Per tempus et Spatium

      Портал вернул их в Новиград. Геральт потерял равновесие и громко прошипел от боли в коленях, встретившихся с каменной крошкой на полу. — Холера. В гробу я видел эти ваши порталы! Карантир хмыкнул и протянул ведьмаку руку. — Меня в первое время сильно тошнило от переходов. Со временем привыкаешь. Геральт ухмыльнулся. — Привыкать к порталам? Нет уж. Лошадь — куда более приятный способ передвижения. — Увы, непригодный для путешествия на Спираль. Совсем другое дело Нагльфаар. На корабле, переход в пространстве ощущается куда мягче. До ушей донёсся звонкий женский голос: — Я ждала вас немного раньше. Были сложности по пути сюда? Ведьмак удивлённо поднял брови, глядя, как Навигатор Дикой Охоты по очереди обнял эльфов. — Эвелиэнн? Нитраль? Какого чёрта вы здесь забыли? Эльфка мягко улыбнулась. — Здесь нашим дорогам суждено разойтись, Геральт. — Зараза, а я только начал привыкать к твоему полезному дару предугадывать события. Эаелиэнн неожиданно поцеловала ведьмака в колючую щёку. — Ты первый, кто счёл мой дар полезным. Удачи на пути. Рано или поздно мы встретимся вновь. Берегите себя. Белоснежный единорог негромко заржал и пространство вокруг исказилось. Три эльфа покинули Новиград, над которым занимался тусклый рассвет. На улицах было пусто, только изредка можно было приметить солдат с красными, от недосыпа, глазами, ждущих смену караула, да стариков с удочками, торопящимися занять удобное для рыбалки место. Спящий Новиград, без шума и гомона на площадях, без кострищ и проституток выглядел непривычно. Сложно было поверить, что через каких-то два часа на улочках вновь закипит жизнь: торговцы будут зазывать покупателей, карманники обчистят какого-нибудь зазевавшегося горожанина, а стража прицепится к какому-нибудь неосторожному эльфу с неудобными вопросами. — Странный вы народ, Аваллак’х. — Ты так считаешь? Ведьмак кивнул. — Позволь спросить, почему? — У вас долгая, по человеческим меркам жизнь, а вы тратите её на какие-то бредовые замшелые Пророчества и высокомерие. Вот скажи мне, ты же был влюблён в Лару Доррен, так? Креван кивнул. — А она сбежала от тебя с чародеем и родила от него дочку. Красивое лицо эльфа скривилось, словно у него заболели зубы. — Всё было не совсем так, но в принципе — верно. — Скажи, почему ты не попытался вернуть её? Я бы не отдал никому женщину, которую люблю, так легко. — Даже если эта женщина не любит тебя? Какой смысл возвращать то, что тебе не принадлежит, хоть и было обещано, Геральт? Разве это не насилие? — Поэтому ты так возишься с Цири? Какой у тебя интерес? — Не совсем понимаю о чём ты. Креван остановился. Геральт тоже. От «Хамелеона» их отделяло несколько метров. — О, я объясню тебе. В твоей лаборатории очень много любопытных рисунков и заметок. Да и слова твоей любовницы задели Цири за живое, хоть она и уверяла нас в обратном, как могла. Только я вижу это. И то, что я вижу, мне не нравится. — Я не собираюсь исповедоваться тебе, Геральт. Скажу лишь то, что я искренне хочу помочь Цири. Я ей не враг. — Разумеется. Знания это привилегия, так? Поделиться ими со мной, тебе не позволит ведунячая гордость. Впрочем, я не о знаниях и привилегиях хотел тебе сказать. — О чём же ты хотел мне сказать, Геральт? — Если из-за тебя она будет страдать, Аваллак’х, то я позабуду обо всех твоих добрых намерениях, и просто убью тебя. Я, в отличии от Цири, понимаю, что помощь твоя небескорыстна. И что цена у твоих знаний может оказаться непомерно высокой. Эльф усмехнулся. — Я ни к чему не буду её принуждать, Геральт. Цири гораздо сильнее, чем ты думаешь. — Да. Я знаю это. И тем не менее, я предупредил тебя. — Ты действительно хороший отец, Геральт, но, когда придёт время, позволь ей сделать выбор самой. Эльф удалился, а ведьмак сдавленно выругался, прежде чем отправиться следом: — Вот зараза. Последнее слово оставил за собой.       Снова Башня. Тёмная, неприветливая. Мёртвая. Её шаги отдаются гулким эхом в тишине. Ступени старые и ветхие, истлевшие во времени, источенные безжалостным солёным ветром, пришедшим с моря. Во рту пересохло, а в храбром сердце зародился иррациональный, почти животный страх, рождающий немыслимые образы перед глазами. Просто старая эльфская башня. От которых все беды в её короткой жизни. Только эта башня была последней и самой безысходной. Что ждёт её по ту сторону портала? Будет ли у неё шанс вернуться и взглянуть в невозможные глаза цвета аквамарина? Глаза, в которых была нежность, печаль и многовековая ложь. Собственные глаза защипало от ветра, завывающего на площадке, с которой открывался вид на опустевший Ундвик: место, где они, скрытые щитом прятались от Эредина. Глаза защипало сильнее, когда она вспомнила смех Кревана и то, как деловито он разгребал своими тонкими пальцами завалы в доме, что служил им укрытием. — Что-то кончается, а что-то начинается… так ведь? До ушей донёсся голос Знающего: — Именно так. Ты справишься. Не волнуйся. Цири нервно вынула меч из ножен и рассмеялась: Белому Хладу было плевать на её меч. — Зиреаэль? Она покачала головой. — Всё хорошо. Я готова, правда. Ты откроешь портал? Эльф смотрел ей в глаза непростительно долго, но всё же кивнул. Очень скоро башню окутало сверкающим щитом. — Зачем ты ставишь щит? — Боюсь, что открытие этого портала не пройдёт бесследно для вашего мира. Необходимо обезопасить тебе путь. Для возвращения. — Если это так, то откуда в твоих глазах печаль? — Нет нужды говорить насколько это опасно для тебя. — Я всё решила. Не смей меня останавливать. Эльф дёрнулся, словно хотел обнять её, но она остановила его жестом. — Не подходи ко мне ближе, иначе я не смогу себя заставить уйти, Креван. Я справлюсь. Справлюсь… или умру. Й Она шагнула на лестницу, туда где клубилось марево портала, чувствуя соль на губах, от пролитых ею слёз. Хотелось по-детски, развернуться и прижаться к эльфу. Даже если он её совсем не любил и врал. Она любила его. Воздух был настолько холодным, что обжигал лёгкие. Хотелось сдаться и упасть в колючий снег, белым покрывалом, укрывающим мёрзлую землю. Просто умереть и закончить битву против бездушного монстра, не знающего милосердия и жалости. Окоченевшие пальцы обхватили рукоять меча и она заставила себя встать. Рано сдаваться. Она разбежалась и закричала, чувствуя, как воздух вокруг неё подёрнулся зеленоватой дымкой, рвущей полотно Пространства и времени… — Зиреаэль! Проснись! Она открыла глаза смутно осознавая, что продолжает кричать уже наяву. Щёки горели, а пальцы слушались из рук вон плохо. На краешке кровати, пристально глядя на неё, сидел Аваллак’х. За окном занимался тусклый рассвет. Цири расплакалась. Аваллак’х привлёк её к себе. — Ш-ш-ш. Это просто сон, Зиреаэль… — Тогда почему у тебя дрожат руки? Эльф шумно выдохнул куда-то в её макушку и прижался губами к её волосам. — Креван? Цири отстранилась и заглянула в его глаза. — Потому что я тоже вижу этот сон. Ты всегда входишь в башню… Его тёплая ладонь легла на её щёку. Цири невольно потянулась за лаской. — Я возвращаюсь? — Возвращаешься. Холоднее зимы, белее снега, со страхом в замёрзших глазах… Знающий прижался лбом к её лбу. — И поэтому ты сбегаешь от своих кошмаров к любовнице? Верно, на Ундвике тебя угнетала давящая виски атмосфера… — На Ундвике меня угнетала Башня и то, что я увидел внутри, Цири. — Посмотри мне в глаза. Аквамарины встретились с изумрудами. — Я не виделся с Тириэль после того, как мы покинули Тир на Лиа. — Тогда как она очутилась в твоей лаборатории? — Карантир. Она докучала ему и он бросил её там. Естественно, она не упустила возможность высказать тебе в лицо все свои обиды. В этом эльфы мало отличаются от людей. Ревность свойственна всем. В глазах Аваллак’ха плескалась бесконечная усталость. — Знаешь, обидно было слышать о себе столько гадостей. Креван снова прижал её к себе. — Обиженная женщина способна на многое. — Нужно уметь вовремя уходить оттуда, где тебе не рады. Тогда в жизни будет гораздо меньше поводов для разочарования. Я хотела накричать на тебя, дать тебе пощёчину, чтобы всё как в романах пишут. А ты вместо этого просто разбил все мои аргументы двумя словами. Почему ты такой? Губы эльфа изогнулись в намёке на улыбку. — Какой, Цири? Её кулачок стукнул его по плечу. — Спокойный. Непоколебимый… и ужасно глупый, несмотря на свои знания. — Это ещё почему? — Был бы умным — поцеловал бы меня. Знающий улыбнулся и прикоснулся губами к её лбу, отчего Цири разочарованно вздохнула и суетливо рванула застёжку его плаща, но Креван перехватил её ладонь и прошептал ей на ухо: — Не торопись. В этом причина всех твоих несчастий, моя маленькая Ласточка. Ты слишком суетлива и скора на расправу. Слишком легко принимаешь на веру слова брошенной женщины. Здесь и сейчас есть только мы. Эвелиэнн и Нитраль отправились с Карантиром в Тир на Лиа, убеждать Эредина прекратить войну. Геральт устал с дороги и отправился спать. Иные миры выматывают даже таких сильных духом, как он. Его дыхание щекотало шею, отчего её кожа покрылась мурашками. — Креван… Ладони эльфа мягко гладили её спину, сантиметр за сантиметром обнажая кожу. Сам же он, по-прежнему, оставался одетым. Его прикосновения были лёгкими и неспешными, а пальцы едва касаясь, казалось обжигали, заставляя выгнуть спину навстречу его движениям. Он целовал её лицо, шею, прокладывая дорожку к груди, отчего низ живота наполнился тяжестью предвкушения. Цири дрожала и шумно вздыхала, ей казалось, что она свеча, что вот-вот истает в его тёплых руках, прикосновение которых ощущалось по всему телу, наполняя его сладкой дрожью. Когда с её губ сорвался довольно громкий стон эльф отстранился, отчего она шумно вздохнула, выражая протест. Но он лишь избавился от одежды и лёг рядом, продолжая её целовать. Опыт её отношений можно назвать скудным, но даже этого было достаточно, чтобы оценить в полной мере, насколько хорош собой был эльф. Высокий и стройный: казалось, что его кожа источает свет. Их губы встретились, рождая приятную дрожь. Цири почувствовала, как напряглись его плечи под её пальцами, когда он на миг замер, с шумом выдыхая. — Зиреаэль…моя… Его руки прижимали её крепко, словно он боялся, что она истает в утренней дымке. Но здесь и сейчас не было места пустым тревогам и страхам. Были только её глаза, затуманенные дымкой страсти, было шумное дыхание, был рваный ритм сердца и влажные шлепки столкновения двух тел. Были её губы, припухшие от поцелуев и острые от возбуждения соски, прижимающиеся к его груди. Сейчас, в тусклом Новиградском рассвете умирала тёмная башня из сна, безотчётный страх, что она внушала и неуверенность в собственных силах. Был только Креван, его мягкие тёплые руки и нарастающий жар в груди, заставляющий сердце забыть о размеренности. Был нарастающий жар и ощущение заполненности внутри. Сейчас казалось, что он сможет скрыть её от всего мира за своей спиной, стереть любые сомнения прикосновением мягких губ, забыть о шрамах телесных, и, что не менее важно — залечить шрамы душевные. С каждым толчком, в нарастающем, древнем, как мир, ритме внутри росло знакомое напряжение. С её губ сорвался громкий стон, а дыхание участилось. Креван смотрел ей в глаза, а их пальцы были переплетены. Тон в тон. Глаза в глаза. Правильно и неправильно одновременно. Мир померк в пелене ослепительного наслаждения, а до ушей донёсся ответный стон. Она чувствовала, как её мышцы сомкнулись в последнем напряжении на столь же напряжённой плоти и она инстинктивно обхватила его бёдра ногами, чтобы прижаться ещё теснее, ещё ближе, почти до боли. Голос разума тонул в минутном порыве. Она чувствовала, как вздрагивают плечи Кревана, как его дыхание обжигает ей шею. Дыхание медленно успокаивалось и Цири слушала, как постепенно приходит в норму сердечный ритм, нарушенный жаркими ласками. Креван гладил её спину и легко прикоснулся губами к её волосам. Она попыталась встать с кровати, но эльф притянул её к себе. — Не уходи. Цири улыбнулась. — Иногда ты меня приятно удивляешь. — Правда? И чем же это? — Тем, что не ведёшь себя, как бесчувственный пень. Эльф хмыкнул и поцеловал её. — Я вовсе не бесчувственный, Цири. Просто есть вещи, о которых другим лучше не знать. — Но… — Когда-то, весь Тир на Лиа судачил о паре юного Знающего и дочери Шиадаль. Чем всё закончилось, думаю, напоминать смысла нет. Эльф вздохнул и прододжил: — Любовь, Цири — это не когда ты на каждом шагу кричишь об этом и ежеминутно показываешь всем вокруг, как она сильна. Плевать я хотел на окружающих и их мнение. О том, что действительно дорого, заявлять на весь мир безнаказанно — может только молодёжь и законченный глупец. Цири подняла голову с его плеча и посмотрела ему в глаза. — А что же это? В твоём понимании? Это не упрёк, мне просто интересно. Аваллак’х на миг задумался и произнёс: — Любовь, Цири, это когда ты понимаешь, что ты умрёшь без того, кого любишь. Не физически. Изнутри. Ты продолжишь есть, пить, дышать и существовать. По инерции. А внутри будешь чувствовать только горечь. Горечь от пепла, что останется до конца жизни. Знаешь, нас с Геральтом разделило при переходе. Мы попали в разные миры. Он попал в мир, полный ядовитых растений, а я — в мир, где только что умерло Солнце. Только желание вернуться к тебе помогло мне преодолеть расстояние, разделяющее меня от портала. И если это не любовь, то я вообще не способен на это чувство. Щёки Цири покраснели. Повисла уютная тишина, нарушаемая только спокойным дыханием. Говорить не хотелось. Потому что слова действительно были не нужны. Они лежали, обнявшись и молчали, медленно погружаясь в сон.