13 возрастов Мастера Зелий

Дома было тихо, даже Кричера нигде не было видно. Ноги сами собой принесли меня на кухню: обследовав буфет, я обнаружил там почти полную бутылку огневиски. Не потрудившись даже найти стакан, я стал пить прямо из горла. Сначала вкус не чувствовался, потом виски начало обжигать мне горло, но лишь когда пить стало невмоготу, я поставил бутылку на стол. На дне осталось ещё немного виски. Я подумал, не допить ли мне его, как вдруг пол подо мною качнулся, и я решил, что правильнее будет лечь: кое-как добравшись до дивана в гостиной, я рухнул на него и, кажется, заснул. Как только я проснулся, меня буквально вывернуло наизнанку три раза подряд, и я даже не успел достать палочку, чтобы убрать за собою. В тот же миг в поле зрения возник домовик. — Кричер, — простонал я, — Убей меня! Иначе я сдохну в страшных мучениях! Кричер одним взмахом маленькой руки убрал всё безобразие, которое я развёл в гостиной. — Сейчас я принесу вам антипохмельное, хозяин. Пока Кричер нёс мне зелье, я мечтал только об одном: открутить свою глупую башку и выбросить её в окно. Выпив антипохмельное, я мгновенно почувствовал себя лучше, хотелось со слезами на глазах расцеловать того зельевара, который его изобрёл. Зельевара… Я вспомнил, что оставил Северуса в больничном крыле одного, хотя Помфри доверила мне присматривать за ним. И ведь он предупреждал меня в самом начале, что после его рассказа я не захочу смотреть на него. Так и получилось. Но его воспоминания были для меня пыткой. Я не желал детально вспоминать, что конкретно он мне сказал, но перед глазами стояло обнажённое тело Северуса в тесных объятиях щупалец огромного фиолетового осьминога. До меня начало доходить, что я натворил, да и Кричер подлил масла в огонь: — Пока вы спали, хозяин, вас из камина спрашивала целительница из Хогвартса. — Мадам Помфри… — Она не назвалась. Но она была очень сердита на вас, хозяин. — Что я натворил, Кричер! — я даже не почувствовал боли, вырвав из своей шевелюры целую прядь, и теперь с ужасом и недоумением смотрел на черные волосы у себя в кулаке. В сущности, иногда волшебники не слишком-то отличаются от домовых эльфов. — Вы убили кого-то, хозяин? — деловито осведомился домовик. — Почти убил. Мне нет никакого прощения, я всё испортил, идиот! Я не смог сдержаться… Северус никогда не простит меня... — Куда вы, хозяин? Скоро полночь. Я встал с дивана и сделал пару нетвердых шагов. Однако всё было не так уж плохо: взяв с полки немного летучего пороха, я полез в камин: — Комнаты декана Слизерина! Зелёное пламя коротко вспыхнуло и сразу погасло. Проход в гостиную Снейпа был заблокирован. Я был готов разнести несчастный камин по кирпичу, но под рукой не оказалось волшебной палочки. Я принялся разыскивать её по всей гостиной, а потом перенёс поиски и на кухню. Палочка лежала на кухонном столе рядом с недопитой бутылкой огневиски. — Аппарейт! Я очень хорошо представил кованые ворота Хогватса и чуть не врезался в них носом. Конечно, в этот час они были закрыты. Я попробовал «Алохомора», но, естественно, ворота помимо простого замка были опечатаны парой именных заклинаний. Аппарировать в Хогвартс, наплевав на защитную магию, было бы безумием, и как бы мне ни хотелось ещё раз испытать свою судьбу, немыслимым усилием воли я себя остановил. Хотя любая мысль о Северусе и о том, что он лежит там, беспомощный, запутавшийся, сбитый с толку «Infanto Virgum», отдавалась в моёй душе такой болью, что я снова поднимал палочку с намерением аппарировать и пробиться за неприступные стены Хогвартса – лишь бы увидеть его и удостовериться в том, что он жив. Возвращаться на Гриммо я не стал, наколдовал себе из носка спальный мешок и устроился с комфортом под куполом небес. Ещё несколько недель назад для нас с Роном и Гермионой это был вполне приемлемый способ ночёвки. Разбудил меня звон ключей и топот множества ног. Я превратил спальный мешок обратно в носок и спрятался в кустах. Оказалось, что это профессор Флитвик пришёл открывать ворота, чтобы выпустить отработавших свою смену магов-строителей. Вслед за этим стали раздаваться хлопки, и перед воротами начали появляться другие маги, сменяющие первых. Когда поток рабочих иссяк, я вышел из кустов и направился к замку. Едва войдя в него, я пожалел, что не захватил с собою мантию-невидимку. Люди, которых я встречал, узнавали и приветствовали меня, они улыбались и не подозревали, какую ужасную подлость я совершил, как поступил с человеком, который тоже был героем этой войны и заслуживал уважения наравне со всеми. Больничное крыло было закрыто, и на мой стук никто не отзывался. В голове пронеслись ужасные картины, у меня потемнело в глазах. С трудом удержавшись на ногах, я прислонился к стене и постарался отдышаться. Через минуту серая рябь перед глазами исчезла, и я со всех ног бросился к кабинету МакГонагалл. Но дверь кабинета тоже была закрыта. Я произнёс: — Дамблдор, — но горгулья даже не сдвинулась с места, МакГонагалл сменила пароль. Я побежал в Большой зал, надеясь встретить там хоть кого-нибудь из учителей. Если бы с Северусом случилось что-то ужасное, они должны были бы это знать. В Большом зале я увидел несколько человек, которые о чём-то оживлённо спорили, но среди них не было ни одного знакомого лица. Если исходить из того, что Северус жив, — а я не желал думать иначе, — можно предположить, что он вернулся в свои апартаменты. Значит, нужно спуститься в подземелья. Но и здесь меня ждала неудача. Я колотил в дверь минут пять, но мне никто не открыл. Мне бы сейчас карту Мародёров! Но она затерялась где-то в сумке Гермионы, а где находится сама сумка, не мог бы сказать даже Мерлин. А может, Северус вернулся в Паучий тупик? Или он в классе зельеварения? Дверь в класс зельеварения была приоткрыта, и за нею слышались голоса. У меня перехватило дыхание от волнения: как мне посмотреть Северусу в глаза и не умереть со стыда? Я вошёл в кабинет, как будто нырнул в ледяную прорубь. На меня уставились несколько пар глаз, но среди них не было ни одних достаточно тёмных, глубоких и блестящих. Мальчики и девочки, — кажется, это были слизеринцы с младших курсов, — все как один перестав вытряхивать из шкафов всякий хлам, переключили своё внимание на меня. — Я ищу профессора Снейпа, — сказал я на удивление твёрдым голосом. — Он болен, — ответил кто-то. — Но он где-то в Хогвартсе, — кивнула головой одна из девочек. — Он вам очень нужен? — спросила другая. — Да, он мне очень нужен, — ответил я, сознавая, что в произнёсённой фразе заключается смысл моей жизни. Девочка оглянулась на однокурсников и продолжила: — Я слышала за завтраком, как профессор МакГонагалл говорила профессору Флитвику о том, что Северус Снейп ещё слишком слаб для полноценного колдовства, но поскольку сидеть без дела он не желает, она отправила его в библиотеку узнать насчёт лестниц, кажется, они стали двигаться как-то не так… Я не дослушал девочку, крикнул: «Спасибо» и, окрылённый надеждой, побежал в библиотеку. Приоткрыв тяжёлую дверь, я сразу увидел Северуса. Он сидел спиною ко мне и был погружён в изучение какой-то книги. Я осторожно притворил за собой дверь и спрятался за шкаф. Я не мог сразу подойти к Северусу, слишком напряжённой показалась мне его спина, слишком широкими были его плечи, весь он снова был какой-то чужой и незнакомый. Ведь ему сейчас не меньше двадцати трёх лет, и это значит, что он уже несколько лет преподаёт в Хогвартсе. Он уже не тот метущийся юноша, он взрослый, многое испытавший человек. Как я могу подойти к нему со своими глупыми детскими извинениями? Есть вещи, которые нельзя извинить, их можно только искупить. Внезапно Северус развернулся: — Хватит уже прятаться за шкафом, Поттер, проходи, я не кусаюсь, — и снова повернулся к своим книгам. Вот так, теперь я «Поттер». Стараясь ступать как можно тише, я подошёл и сел на стул рядом с ним. Северус мельком глянул на меня и снова погрузился в изучение текста. Ни враждебности, ни злобы я в этом взгляде не заметил, но и той безбрежной боли, что я видел в его глазах в нашу последнюю встречу, там не было. Северус превратился в мужчину – необыкновенного, благодаря своей некрасивости, сумрачному взгляду и обманчивому спокойствию. Такого мало любить, мало понимать, такого человека нужно принять как дар великого создателя, и наслаждаться этим болезненно прекрасным сочетанием добра и зла в одной личности. Я понимал это, но даже не пытался выразить вслух эти мысли, слишком противоречиво и туманно могли бы прозвучать мои слова. Но молчать я тоже не мог: — Это не была любовь! — выдохнул я, уже начиная задыхаться от волнения. — А что тогда? — спросил Северус и посмотрел на меня долгим взглядом. — Нет, Гарри, это была именно любовь. Та любовь, в которой я тогда нуждался, и на которую только и было способно моё разодранное сердце. Мне казалось, что Том Риддл вылечил меня, заставил забыть Лили Поттер. Но это было не так. Узнав, какая опасность ей грозит, я понял, что для меня нет существа дороже её, и морок, которым меня окутал Лорд, растворился. Он говорил со мною, не гнал меня и не злился, но я не знал, как этим воспользоваться. Осознание вины сковывало мой разум, и он отказывался мыслить ясно; я мог только смотреть на Северуса, на то, как двигаются его губы, как руки непроизвольно сжимают обложку книги, как оживают и блестят его глаза. Северус замолчал, а я так и не знал, что ему ответить. Я положил руку ему на колено и стал его поглаживать сквозь грубую ткань. Северус оттолкнул мою руку: — Ты с ума сошёл! — прошипел он. — Мы же в библиотеке! Но я действительно будто с ума сошёл: зарылся пятернёй в его волосы на затылке, слегка притянул к себе и впился губами в его губы. Северус оттолкнул меня и с грохотом вскочил со стула. Неизвестно откуда появилась мадам Пинс и бросила в нашу сторону отнюдь не доброжелательный взгляд. — Гарри, я занят, уходи! — прошептал Северус. — Поговорим потом. — Сейчас, пожалуйста! Я не отниму у тебя много времени. Ты же не хочешь, чтобы я умолял тебя, стоя на коленях? — прошептал в ответ я. — Это самый настоящий шантаж, — прошипел Северус. Северус подошёл к мадам Пинс, что-то негромко сказал ей и направился к выходу. Я последовал за ним и нагнал его в коридоре. — У стен есть уши, давай выйдем наружу, — попросил я его. — Что ты мне хотел сказать? Ты уверен, что это стоит того, чтобы отвлекать меня от дела? — Да, если, конечно, моя душа стоит дороже двух-трёх полусгнивших книг. — Твоя душа? — насмешливо повторил Северус и стал похож на себя-подростка. — Ты думаешь, у меня её нет? — забегая вперёд и заглядывая ему в глаза, поинтересовался я. Мне было всё равно, что говорить, лишь бы Северус не отказался выйти из замка и пройти триста шагов до Запретного леса. Да, я хотел заманить его туда, и тогда бы наш разговор принял совсем другое направление… — Мне всё равно, — дёрнул плечом Северус. Но я понял, что он просто дразнит меня — в его глазах снова мелькнуло что-то похожее на насмешку. — Мне говорят, что я очень сильный волшебник, и что такая сила скорее присуща злу, нежели добру. Даже Сортировочная шляпа настаивала, чтобы я учился на Слизерине, а там, как известно, учатся все тёмные маги. Но мой друг Рон мечтал быть гриффиндорцем, и я хотел быть распределённым на тот же факультет, что и он. — Я не понимаю, к чему этот разговор, по-моему, ты просто заговариваешь мне зубы, — холодно заявил Северус. Я лихорадочно соображал, что можно сказать, чтобы заинтересовать его хоть немного: — Знаешь, на шестом курсе Зельеварение у нас вёл Гораций Слизнорт. Мне не досталось нормального учебника… — А у тебя вечно всё не так. — Точно! И Слизнорт сказал, чтобы я поискал себе учебник в шкафу, среди старых книг. И мне достался экземпляр, на котором было написано, что он принадлежит Принцу-полукровке… Я внимательно следил за Северусом, но ни один мускул не дрогнул на его лице, и я продолжил: — Там было одно заклинание… Очевидно, собственное изобретение Принца-полукровки: Сектумсемпра… Это заклинание рубит человека на куски. Знаешь, на ком я его опробовал? На Драко Малфое, сыне Люциуса Малфоя. Глаза Северуса буквально почернели, зрачки глаз растеклись почти на всю радужку. Он сжал кулаки, но ничего не сказал. — Не волнуйся, сын Люциуса остался жив! Исключительно благодаря тебе. Ты спас ему жизнь тогда… Теперь видишь, сколько во мне тьмы, а в тебе света? — Зачем ты мне это рассказываешь? Через пару дней я вернусь в свой нормальный возраст и буду в состоянии дать оценку своим и твоим поступкам. — Я этого и боюсь, боюсь твоей устоявшейся точки зрения, твоего отношения ко мне… Лучше вспомни тот вечер, когда тебе было пятнадцать лет! Ты ревновал меня, а я сходил по тебе с ума. — В пятнадцать лет человек не вполне отвечает за свои поступки, — отчеканил Северус. — Я говорил тебе то же самое! Но ты спорил со мною и был прав, у тебя в твои пятнадцать был такой ум и такой жизненный опыт, каких не было у других, — я подбирал слова, которые должны были польстить Северусу, убаюкать его бдительность. Мои усилия пропали даром: неумелое красноречие гриффиндорца разбилось об понимающую гримасу слизеринца, как утлое судёнышко об острые скалы. Но мне было всё равно, мы уже вошли в Запретный лес. Я развернулся к Северусу, схватил его за руку, осторожно прижал к ближайшему дереву и, пока он не начал сопротивляться, страстным поцелуем смял его губы. Не чувствуя противодействия, я всё сильнее прижимался к Северусу, тёрся об него, а заметив, как он слегка расставил ноги, чтобы я смог придвинуться ближе, и вовсе обнаглел. Я жадно ласкал его через одежду. Северус отвечал на мои поцелуи, но его руки висели вдоль тела, он не предпринимал попыток ни обнять, ни потрогать меня. Мне показалось, что он просто позволяет мне вести. Чтобы проверить это, я распахнул полы мантии и положил руку ему на пах. И почувствовал сквозь грубую ткань прекрасное доказательство его желания — твёрдый член, которому было очень тесно в брюках. Если в нашу первую близость, когда Северусу было семнадцать, его мужское достоинство показалось мне достаточно большим, то сейчас его член был просто огромным. В один момент я распрощался с остатками разума и превратился в какого-то неистового зверя: из моего горла вырвался звериный рык. Застёжки мантии жалобно клацнули, когда я содрал её с Северуса. От рубашки, наверное, остались бы одни клочья, если бы Северус поспешно не расстегнул её сам. А я, глядя на то, как он, опустив голову, сосредоточено и быстро вынимает маленькие пуговицы из петель, прикусил указательный палец на левой руке, чтобы не закричать на весь Запретный лес: я просто умирал от желания. Губами и зубами я впился в его сосок, как голодный зверёныш впивается в соски своей матери. Северус вздрогнул, но ничего не сказал, не попытался меня оттолкнуть, его руки, расстегнув рубашку, снова безжизненно упали. В одно мгновение я справился с застёжкой его брюк, спустил их с бельём к щиколоткам и совсем раздел его, стащив с него ботинки и носки. Сжав левой рукой освободившийся от уз одежды член, правой рукой я стал хозяйничать между ягодиц Северуса: гладил, массировал и потихоньку нащупывал маленькое отверстие, окружённое сжатыми мышцами. — Очищающее… — прошептал Северус. — И заклинание смазки. — А ты всегда остаёшься учителем, Северус, — я потерся щекой о его плечо, одновременно доставая палочку из кармана и произнося нужные заклинания. — Теперь я тоже вижу, что ты великий волшебник, — глядя, как с моей палочки в ладонь натекает полная пригоршня смазки, произнёс Северус. Подхватив свою мантию, он расправил её и бросил на землю. Потом лёг на неё, вызывающе широко раздвинув ноги, согнутые в коленях. — Или ты хочешь, чтобы я лёг на живот? — спросил он тихим, но глубоким голосом, от звуков которого у меня снова перехватило дыхание. — И не надо ничего, просто войди в меня, смазки у тебя достаточно. Я опустился на колени рядом с ним и нежно поцеловал его в губы: — Это не будет похоже на изнасилование? — Люби меня, Гарри, люби меня так, чтобы я забыл своё имя, — тихо ответил он мне. — Ты забудешь абсолютно всё, — я поцеловал его в висок и на секунду уткнулся носом в ямочку возле ключицы, вдыхая его запах, а потом расстегнул на себе брюки одной рукой и приспустил их вниз вместе с бельём. Как и потребовал Северус, я не стал тратить время для того чтобы как следует подготовить его к соитию. Я выплеснул часть смазки Северусу между ягодиц, а остальное быстро размазал по своему стоящему колом члену. Но войти сразу я всё же не решился, а просунул в розовую дырочку один палец и увлажнил смазкой узкий канал, который мне предстояло раздвинуть, чтобы овладеть Северусом. Он приподнял бёдра и подложил ладони под свои ягодицы, чтобы мне было удобнее. Я входил медленно и старался не смотреть вниз, чтобы не кончить сразу, потому что зрелище того, как мой член постепенно исчезает между белых ягодиц, всё дальше и дальше проникая внутрь и растягивая крошечное вначале отверстие под размер моего возбуждённого члена, могло подвести меня к тому, что я бы кончил, даже не начав. Продвинувшись немного вперёд, я останавливался, чтобы Северус справлялся с новой порцией боли. А в том, что ему было больно, я не сомневался. Это было заметно по судорожным вздохам, которые он пытался скрыть, но я слышал их, ведь мы уже были одним целым, и каждый его вздох я ощущал лучше. Но его лицо оставалось бесстрастным, словно маска, к тому же он прикрыл глаза, чтобы я ничего не смог в них прочесть. — Хватит уже церемониться, я вполне готов, войди в меня до конца, — сказал он, когда я в очередной раз остановился. — Ты замучаешь и себя, и меня. Я вытащил из него член и снова произнёс заклинание смазки. Её оказалось немного меньше, чем в первый раз, и всю её я размазал по промежности Северуса. Теперь два моих пальца с лёгкостью проходили внутрь его. Я приставил головку своего члена к его покрасневшему отверстию и одним сильным движением вошёл в него на всю длину. Северус охнул и открыл глаза. — Наконец-то ты решился, — прошептал он и слабо улыбнулся. — Дай мне передохнуть пару секунд и начинай… Я наклонился, поцеловал Северуса в губы и потёрся об его член, лежащий между нашими животами. — Двигайся, Гарри, — попросил Северус и сам слегка качнул бедрами навстречу мне. Меня не надо было долго уговаривать, я вышел из Северуса почти полностью, а потом снова вошёл, восхищённый послушностью, с которой тело Северуса принимало меня, упруго и нежно сжимая мой твёрдый, словно окаменевший, член. Некоторое время я сдерживался, двигаясь плавно и медленно, потом моё тело стало диктовать мне темп, заставляя биться в отверстие Северуса короткими сильными фрикциями, от чего он шипел, выгибался и подавался бедрами мне навстречу, бесстыдно разводя ноги всё шире и шире. — Глубже… ещё глубже, Гарри, — слова, перемешанные с тихими стонами, уже превышали лимит удовольствия, которое было способно выдержать мои мозги и тело. Чувствуя, как наслаждение безжалостно скручивается в тугой узел внизу моего живота, я сделал три глубоких сильных толчка и, задержавшись внутри Северуса, излился спермой в глубине его тела. Я сделал это намеренно: мне казалось, если частицы моего естества останутся в нём, то он будет «помечен» мною, пропахнет мною, а следовательно, будет принадлежать мне, даже находясь вдали. Не вынимая своего не собирающегося опадать члена, я взял подрагивающий от возбуждения ствол Северуса в руку и в несколько ласковых, но сильных движений довёл его до оргазма. Подставил ладонь под перламутровую струю, вырвавшуюся из его члена, чтобы, облизав свою ладонь, распробовать Северуса на вкус, ведь в прошлый раз я от волнения и напряжения ничего не понял. Он был терпким и слегка пряным, и я знал, что теперь этот вкус будет преследовать меня вечно, не позволяя желать, да что там желать - даже смотреть на других людей как на объекты влечения. Я вытащил свой влажный член из тела Северуса и понял, что по-настоящему стал мужчиной, исполнив мужскую роль. Северус инициировал меня, приняв на себя пассивную роль. — Ты превосходный любовник, — мутными от возбуждения глазами Северус посмотрел на меня и, протянув руку, потрепал меня по волосам. — Но мне нужно идти, я не хочу выглядеть безответственным в глазах мадам Пинс. — Ещё минуту, Северус, пожалуйста! — я положил голову ему на грудь. Мне очень хотелось сказать Северусу, что я люблю его, но я боялся, что моя откровенность разрушит интимность этого момента, и решил, что с нежными признаниями лучше подождать хотя бы до вечера. — Ты придёшь сегодня вечером на Гриммо, Северус? — Я не могу, мне, наверное, всю ночь придётся провести в библиотеке, нужно найти решение одной проблемы. — Какой проблемы? — Нет, Гарри, на этот раз это не твоего ума дело, — усмехнулся Северус. В отместку я укусил его за ухо, потом потёрся об него и прошептал: — А я всё равно буду ждать. К тому же на Гриммо тоже есть библиотека. — На Гриммо есть ты… А это не способствует решению проблем, скорее наоборот. Нельзя было понять наверняка, простил ли меня Северус и будет ли у наших отношений продолжение, или же он снова использовал меня, чтобы просто получить удовольствие. Одно было предельно ясно: он хочет меня, а я хочу его, а что из этого выйдет — покажет время.