В Школе Пламени

На следующий день Тсуна просыпается привычно от звонка будильника. Задумывается — когда он его поставил? Вспомнить не может. А будильник всё трезвонит и трезвонит. И Тсуне кажется, что разбудил тот не только его. Так как и слева, и справа слышно шум. Кто-то — как ему кажется — встаёт, потягивается, собирается. И понимает — надо бы сделать то же самое. Почему-то ему кажется, что это будет правильно. Так что поднимается — футон сразу же куда-то исчезает. И ему становится интересно, как он его вечером найдёт. Однако вскоре он забивает на эту мысль. Вряд ли в школе бы что-то спрятали от него. Скорее, футон появится, когда будет нужно. Как и, например, его одежда, которую можно надевать в местах скопления Пламени. Она появляется, когда он встаёт — или, точнее, именно тогда он её замечает. Обычный набор — футболка, джинсы. Только вот теперь на ней откуда-то взялся символ факультета — бронзовый орёл в синей сфере. Тсуна почему-то решает показать этот символ второму «я». И она восхищённо — наверняка наглостью организаторов этой Школы — говорит: «Вылитый символ Когтеврана в Поттере». Тсуна радуется, что умеет смеяться про себя. Ведь как бы он объяснил то, как ему хочется ржать над этим — в его сознании появляется слово плагиат? И он слышит смех второго «я» — она явно с ним согласна. И она констатирует: «Кто-то здесь явно фанатеет от Гарри Поттера». И Тсуна предлагает: «А давай-ка проверим, кто». Двойник второго «я» в подсознании улыбается, показывая далеко не безупречные зубы, и соглашается: «Это было бы интересно». И Тсуне уже веселее собираться — принимать душ, надевать одежду с символикой факультета. Ему таки хочется подумать, кто бы это мог быть из другого мира. И второму «я», разумеется, тоже — она ведь никуда не может убраться из его сознания, значит, приходится ей думать о том же, что и он. И кое-что она, судя по всему, надумала. И ему, как всегда, не приходится просить, что ей пришло в иллюзорную голову. Ведь она, почувствовав, как обычно, его нетерпение, высказывает своё мнение: «Думаю, надо бы пообщаться с учениками постарше. Кто из них помнит, как появились все эти изменения в работе школы. Вдруг раньше было по-другому? — Умолкает на пару секунд и продолжает: — Я уверена, что раньше здесь было иначе. Почему-то весь этот ремонт, все эти символы кажутся мне новыми». Тсуна подхватывает мысль: «Мне отчего-то тоже. Значит, нужно узнавать, когда всё это появилось. И кто из преподавателей объявился здесь тогда». Визуализация второго «я» кивает. А Тсуна выходит из комнаты. Рассматривается по сторонам — видя всё те же синие стены. И готовится уже спросить, куда ему идти. На уроки, подозревает он. Хоть второе «я» и разубеждает — по крайней мере, получается такое воздействие — когда говорит: «Вроде бы в том же Поттере перед уроками был завтрак. — Хмыкает и ведёт через пару секунд дальше: — Надеюсь, здесь больше от Гарри, чем от Реборна. — Он уже хочет уточнить, что она имеет в виду, но она быстренько объясняет: — В Поттере по крайней мере давали больше есть. Чем в некоторых фанфиках по Реборну. Где младенцы у своих подопечных забирали чуть ли не всю еду». Тсуна невольно раздражается на этих младенцев. И смотрит вокруг — но вроде бы никаких детей не видно. Кучкой стоят подростки — его одноклассники, вспоминает он — и возле них Мари. К которой он и подходит — стараясь не ступать бесшумно. Чтобы не напугать случайно. И у него получается. Ведь Мари оборачивается к нему и с улыбкой произносит: — Доброе утро, Тсунаёши-кун. Присоединяйся к нам. Мы сейчас подождём ещё одну твою новую одноклассницу. И пойдём на завтрак. Тсуна вспоминает слова второго «я» о завтраке. И передаёт ей образ-воспоминание — то, как Мари сказала о завтраке. И второе «я» явно радуется. И он её понимает. Сам рад тому, что они пришли к правильному выводу. И что она что-то помнит, что помогает находиться здесь. Тсуна думает — вот сейчас кто-то из однокурсников начнёт сердито спрашивать — когда мы пойдём куда-то? Но все почему-то молчат. И он передаёт эту мысль второму «я». А она безразлично спрашивает: «А ты чего хотел? Это ведь Дождь». Тсуна осознаёт — это у неё какие-то странные стереотипы о виде Пламени. И понимает — ему интересно, что люди думают о разных типах Пламени. И решает — надо бы взять в библиотеке какую-то научно-популярную литературу о Пламени. Вдруг найдётся что-то любопытное? И пока он такое решает, подходит ещё одна девушка. Останавливается возле Мари и зевает, прикрыв рот ладонью. И Мари смотрит на неё — как-то осуждающе — и констатирует: — Наша соня. — И наставляет: — Впредь слушайте будильник, Рейна. А ещё лучше — настройте на более раннее время. Вдруг тогда получится вставать, как положено? Рейна — вроде бы так назвала её Мари, запоминает Тсуна — пожимает плечами. И выглядит при этом настолько безразлично, совершенно не виновато, что Тсуна против воли этим восхищается. И отправляет образ Рейны второму «я», подозревая, что та тоже отреагирует похожим образом. И не ошибается — второе «я» поддерживает его в этом ощущении. Но недолго. Она предупреждает, что надо бы всё-таки участвовать в том, что происходит. И делает это, как обычно, вовремя. Тсуна выныривает из собственного подсознания и слышит, как Мари говорит: — Так, теперь уже точно идём на завтрак. Ступайте за мной. Первокурсники строятся в цепочку. Тсуна оказывается за спиной Рейны. И они таки начинают идти. Причём Рейна — походкой, которую Тсуна назвал бы модельной. О чём и говорит второму «я», передав короткое видео проходки красавицы. И второе «я» с ним, разумеется, соглашается, послав несколько видео с показов мод её мира. И напоминает, что надо бы идти. Будто бы он об этом не знает. Он уже умеет на автомате идти за кем-то. Главное, чтобы не приходилось самому искать дорогу. О чём и огрызается второму «я». И сразу ему становится стыдно, что он разговаривает с ней таким тоном. Но она, как обычно, не обижается. Да и проблематично, ему кажется, обижаться созданию, главная часть которого находится в его голове. Наоборот, пару мгновений спустя отвечает с искренностью в высоком голосе: «Ты такой молодец. Пожалуйста, продолжай так и дальше». Он обещает. Она же тихонько — он еле это слышит — продолжает: «Надеюсь, я не буду тебе мешать». Он очень — отчаянно сильно — хочет убедить её, что она никогда ему не мешала. Наоборот — она какое-то крайне необходимое в его жизни существо. Но слов не находит. И надеется, что не оскорбит её этим. А пока они оба молчат — первый курс Дождя входит в Большой зал. Если Тсуна правильно помнит, именно так называется это помещение. По аналогии с таким же местом в Поттере — подсказывает ему невесть откуда взявшееся воспоминание. Они все садятся за стол возле сине-коричневой стены. И Мари как-то преувеличенно — как кажется Тсуне — весело говорит: — Ну что. Вы прошли первый квест. — Ямамото и один из сидящих за столом старшекурсников улыбаются. Тсуне тоже хочется это сделать. Но он сдерживается. А Мари продолжает: — Вот и есть кое-какая награда. — Тсуна недоумённо — да и не только он — глядит на неё. А она ведёт дальше: — За пройденный квест по прогулке по школе надлежит интерактивная карта школы. Тсуна задумывается — что-то это похоже на компьютерную игру. И говорит об этом второму «я». И она некоторое время — недолго, всего пару секунд — молчит. И до Тсуны доходит — она что-то вспоминает. И он всё-таки не спрашивает. Понимает — она всё-таки всё сама скажет. Вот и оказывается прав. Второе «я» вспоминает вслух: «И правда похоже на игру. — И спрашивает — крайне взволнованно, как кажется Тсуне: — А никакие странные цифры перед глазами не мелькают с объяснениями?» Тсуна понимает — объяснения сейчас ему нужны. И готовится уже о них просить. Но второе «я» вовремя добавляет: «Не видишь никаких баллов за уровень? Не появляется статистика?» И облегчённо вздыхает, будто бы нашла правильный вопрос. И Тсуна понимает — она и правда это сделала. И отвечает отрицанием. А второе «я» не менее радостно вздыхает и объясняет: «В моё время в разных фэндомах, в том числе и Поттере и Реборне, был популярен кроссовер с Геймером. Получение баллов за какие-то действия, согласие-отказ от разных квестов... Вот я и подумала, вдруг и здесь какая-то Система из Геймера. Но, видимо, ошиблась. — Второе «я» молчит пару секунд и осторожно предлагает: — Может, тебе вернуться во внешний мир?» Тсуна еле сдерживается от того, чтобы кивнуть в реальности. И выбирается из собственного подсознания. Смотрит на окружающих — и осознаёт: они чем-то заняты. Первокурсники все как один держат телефоны и что-то в них разглядывают. А школьники постарше смотрят на них с явным превосходством и тихонько посмеиваются. Так что Тсуна решает — надо делать то же самое. Вытаскивает из кармана телефон, мимолётно удивившись, откуда он там взялся. Он ведь вчера положил его на тумбочку. Но изумляется недолго — это ведь не обычный телефон, мало ли какие в нём приколы есть. И смотрит на экран. Видит оповещение. И правда — там написано именно то, о чём рассказывала Мари. И он передаёт текст сообщения второму «я». Та почему-то очень оживляется — неизвестно Тсуне, почему. И задумчиво уточняет: «Интересно, это обычная карта или нечто типа Карты Мародёров?» Тсуна уже собирается спросить у неё, что же это за вещь. Но тут в его голове без любой помощи второго «я» появляется образ — карта огромного замка, видимо, Хогвартса, с указанными на ней потайными ходами и, что самое для него интересное, местоположением людей. Так что он очень-очень хочет, чтобы ему в руки попалась именно такая карта. Делится этим неожиданно возникшим желанием со вторым «я», и она отправляет картинку с активно-преактивно кивающей своей хуманизацией. И Тсуна возвращается в реальный мир, еле сдержав улыбку. И понимает, что делает это вовремя. Ведь все первокурсники уже откладывают гаджеты. И он делает то же самое. И слышит удивлённый возглас от кого-то из однокурсников. Оборачивается — и еле сдерживает порыв удивиться. Ведь откуда-то на столе, за которым они все сидят, появляются тарелки с разными аппетитными блюдами. А он был уверен, что ещё пять минут назад на нём ничего не было! Ему интересно — позволят ли завтракать. Или Мари есть ещё что сказать. Но она милостиво разрешает: — Угощайтесь, ребята. И все берут послушно кто вилку, кто палочки, и принимаются есть. Тсуна — тоже. Осматривает стол — что есть вкусненького? Находит что-то смутно знакомое. И так продолжается идиллия — все едят тихонько, никто не кричит. Но вдруг подходит кто-то из старшекурсников факультета «Солнце» — Тсуна не уверен, прав ли он. Что-то шепчет на ухо Мари. И та кивает — мол, поняла. А парень отходит. И Мари говорит — когда уже все поели: — У нас уникальный случай. Двое преподавателей хотят переговорить с вами перед началом учебного года. Тсуна передаёт эту фразу второму «я». И она вдруг оказывается очень заинтересованной. Радостно восклицает: «Класс! А кто это?» Тсуна невольно не сдерживается и ехидно отвечает: «Наверняка твой любимый Кикё». И отчего-то понимает — он недалеко от истины. И отвлекается на внешний мир. Ведь Мари продолжает: — Это наш учитель контроля Пламени синьор Адриано. Тсуне тяжело скрывать разочарование — он ведь ошибся. Но он вовремя вспоминает — Мари назвала имя только одного преподавателя. Значит, он ещё может оказаться прав. И так почти и случается — Мари называет ещё одно имя, дорогое второму «я»: — И наш новый преподаватель развития талантов синьор Бьякуран. Тсуна передаёт эту фразу второму «я». Та вполне ожидаемо восторгается — это же Бьякуран! А он задумчиво произносит — мысленно, конечно же: «Странное какое-то название для предмета». Второе «я» соглашается и хмыкает: «Такое впечатление, что он каждый месяц будет готовить выступления самых талантливых учеников». Тсуна представляет себе такое мероприятие и еле сдерживает смех. Почему-то ему кажется, что это было бы не безупречное выступление. Хоть… Бьякуран ведь собирается развивать таланты. Так что, наверное, что-то могло бы получиться. И Тсуна понимает — ему очень любопытно, что из всего этого могло бы выйти. И Бьякуран-преподаватель — после тех двойников того, о которых он знает благодаря второму «я» — его тоже интересует. Чем-то он отличается от этих своих клонов в тех мирах. И ему кажется, что в лучшую сторону. Правда, он вполне может ошибаться. И даже хвалёная гиперинтуиция Вонголы ему может подсказывать что-то неправильное. Но это только делает желание встретиться, поговорить с этим человеком крепче. Может, Тсуна уверяет себя, из-за симпатии второго «я» к этому персонажу. Но это тоже плохо — значит, эта соседка по подсознанию слишком на него влияет. Но ему приходится перестать об этом думать. Ведь наступает пора подняться со стула и топать вслед за однокурсниками до какого-то кабинета. Причём вроде бы номер кабинета высвечивается на его чудо-гаджете, как и дорога к нему. Он делится этой картинкой со вторым «я», и та реагирует восторжённым аханьем и словами: «Вот что значит правильное сочетание технологии и магии. — И сама себя поправляет, как очень часто делает: — Ой, то есть Пламени. А то, помнится, в Поттере было чудовищно сложно добраться до какого-то класса. Всякие движущиеся лестницы с пропадающими ступеньками...» Тсуна хмыкает про себя: «Зато весело». Второе «я» отправляет картинку с визуализацией, которая пожимает плечами. И Тсуна резко вспоминает — у неё иногда бывали проблемы с восприятием шуток. Как и у него, впрочем. И решает пока её не трогать. Тем более, все уже останавливаются в выкрашенном во все цвета радуги коридоре возле столь же весёленькой двери. Мари — Тсуна удивляется, что она до сих пор с ними — стучит зелёным молотком в дверь. И та распахивается. И Мари приглашает войти. Что они и делают. Причём Тсуне кажется, что их несколько больше, чем когда они отправлялись от стола Дождя. Он делится впечатлениями со вторым «я», и та отвечает — так убеждённо в своей правоте, как с ней редко бывает: «А что ты думал? В школе учатся не одни Дожди». Тсуна невольно молча соглашается с ней. И входит следом за светловолосым парнем — если он не ошибается, того зовут Гокудера Хаято — в большой кабинет. К счастью, уже не с таким буйством красок, как в коридоре. А всего лишь с голубыми стенами и несколькими рядами светлых парт. Мужчина, стоящий за кафедрой, благодарит Мари, что привела их, и почти приказывает рассаживаться. И все слушаются. В том числе и Тсуна, который занимает место в среднем ряду — не слишком близко к кафедре, но и не за километр. И вдруг замечает — на парте есть надписи и рисунки. Кто-то признаётся в любви, кто-то рисует мужские половые органы… И Тсуна невольно задумывается — как же это, никто не смог стереть все эти явно не слишком-то нужные украшения? И думает об этом настолько долго, что чуть не пропускает момент, когда мужчина на кафедре — как он понимает, учитель — представляется: — Доброе утро, молодые люди. — Тсуна мимолётно радуется, что не «дети». — Меня зовут Адриано. Можете звать «синьор Адриано» или «Адриано-сан» — как вам больше нравится. И улыбается. И Тсуна передаёт это изображение второму «я», подозревая, что та восхитится. Она ведь не раз ему говорила, что любит смотреть на красивых мужчин. Не важно, блондинов, брюнетов. Так что он иногда передавал ей найденные где-то в интернете, увиденные по телевизору образы. Нельзя давать ей скучать, убеждён Тсуна. Она ведь очень важная часть его сознания. Нужная, хоть иногда на неё и находит, что зря она сидит в его подсознании. И именно тогда бывают нужны красивые мужчины и женщины. Такие, как представитель итальянского типа внешности за кафедрой. Который вот сейчас вот говорит — когда Тсуна возвращается во внешний мир: — Я буду учить вас управлять собственным Пламенем. — Хмыкает, прищуривает хитрые чёрные глаза и продолжает: — Клянусь, я не такой садюга, как некоторые мои коллеги. В глазах, в которые Тсуна почему-то смотрит завороженно и чуть ли не благоговейно — на чём ловит себя и старается исправиться — появляются весёлые искорки. Будто на самом деле синьор Адриано — или Адриано-сан, более для Тсуны привычно — неплохо относится к этим своим коллегам-садистам. И Тсуна подавляет желание поёжиться. Он-то может справиться с эмоциями. Не всеми, конечно, а со страхом перед этим человеком. И подозревает, что кое в чём тут помогает второе «я». Точнее, не сама она, а её присутствие в сознании. Чего-то — или кого-то чужеродного. Которое ему приходится скрывать. Так что это немного улучшает способности к маскировке, уверен он. Он может благодаря им сдержаться от демонстрации страха. А вот девушка из факультета Грозы — со светлыми волнистыми волосами — нет. Она вздрагивает, когда Адриано-сан заканчивает свою фразу о преподавателях-садистах. И почему-то Тсуна чувствует, что она продолжает бояться. Так что ему нестерпимо — до зуда в пальцах — хочется её поддержать. Да, незнакомку. Но вроде бы они должны теперь сосуществовать. Вот и желание кажется ему закономерным. Но он всё-таки не делает этого. Вместо него девушку гладит по ссутуленной спине ещё одна одноклассница Тсуны. А Адриано-сан продолжает после паузы — с довольным взглядом, с улыбкой на чувственных губах, с едва уловимой радостью в голосе: — Стрелять я в вас не буду. Пилюли вы глотать у меня не будете. Тсуне хочется спросить — а что же делать они будут. И он вдруг вспоминает образец садиста, как они решили со вторым «я» — Реборна из аниме и манги. И почему-то задумывается — этот Адриано-сан его ему очень напоминает. Может, похожий типаж? — думает Тсуна и зарывается в воспоминания второго «я» о её любимых манге и аниме. С некоторых пор он это может. С тех, когда научился управлять Пламенем — в учебнике были описаны медитации, и их со вторым «я» интересовало, как они влияют на состояние. Оказывается — положительно. Ещё как. И Тсуне уже легче работать с воспоминаниями второго «я». В которых он сейчас ищет лицо и вообще внешность Реборна. Сначала находит образ младенца в шляпе, невольно улыбается — про себя, естественно. Настолько эта картина у него не вяжется с тем чудовищем из манги и аниме. Да, тот репетитор ему не раз казался монстром. Настолько он выглядел требовательным, часто злым. Да и внешне похожим на этого Адриано-сана. По крайней мере, ему так мерещится, когда он снова поднимает взгляд на него. И пытается прислушаться. Но не получается. Все слова Адриано-сана проходят каким-то фоновым шумом. И ему становится страшно — неужели он такой невнимательный? Неужели он правда Никчёмный Тсуна, который даже преподавателя выслушать не может? Паникует. Но изо всех сил старается, чтобы этого не было видно. И вроде бы получается. Решает направиться в собственное подсознание — вдруг второе «я» чем-то поможет? И оказывается прав — её хуманизация прикасается к его руке мягко-мягко, успокаивающе. И возвращается в класс. Смотрит, стараясь, чтобы это выглядело не слишком непонимающе. Адриано-сан же покидает свою кафедру и выходит на середину кабинета. И объясняет: — Ну что, ребята, только что вы подверглись проверке на сопротивление чужому влиянию. Тсуна явно слышит чей-то возмущённый женский — скорее девиче-подростковый, судя по возрасту присутствующих — голос. А ему что-то не обидно. Он почему-то думает — не в сказку попал. Адриано-сан не использует методы своих коллег-садистов. А разве это точно значит, что он не пользуется собственными садистскими приёмами? Так что Тсуна поднимает взгляд на учителя. И видит — тот смотрит на него как-то подбадривающе и благосклонно. Но вскоре отводит взгляд. И продолжает: — Конечно же, не у всех получилось бороться со мной. Но кое-кому удалось. И тех я буду с удовольствием учить. Тсуне эта формулировка кажется странной, и он передаёт эту фразу второму «я». И та с ним соглашается и задумчиво спрашивает: «Интересно, ты входишь в эту категорию? Ну, кое-кого?» Тсуна задумывается. Он сомневается, как и всегда, в себе. Но понимает — он ведь смог абстрагироваться от неприятных ощущений. Пусть ради этого и пришлось провалиться в подсознание. Он делится этой мыслью со вторым «я». И она угукает. Часто она так соглашается с его мыслями. И он всё-таки выныривает из подсознания прямиком в далеко не гостеприимный внешний мир. Адриано-сан всё вещает: — У меня свои методы работы с Пламенем. Медитации, столкновения разных видов Пламени… Тсуна невольно останавливается на этой фразе — о столкновениях. Это случайно не означает нечто вроде дуэли? Пламенной, конечно. И, видимо, не одному ему такая мысль пришла в голову. Где-то слева весело галдят два парня — один из факультета Солнца, а второй — Грозы. И Тсуна думает — вот, Адриано-сан сейчас их заткнёт. Причём резко, а может, даже зло. Но вместо этого тот взмахивает рукой — и перед каждым и каждой на парте оказывается по экземпляру тоненькой книги, почти брошюры. Тсуна с интересом смотрит на неё. И невольно удивляется — автора почему-то зовут не Адриано. А вообще-то Юншэн. И фамилия далеко не итальянская — а Ли. Он изумлённо передаёт картинку-изображение обложки — аскетичной тёмной, без никаких излишеств — второму «я». И ожидает, что та тоже поразится. Но она всего лишь присматривается — он помнит, у неё плохое зрение — и говорит: «Надо бы почитать». Тсуна соглашается — и правда нужно, раз уж им раздали эти книжечки. Но всё-таки решает спросить: «Тебе ничего не кажется странным?» Он снова видит, как хуманизация его соседки по сознанию ощупывает книжонку, нюхает, чуть ли не на зуб пробует. И она пожимает плечами. Так что он решает объяснить ей то, что его удивило: «Почему автор — не Адриано-сан?» Рассчитывает, что вот сейчас второе «я» примется снова за учебник и будет его без конца разглядывать. Но ошибается — та всего лишь безразлично отвечает вопросом на вопрос: «А почему это должен быть именно он?» Тсуна готовится ответить — в подсознании, естественно — что раз он преподаёт, значит… И тут вдруг до него таки доходит. Ну не обязан преподаватель одновременно быть и автором учебника! И он еле сдерживает смех — боясь, что эта реакция на собственное поведение перенесётся и в реальность. Вот и всего лишь гладит пухленькую ручку проекции второго «я». И всё-таки возвращается в класс. И успевает ещё услышать, как Адриано-сан говорит: — В этих книгах всё о том, как начинать работать с Пламенем. О медитациях и нужных предметах, которые бы вам подошли. Тсуна чувствует, как ему очень-очень хочется задать один вопрос. Аж свербит. Ему любопытно, зачем же тогда им нужен этот Адриано-сан. Но он спрашивать не рискует. Вдруг тот обидится. Тем более, он продолжает: — На первом занятии разъясню вам, какой лучше вам выбрать проводник Пламени. И вы сможете их заказать через наших прекрасных техников — Спаннера и Шоичи. Тсуна невольно ловит себя на ощущении — те смогут справиться с их запросами. Об этом свидетельствуют, например, их переводчики. Которые вот сейчас успешно переводят речь Адриано-сана с итальянского — Тсуна специально проверяет — на японский. По крайней мере, для Тсуны. А ещё он вспоминает кое-что из того, что видела второе «я». И восхищается — эти двое точно много на что способны. Главное, чтобы хорошее… А ещё подмечает — вытаскивать воспоминания о Поттере и Реборне из памяти второго «я» уже гораздо легче. Будто что-то помогает. Он подозревает — то, что здесь место скопления Пламени. Почему-то ему мерещится, что это — крайне необходимое условие для пользования Пламенем. Чтобы он не один мучился с освоением, а ещё пара штучек, а лучше пара десятков подростков… И они точно будут учиться вместе с ним. И Адриано-сан, видимо, будет учить. А пока отпускает — мол, я уже всё сказал, что хотел. И удивлённые ученики — как же, они почти ничего не услышали — по одному покидают кабинет. Тсуна, выходя, оглядывается — Адриано-сан сидит за столом. И безмятежно улыбается. Тсуне почему-то хочется кое-что сделать. И он это делает — отправляет «снимок» второму «я», готовясь к восхищённому визгу. Но нет, она молчит. Будто устала. И Тсуна решает не нагружать её и тоже выйти. Прощается с Адриано-саном — разумеется, не навсегда — и оказывается за дверью. Которая сразу же захлопывается за ним. И понимает, что не знает, куда идти. Когда знакомство с Бьякураном — он ведь помнит, что тот тоже хочет с ними поговорить. И у кого спросить — понятия не имеет. Так что решает вернуться в гостиную факультета. Вдруг там кого-то встретит, у кого можно узнать? А то этот коридор как-то подозрительно пуст — будто из кабинета, где только что проходило знакомство с Адриано-саном, только что не выскочило несколько новеньких. А ещё — почему-то коридор выглядит совершенно другим, чем когда они здесь очутились. Уже далеко не таким радужным, как был. Наоборот, стены цвета орла их факультета — коричневые. И это его настораживает. Будто он оказался в каком-то совершенно другом месте. Задумывается — как бы отсюда выбраться. Но тут слышит громкий звук, похожий на тот будильник, который он установил когда-то, чтобы точно быть в состоянии проснуться. На автомате шепчет «Ещё минуточку», и тут осознаёт — это явно какое-то оповещение. Причём — вполне возможно, от чуда технической мысли Спаннера и Шоичи. Так что вытаскивает из кармана смартфон и смотрит на экран. И еле сдерживает удивлённый возглас. Точнее, делает, как с ним иногда происходит — передаёт его в подсознание. На что появляется проекция второго «я» и уточняет с волнением в голосе: «Что-то случилось, Тсунаёши-кун?» И Тсуна шлёт ей сообщение из телефона. Нет, конечно же, не пересылает саму смску, просто «фотографирует» её мысленно и отправляет ей. И она задумчиво произносит: «Хорошо, что ты догадался посмотреть». «Ага, не додумался бы, когда так трезвонят», — мысленно огрызается Тсуна. Но уже через пару секунд хочет попросить прощения. И опять смотрит на дисплей телефона. На котором уже написано: «Поздравляем! Вы прошли первый этап игры в поиск пути». И Тсуну нереально тянет сказать второму «я», что что-то очень интересное она рассказывала. И он передаёт ей изображение с телефона. И она — хуманизация её — расстроенно усаживается на наверняка холодный — это в подсознании-то — пол и начинает причитать: «Это я, это я виновата». Тсуна — точнее, его образ в подсознании — опускается на корточки и начинает гладить её по руке. Как можно мягче, как можно ласковее. И таким же тоном — стараясь не стриггерить, или как там это называется, спрашивает: «А почему ты так думаешь? Готовится, что она так и будет рыдать. Но вместо этого она почти успокаивается и будто пытается спрятаться в его объятиях. Он — разрешает. И она лепечет — каким-то потерянным, грустным голосом: «Мне всю жизнь мама говорила, что всё зависит от нас самих. Но в каком-то странном варианте. Типа сказала что-то не то — и всё, оно сбывается. Вот я и… — она всхлипывает — задумалась, что это я накаркала с этим воспоминанием о системе геймера». Тсуна протягивает фантомную — он ведь в подсознании, там не его оригинал — руку к голове второго «я» и гладит её. Она издаёт какой-то странный звук — нечто вроде мурлыканья — и подгоняет его: «Лучше выйди во внешний мир. Вдруг всё прояснится». Тсуна кивает. И покидает собственное подсознание. Готовится, что окружающее ещё раз поменяется. Но нет, он всё в том же коричневом коридоре. Из которого, как он думает, нужно выбираться. Слышит звук оповещения. Смотрит на экран телефона и зло осознаёт — кто-то за ним следит и даже читает мысли. Иначе как бы этот кто-то узнал, что он хочет отсюда выбраться? Он ведь не говорил вслух. А телефон всё пищит и пищит. Кто-то требует отдать ему немного — совсем немножко, ух какой приторностью веет Тсуне от этих слов — Пламени. И тогда этот кто-то его выпустит. А Тсуна — вот гад — иронизирует он над самим собой — не хочет делиться. Ему почему-то кажется это поражением с его стороны и наглостью со стороны собеседника. И он, как обычно, когда ему что-то мерещится — а это да, бывает — направляется в подсознание. И останавливается на полпути к месту, где спряталась второе «я». Прислушивается — она до сих пор плачет? Да нет, вроде бы здесь тихо. Проходит дальше. Проекция второго «я» действительно сидит себе в своём уголке — уже тихо. И оживает, когда слышит шаги его внутреннего воплощения. И уже собирается что-то спросить — по крайней мере, открывает рот, но Тсуна говорит сам: «Не знаю. У меня такое впечатление, что здесь есть кое-кто вроде Реборна. Который устраивает такой же цирк, как и в твоём любимом каноне». И передаёт ей содержание смски. И она громко хмыкает, откашливается — видимо, сложно разговаривать после такого долгого плача — и соглашается: «Не удивлюсь, если ты окажешься прав. Странные здесь порядки. И надо как-то отсюда выбираться… — Перебивает саму себя: — Ну, мне-то отсюда ходу никуда нет. А тебе бы лучше найти выход из того странного коридора». Тсуна готов кричать о своём согласии. Тот коридор его тоже очень напрягает. Что-то от него веет… какой-то ловушкой. Так что он бы с радостью нашёл возможность оттуда убраться. И мимовольно думает — как хорошо, что может укрыться в собственном подсознании. В отличие от всех его знакомых. Хотя… — задумывается он — вдруг среди них кто-то есть с такой же ситуацией, что и у них со вторым «я»? Ему кажется — вполне может быть. И он надеется, что когда-то сможет найти такого человека и с ним побеседовать. Наверняка это было бы интересно. Но не сейчас. Пока первостепенное задание — найти выход из этой ситуации. Превращённый невесть во что коридор, требующий Пламени телефон… И он спрашивает у второго «я»: «Ты бы отдала Пламя какому-то странному куску пластика?» Подозревает, что она ответит согласием. И не ошибается — она говорит: «Ради собственного спасения? Разумеется. Если бы обладала им». Тсуна кое-что вспоминает и отправляет ей воспоминание о Распределении. Именно тот момент, когда Шляпа называет их — маленьким Небом и Солнцем. И второе «я» мигом меняет настрой и продолжает: «А вообще, я бы зажала. И устроила скандал. И отговорилась, что пока не умею достаточно хорошо пользоваться Пламенем». Тсуна понимает — почему-то ему хочется сделать именно так. Да, выглядит по-детски. Но отчего-то его тянет к такому поведению. Так что он решает именно так сделать. Не делиться с кем-то неизвестным Пламенем — он ведь такой жадный! Ну не хочется. А выбраться — хочется. И он решает — например, послать сигнал SOS. Вроде как — он оказался в неизвестном месте, паникует. Но после почему-то осознаёт — гиперинтуиция подсказывает, что ли — что никто ему на помощь не прибежит. Что он должен выбраться сам. И это его так злит, что он даже чувствует, что нечто рвётся наружу. И осознаёт — наверняка это Пламя. И некоторое время пытается его сдержать — но после забивает: вдруг это поможет выбраться? Нет, он, конечно, никогда не считал себя клаустрофобом. Просто эта ситуация давит на нервы. Вот он и позволяет Пламени выбраться наружу. И оно несколько секунд никак не реагирует на почти приказ, так что он едва не разочаровывается. Но всё-таки понимает — рано ещё для ювелирного владения Пламенем. Так что несколько мгновений злится — и всё-таки выпускает Пламя. И ёбаная коричневая стена перед ним — берёт и исчезает. Оставив после себя много-много обломков коричневого цвета, который, Тсуна думает, после этого он возненавидит. Тсуна обходит груду обломков и наконец-то видит — за ней стоят несколько преподавателей. Причём Адриано-сан что-то записывает в блокнот. Тсуне хочется почитать, что именно. И что-то подсказывает, что это что-то касается его. Но вряд ли бы ему позволили почитать заметки, опять же что-то шепчет ему. Причём — не голоском второго «я». И он желает разобраться, кто это ещё завёлся в его далеко не резиновом внутреннем мире. Однако пока его главное желание — закатить истерику этим грёбанным преподавателям. Которые смотрят на него крайне невинно и всепрощающе. Напоминая о Дамблдоре. О котором когда-то у него сложилось крайне неприятное впечатление. Может, потому что видел его он в воспоминаниях второго «я»? А она ещё с прошлой жизни почему-то ненавидела Дамблдора и семейку Уизли. Поэтому он и реагирует на этих вроде бы не старых, но явно косящих под умудрённых опытом мужчин не так, как они наверняка ждут. Не восхищённо — ой, пожалуйста, учите меня пользоваться Пламенем. Но старается взглядом передать мысль «И без вас справлюсь. Вот, у меня уже получается». По крайней мере, он очень надеется, что выглядит именно так. А не взъерошенным перепуганным подростком. Как, например, тот, который как раз в данный момент появляется на сцене… или арене цирка. Почему-то у Тсуны возникают такие ассоциации. И он сразу же думает — клоуном здесь он быть не хочет. Как вот этот его одноклассник, который сейчас визжит: — Почему вы меня там закрыли? И буквально пару секунд сползает по неожиданно светлой стене на пол. Тсуна переводит взгляд на ехидные морды учителей — отчего-то ему именно такое приходит в голову. А ещё мысль — что они всё-таки издеваются. И, порывшись в воспоминаниях второго «я», он понимает — Адриано-сан всё-таки не солгал им. Он и правда не такой садюга, как Реборн. Он садист другой, с иными методами. А ещё Тсуна осознаёт — что-то другие одноклассники не возвращаются. И почему-то преподаватели не кажутся этим взволнованными. Вот так и стоят — безмолвно, безразлично. Аж ему хочется поднять руку и спросить: «Можно выйти?» И, видимо, Адриано-сан это понимает. Ведь наконец-то отпускает Тсуну: — Можешь идти, Тсунаёши, в гостиную. В памяти телефона есть карта. Да и обед скоро. И к синьору Бьякурану вам всем нужно. — И добавляет вдруг: — Ты молодец. Не растерялся. Тсуна неловко благодарит и включает карту на телефоне. Сначала смотрит, где он сейчас. Оказывается — возле кабинета контроля Пламени. И прокладывает маршрут до гостиной факультета Дождя. И направляется в его сторону, чувствуя неизвестно чей взгляд. Пронзительный, полный интереса. Оборачиваться не хочется — вдруг как-то не так поймут? Да и не особо любопытно, кто же так смотрит. Сейчас больше хочется присесть где-то в уютной гостиной — причём где-то, где поменьше коричневого цвета. Но, увы, их гостиная именно такая. Глядит на открытую на телефоне карту — сколько ещё остаётся идти? Оказывается, не слишком-то много. Да и виден симпатичный коридор, по которому можно сократить путь. Сворачивает. И облегчённо вздыхает — коридор уже не страшно раздражающего его коричневого цвета, а успокаивающе-оранжевого. Успокаивающего, конечно, его — если он, конечно, правильно помнит, то оранжевый — цвет Пламени Неба. Так что он делает на карте пометку. Он желает ещё не раз сюда вернуться. Так что сохранить местоположение обязательно нужно. А пока — замечает посредине диванчик почти настолько же оранжевого цвета. И садится в него, устроив усталые почему-то ноги на специальной скамеечке. Правда, чуть ли не вскакивает, когда слышит откуда-то сверху голос. Кто-то здоровается с ним — точнее, с ними со вторым «я», называя их маленькими Солнцем и Небом. Прямо как Распределяющая шляпа. И просит прощения за то, что напугал. И Тсуна ищет взглядом, кто бы это мог к нему — к ним — обратиться. Но никого не находит, кроме нескольких портретов на противоположной стене цвета апельсина. Уже почти поднимается — искать того, кто с ним заговорил. Но так не хочется покидать уютный диванчик… Да и вовремя всплывает из памяти одно воспоминание второго «я». Что в Хогвартсе — в Гарри Поттере, одном из канонов, с которыми она ассоциирует происходящее — есть говорящие, вообще живые портреты. И раз уж здесь так копируют этот канон… Значит, наверняка это именно один из них. Так что Тсуна приходит в себя и отвечает на приветствие. И готов поклясться, что слышит очень выразительный смешок. Пока один из портретов не объясняет: — Сюда так мало людей заходит. — Добавляет — голосом, почему-то показавшимся Тсуне задумчивым: — Или это потому, что это место для Небес? А Небеса так редки… Тсуна прислушивается — ему очень хочется узнать побольше о Пламени. И хочет уже спросить у собеседника — скорее, рассказчика — кто он. Но не успевает — тот будто читает его мысли и сам говорит: — Прости, маленькое Небо, отвык уже от вежливости. Я Армин Армада, бывший — он хмыкает и продолжает — как-то странно, почти смеясь, как мерещится Тсуне — хоть как может быть нынешним труп? — Глава одной маленькой, но гордой испанской мафиозной Семьи. До Тсуны доходит — уж ему-то нельзя-то не быть вежливым. Так что он прокашливается и представляется: — Савада Тсунаёши, факультет Дождя. Армин-сан задумчиво хмыкает. И Тсуне почему-то мерещится, что тот о нём что-то знает. И тот это подтверждает: — Слышал о тебе, маленькое Небо. — Тсуна уже хочет спросить, что именно. Но не успевает — тот ведёт дальше: — Точнее, о твоём двойнике. Ты ведь знаешь, что здесь кое-что подгоняют под другие миры? Тсуна кивает. И понимает, что вдруг портрет не увидел его кивок. И поэтому робко произносит: «Да». Армин-сан же продолжает — явно дорвавшись до общения, понимает Тсуна: — Твои аналоги в других мирах были и есть очень заметны, маленькое Небо. Выдающимися личностями они были и есть. Тсуна желает уточнить — чем же они так прославились. А ещё — чтобы он оказался среди них. Впрочем, раз уж они его двойники, значит, это сделать не так уж и трудно. А портрет всё продолжает: — Они очень часто оказываются Боссами самой влиятельной Семьи — Вонголы. Тсуне приходит в голову воспоминание от второго «я» об одном Тсуне. И правда, тот был Боссом Вонголы. И получается, думается Тсуне, не он один? И он задумывается — а что же ждёт его? Вроде бы ни о какой Вонголе — что он должен стать её лидером — ему никто не говорил. Да и знает он о ней только то, что помнит второе «я», и то, что написано в учебнике. Но знает, что это действительно одна из самых влиятельных Семей в мире. И он не хотел бы быть её лидером — это слишком большая для него ответственность. Ага, вспоминает сразу он, будто бы двойник его из аниме и манги этого хотел. Так что вполне может оказаться и он в кресле Босса Вонголы. А ещё, задумывается он, какая-то странная эта ситуация. Исчезновение того весёленького коридорчика. Этот вот — такой светлый, хорошенький. Заполненный, как ему кажется, чем-то хорошим для тех, кто владеет Пламенем Неба. Настолько, блин, хорошим, что гиперинтуиция вопит: «Убирайся отсюда, придурок блаженный!» А ей он привык доверять. Так что хватает телефон, смотрит на время и озабоченно чешет в затылке — будто куда-то спешит. Поднимается с диванчика, — почему-то ему мерещится, что тот хочет, чтобы он подольше на нём оставался. Прощается с портретом, наконец-то взглянув на него — и увидев всего лишь мужчину, похожего на испанца или латиноамериканца, а не на нечто страшное, как показалось ему пару минут назад. Покидает коридор — и оборачивается, но не видит уже стен цвета Пламени Неба. Так что радуется про себя, что выбрался отсюда. И тут слышит звук оповещения от телефона. Проверяет — вдруг что-то важное? И видит сообщение с поздравлением. И невольно таки вспоминает слова второго «я» о Геймере. Ведь хоть ему и не начисляют баллы за каждое выполненное «задание», но их отслеживают и его за успешно пройденное хвалят. Так что ныряет в подсознание к второму «я», даже уже не ищет уголка, в который она обычно забивается, а сразу начинает жаловаться — она ведь слышит всё, что он говорит ей в её пространстве: — Ты знаешь, мне что-то кажется, что мы в каком-то стрёмном мире. Второе «я» мигом появляется откуда-то из-за стены и приседает рядом с ним. Легонько — почти неслышно — вздыхает и гладит его по голове. И он привычно начинает мурчать. Почему-то у него возникает такое желание каждый раз, когда она к нему прикасается. Странное — понимает он. Но ему действительно нравятся мягкие иллюзорные прикосновения второго «я». Очень по душе. Но иногда они бывают неуместны. Например, когда он только вышел из подозрительного коридора и не знает, где находится сейчас. Так что он вздыхает, поднимается, ловит на себе понимающий взгляд второго «я» и выбирается из собственного подсознания. Чтобы услышать, как трезвонит телефон. И понадеяться, что эти громкие звуки никому не мешают. Решает поглядеть, что же от него хотят. И правда — светится оповещение, что его ждут — с огромным нетерпением — на вводной лекции профессора Бьякурана. И когда он дочитывает это сообщение, написанное, как ему теперь кажется, не иероглифами, то само собой открывается приложение «Карты». И появляется новое задание «Дойти до кабинета профессора Бьякурана». Тсуна не в состоянии сдержать вздох. И надеется, что его не слышал никто, кроме портретов в соседнем коридоре. Хоть те и тоже не подходят — он знает по воспоминаниям второго «я» о мире Поттера, что те могут быть болтливыми. На секундочку заскакивает в подсознание. На этот раз ждать второе «я» не приходится — она появляется, он ей рассказывает об очередном задании. И она соглашается — нужно идти, раз приглашают. Такие наверняка правила этого странного места. И шепчет — вдруг что-то прояснится? Почему Тсуна здесь? Он поправляет — ты тоже. Она кивает, и Тсуна прощается — разумеется, надеясь, что не навсегда. Покидает подсознание и направляется по карте. Готовится пройти чуть ли не всю школу, показавшуюся ему когда-то огромной. Но не приходится — уже несколько минут спустя он оказывается в зелёном коридоре. Невольно вспоминает Грозу — почему-то ему мерещится, что цвета таки соответствуют цветам видов Пламени. Видит напротив несколько дверей. И тут ему становится почему-то странно. И он оборачивается — и осознаёт, что же так его удивило. В коридоре есть только стены и двери. В той стороне, откуда он пришёл — никаких поворотов в другой коридор. А он ведь прекрасно помнит — он пришёл оттуда! Делает пару шагов назад — а выход всё не приближается. Некоторое время дышит громко — чтобы успокоиться. И до него доходит — это таки новое испытание. Так что решает — идти вперёд. А дальше — будь что будет. Он уверен, что ничего плохого с ним не случится. Нашёптывает ему об этом упрямо гиперинтуиция. Так что он идёт дальше. Думает, в какую дверь бы войти — что-то они слишком одинаковые. И тут вдруг одна распахивается. И он понимает — это именно та, что нужно. И входит. И чуть было не выскакивает обратно. Но дверь закрывается прямо перед его носом, а вольготно развалившийся в кресле Бьякуран произносит именно таким тоном, который помнит второе «я»: — Не так быстро, Тсунаёши-ку-ун. И щурит глаза именно в той улыбке, которую так прекрасно помнит второе «я». И приглашает Тсуну: — Садись, Тсунаёши-ку-ун. И показывает рукой на стул перед собой. Причём — Тсуна удивляется — про себя, естественно — что в комнате из мебели есть только этот стул и кресло Бьякурана. Тсуна слушается. Он ведь в игре, да? А условия надо выполнять. Так что садится на оказавшийся настолько удобным, что аж хочется повторить позу Бьякурана, стул. И готовится слушать — что скажет этот странный, таким он ему кажется, человек. И тот начинает — кое-что удивительное для Тсуны: — Ну что, поздравляю вас, молодой человек. И делает многозначительную паузу. Тсуна уже открывает рот — чтобы уточнить, с чем же его поздравляют — но Бьякуран продолжает сам: — С прохождением проверки. — И добавляет — голосом, почему-то померещившимся Тсуне ехидным: — Хотя Босс Вонголы за время обучения вполне мог к ним привыкнуть. Тсуне почему-то приходит в голову — да, этот человек прав. Ему столько тренировок в вонгольском духе устраивали, столько проверок вроде Конфликта Колец... Так что он просто кивает. И задумывается — почему он это помнит? А Бьякуран ведёт всё дальше и дальше: — Не думай, Тсунаёши-ку-ун, что только тебя сюда перенесло. Я очнулся — а в голове одно: надо собрать учеников и — он картинно прикладывает руку ко рту и продолжает: — о ужас, учить. Я долго боролся с этим желанием. Точнее, сначала всё-таки не удержался и начал собирать учеников. Таких, как ты, Тсунаёши-кун. Тсуна хочет уточнить — каких именно? Но решает не делать этого, не перебивать Бьякурана. А тот всё рассказывает: — Но постепенно память начала возвращаться. И так я понял, что мне нужны ещё Небеса. Но просто так вас собрать у меня не получается — кто-то даёт разные задания для вас. — Разводит руками — и я понятия не имею, когда это у меня выйдет. Смотрит с надеждой в глаза Тсуне, и тот невольно задумывается — неужели этот мир настолько страшен, что Бьякуран так хочет отсюда выбраться? Вроде бы он пока не казался ему таким. Хотя… вспоминает он беспричинные, как ему раньше мерещилось, приступы страха — и начинает понимать Бьякурана. И у него тоже появляется желание отсюда выбраться. Так что он собирается и решает помочь. И как можно более по-деловому — достойнее Босса Семьи, звании, о котором ему смутно помнится — спрашивает: — Как вы вызвали меня сюда, Бьякуран-сан? Бьякуран облегчённо выдыхает. Наверняка эта фраза его хоть немного успокаивает, мерещится Тсуне. И Бьякуран отвечает вопросом на вопрос: — Нет, как я об этом не подумал? — Смеётся — как-то натужно, больше грустно, чем радостно, кажется Тсуне, и продолжает: — Мне пришло в голову, что раз уж я учитель, значит, надо познакомиться с подопечными. Но почему-то не хочется видеть их — то есть, вас — впервые только на первом занятии. Будто что-то подсказало… Бьякуран умолкает. А Тсуна осознаёт — не у одного его есть гиперинтуиция. Бьякурану тоже, видимо, её уважаемая коллега что-то нашептала. И до Бьякурана, видимо, доходит нечто в таком духе. Ведь он смеётся уже радостно и вытаскивает телефон. Быстро что-то набирает — и со вздохом облегчения кладёт его перед собой. На невесть откуда взявшийся стол. И делает вывод: — Интересное здесь всё-таки место. И такое впечатление, что кто-то нам помогает, а кто-то — мешает. — Умолкает на пару секунд и продолжает: — Я бы предпочёл, чтобы больше помогали. Тсуна кивает — он тоже. А что ещё сказать — он не знает. И так они молчат пару секунд, пока Бьякуран не произносит: — Я отправил новое сообщение с приглашением Боссу Семьи Шимон. Надеюсь, он придёт. А пока… — Бьякуран смотрит на Тсуну и говорит — очень удивив этим Тсуну: — Не знаю, если честно, что делать. Я всё-таки не преподаватель. Да и Небес для ритуала, который я помню, нужно четыре. Тсуна кивает. И вспоминает — в этой Школе же не один так называемый «первый курс». Может, возможно ещё кого-то пригласить? И высказывает это вслух. А Бьякуран хватается за голову — мол, как я не подумал раньше? И набирает что-то на телефоне. И грустно — так, как Тсуна бы точно не ожидал от этого человека — и еле слышно произносит: — Как же я мог так забыть? Нет, определённо что-то на меня влияет. Тсуна кивает — он осознаёт, это место и правда как-то влияет на них. Вот, и на его память и поведение. И Бьякурану всё-таки может как-то что-то внушить. И не только ему доступно это понимание — в разговор вмешивается молчавший до этого Кикё: — Я чувствую здесь какую-то странную энергию. Которая в состоянии вмешиваться в тело и разум Пламенных. Видимо, и на вас двоих она повлияла. Тсуна соглашается. Это похоже на правду. И надеется, что отсюда можно выбраться. Вдруг и правда тот ритуал, о котором говорил Бьякуран, поможет? Ну, тот, для которого, по его словам, необходимы четверо Небес? Так что он готов уже предложить помощь. Но его опережает всё тот же исполнительный, как Тсуна знает по воспоминаниям второго «я» Кикё: — Я могу позвать кого-то с Пламенем Неба. Это вполне может быть второкурсник. — Тсуна уже хочет поинтересоваться кое-чем, да и Бьякуран, как ему кажется, тоже — почему именно Кикё? Но тот отвечает на невысказанный вопрос: — У меня такое впечатление, что это место влияет на меня гораздо меньше, чем на вас двоих. Будто… я ему не так нужен. Бьякуран переводит взгляд на него и кивает. И Тсуна понимает — это приказ. Ведь Кикё берёт такой же телефон, как и у Тсуны. И набирает что-то. Нажимает нужную кнопку. И оборачивается к ним. И задаёт вопрос, который Тсуна уж точно не ожидал от него: — Может, выпустим вашу соседку из клетки, Тсунаёши? Тсуна осознаёт, что смотрит на него квадратными глазами. Наверняка ещё и испуганными. Ведь кто ещё знает о присутствии в его жизни второго «я»? Распределяющая Шляпа, пожалуй. Правда, тут Тсуна вспоминает слова Бьякурана — что все они гости в этом мире. По крайней мере, он так понял Бьякурана. Второе «я» — тоже здесь на птичьих правах. И выбраться у них самостоятельно вряд ли получится. Хоть полагаться на Бьякурана и Кикё… Опасно, говорит одна часть Тсуны. А другая напоминает о годах взаимодействия с этими адекватными, как вдруг оказалось, Пламенными. Которые не раз помогали. И Бьякуран в разных мирах — это разные Бьякураны. И Кикё, тем более, говорит кое-что, что они со вторым «я» уже некоторое время хотят услышать: — Тем более, я прекрасно знаю, что такое сосуществовать с кем-то в одном сознании. Тсуна делает «запись» этой реплики и «отправляет» её второму «я». И совершенно не удивляется её счастливому крику. И тому, что проекция соседки активно кивает и просит: «Пожалуйста, узнай, как мне отсюда выбраться». Тсуне становится немного обидно — ну как же, столько времени провели вместе? Но до него всё-таки доходит — каким бы он ни был приятным соседом, всё-таки наверняка второму «я» хочется быть самостоятельным человеком. Так что он уточняет у Кикё, как же можно вытащить второе «я» из его сознания. Но тот не объясняет — просто произносит несколько слов, протягивает руку — и второе «я» вываливается, иначе Тсуна бы это не назвал — неуклюже из его головы. Ну, точнее, ему кажется, что из его сознания. Ведь просто появляется ещё один человек — девушка, очень-очень похожая на проекцию второго «я», которая сидела в его сознании. Точно такая же пухленькая, невысокая, с плохо прокрашенными — или отросшими? — волосами. Здоровается с ними всеми. И Кикё спрашивает: — Как вас зовут, юная леди? И к какой Семье вы принадлежите? Второе «я» отвечает — обычным своим, как Тсуна помнит, зашуганным голосом: — Лили. Немецкая Семья… Но её перебивает невесть откуда взявшийся парень, выглядящий где-то на год старше нынешнего обличья Тсуны: — Майер. — Улыбается широкой вроде бы доброжелательной, но какой-то пугающей улыбкой и радостно продолжает: — А я уж думал, куда подевалось наше Солнышко. И Тсуна еле сдерживает удивление — он ведь был уверен, что она происходит из мира без Пламени. Но до него вовремя доходит — ему ведь тоже подделали воспоминания. Вот так и она вполне могла быть убеждённой, что оказалась в мире любимых манги и аниме. Смотрит на девушку, которая несколько лет сидела в его подсознании. И видит — она счастлива. И он тоже рад. Ведь соседка из неё неплохая. Да и не только они радуются. В глазах парня, который назвал Лили — мысленно это имя произносить гораздо легче, чем вслух, почему-то — Солнышком, явно видно облегчение и радость. И такое впечатление, что они сейчас начнут обниматься. Будто они находятся на седьмом небе от счастья, ему кажется. А ещё мерещится, что точно так же будут себя чувствовать он и Хранители, когда он вернётся в свой мир. И ему представляется, как Гокудера по обыкновению кричит: «Джудайме!», Хром робко лепечет: «Босс», а Рёхей с силой ударяет по спине. И такой ностальгией веет ему от этой картинки со звуком, что он еле сдерживает улыбку. И чуть не пропускает момент, как в комнате появляется парень, которого он вспоминает не сразу. Рыжие волосы, пластыри почти на всём лице. Тсуна уже по привычке растерянно чуть ли не убегает в собственное подсознание, но, к счастью, вспоминает — второе «я» уже не его часть, а вполне себе самостоятельная девушка. Так что подсказать, кто перед ним, не в состоянии. Если не открыть рот и не спросить вслух. Чего он, разумеется, не делает. Ведь стыдно перед коллегами. Тем более, воспоминание таки приходит в голову. Почти вовремя. О стольких совместных приключениях, длительном сотрудничестве… Почти таком же, как и с Бьякураном. Так что он здоровается с Энмой. Да, он наконец-то помнит, как его зовут. И успевает услышать последнюю реплику Бьякурана — тот объясняет, как, ему кажется, отсюда можно выбраться: — Я вроде бы узнал, что нужно несколько Пламенных, которые в этом мире чужие. Понял, что это вполне могут быть те, кого мне надо учить. — Пожимает плечами и добавляет — так несвойственно ему, по крайней мере, тому образу, который знает Тсуна, грустно: — Хоть херовый из меня учитель, если честно. А ещё я не могу гарантировать, что это поможет — этот ритуал. Тсуна задумывается. Ему кажется, что всё-таки должно подействовать. Гиперинтуиция подтверждает. О чём он и говорит. И Бьякуран кивает и приказывает Кикё: — Готовь всё для ритуала, Кикё-кун. Тсуна уже собирается ждать долго. Мало ли, что требуется для этого неизвестного ему ритуала. Но Кикё рисует что-то, смутно похожее для Тсуны на какие-то порталы. Чуть ли не на клетки. По крайней мере, похожие на дно клетки. Расставляет возле каждого рисунка по свече — четыре оранжевых, одну фиолетовую и одну жёлтую. Тсуна на некоторое время задумывается — что же значат такие странные цвета свечей? Правда, всё-таки до него доходит — это цвета Пламени, которым они обладают. Они с Бьякураном, Энмой и вроде бы Генрихом, если он правильно помнит имя этого лидера немецкой Семьи — Небеса. Хоть Энма вроде бы и немного неправильное Небо, но всё же его атрибут — аналог Небес. Кикё — Облако. Так вроде бы говорили, когда объявляли о нём. Что вообще-то он не должен быть в этой Школе, но сделали исключение. Второе «я» — надо бы отвыкнуть называть так эту девушку, вроде бы Лили, приказывает себе Тсуна — уже пару раз назвали Солнцем. Вот жёлтая свеча и соответствует ей. Бьякуран некоторое время сидит с закрытыми глазами и напряжённым видом — будто что-то вспоминает, решает Тсуна — и в конце концов почти приказывает: — Садитесь каждый возле свечи цвета вашего Пламени. И подаёт пример, первым устроившись возле одной из оранжевых свечей. Кикё располагается возле фиолетовой. Второе «я» — Лили, напоминает себе Тсуна — садится напротив Кикё. Несколько секунд смотрит на него — и почему-то краснеет и отводит взгляд. Тсуне сначала такое её поведение кажется странным. Но он всё-таки вспоминает о некоторых её особенностях. Например, отношение к Кикё и стеснительность. Вспоминает — и торопливо садится возле одной из оставшихся оранжевых свечей. Справа устраивается Генрих. Слева — Энма. И Генрих уже начинает фразу: «А что...» — Тсуна додумывается до продолжения в виде слова «дальше?» Но его перебивает Бьякуран — он уточняет: — У всех уже поменялись кольца? Кикё добавляет: — А у вас, Лили, появилось? Она кивает. Генрих — тоже. Тсуна смотрит на руку — он утром надел то простенькое колечко, которое купил на улице для Пламенных. И обнаруживает вместо той штампованной поделки своё, родное кольцо Неба Вонголы. Так что тоже соглашается. Как и Энма. А Бьякуран ведёт дальше: — Значит, вы все сможете работать с собственным Пламенем. Тсуна вспоминает — да, это кольцо всегда ему помогало в взаимодействии с Пламенем. Оно нечто вроде какого-то проводника Пламени. Так что очень хорошо, что оно снова сидит на его пальце как влитое. Думает так — и металл кольца теплеет. И Тсуна вдруг понимает — оно тоже по нему скучало. Пока он пропадал невесть где. Кольцо легонько бьётся током. И до Тсуны внезапно доходит — надо бы послушать, в чём состоит ритуал, в котором он должен принять участие. Вот он и возвращается в реальный мир, невольно обратив внимание, что теперь, когда в его подсознании нет второго «я», уже как-то странно уходить в себя. Просто не к кому. Ловит себя на такой мысли — и готовится слушать Бьякурана. Вдруг ритуал какой-то сложный? Но, оказывается, нет. Бьякуран всего лишь рассказывает: — Пожалуйста, влейте Пламя в свечи. И задумайтесь, что хотите выбраться из этого ужасного места. Тсуна невольно думает — разве это настолько страшное место? Но вспоминает — есть в нём что-то такое. Вспоминается его приключение с тем меняющимся коридором. Конечно, не самое приятное. Но останавливает нагло лезущие в голову мысли. Надо влить Пламя. Надо выбраться отсюда. Вот эти мысли вполне можно оставить. О том, что его ждут Хранители. Его мир. Его наследник. Которого, разумеется, ещё не объявили Боссом в силу возраста. Хотя… вспоминает он, все его приключения и борьба за место Босса Вонголы начались, когда ему было всего на шесть лет больше, чем Даниэлю. Так что того уже наверняка скоро надо начать учить управлению мафиозной Семьёй. Тсуна вспоминает лицо сына, и понимает — он безумно хочет вернуться в свою реальность, к нему, к коллегам. Собирается с силами — он ведь столько не тренировался с Пламенем. Точнее, пару раз что-то получилось — но уже не было тех тренировок по методам Реборна, благодаря которым, сейчас он сознаёт, он и стал Боссом. И вроде бы не таким уж и плохим. И надо бы продолжать быть таким, понимает Тсуна. В этом мире его место Босса не ждёт. А в родном — наверняка не находят места Хранители и знакомые. Он вспоминает их лица. И вдруг чувствует — что его что-то тянет к ним. Причём, не просто как эфемерное ощущение, а вполне себе физическое. Закрывает глаза. И когда открывает — то вдруг видит, что находится уже не в полупустом кабинете Школы — как там её? Пламени. А лежит на чём-то страшно неудобном. Приподнимается — и видит, как на него испуганно смотрят двое громил в белых халатах. Осматривается — и понимает: обстановка похожа на морг. Несколько узких столов, на которых лежат неподвижные тела. Светло-зелёные, цвета, столь распространённого в больницах, стены. Точнее, вскоре он осознаёт — на кроватях далеко не неподвижные тела. Одно «тело» сбрасывает с себя простыню, которой было накрыто. И это оказывается Кикё. Вполне себе живой и подвижный. Встаёт, убирает простыни со всех, кто лежит на койках. И это будто служит сигналом — поднимаются ещё несколько человек. Тсуна некоторое время их разглядывает, пытаясь вспомнить, откуда их знает. Но всё же довольно скоро до него доходит — это ведь те, кто принимал участие в ритуале в Школе Пламени. Значит, тот сработал. Занёс их куда-то. Интересно, куда? И не только Тсуне любопытно. Бьякуран подходит к Кикё и что-то тихонько произносит ему на ухо. Тсуна не слышит, что. Но, видимо, это тоже какой-то знак. Ведь Кикё подходит к почти дрожащим амбалам, которые стоят у двери, явно готовясь сбежать. Но не успевают. Ведь Кикё запирает дверь и с улыбкой, которую Тсуна видел у него только в очень интересные и заканчивающиеся обычно мясорубкой моменты, предлагает им: — Ну что, дорогие наши охранники. Как вы себя чувствуете? И смотрит крайне выразительным взглядом на халат одного из громил. Тсуна делает то же самое — и еле сдерживает улыбку: на белом очень чётко видно жёлтое пятно. И это очень не вяжется с образом эдакого шкафа. Который, как и его коллега, сейчас смотрит на них с таким явным страхом, что в Тсуне невольно просыпается тёмная маньячная сторона. И уже хочет допрашивать он. Но всё-таки не делает этого — не хочет мешать Кикё, который вот сейчас вот требует: — Расскажите, кто вы такие. Один из верзил что-то мямлит. Так, что Тсуна не может расслышать. Да и Кикё вроде бы тоже. Так что Кикё произносит — обманчиво ласковым голосом: — Скажите, кто вы и где мы. — И добавляет — уже зло, со стальными интонациями в голосе: — Иначе мы вас уничтожим. Вы видели, мы можем. Тсуна задумывается — как это они могли видеть? Правда, кое-что, похожее на демонстрацию их силы, он помнит. Они ведь лежали как трупы. А потом вскочили. Все сразу. Это, видимо, и напугало этих двух созданий. Кажущихся Тсуне крайне недалёкими. Один из них встаёт на колени. И почти воет: — Пощадите нас! Мы не знаем, кто нас нанял! И Тсуне вдруг приходит в голову вопрос — а отчего эти двое их так боятся? Неужели… — в панике думает он — они настолько долго здесь провалялись, что их уже считают мёртвыми? И поэтому суеверные люди так и испуганы? Причём боятся одновременно и их, и заказчиков. По крайней мере, Тсуне так подсказывает проснувшаяся гиперинтуиция. Что таинственного заказчика они тоже не часто видели, и уходили от него, дрожа от страха. Как хотят сделать и сейчас. Но кто им позволит? Никто их не отпустит. Живыми. И в этот раз, в отличие от большинства миссий, Тсуну даже не тянет просить сохранить им жизни. Жалкие, как он подозревает. А они пытаются выторговать себе жизнь. Вот как стоят уже оба на коленях, кланяются в ноги то Кикё, то Бьякурану, то Генриху. И Генрих будто бы смягчается — не убивает их, всего лишь приказывает: — Найдите заказчика. Тсуне интересно — как же они его найдут? Но он не успевает спросить — они разворачиваются и шаркающей походкой зомби направляются к выходу из помещения морга. А Генрих обращается к девушке, которую Тсуна до сих пор называет не иначе, чем второе «я»: — Солнышко, поможешь? Та подходит к нему и обнимает со спины, положив русую голову на плечо. И Тсуна чувствует — от неё веет какой-то энергией. Точнее, даже не просто энергией, одёргивает он сам себя, а Пламенем Солнца. Очень сильным. Которое воздействует даже на него, наполняя силой и… счастьем, что ли? А второе «я» — Лили, нужно запомнить, поправляет себя Тсуна — отходит от Генриха и спрашивает: — Думаешь, твой трюк сработает? Генрих пожимает плечами. А Лили глядит встревоженно на дверь, будто чего-то ожидая. Не чего-то, а кого-то — понимает Тсуна. И ему хочется, как в былые времена, подойти к ней и обнять. Но останавливает кое-что — что они уже не в его подсознании, и выглядело бы странно. Так что он вот так вот стоит посредине морга. И ждёт. Причём не только он. Все остальные напряжённо следят за дверью, будто бы оттуда сейчас должна вылететь неизвестно какая хтонь. И Тсуне невольно становится весело. И чешется правая рука с Кольцом Неба Вонголы — будто намекает на какие-то приключения. И Тсуна весело думает — хорошо, что не жопа. И вспоминает — те годы в теле какого-то его двойника в мире-кроссовере Поттера и Реборна были чудовищно скучны. Разве что второе «я» немного разбавляла серость будней. Так что он даже немного рад, что оказался здесь. Всё-таки похоже на приключение. Думает так, но вскоре приходится прислушаться, что же вокруг происходит. Тем более, обстановка уже совершенно другая. Уже хорошо знакомые верзилы снова в морге. И один из них несёт верещащий дурниной свёрток. Тсуна присматривается — оказывается, что визжит какой-то плотный, перевязанный верёвкой, как батон колбасы, мужчина лет пятидесяти. Которого сразу тот громила кладёт на пол. И отходит. А мужчина всё кричит. Аж Тсуне хочется его заткнуть. Да и не только ему. Он уверен в этом. А получается почему-то только у Генриха. Тот повелительно взмахивает рукой — и мужчина затыкается. А Генрих презрительно смотрит на него и интересуется: — И такое ничтожество хотело что-то с нами сделать? Снова делает тот же жест. И мужчина опять пытается взвизгнуть, но у него не получается. А Генрих продолжает — обманчиво ласково, но вызывая мурашки у Тсуны, и, как ему кажется, не у него одного: — Рассказывай. Пока можешь. Мужчина смотрит на него — действительно перепуганно. И Тсуна подавляет желание поглядеть ему на штаны спереди — почему-то ему мерещится, что там сейчас видно крайне понятное жёлтое пятно. И Тсуне интересно, послушается ли Генриха этот всё ещё безымянный мужчина. Для него, разумеется, безымянный. А так у него имя есть, конечно. Но Тсуне оно совершенно не интересно. Да и всем присутствующим, полагает он, тоже. Им наверняка любопытнее, почему этот персонаж их заказал. И как так у него получилось — настолько сильных, насколько представляет Тсуна, мафиози задержать в каком-то странном месте. Из которого явно хочет сбежать это странное существо. Но не может — Генрих опять надавливает на него. И случается нечто странное. Точнее, Тсуне-то как-то знакомое. Он ведь не раз видел, как Мукуро занимает место Хроме. Как меняется внешность милой девочки — на образ красивого парня, готового сразу схватить трезубец и вступить в бой. А сейчас наблюдает очень похожее действо. Как плотный мужчина будто вытягивается — превращаясь в высокого, стройного парня. И улыбается — причём очень доброжелательно, и приветствует их: — Доброе утро. Очень рад вас здесь видеть. Тсуна видит, как хмурится — какое необычное выражение для того человека, которого он знает — Бьякуран. И хочет уже что-то спросить — причём не только Тсуна или Бьякуран, а, ему кажется, и вообще все присутствующие. Но парень не даёт им этого сделать — представляется: — Я Эрик. Туман шведской Семьи Карлссон. Мы объединились с Семьями Вонгола, Мельфиоре, Шимон и Майер, чтобы вызволить их представителей, которые застряли в этом месте. Бьякуран неожиданно вмешивается в разговор: — Интересный подбор народа. Второе «я» — Лили, ксо, Лили — поддерживает: — Тем более, если учесть, что мы даже не в Альянсе. Эрик пожимает плечами — мол, мне самому иногда странно. И отвечает: — Здесь далеко не все, кто оказался в Школе. Всех остальных переместили в этот мир. В разные помещения. И сейчас их отправляют в их штаб-квартиры в разных мирах. Тсуна понимает — этот мир — это нечто вроде точки сбора для них. И всех их как-то отправят по их мирах. Пламя ведь может всё, он уверен. А Эрик берёт телефон и что-то набирает. И когда, видимо, понимает, что все на него смотрят, объясняет: — Рассылаю всем сообщение, что удалось вас вытащить. — Вздыхает и продолжает: — Сейчас здесь все будут. Из ваших Семей, разумеется. — И обречённо ведёт дальше: — И будет мно-о-ого шума... Тсуна вспоминает собственных Хранителей и невольно соглашается. А после до него доходит — здесь же должна появиться не только Вонгола. Так что ему страшно представить, во что превратится эта комната, когда наполнится Пламенным во всех смыслах народом. Да и не только ему становится страшно за эту комнату и за поведение новых гостей. Вот, как Бьякуран кривится. Бывшее второе «я» — Лили — стоит как-то грустно и странно, будто погрузившись в собственные мысли. И Тсуне хочется узнать — о чём они? Но он понимает — сейчас уже не получится. Это раньше они делили сознание на двоих. А пока он так думает, дверь распахивается, и в неё вваливаются несколько Хранителей. Двое незнакомых — Тсуна понимает, что наверняка из Семьи Майер, к которой принадлежат второе «я» — Лили — и Генрих. И один из них — высокий худощавый брюнет, чем-то напоминающий Тсуне Хибари-сана — сразу же крепко-крепко обнимает Лили. И сразу же резко перестаёт быть Тсуне похожим на Хибари. Тсуна не хочет любоваться такой встречей давно не видевшихся Пламенных. Да и вообще, понимает он, ему надо понемногу забывать о втором «я». Наверняка она не захочет больше общаться с человеком, у которого в голове провела столько времени и о котором столько знает. Так что он отводит взгляд в сторону других вошедших. И еле сдерживает улыбку, когда видит, как Блюбелл — если он не ошибается, и это именно она — бросается на шею Бьякурану с таким знакомым визгом «Бьякурашка-какашка!» Он может не улыбнуться — зато Лили следит за этой ситуацией с улыбкой почти блаженной. И его прям тянет спросить — есть ли у неё дети или она уж очень их хочет. Блюбелл ведь почему-то до сих пор — он не знает, что случилось, сколько лет прошло, пока его не было в этом мире — выглядит ребёнком. Ну по крайней мере, подростком. Так что эта реакция Лили — наконец-то он может мысленно называть её правильно, поздравляет себя с этим он — выглядит очень странной и чуть ли не в духе тех сумасшедших мамочек. Но она-то не чокнутая, он точно знает. Просто… странная. Он в этом убедился за годы общения. Которое грозит прекратиться. А он уж точно этого не хочет. Так что решает взять у неё контакты. Сотрудничать-то им наверняка придётся. Вонгола связывается со многими мафиозными Семьями. Но взять тот же номер телефона — конспиративного, естественно — пока не получается. Ведь в дверь входит очередная тройка Хранителей. На этот раз уже знакомых Тсуне. Ведь кто ещё — кроме, конечно, Гокудеры — пусть и выглядящего гораздо взрослее, чем когда они в прошлый раз виделись — может так орать «Джудайме!»? И так робко лепетать: «Босс», как Хроме? И так хлопать по плечу — с огромной, но не вызывающей боли, силой и криком: «Я ЭКСТРЕМАЛЬНО рад, что ты вернулся, Савада»? В общем, Тсуна оказывается в окружении собственных Хранителей. В самой приятной, несмотря на громкие звуки, компании. По которой он безумно соскучился за всё это время пребывания невесть где. Так что решает — надо бы снова собраться всей Семьёй в уютной гостиной. Выпить вина — а кто-то и чего-то другого — и поделиться впечатлениями о жизни друг без друга. Правда, хочется пообщаться не только с ними. Вот входит Адельхейд. За ней — Като Джули. И Тсуна сразу вспоминает междусемейные посиделки. И решает организовать новые. Пригласив, разумеется, новых знакомых. Которых вот сейчас спрашивают — а что же это случилось? Адельхейд допрашивает — как же ей идёт это действие — она выглядит такой холодной и решительной, и явно умеет разбираться с допрашиваемыми, думается невольно Тсуне — Генриха: — Как так случилось, что наши Боссы и Хранители исчезли? Тсуна подходит ближе — ему и самому интересно услышать. И в морге мгновенно становится очень-очень тихо — такое впечатление, что если сейчас пролетит муха, то кто-то из нервных чьих-то Хранителей обязательно прихлопнет её Пламенем. Но, к счастью, никакая муха не собирается нарушать тишину. В которой резко и громко звучат слова Генриха: — Я не могу ответить. Меня тоже похитили. И Тсуне становится странно — почему она обратилась именно к тому. Присматривается к Генриху — интересно он выглядит, внушительно. Но, конечно, не виноватым во всех бедах Семей, к которым принадлежат присутствующие здесь. Просто от него веет такой уверенностью, таким спокойствием… По крайней мере, у Тсуны именно такие ощущения от взгляда на этого человека. Так что спустя пару секунд размышлений он понимает, почему Адельхейд спросила именно у Генриха. Он выглядит наиболее… убедительным, что ли, из них. А Эрик — если Тсуна правильно помнит, конечно, имя шведского Тумана — полной его противоположностью. Безалаберный, молодой. Хотя, осознаёт Тсуна, взглянув в льдисто-серые глаза, совершенно точно не юный. Но всё же они здесь именно благодаря Эрику. Который прокашливается и произносит, улыбнувшись только яркими губами: — Адельхейд-сан, я могу всё рассказать. Адельхейд сразу оборачивается к нему. И Тсуна, не сдержав любопытства, смотрит на неё. Ему интересно, как она поведётся после такой ошибки. Но остаётся разочарованным — Адельхейд, как всегда, держит лицо. И Тсуна невольно в который раз ловит себя на зависти. Он-то так владеть собой не умеет. И сейчас наверняка выглядит крайне счастливым находиться здесь, с Хранителями своими и знакомыми. И даже незнакомцев рад видеть. Безумно. Рад познакомиться и всё такое будет. Но пока — не время. Ведь все молчат, уставившись на Эрика. Очень-очень заинтересованно. Так что он делает то же самое. Также смотрит на Эрика и ждёт, пока тот расскажет что-то интересное. И так и случается. Эрик, выдержав эффектную паузу, начинает: — Всё началось с одной маленькой, но гордой Семьи. Тсуна предвидит — Эрику не дадут так просто рассказывать о таких подробностях. И гиперинтуиция его не подводит, прямо как провидиц из Семьи Джильо Неро. Ведь Гокудера вытаскивает свой любимый динамит и орёт: — Ты бы ещё с сотворения мира начал! Джудайме некогда слушать твою болтовню! Тсуна невольно улыбается. Только сейчас до него доходит, как же ему этого не хватало. А ещё ему интересно — сколько же времени его не было в этом мире. Правда, он уверен, что все всё расскажут. Так что в разговор не вмешивается. А, как и все здесь присутствующие, ждёт. И его терпение вознаграждается — Эрик ведёт дальше: — В которой был ебанутый… — он прокашливается, почти виновато глядя на стоящих посредине морга Блюбелл и Лили, и всё-таки продолжает — Глава. Которому очень хотелось, чтобы его Семья стала известной во всём мафиозном мире. Но одна была проблема — в этой Семье не было сильных Хранителей. Эрик умолкает — делая вид, будто ему трудно говорить так долго. И Тсуна уже ожидает криков — от того же Гокудеры. Но тот молчит — как и все. Как-то заворожённо. И никто Эрика не перебивает, когда тот ведёт дальше: — Вот он и начал их искать по разным Семьям. Причём — так уж случилось, что ему попался по крайней мере один сильный Пламенный. Который может перемещаться между мирами. Тсуна невольно переводит взгляд на Бьякурана — ему интересно, как тот отреагирует на такое известие? Что он не единственный, кто может вот так вот делать — оказываться в других мирах? Но лицо Бьякурана всё так же безмятежно, как и в начале разговора. Так что Тсуна снова начинает смотреть, как и все, на Эрика. Хоть и хочет отвести взгляд — почему-то ему кажется, что столько взглядов одновременно Эрику не слишком-то приятно. Но решает не отбиваться от коллектива. Ведь не смотреть на того, на кого уставились абсолютно все — или по крайней мере почти все — в комнате — очень-очень странно. Но глядеть на него, открыв рот и вслушиваясь в каждое слово, как почти все присутствующие, чудовищно не хочется. Но нужно. И Тсуна невольно вспоминает, как же интересно было порой убежать в собственное подсознание. Когда там ещё сидела второе «я». Которая — когда Тсуна переводит взгляд на неё — тоже почему-то не любуется лицом Эрика, прислушиваясь. И, видимо, как-то замечает, что Тсуна на неё смотрит, ведь поворачивается на секунду к нему и улыбается своей не безупречной, но такой милой ему улыбкой. И раздражение Тсуны куда-то улетучивается. Как и почти всегда после разговора со вторым «я». И Тсуна понимает — у него всё-таки есть близкий человек в этом или каком-то другом мире. И надо бы договориться об общении. А пока — нужно слушать Эрика. Который как раз продолжает: — Этот чокнутый решил подобрать себе сильнейших Хранителей. Вот и организовал «путешествие» Пламенных в один из странных миров-кроссоверов. Созданных безграничной в своей наглости фантазией одного фикрайтера. Стёр им всем память о предыдущих жизнях. И заменил воспоминаниями других. Одной девушке даже «пересадил» личность этого самого автора. И пока что позволил как-то жить. Пока они — и мир вокруг — не достигли нужного ему возраста. И тогда он собрался устроить естественный отбор… Ему ведь всё-таки были нужны Хранители. Тсуна перебирает в уме все знакомые ему ругательства. Разумеется, не вслух. И всё-таки невольно осознаёт — этот неизвестный ему маньяк — это слово приходит ему в голову, и он находит его подходящим определением — хоть что-то хорошее во время этого дурдома сделал. Научил его думать про себя. Не орать, как когда-то, «Я не буду Боссом Вонголы!» Так что Тсуна не рвётся сразу же уничтожить этого сумасшедшего. А решает — по крайней мере, пока — послушать, что же происходило дальше. Тем более, Эрик так интересно рассказывает: — Вот он и начал всех вас собирать в одном месте. Назвал его Школой Пламени. Заставил там работать и учиться самых перспективных мафиози. Дал им пару дней на подготовку. И тогда началась игра на выживание. Точнее, пока она такой не была. Пока присылали самые невинные задания. Вроде — найти кабинет, где вас ждёт преподаватель. Тсуна вспоминает — да, такое было. Он ведь по карте шёл к Адриано-сану. И когда дошёл — ему это задание засчиталось. Вспоминает — и старается больше не углубляться в воспоминания. Ведь всё-таки рассказывает Эрик интересно. Да и нужно знать, что же с ним случилось. Вот он и прислушивается, понимая, что много не пропустил. И осознаёт — умение задумываться всё-таки остаётся с ним. Если это можно сравнить с каким-то навыком. Понимает — вполне себе можно. И вспоминает разговор со вторым «я» о системе Геймера. И уже ждёт появившейся перед глазами таблички со статистикой, или как там это называется. Но ничего перед глазами не маячит. А Эрик ведёт всё дальше и дальше: — Они пытались организовать нечто вроде таких вот Голодных игр. Думаю, вам это название говорит о чём-то, — Лили кивает. — Заставив вас убить друг друга, и выживших одарить величайшей милостью — оставив жизнь и предложив место в их Семье. Тсуну почему-то тянет взглянуть на тех, кто слушает Эрика. И он невольно сдерживает улыбку — настолько ему нравится гримаса на лице Генриха. И так тому идёт это выражение — безграничного презрения. И Тсуна на некоторое время залипает на этом мужчине. Мужчине — ловит он себя на мысли. И вдруг до него доходит — когда они впервые встретились в том кабинете с Бьякураном и другими, то все они выглядели как подростки. А сейчас Генрих смотрится как мужчина лет тридцати. Так что Тсуна переводит взгляд на тех, кто были тогда в комнате, во время того «ритуала». Лили — вроде бы выглядит точно так же, как когда он видел её проекцию в подсознании. У Кикё — разве что волосы длиннее, чем когда они увиделись там, на Распределении. Стоп… длиннее? А Энма вообще снова выглядит за двадцать, как в предыдущую их встречу, ещё до той истории с ебанутым главой никому не известной Семьи. И Тсуну начинает интересовать — видят ли другие то же, что и он? Что они как-то поменялись? И готовится уже спросить — но всё же не хочет перебивать Эрика. Ведь тот рассказывает дальше: — Разумеется, собрался проводить второй тур игры, если слишком много народу выживет. И улыбается вдруг маньячно — в духе Тумана, как всегда наводило это выражение лица Тсуну на мысль. Наверняка благодаря Мукуро ему кажется эта гримаса свойственной Туману. Да и выглядит Эрик как Туман в представлении большинства людей, знающих о Пламени, и Тсуны среди них. Хитрый, пронырливый. Наверняка умеет превращаться в лису. Невольно Тсуне приходит такая мысль. И, наверное, он что-то помнит из общения со вторым «я». Об одном из её любимых канонов. Анимагах из Поттера. Почему бы владеющему магией — или Пламенем как её аналогом во стольких мирах — человеку не уметь менять облик на лисий? И пока он так думает — например, о количестве хвостов у нового знакомого Тумана, очень занимает его эта мысль — невольно слышит, как Эрик продолжает: — И когда они начали действовать более решительно, мы оказались в состоянии вас найти. Тсуне почему-то это вполне понятно. Сидели эти твари, не высовывались — вот их и не удавалось засечь. Зато начали шевелиться — и вот и нарвались. На сильных Пламенных. И ему даже не хочется спросить, что же с ними, этими сволочами, вырвавшими их из собственных миров, стало. Подозревает, что нет уже их. Что сожжены Пламенем или тем же динамитом Гокудеры. А вот они уже не в их власти. И надо возвращаться к повседневной работе. Ведь столько не просматривал те же документы, не выслушивал доклады… Кстати, задумывается он, сколько длилось путешествие в этот странный мир? И сколько он всего важного пропустил? И уже открывает рот, чтобы спросить, но тут Эрик, будто прочитав его мысли, ведёт дальше: — Хоть и не могли это сделать больше года. Тсуна готовится к крику со стороны товарищей по несчастью — тех, кто вместе с ним был в этом мире. Но те молчат — так странно, будто находятся под чьим-то влиянием. Будто кто-то не позволяет им говорить. Решает проверить, подействует ли эта странная вещь на него. И раскрывает рот, чтобы уточнить… что-то, он вдруг забывает вопрос, который ещё пару секунд назад хотел задать. И осознаёт — таки здесь есть какие-то препятствия. Эрик настолько хочет рассказать всё сам, что не даёт никому ни малейшей возможности себя перебить. Звучит как наглость с его стороны, но не особо беспокоит Тсуну. Он ведь и сам иногда желает так сделать — а то в кабинете часто бывает так шумно… А пока Тсуна думает, Эрик всё продолжает. И произносит, когда Тсуна уже возвращается во внешний мир: — Получилось внушить вам мысль вернуться. Тсуне хочется спросить: а что, они не могли их просто вытащить? И Эрик, видимо, снова читает его мысли, ведь объясняет: — Там высокий уровень защиты. Прорваться в то место — физически, я имею в виду — может ограниченное количество Пламенных. Буквально только те, кого эти люди пригласили. Но есть лазейка. — Делает эффектную паузу, оглядывает помещение и довольным голосом продолжает: — Раз нельзя пробраться в телах, значит, вполне можно переместиться разумом. Тсуне почему-то кажется это само собой разумеющимся. Вроде как — нельзя пробраться силой, значит, можно хитростью. Невозможно пройти в телах — почему-то он сравнивает это с одеждой, по крайней мере, такая ассоциация мелькает в голове, — значит, нужно оставить их за порогом. Думает так, так что не удивляется словам Эрика. В отличие от черноволосого коллеги Лили по Семье. Тот смотрит на Эрика с немым удивлением в тёмных глазах. Но перебивать не стремится. Воспитание не позволяет, что ли? Или магия, окружающая Эрика? Тсуна не знает. Да и, пожалуй, знать ему не слишком-то и хочется. Не слишком-то интересно. А вот то, что говорит Эрик — уже чуть любопытнее. Тот продолжает: — Вот мы, несколько талантливых Туманов, и пробрались сквозь брешь в защите этой долбанной Школы. Говорит дальше, а Тсуне отчего-то приходит в голову — тот выглядит сейчас и выражается гораздо эмоциональнее, чем ещё пять минут назад. Тсуне интересно, почему. Устал, что ли? И Тсуна понимает — вполне похоже на правду. Он ведь столько уже говорит. Наверняка трудно столько. Мозоли на языке натёр, почему-то приходит Тсуне мысль в голову, и чуть ли не вызывает улыбку. К счастью, Тсуна может её сдержать. А то как бы получилось объяснить неуместную реакцию? А Эрик всё говорит и говорит… И Тсуне хочется сделать так, как когда надоедает чей-то доклад. Просто заткнуть человека, и всё. Но он не решается. Тем более, Эрик уже почти заканчивает: — Подсказали вам способ, которым можно выбраться из того места. Нечто похожее на ритуал. Бьякуран кивает, и Тсуне приходит воспоминание. О тех свечах, о тех мыслях, которые надо было думать в тот момент. Выходит, это подсказали Туманы? И среди них наверняка был Мукуро, уверен Тсуна. Но пока нет возможности спросить, принимал ли Мукуро участие в спасательной операции. Ведь того здесь нет. И Хром вроде бы не собирается с ним меняться. И Тсуне невольно приходит в голову — тот сейчас отдыхает после такой сложной миссии. И, разумеется, отдохнуть нужно не только ему. Так что Тсуна искренне желает — со всей добротой, на которую способен — чтобы Эрик поскорее закончил свой рассказ. И пошёл отдыхать. А то выглядит так, будто сейчас упадёт в обморок прямо здесь. От переутомления, конечно же. И желание исполняется. Эрик скомкано заканчивает рассказ: — Те, кто попал в ту Школу, выполнили ритуал. И группами оказались в своих мирах. — Добавляет с искренней убеждённостью в голосе: — И всё с ними сейчас хорошо. И, думается Тсуне, снимает заклятие, под которым они столько времени молчали. Ведь Тсуна слышит, хоть и не может разобрать слов, как переговариваются присутствующие. И вспоминает кое-что, что хотел сделать. Так что направляется к по-прежнему стоящей посредине комнаты Лили. И обращается к ней: — Простите, что отвлекаю от такого важного разговора. Она ведь действительно до того, как он подошёл, разговаривала с тем своим коллегой по Семье. Но она спешит объяснить: — Да нет, ничего сверхважного мы не обсуждали. Вполне успеем ещё поговорить. — И улыбается чудовищно знакомой Тсуне улыбкой и напоминает: — Мы ведь давно на «ты», Тсунаёши-кун. Тсуна кивает. А в разговор вмешивается крайне недовольный коллега Лили: — Что ты хочешь? Мы очень спешим. Тсуна понимает — эта фраза не касается Лили. По крайней мере, она не выглядит согласной со своим коллегой. Но сердить того не хочется — он ведь близок Лили, как Хранитель одной Семьи с ней, так что ей было бы неприятно, уверен Тсуна. Так что он всего лишь отвечает — чуть ли не скороговоркой, чтобы получилось быстрее: — Хочу взять у Лили-сан контакты. Коллега Лили подозрительно прищуривается. И уточняет:: — С какой целью? Тсуна собирается уже ответить. Но не успевает — Лили вытаскивает из воздуха листок зелёной бумаги и ручку. И быстро-быстро пишет на нём что-то. И отдаёт листок Тсуне и просит прощения: — Извини, Тсунаёши-сан. Просто Роджер волнуется, как бы со мной не случилось того же, что и тогда. Тсуна кивает. Он его понимает, этого Роджера. А Лили прощается. И когда Тсуна переводит взгляд на листок в руке, то видит написанные — скорее нацарапанные, такой врачебный почерк, вполне подходящий Солнцу, как он думает — несколько цифр телефонного номера. И решает поскорее позвонить. А пока присоединяется к собственным Хранителям, наконец-то отмершим от странного оцепенения, вызванного присутствием Эрика.