Прямой резкий приказ, требующий от Ибрагима склонить голову в знак покорности, но паша не смог заставить себя пошевелиться. Всё его тело сковала глубокая скорбь, словно не он, а сам Султан только что разбил ему сердце. Ещё секунда ему потребовалась на то, чтобы осознать себя и вновь обрести силы, чтобы заговорить.       – Я много думал об этом, повелитель, – издалека начал Ибрагим, – и решил покинуть Стамбул несколько месяцев назад. Всё это время я набирался смелости, чтобы сообщить об этом Вам.       Повисло недолгое молчание, но Ибрагиму оно было сродни вечности. Сулейман задумчиво опустил взгляд прежде, чем тот снова вперился в великого визиря.       – Что сподвигло тебя на это решение? – ровным голосом спросил Султан.       – Любовь, – честно ответил Ибрагим, а когда в глазах друга промелькнула растерянность, добавил: – Я испытываю чувства к Нигяр калфе.       Наверно, если бы Сулейман на самом деле злился, он бы уже давно отрубил паше голову, не задумываясь, но Ибрагима совсем сбила с толку ласковая улыбка на его губах, которая никак не сочитался с тихой яростью во взгляде. Он почувствовал ненавязчивый страх, который всеми силами пытался прогнать.       – Наконец-то ты сказал это сам, – беззлобно усмехнулся Сулейман, чем заставил пашу вконец растеряться.       – Вы знали?       – Разумеется, я знал. – Глаза Султана лукаво блеснули. – Я давно заметил, что вы проводите много времени вместе. И надо сказать, она рядом с тобой счастлива. Я рад, что ты отпустил прошлое и позволил себе начать новую жизнь.       Ибрагиму показалось, что земля уходит у него из-под ног, а с плечей падает огромная скала. На него навалилось такое облегчение, что на миг потемнело в глазах. Он ожидал, чего угодно, но только не понимания со стороны Сулеймана.       – Простите, мне стоило с самого начала во всём признаться, – виновато склонил голову Ибрагим, всё ещё прибывая в замешательстве. – Я не стал говорить Вам о своих намерениях, потому что боялся, что Вы не позволите.       – Значит, вы приняли это решение вместе? Почему вы хотите уйти?       – Во Дворце мы не сможем создать семью, повелитель. Вы и сами это понимаете. Это просто неслыхано! Только представьте, какие слухи будут ходить по всему государству и сколько проблем Вам это доставит.       – И поэтому вы решили уйти туда, где сможете быть счастливы, – закончил за него Сулейман, кивая в такт своим словам. Впервые в его глазах мелькнула печаль, и от этого Ибрагим ещё сильнее ощутил приближение скорой разлуки. Как быстро они к этому пришли!       – Всё верно, – подтвердил паша, сглатывая горечь на языке. – Теперь мне нужно лишь Ваше позволение.       – Куда вы собираетесь уйти? – вдруг спросил Сулейман.       Ибрагим на секунду отвёл глаза, словно раздумывая, а потом прищурился, устремив взгляд вдаль. С балкона было прекрасно видно Дворцовый сад, по извилистым дорожкам которого он заметил маленькую фигурку Нигяр. Его сердце радостно забилось.       – В Паргу, – наконец ответил он, улыбнувшись. – Мы вернёмся на мою родину и начнём там новую жизнь. Прошу Вас, не ищите меня.       Сулейман внезапно шагнул вперёд, оказавшись вплотную к Ибрагиму, и наклонился к нему, сурово сверкая глазами. Паша совсем растерялся и подался назад, испугавшись столь резкой перемены в настроении повелителя.       – Нет, – твёрдо отрезал Султан, и Ибрагим бы непременно послушался, если бы не глубокая боль в его взгляде, по которой визирь сразу всё понял. Мыслями Сулейман уже простился с ним и отпустил его, но как друг, не мог в это поверить и так просто принять ещё один удар судьбы. Он не хотел его отпускать. – Нет, слышишь меня? Я тебе не позволю! Ты нужен мне здесь! Ты важен для меня, как никто другой! Я не могу потерять ещё и тебя!       Ибрагим растроганно заморгал и вопреки саднящей боли, что разливалась теперь в его груди, с нежностью улыбнулся своему повелителю. В его глазах стояли страх, печаль и неверие. Паше очень хотелось утешить Султана, но он знал, что ничего не может изменить. Чтобы хоть как-то выразить своё сожаление, он положил обе руки на плечи Сулеймана, а тот тут же заключил его в объятья. Спустя мгновение Ибрагим почувствовал тяжесть на своём плече и крепкий обхват друга, который мешал ему вздохнуть. Или его душат невидимые слёзы?       – Как же я буду без тебя, – зашептал Сулейман ему на ухо, не отпуская его. Ибрагим позволил себе расслабиться и устроить голову на чужом плече, умиротворённо закрыв глаза. Эти объятья действовали на него усыпляюще. – Ты единственный, кому я могу доверять. Ты единственный, кто достоин носить печать великого визиря.       Ибрагим глухо рассмеялся, потому что знал, что это неправда. Он осторожно высвободился из рук Сулеймана, не пряча растроганную улыбку.       – Я не единственный, повелитель, – еле слышно возразил Ибрагим, наблюдая за удивлением Султана. – Мне придётся покинуть свой пост, но я уже нашёл себе замену.       – Никто не может заменить тебя, – почти с угрозой в голосе ответил Сулейман.       Ибрагим благодарно склонил голову, решив не спорить. Потом выпрямился и отошёл в сторону, открывая повелителю обзор на Бали-бея, на лице которого появилось изумление. Он наверняка слышал весь их разговор, но вряд ли догадался, как он к этому причастен.       – Этот человек точно достоин такой чести, – с улыбкой произнёс Ибрагим и кивнул Бали-бею, предлагая ему подойти. Воин, хоть и с заметным смятением, приблизился к ним, вежливо склоняя голову перед Сулейманом. Султан ответил ему напряжённым кивком и каким-то выдержанным взглядом. – Доверьтесь Малкочоглу, повелитель. Он не раз доказал мне свою преданность. Вы можете верить ему как мне.       Словно в подтверждение его слов Бали-бей согнулся в безупречном поклоне.       – Я Вас не подведу, – пообещал воин, поднимая на Сулеймана преданный взгляд. – Я готов служить Вам, не щадя жизни.       – Я верю тебе, – кивнул Султан, но Ибрагим видел, что ему слишком сложно принять такие внезапные перемены. Когда он снова посмотрел на пашу, он увидел в его взгляде нечто, похожее на настоящую боль. Сердце Ибрагима предупреждающие сжалось, но он приказал себе быть стойким и выдержать это испытание.       Подчиняясь какому-то неведомому зову, Ибрагим опустился на одно колено, протягивая Сулейману покрытую рельефными узорами печать. Печать, которая всё это время делала его тем, кем он был. Кто же он без неё? Дворцовый раб или сын рыбака из Парги? Он почувствовал, как пальцы Султана через время принимают вещь из его ладони, и только потом неспеша встал на ноги, разворачиваясь к Бали-бею. Воин слегка ему улыбнулся, и Ибрагим дружески сжал его надёжное плечо.       – Ты справишься, мой верный друг, – напутствовал его паша, с нескрываемой гордостью смотря на Бали-бея. – Береги повелителя. И себя, конечно, тоже.       – Спасибо тебе. – Бали-бей обнял Ибрагима, похлопав его по спине, и тут же отстранился, не дав великому визирю даже насладиться его бережными прикосновениями. Зато теперь он мог вдоволь полюбоваться напоследок неповторимой красотой его тёмных глаз.       Ибрагим признательно кивнул Бали-бею и заставил себя снова посмотреть на Сулеймана. Повелитель и не думал скрывать свою печаль, но паша не хотел, чтобы выражение его взгляда напоминало ему о прошлом и внушало чувство вины. Поэтому он через силу и в последний раз вгляделся в родное лицо Султана, стараясь запомнить его до мельчайших подробностей, и не сдержал нового приступа тоски от осознания того, что они в последний раз стоят здесь все вместе. Пришло время сказать самое главное.       – Повелитель, – тихо позвал Ибрагим, – что бы ни случилось, Вы останетесь моим другом. ***       Массивные двери перед Нигяр распахнулись, словно приглашая войти в богатые покои, при жизни принадлежащие Валиде Султан. После смерти великой госпожи они весьма странным образом перешли к Хюррем Султан, к которой, собственно, и собиралась зайти калфа. Хоть повод был совсем не радостным, но от предстоящей встречи с подругой у неё само собой улучшилось настроение, и боль в груди как-то поутихла. Надолго ли?       Они с Ибрагимом решили уехать в Паргу. Там тихо, спокойно, мало знакомых лиц, а значит, это идеальное место, чтобы обрести своё счастье и создать собственную семью. Нигяр уже не терпелось отправиться с пашой в путешествие, но первым делом нужно было попрощаться со всеми обитателями Дворца. Сегодня Ибрагим с раннего утра караулил в коридоре повелителя, а ей выпала честь в последний раз поговорить за них с Хасеки.       Служанки впустили Нигяр и вышли, а она осталась в покоях наедине с госпожой. Пройдя несколько шагов и поглядывая на ходу величественное убранство большой комнаты, в которой мечтала жить каждая наложница Султана, она остановилась перед ступенями, ведущими на небольшое возвышение, и присела в изящном поклоне.       – Нигяр! – радостно воскликнула Хюррем со своего обычного места и встала, чтобы поприветствовать подругу.       Нигяр почти бегом устремилась к госпоже и без стеснения, но с гораздо большим трепетом ответила объятиями на её протянутые руки. Они обнялись, как давние подруги, которыми и так уже успели стать за время, проведённое вместе. Нигяр стало немного стыдно оттого, что ей предстояло одним словом разрушить их хорошие отношения. О Аллах, где ей взять силы?       – Милая, я не ждала тебя так рано, – проворковала Хюррем, выпуская калфу на свободу. Теперь она могла в полной мере рассмотреть Хасеки во всей её красе.       Госпожа действительно была великолепна. Её любимое зелёное платье со стоячим воротом наглухо закрывало её грудь и руки, спускаясь по фигуре так, чтобы идеально подчёркивать её талию. Рыжие волосы, гармонирующие со светлыми глазами, цвета как кольцо на её пальце, были собраны в красивую причёску на затылке, а голову украшала корона. Нигяр бы так и простояла, любуясь ею, но вспомнила, зачем пришла, и вовремя спохватилась.       – Я пришла попрощаться, – прямо высказала Нигяр, с болью наблюдая за тем, как радость на лице Хюррем сменяется растерянностью.       – Попрощаться? – переспросила она, часто моргая.       – Да. Мы с Ибрагимом приняли решение покинуть Стамбул и уехать в Паргу, чтобы начать всё сначала.       Каждое слово давалось Нигяр с трудом, царапая горло когтями близкой разлуки. Ей не хотелось расстраивать Хюррем, тем более, она была почти её единственным другом в гареме с самого первого дня. Они столько пережили вместе и столько же могли бы пережить. Сможет ли госпожа смириться с этим решением? Или станет её отговаривать?       Сперва в глазах Хюррем появилось непонимание, потом его быстро заволокло печалью, сквозь которую пробилась светлая ласковая улыбка. От облегчения у Нигяр подкосились ноги. Она не злилась!       – Я так счастлива за вас! – искренне обрадовалась Хасеки, беря калфу за руку и с нежностью её сжимая. – Да дарует вам Аллах долгих лет жизни!       – Аминь, – склонила голову Нигяр, в ответ цепляясь пальцами за ладонь госпожи. – Спасибо Вам.       Взгляд Хюррем внезапно помрачнел, и не успела калфа испугаться, как Хасеки снова прижала её к себе. Но на этот раз они простояли в обмнимку несколько добрых секунд, и Нигяр с тоской вобрала в себя аромат Хюррем, позволила себе проскользить руками по её спине, поиграть с выбившемися прядями, отлевающими золотом в лучах восхода. Она чувствовала, как каждый удар её сердца отдаётся ей в грудь, а её собственное подхватывает этот удар, дробью сотрясая её рёбра. Она прильнула к подруге всем телом, зная, что обнимает её в последний раз.       – Спасибо тебе за всё, что ты сделала для меня, Нигяр, – серьёзно просипела Хюррем, будто сдерживая слёзы. – Ты мой лучший друг, знай об этом. Никогда не забуду, как ты спасла мне жизнь.       – Для меня честь служить Вам, моя госпожа, – тихо отозвалась Нигяр, закрывая глаза.       – О, нет, – возразил Хасеки, отстраняя калфу от себя, но не убирая рук с её плечей, – ты мне больше не служишь. Ты свободна, Нигяр. Слышишь? Ты свободна!       «Ты свободна...»       Нигяр хотела ответить, но не нашла в себе сил даже на то, чтобы сделать вдох. Грудь сдавили чьи-то острые когти и всё не отпускали, выдавливая из неё рыдания. Может, стоит дать им волю, и тогда станет легче? Она чувствовала эту боль, и она была невыносимой. В знак благодарности склонив голову, Нигяр снова посмотрела в глаза Хюррем. В них она увидела гордость и бесконечную любовь.       – Прощайте, госпожа.       – Прощай, Нигяр.       Она попятилась, но потом всё же развернулась спиной к Хюррем, направляясь прочь из покоев. Как во сне она подбирала полы своего платья и жадно пожирала взглядом комнату, осознавая, что больше сюда не вернётся. Она незаметно для себя ускорила шаг, боясь, что, если задержится, не сможет уйти. А она должна.       Уже в дверях до Нигяр долетели прощальный слова Хасеки, вероятно, последние, сказанные ей:       – Береги себя!       И всё же, покои она покидала со счастливой улыбкой на губах и светлой тоской в сердце. ***       После визита к Хюррем Султан, Нигяр спустилась в сад, чтобы подышать свежим воздухом и наконец прийти в себя. Её всё ещё душили слёзы, руки дрожали, а на языке она чувствовала горький привкус печали. Кто бы мог подумать, что ей будет так тяжело покинуть это место! И вот теперь она гуляла по знакомым тропинкам, вдыхала ароматы цветов, стараясь их запомнить, и наслаждалась прохладной под тенями раскидистых деревьев. Она наслаждалась последними днями во Дворце. Уединение и тишина укромных уголков сада, куда она забредала, невольно успокаивали её. Она медленно ступала по пружинистой земле, шелестя юбкой по росистой травке, и делала глубокие вдохи, зажмуриваясь. Ей показалось, что эти волшебные мгновения одиночества продлились вечность и что в мире осталась только она одна да этот красивый сад. Она могла в нём потеряться, как в собственных мыслях, могла сделать новое открытие, могла даже подпевать птицам и кружиться в тайном танце. Всё бы так и было, если бы, выглянув из-за ветвей акации, она не различила перед собой Бали-бея.       Их новая встреча до боли напомнила ей тот день в лесу, когда она нашла его у реки. Только теперь он сидел у кромки пруда, а она вовсе не искала его в лабиринте деревьев и цветов. Неужели сама судьба снова свела их вместе? Нигяр сощурилась от солнца и с облегчением поняла, что воин был один. В своей свободной белой рубашке с закатанными рукавами он выглядел так знакомо и уютно, что захотелось подбежать к нему и обнять. Сколько времени они уже не виделись? Она вдруг почувствовала, что безумно скучала по нему.       Под бешеную пляску своего сердца и поверхностное дыхание, Нигяр медленно, стараясь не издавать ни звука, подкралась к Бали-бею сзади, любуясь мышцами его спины. В голове настойчиво пульсировала мысль о том, что ей лучше уйти, но желание снова заглянуть ему в глаза оказалось сильнее страха и смущения. Может случится так, что это будет их последняя встреча. А ей столько важного нужно сказать!       Бали-бей заметил её и обернулся, когда она неловко опустилась на землю рядом с ним, не сказав ни слова. Кожей она чувствовала его обжигающий взгляд, но на хмурое удивление ответила непринуждённой улыбкой. Он явно был напряжён, но промолчал, уставившись в спокойную гладь пруда, в которой дрожали их отражения. Нигяр не торопилась и тоже начала задумчиво осматриваться, хотя от разнообразия зелени уже рябило в глазах, и, пока он не обратил на неё внимание, сидела всё с той же лёгкой улыбкой.       Вскоре, как всегда, молчание в его присутствии перестало быть похожим на пытку, и Нигяр наконец-то позволила себе расслабиться. Рядом с Бали-беем она вновь почувствовала себя защищённой и умиротворённой, несмотря на то, что где-то внутри ворочался червь тревоги. Ей казалось, что они понимали друг друга без слов и каким-то образом смогли преодолеть нерушимую стену, возникшую между ними. Снова это знакомое чувство свободы и окрылённого счастья, которому Нигяр не могла дать объяснение, снова это ощущение чего-то родного. Ей так этого не хватало.       – Красиво, не правда ли? – вдруг нарушил тишину Бали-бей, и Нигяр замерла, вслушиваясь в низкую вибрацию его завораживающего голоса.       – Да, – мечтательно протянула Нигяр, сумев совладать с неукротимой дрожью. – Почему ты здесь?       – Я хотел побыть один, – не смотря на неё, ответил воин, и только Нигяр собралась извиниться и уйти, как он добавил, впервые одарив её взглядом: – Но твоё общество мне приятно.       Нигяр засмотрелась в его всегда серьёзные глаза и даже не заметила, что глупо улыбнулась его словам. Безмятежные омуты Бали-бея могли бы поглотить её безвозвратно, но он снова отвернулся, изучая круги на воде.       – Ну, а ты как меня нашла? – в свою очередь спросил Бали-бей всё тем же ровным тоном.       «Проклятье, неужели он совсем ничего не чувствует?!»       Нигяр сдержала приступ досады и злости на саму себя и настойчиво продолжила смотреть на воина:       – Я тоже искала место, где могла бы уединиться. И нашла тебя.       – И ты подошла, – вставил Бали-бей, и Нигяр даже не знала, замечание это или обвинение. – Почему?       Она предполагала, что разговор повернётся в такое русло, но стоило воину озвучить вслух свой вопрос, как все мысли вылетели у неё из головы, будто их и не было. Она забыла, что хотела сказать. Она всё забыла, сидя рядом с ним на берегу Дворцого прудика. Как она могла?       – Я... Мне... Мы так и не сказали ничего друг другу после возвращения в Топкапы. Я не хочу, чтобы всё закончилось вот так. Мне так важно с тобой объясниться!       Слова лились из Нигяр горьким потоком, но Бали-бей метнул на неё такой обнадёживающий взгляд, что она снова замолчала. В нём были понимание и... нетерпение?       – Раз для тебя это так важно, почему ты избегала со мной встреч? – напрямую спросил Бали-бей.       – Я испугалась, – призналась Нигяр, опуская глаза. – Я испугалась, что всё это был сон. Наши прогулки по лесу, наши тренировки и весёлые разговоры ни о чём... Я дорожила временем рядом с тобой, а потом сама же его потеряла.       Она уронила голову, чувствуя, как жгучие слёзы беззвучно текут по её щекам. Она из последних держалась, но из груди рвались отчаянные вхлипы. Всё, что она сказала, было чистой правдой, но захочет ли Бали-бей её слушать? Нигяр поспешно вытерла глаза рукавом платья и вздрогнула от неожиданности, когда сильная рука воина обняла её за плечи и мягко протянула к себе. Нигяр дала волю эмоциям и уткнулась носом в рубашку Бали-бея, не стесняясь своих рыданий. Она плакала, дрожа и прижимаясь к его тёплому боку, и чувствовала, как вместе со слезами её разум покидают накопленные внутри страх и печаль. А он утешал её воркующим шёпотом на ушко и поглаживал по плечу, не возразив даже тогда, когда она вцепилась пальцами в одежду на его груди. Он снова был рядом.       Неожиданно для себя Нигяр успокоилась, но отстраняться от Бали-бея не стала, тем более, он сам не хотел её отпускать. Теперь между ними не потрескивало былое напряжение, и она ощущала в себе новые силы на то, чтобы признаться ещё кое в чём.       – Бали-бей, – робко позвала она.       – Да, дорогая? – откликнулся он с улыбкой в голосе.       – Я так долго собиралась тебе сказать, но теперь понимаю, что должна была сделать это раньше. Может, тогда бы всё было по-другому.       – Что ты хотела сказать?       Нигяр подняла голову, но лишь для того, чтобы посмотреть ему в глаза и почувствовать его дыхание на своей щеке.       – Ты мне очень дорог, – с любовью прошептала она. – С тех пор, как мы сблизились, ты стал для меня кем-то больше. Я так тосковала по тебе все эти долгие дни. И всё для того, чтобы просто сказать, как сильно я привязана к тебе, Бали-бей.       Он наклонился к ней так близко, что их губы почти соприкоснулись. Но всё же не соприкоснулись, потому что сейчас им это было не нужно. У них было нечто гораздо более важное. И это находилось в глазах Бали-бея, наполняя сердце Нигяр лёгкостью и нежностью.       – Ты даже не представляешь, как я мечтал услышать от тебя эти слова, – выдохнул он, вызывая по телу дрожь. – Ты прекрасна, Нигяр. И ты очень мне важна. Я тоже привязан к тебе всей душой.       Нигяр потянулась и коснулась губами шеи Бали-бея, чувствуя, что тает под его ласковым взглядом. Она готова была раствориться в нём, готова была сделать, что угодно, лишь бы снова его увидеть. Но всё же было то, что она была не в силах изменить.       – Я слышал, вы с Ибрагимом уедите в Паргу, – вспомнил Бали-бей, и Нигяр медленно отклонилась. Он всё знает? – Когда это случится?       – Завтра, – сразу ответила она, и печаль накрыла её с новой силой.       – Я пойду с вами, – неожиданно сообщил он. – Я хочу проводить тебя.       Нигяр постаралась улыбнуться, как можно искренне, но на самом деле её сердце разрывалось между предстоящим счастьем и оставленной пустотой. Что ей выбрать? Смотреть в будущее или тосковать по прошлому?       Нигяр думала сказать что-то ещё, но вдруг отчётливо поняла, что слова им больше не нужны. Что бы она ни говорила, ни одна фраза не сможет описать её состояние. Зато она была уверена и в том, что сейчас она может обо всём забыть и провести время со своим другом, как они делали это в лесу. Она хотела вновь ощутить эту лёгкость от общения с ним, почувствовать, как затягивают её его глаза, обрести особенное счастье, отвечая взаимностью на его улыбки. И, конечно, заснуть под звучание его голоса, вновь устроив голову на его широком плече.