Истории из детдома "353"

Дата и время неизвестны. Детдом номер 353.

Дорогой дневник. Сколько времени прошло..... Даже не знаю. Я давно уже потеряла ему счёт. День или ночь, ночь или день. А есть ли смысл считать? Ведь ничего хорошего там нет. В том самом будущем, которое, по каким-то неизвестным причинам, должно быть обязательно светлым. Невольно вспомнился момент из мультфильма моего детства: игрушечный крокодил Гена и не менее игрушечный Чебурашка, катающиеся на голубом вагоне, уносящим их в даль. В неизвестность. И песенка, которая с нотками светлой грусти утверждала, что всё обязательно будет хорошо… Боюсь, что в моей жизни ничего не будет хорошего. Уже ничего. Меня зовут Алиса. Так сложилось, что я с самого детства была мало кому нужна. Да что там с детства. С рождения. Даже своих родителей, настоящих, я не помню… Кажется, они отказались от меня почти сразу после рождения. Какая-то болезнь у меня была непонятная или что-то такое… В общем, сложно сказать. Правду узнавать не у кого было. Разве что у директора моей нынешней обители, Любови Марковны… Хотя, откуда ей знать об этом. В общем, попала я в приемную семью. Не сказала бы, что она была плохой. Да и как ребёнок о таком может судить? Мне же лет пять наверное было… Может меньше. Отчим оказался инженером какого-то завода, не главным, таким, среднячком. Но получал прилично. И жили мы также — в масле не катались, но и не бедствовали. Он приучал меня к самостоятельности. Мачеха была преподавателем в школе. Преподавала рисование и музыку, если не ошибаюсь. Да и сама по себе была довольно творческой личностью… До сих пор вспоминаю с улыбкой, как она обучала меня рисовать. Мне не давалось, я капризничала, не хотела. Ну вот, не творческая я, блин, личность. Та же участь постигла и попытки пристрастить меня к музыке. Хотя, нет, здесь всё же было лучше. Во всяком случае мне нравилось. Слышать звуки перебора струн, отзвуки басов, переходы с аккорда на аккорд..... Золотое время… Было золотое время… Пока не наступила зима. Зима проклятого и одновременно судьбоносного тысяча девятьсот восьмидесятого года. Декабрь сильно ударил по нам. Что-то случилось там, на заводе отчима. Вроде как директор проворовался. Проворовался или нарушил технологию… Какую-то. Вообщем, всё закрыли. Отца лишили работы. До сих пор помню остановившийся взгляд мачехи, которую я так и не научилась называть мамой, слова низким басом, о постигшей нас катастрофе… Он запил тогда, с горя. Хотя, раньше и капли спиртного не выпивал. Но раньше всё было по другому. И как это часто бывает, под огнем оказались дети. То есть я. Тут мне и припомнили всё: приемность, несбывшиеся надежды на моё будущее, скверный от неспособности принять себя характер, внутреннюю злобу на родителей, ведь я не чустововала себя своей рядом с ними… Несколько месяцев я так мучилась. Точнее, мучились мы все. Пока они не решили сдать меня в детдом. В этот злосчастный детдом номер 353. Директор, черт бы ее побрал, оказалось какой-то их давней знакомой. Которая с лёгкостью помогла избавиться от ненужного рта. Вот где я сижу сейчас, совсем как принцесса в башне из сказки. Только её ждал и искал прекрасный Принц. А вот меня… Губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Хорошо, что никто меня сейчас не видит. Одинокая комната, с заросшими грязью окнами, не пропускавшими дневной свет, не была обиталищем хоть каких-то посторонних существ. Даже другие постояльцы этого «заведения» не особо стремились ко мне. Пожалуй, вообще не стремились. Как говорила воспитательница, их отталкивал мой характер. Я и не умела по другому. Жизнь научила меня отстаивать своё жизненное пространство, причем, крайне жестко. Мне казалось это обыденностью… Да и им тоже. Но почему-то стать «своей» я так и не смогла. Хоть для кого-то… Слёзы начинают течь из моих глаз. Я вспоминаю то лето. Лето восемьдесят седьмого года. Когда меня отправили на «отдых» в Совёнок. Совсем новый пионерлагерь, ничем не примечательный. Но для меня это был вдох свежего воздуха. Наконец-то видеть что-то, кроме унылых стен полуразрушенного детдома, который держится на честном слове, не видеть лиц, которые не желают тебе ничего кроме ненависти и неприязни… Что же, у меня получилось..... Не знаю, кто найдет эти записи… Да и кому они нужны-то в этом детдоме? Да и вообще… Но держать это в себе мне гораздо тяжелее. И с каждым днём всё сложнее. Мне кажется, что последние пару месяцев я существую. Существую, а не живу. И все из-за него. Странного парня с таким редким именем Семён. Который появился в моей жизни как метеор на пути мирной планеты. Он был откуда-то с юга, но родители-дипломаты перевезли сына в Москву. Точнее, собирались перевезти, но решили напоследок устроить своего рода «прощание» с родными местами и отправили в «Совёнок». И этот обычный с виду парень был совсем необычен при глубоком рассмотрении. Что-то было в нем… Чужое? Загадочное? Несвойственное сотням мальчишек вокруг? Не знаю. Сложно было понять. Да и не хотелось.... Поначалу я относилась к нему с явным пренебрежением. Как и ко всем... Кроме Ульяны. Моя единственная подруга в школе оказалось таковой и в лагере. Помню, как мы пытались подшучивать над ним, как старались сагитировать его на какую-нибудь проделку, а затем подставить вожатой.... Но ничего не выходило. И это усиливало интерес. Мне хотелось узнать пределы его прочности. Ну вот, узнала.... Когда я поняла, что питаю к нему чувства? Снова не знаю. Как-то это все слишком быстро случилось, что ли... Я старалась не подпускать никого к себе, даже Улю. Но Семён словно был неудержим для моих барьеров. Я навсегда запомню ту лунную ночь. В предпоследний день смены. Когда мы стояли посреди лесной опушки, вдали раздавалась музыка дискотеки, с которой мы сбежали, чтобы побыть друг с другом. Внутри снова зажигается огонек доверия, хочется вновь поверить в чудо... Что я кому-то нужна. Что кто-то любит меня. Интересно, что он чувствовал ко мне? Что-то было у него в душе, сердце, когда мы заключили нерушимый договор — условились, что будем писать друг другу письма. Скрепив его поцелуем — самой надёжной печатью. И ведь я это предложила. Верила, что он может вытащить меня... "Размыто, возможно, слезами". Уже прошло около полугода. Ни на одно мое письмо не было ответа. Уля говорит, что Семён близко сошёлся с Леной. С этой двуличной кикиморой, которая не давала нам жизни с самого лагеря, стараясь встать между мной и Семой. Если и остались какие-то надежды, то одни крупицы. В общем, ничего хорошего впереди не видать. Места в тетради, с трудом похищенной из классной комнаты, остаётся не так много. И знаете... Мне хочется попробовать воплотить мои фантазии. Глупые девичьи фантазии о несуществующем будущем и несуществующей любви. Возможно, кто-то найдет этот дневник после моего отъезда отсюда. И мне так хочется, чтобы это был он. Пусть хотя бы попробует представить, каково мне было жить. Итак, начнём.