13 возрастов Мастера Зелий

Солнце ласковыми рыжими лучами разбудило меня, обещая такой чудесный день, что страшно было потерять даже минуту этого праздника жизни. Я вдохнул воздух полной грудью и подскочил на кровати, а потом снова зарылся в подушки, словно они могли вернуть мне хотя бы обрывки моих грез. Вчера, когда Северус выдворил меня из Хогвартса, чтобы я не отвлекал его, я аппарировал к коттеджу Билла и Флёр. Хозяева домика отсутствовали, но меня это не расстроило. День был очень теплый, я подумал, что найду Билла и Флёр на пляже, недалеко от дома. Так оно и оказалось. Гермиона и Рон тоже были там. Все мои друзья выглядели уставшими и дико сонными. Они лениво покивали в ответ на моё приветствие и снова улеглись на свои коврики, с явным намерением подремать. Видно, тёплые летние ночи они используют совсем не для сна. Теперь и я «член клуба». Двусмысленные оговорки, тонкие намёки, фиолетовые круги под глазами вызовут в моей голове не воспоминания о кошмарных снах, а стоны и вздохи, ласки и поцелуи, запах пота и неукротимую страсть. Я решил присоединиться к этому обществу поверженных воинов любви: свернулся на наколдованной простыне и сразу же заснул. Разбудил меня рев огромного водопада, грозившего поглотить меня целиком, а на самом деле оказавшегося несколькими каплями морской воды, что принесла в ладонях Гермиона. — Гарри, без защитных чар ты сгоришь, — предупредила она меня. Солнце стояло в зените и припекало так, что хотелось немедленно окунуться. Я быстро сбросил одежду и нырнул в воду. Билл и Флёр самозабвенно целовались в воде футах в двадцати от берега. Я вдруг понял, что они безмерно, космически счастливы, если испытывают чувства, хотя бы отдалённо схожие с моими. Сегодня, наверное, тоже будет жарко. Может, попробовать уговорить Северуса хоть на полчаса аппарировать к морю? Я представил, что мы могли бы, как Билл и Флёр, целоваться в воде, ласкать друг друга под слоями сине-зелёной воды… Внезапно возле постели возник Кричер. — Хозяин! Мистер Снейп уже встал и спустился вниз, чтобы позавтракать. Вот это да! Северус здесь, а я лежу в постели и пытаюсь ухватить за хвост вчерашний день, когда каждая секунда, проведённая с Северусом, — подарок судьбы. — Уже бегу! Северус сидел за столом и пил чай. На нём были чёрные брюки и белая рубашка, из чего я сделал вывод, что он уже собрался и скоро уйдёт. Но когда он пришёл? — Хватит стоять у меня за спиной, — Снейп обернулся ко мне. Он был почти таким, каким я его увидел в первый раз, во время распределения. На секунду у меня пересохло во рту, но я постарался не выдавать своих эмоций. Тем более что этим эмоциям почти семь лет. Почему тогда он показался мне таким зловещим и неприятным? Почему я сразу почувствовал неприязнь? Наверное, я был просто глуп. Северус был таинственен, как любой колдун, а я, достойный племянник тётушки Петуньи, подобного рода таинственность расценивал как опасность. Теперь эта опасность, наоборот, притягивала меня и казалась единственно достойной внимания и любви. Все остальные люди рядом с Северусом казались пресными и скучными. — Когда ты пришёл? — я обнял его за плечи и поцеловал в чисто выбритую щёку. — Ночью, ты уже спал, — снова уткнувшись в газету и не отрывая от неё взгляда, буркнул он. — Мог бы меня разбудить, — я прошелся ладонями по его груди. — И тогда бы поспать не удалось никому, — задумчиво произнёс он. — Как дела с загадкой МакГонагалл? — я придвинул стул и сел поближе к Северусу. Он коротко взглянул на меня: — Какой загадкой? А-а… Не было никакой загадки. Мёртвые пикси-невидимки застряли в поворотных механизмах лестниц. Тушки убрали, и лестницы стали двигаться нормально. — Ужас какой! — вырвалось у меня. — Поэтому сейчас тебе лучше держаться от Хогвартса подальше, — назидательным тоном произнёс Северус. Было в этом тоне что-то для меня раздражающее и одновременно такое родное и привычное. И ещё мне хотелось, чтобы голос Северуса звучал бесконечно, поэтому я спросил: — Что там пишут в Пророке? Вместо ответа Северус наколдовал мне вторую газету, только все слова там были написаны задом наперёд и справа налево. Пока я вертел газету, пытаясь понять, что с нею не так, Северус с интересом наблюдал за мною. Я заметил его насмешливый взгляд, только когда перестал терзать газету и решил просто рассмотреть колдографии. — Если бы я знал, что ты на такое способен в свои тридцать… — Двадцать девять, — ехидно заметил Северус. — Неважно. Если бы я знал, что тебе не чуждо чувство юмора, я бы не принимал всерьёз твои придирки и, может быть, лучше успевал по Зельеварению! — Это вряд ли, — снисходительно улыбнулся Северус. — Как же ты можешь преподавать Зельеварение будучи уверенным, что все твои ученики — ни на что не годные идиоты? Это же танталов труд. — Сизифов труд и танталовы муки, — поправил меня Северус. — Какая разница? — Никакой. Так и есть, — между бровей Северуса обозначилась складочка, и мне немедленно захотелось поцеловать её, как старую знакомую. Но я не решился: утренняя нежность могла бы воспламенить нас обоих, словно искра, брошенная в кипу бумаг, а Северусу это не понравилось бы. И моё нетерпение вылилось в провокационный вопрос: — Северус, ты такой красивый, неужели в тебя ни разу не влюблялись ученики? Ты ведь единственный молодой мужчина в школе. — Влюблялись, и не раз, — Северус, подняв одну бровь, посмотрел на меня. — А ты ревнуешь? — Ревную, — честно признался я. — А что ты делал, когда в тебя влюблялись? — Ничего. Я говорил Альбусу, а он проводил с девочками воспитательную беседу. — С девочками? А с мальчиками? — не отставал я. — С мальчиком было всего один раз…— я заметил, что у Северуса такой вид, будто он хочет ещё что-то сказать. — И всё было серьёзно? — спросил я. — Прости, но мне очень хочется знать. — Хочешь знать, могу ли я разбить молодому мужчине сердце? Могу, Поттер, но не горжусь этим. И мне пора, — Северус стремительно встал из-за стола и, на ходу набрасывая мантию, направился к камину. — Ты придёшь вечером? — я еле успел ухватить его за край одеяния, но Северус, не оборачиваясь, выдернул мантию у меня из рук. — Ничего обещать не могу. — И на том спасибо! — я догнал Северуса, обнял за талию и поцеловал в плечо через одежду. Северус развернулся, погладил меня по щеке и шагнул в камин: — Комнаты декана Слизерина. Я сел на диван и стал думать о том ученике, которому, по словам Северуса, он разбил сердце. И чем больше я об этом думал, тем хуже мне становилось. Из нескольких фраз Северуса я не понял, было у него с этим парнем что-то, или просто отказ или равнодушие преподавателя разбили бедняге сердце. Хорошо бы найти этого парня и расспросить. Хотя о чём? О том, как сложилась его жизнь без Северуса Снейпа? Не сомневаюсь, что очень … хорошо. Потому что он — не Гарри Поттер. Северус Снейп предназначен мне. В наших отношениях мы будем завершёнными. Северус обретёт ту единственно возможную Лили, которая может быть с ним рядом после смерти настоящей Лили Эванс, ту, что продолжает жить в моих глазах. А я сближусь в какой-то мере со своими родителями, ведь Северус полон воспоминаниями о них, он — крошечный зеркальный осколок их жизни, в котором отразились они оба. Не очень чётко и не очень честно, но отразились. Вчера, наплескавшись в море до полного изнеможения, я с трудом выполз на берег. Мои друзья давно вышли из воды и грызли большие красные яблоки, взявшиеся невесть откуда. Гермиона протянула яблоко и мне. — Гермиона, надо поговорить, — шепнул я, забирая из её рук библейский плод. Моя подруга кивнула. Через время Билл и Флёр ушли готовить ужин. Рон, понукаемый Гермионой, тоже поплёлся вслед за ними, и мы с Гермионой остались одни. Я хотел поговорить о другом, но с моего языка сорвался вопрос, который с каждым часом мучил меня больше и больше: — Гермиона, скажи честно, когда мы уходили из Визжащей хижины, как тебе показалось, Снейп был мертв? — Гарри! Конечно, он был мертв! — Был мертв, а потом встал и пошёл? — Я не знаю, — растерянный взгляд Гермионы говорил больше, чем её слова. — Хорошо, мы ошиблись, и он не был мертв… Что будет, когда он вернётся по возрасту в то время? Ему снова придётся умирать! Что мне делать, Гермиона? — Мне это тоже не даёт покоя… Но подумать было некогда, — мне показалось, что Гермиона покраснела. Или это просто загар так смотрелся на её лице. — Осталось два дня до конца заклятия, или даже меньше. Тогда он как-то выжил. Может, кто-то помог ему? Кто-то из беглых Пожирателей. — Но, Гарри, он был мертв, когда мы ушли! А Пожиратели спасали свои шкуры, им не до Снейпа было. — Гермиона, я с ума сойду, если с ним что-то случится… Я люблю его. — Гарри, так бывает: когда спасаешь человека от смерти, ты начинаешь чувствовать ответственность за его жизнь, иногда это похоже на любовь. — Нет, Гермиона, это настоящая любовь. И он тоже… неравнодушен ко мне. И у нас… все было. В смысле… — Я поняла, Гарри, не дура. А это было заметно… — задумчиво произнесла Гермиона. — Значит, ты уверен, что он настоящий? Не призрак, не голем какой-нибудь? — Гермиона! Ты всё это время не была уверена, что это настоящий Снейп? И молчала? Смотрела, как я кручусь возле него, и думала: вот у Гарри новая игрушка, пусть играется и забудет о войне? — Он же умер у тебя на руках, — в голосе Гермионы прозвучала истерика. — Значит, я, по-твоему, занимался любовью с големом? Целовался с призраком? Умирал от желания к мертвецу? — хорошо, что на пляже никого не было. В сущности, мои слова даже звучали чудовищно. А если принять на веру их значение, то действительно можно было тронуться умом. — Я думала, тот Снейп, которого ты увидел, был проекцией умершего Снейпа. А ты, наслав на него «Infanto Virgum», сделал его проекцию более или менее плотным… реальным телом. Таким образом, личность Снейпа полностью сохранилась в его призраке. — Бред. А где же тогда тело «настоящего» Снейпа? — с победной интонацией поинтересовался я. — Гарри, Визжащая хижина сгорела дотла! Найти там человеческие останки было бы немыслимо. От него наверняка лишь горсть пепла осталась. У меня внезапно помутилось в голове. Звук прибоя словно выключился. Черты лица Гермионы стали смазанными и нечёткими. Умирать легко, со мною это уже было. Сириус тогда сказал, что это не больно, и он был прав. Но в этот миг я разгадал загадку Смерти: объятия этой костлявой леди желанны и спасительны для тех, кто умеет Любить. Не узнав Любви, нельзя с чистой душой и открытым сердцем принять Смерть, не став её рабом, и говорить с нею на равных. И еще понять, что Смерть не зло. Смерть — добродушная сводница, навсегда соединяющая нас с теми, кого мы по-настоящему любим. — Гарри? Гарри, что с тобой? — Гермиона со всей силы трясла меня за плечи. — Отпусти меня, — еле выдавил я из себя. — Я хочу побыть один, уходи. — Что с тобой? Почему ты меня гонишь? Я никуда не уйду! — Гермиона убрала руки. Вид у неё был встревоженный и решительный, как у самки единорога, собравшейся защищать своего жеребёнка. — Скажи мне что-нибудь. — Я не хочу жить без него… — я не хотел этого говорить, да и слушать меня было некому — это горькая тайна моего сердца, моё окончательное решение и моя мантра одновременно. Но Гермиона в случае опасности всегда предлагала решение. Она ведь гений. И я занялся откровенным шантажом, чтобы она выплыла из своего любовного марева и, может быть, подсказала мне решение, исключающее мою смерть. — Хорошо, Гарри. Перестань бить мне по нервам! Ещё не всё потеряно. Если душа Снейпа такая устойчивая и …осязаемая, то наверняка есть способ удержать его здесь. Мы применим тёмную магию! Ради тебя я готова на всё! — Гермиона судорожно перебирала пряди своих волос. — Два дня осталось! Насколько далеко ты готова зайти ради меня? Ты готова приносить в жертву младенцев? Резать их как флоббер-червей? — мне кажется, я никогда так грубо не разговаривал с Гермионой. Но она как будто этого не замечала, вся поглощённая мыслительным процессом. — Подожди… Это не обязательно. Ты можешь снова бросить в него этим же заклятием. И всё повторится! — Да я от разрыва сердца умру, глядя во второй раз, как он взрослеет. Но если это единственный выход…Гермиона, мне очень жаль. Я не должен тебя был втягивать в это. Это мои проблемы. — Постой… Мне надо сосредоточиться. Мне одна вещь всё время вспоминалась…— она буквально умоляла меня, а потом, потеряв терпение, рявкнула, как разгневанная львица: — Дай мне сосредоточиться! Время есть! Я даже дышать перестал. И закрыл лицо руками. Через несколько минут или секунд или часов я почувствовал легкое прикосновение. — Ты так смотрел на него… Я отнял руки от лица. — Когда? — Когда он истекал кровью и умирал. — Мне было его очень жаль, но мне хотелось скрыть это от вас. Вы бы меня не поняли. Я сам от себя такого не ожидал, — по тону Гермионы, я понял, что она набрела на какую-то идею. — Ты не хотел, чтобы он умирал? — отчасти утвердительно произнесла она. — Конечно нет! По идее, его должны были судить. Взвесить все его преступления и все его заслуги и назначить адекватное наказание! — Не кричи так! — возмутилась Гермиона, и я жутко обрадовался. Если она снова стала самой собой, то решение нашлось. — Я не кричу. Что? Что ты вспомнила? — Может быть, ты у нас действительно святой? Тогда бы это всё объясняло. — Хватит надо мною издеваться! — я не мог поверить, что мой самый близкий друг смеется надо мною в такой момент. — В любом случае, всю свою святость ты растерял, занявшись со Снейпом сексом. Поверить не могу, я говорю это и не краснею! — рассмеялась Гермиона. — Ты хочешь сказать… — Это ты исцелил его! Ты прижимал руку к его ране и мечтал о том, чтобы он не умер! Тебе было его жалко! А жалость и любовь — это такие эмоции…близкие. Мужчинам это несвойственно, но ты ведь особенный. Это только ты мог умудриться влюбиться в Слизеринскую Летучую Мышь! — Исцелил? Я? — сердце радостно затрепыхалась у меня в груди, мир снова стал ярким и цветным, каким ему и положено быть – ясным солнечным деньком в начале лета. — Да, вероятность девяносто девять и девять десятых процента. Он впал в исцеляющую кому, а мы приняли его за мертвого, — кивнула Гермиона. — Значит, я снова смогу его исцелить, когда он вернется в тот момент? — Не забудь, ты потерял девственность, а это могло отразиться на твоих способностях, — голос Гермионы утратил всякую смешливость. Она говорила слишком серьёзно. — Нужно посоветоваться с кем-то знающим и посмотреть в книгах, я займусь этим. — Мне кажется, ты права: на пикнике я заживил ранку Джинни поцелуем. Северус это видел и взъелся на меня. Кажется, тогда он что-то упомянул о силе любви, которая невербально может исцелять тех, кто нам дорог. В Визжащей хижине Снейп не был для меня кем-то особенным, но я точно помню, как мне было больно оттого, что он умирает. — Я же тебе сказала, что жалость – это сильная эмоция, очень сходная с любовью. Успокойся, Гарри, всё будет хорошо! Пока я не допил чай, Кричер не смел убирать со стола. Чашка Снейпа стояла там, где он её оставил. Я взял её и коснулся губами края с той стороны, где след кофе указывал, что Северус прикасался губами к чашке именно здесь. Я должен быть всё время с ним, с Северусом.