"Отпусти меня"

Я закрываю светлые глаза. Ты тихо дышишь на мои ресницы. В который раз перебирает волосы рука, В который раз хочу о прекращении молиться. Ты каждый день твердишь мне о любви. О том, что не прекрасней даже звезды. Я так устал. Пожалуйста, молчи. Пожалуйста, утри мои бессмысленные слезы. Я слишком часто вижу этот взгляд. Любовь, на грани мутного безумья. Ответить, почему тебе я так не рад? Зачем? Есть вечность на раздумье. Ты вновь придешь, прижмешь меня к себе. И золотом рассыплется тяжелое молчанье. Здесь холодно. Сидя рука в руке Мне хочется приблизить расставанье. …Я с каждым днем слабею, как цветок, Без солнца обреченный увядать. А ты веками ждать меня бы мог. …Мне так невыносимо. Хочется. Кричать.

Джулиан взъерошил волосы, болезненно разглядывая своё отражение в зеркале. Два некогда янтарных глаза теперь были тенью самих себя — тусклые и поблекшие, они представляли собой не самое приятное зрелище. Такими глазами мог обладать последний спившийся старикашка из какого-нибудь захолустья, валяющийся под забором и просящий милостыню. Но не Джулиан. Его глаза всегда были насыщенными и яркими, они будто излучали что-то, что манило к ним людей, как светлячков на огонь. В чем-то это сравнение было правдивым — из всех, кто купился на его «огонь», мало кто возвращался живым. Единицы. Их можно пересчитать по пальцам одной руки. По пальцам одной изящной, музыкальной руки. Еще какой-то месяц назад, с тоской подумал Джулиан, я бы и не думал о том, как выставить свою внешность в лучшем свете. Но теперь он рассеянно бегал взглядом от одной пудры к другой, стараясь понять, какой цвет больше отводит чужие глаза от его собственных. Тусклые и стеклянные глаза могли рассказать о нем слишком много. О том, что в последнее время он не может нормально питаться. О том, что дарящий забвение сон с каждым разом становился если не короче, то кошмарнее. О том, что нервы Джулиана были на пределе, и каждый неожиданный шорох или громкая фраза пробуждали в нем в первую очередь рефлексы убийцы. О том…. Можно продолжать до бесконечности. Но, подытоживая, вывод оставался один — таким он не нужен на службе у самого Его Величества. Конечно, и все его прежние предшественники, несомненно, знающие друг друга, и передающие чин от наставника к ученику, так же служили королевскому двору, но в последнее время атмосфера в стенах дворца накалялась. И Джулиан то и дело чувствовал на своей спине чьи-то неприязненные взгляды, слышал чьи-то отвратительные слухи и шепотки, которые опускали его так сильно, что даже сами Темные демоны кусали бы себе от зависти локти. Наконец, более подходящий оттенок пудры был найден, и с помощью пышной кисточки нанесен на бледное лицо. Джулиан всегда старался обходиться без всего этого, потому что не понимал к чему это ему. Но теперь, осознавая всю важность своей должности при Королевском Дворе, и то, каким позором будет ее потерять, он пытался удержаться на ней любыми способами. Он не должен выглядеть плохо или подозрительно. Слухи могут говорить всё, что угодно. Но даже если эти слухи и правдивы на большую свою часть, он не позволит им сломать себя еще больше. Расстегнув три верхние пуговицы камзола — чуть больше, чем надо бы, он с усталым вздохом опустился в кресло около окна. Из приоткрытой ставни веял приятный прохладный ветерок, и Джулиану на миг показалось, что еще такая блаженная секунда — и все его проблемы улетучатся вместе с этим ветром. Но этого не случилось, и внезапная детская надежда обернулась еще одним крохотным опустошением. Он положил ладонь на глаза и прошептал какое-то ругательство. Разбито. Опустошенно. Выпотрошено. Было много слов, какими можно бы описать состояние Джулиана. С тихим вздохом убрав ладонь с лица, он склонил голову набок и чуть отодвинул плотную занавесь окна. Кресло, где он сидел, тут же осветилось последними закатными лучами, предвещающими очередную долгую ночь. Джулиан уже собирался было отпустить занавеску, как вдруг его глаз поймал какое-то движение внизу, под садовыми деревьями, напротив которых и располагались его окна. Приглядевшись, он заметил чью-то светловолосую макушку. Чью-то… Нет, он прекрасно знал, кто там, стоит под деревом и задумчиво теребит ярко-оранжевые плоды. Эти плоды называли съярха — они были круглыми и размером с мужской кулак. А когда созревали, съярха принимали божественно-красивый оранжевый цвет, и буквально соблазняли попробовать от них хоть кусочек. Джулиан отстраненно задумался — как давно он уже не пробовал их? Много ли лет прошло? Может ли он еще раз воспроизвести в памяти тот медово-сладкий вкус сока этого фрукта? Конечно, может. А еще может рассказать, как без меньших потерь получить сок съярха, как порезать ее по долькам, не лишив формы и вкуса, как долго длится период ее созревания, или когда приходит время пожинать плоды… Хрупкая фигура выскользнула из тени деревьев, и, бездумно вертя в руках съярха, медленным шагом отправилась куда-то вглубь сада. И обернулась — всего один раз. Но этого раза Джулиану было достаточно, чтобы судорожно задернуть занавеску, и поймать себя на том, что уже в который раз тот не может оторвать взгляда от одного и того же зрелища. Серебристые волосы, в которых порой запутываются алые листья съярха, грациозно-беспечные движения, околдовывающие взгляд, тихий, еле слышный голос, напевающий какую-нибудь спокойную песню. Заставив прогнать из своего сознания навязчивый образ, Джулиан в раздражении на самого себя закусил губу, и прошипел новое проклятье, почувствовав привкус крови. Чертовы клыки. Как я вам благодарен, что вы можете вернуть меня с небес на землю. Эта недостижимая красота не принадлежит ему. И никогда не будет принадлежать. Потому что Джулиан — проклятое дитё алых сумерек. Потому что он всего лишь серая и незаурядная личность, коих полным-полно при Королевском Дворе. Потому что его репутация с каждым днем падает всё больше и больше. И потому что его любовь граничит с безумством, а он никак не может это признать. Глубоко в душе он рассчитывал, что скоро всё это пройдет. Но еще издавна люди знали, что «рассчитывать» и «знать наверняка» это разные и далекие друг от друга вещи. Но если не пройдет — последним выходом было просто-напросто покинуть дворец. Джулиан еще раз выглянул в окно, убеждаясь, что можно выходить на ночное задание. Но прежде чем выдвигаться его оповестили, что сам Король требовал его к себе в кабинет. Это не вызывало в нем ничего, кроме лишней тревоги и раздраженности. Хотя он и понимал, что так относиться к Королю не имеет права. Тот никогда не был к нему несправедлив, никогда не давил на него, и относился более чем нейтрально, хотя порой он ловил на себе короткие подозрительные взгляды. Джулиан поднялся с кресла, всё еще чувствуя непонятного происхождения озабоченность и тревогу, и в последний раз подошел к зеркалу. Черные вьющиеся волосы, некогда поражающие своей густотой и ухоженностью, сейчас выглядели просто-напросто жалко. Жалко, да. Я жалок, и сам виноват в этом. А поверх этого — я не знаю, как выбраться из этого замкнутого круга. Отбросив прядь волос за плечо, он придал лицу решительности и вышел из комнаты. И так и застыл, полу прикрыв за собой дверь. Нет, демоны меня возьми. Я знаю, как выбраться. Но это будет еще хуже, чем простое самоубийство. Острые вампирские клыки вновь впились в его губу, и, негромко прикрыв за собой дверь, Джулиан отправился к Королю. Сумасшедшая, но еще неуверенная мысль медленно начинала обосновываться у него в голове. Ничего нового на приеме у Его Величества вампира не ждало. Он получил привычный листок с именами нежелательных личностей, которые в ближайшие время должны были погибнуть при загадочных обстоятельствах. На самом деле все до единого эти люди были гнилыми и подлыми, и демоны иного рождения просто плакали по ним. Но даже у пошлецов есть семьи, которые ни в чем не виноваты. Впрочем, король брал заботу о них на себя. Но жалоб не поступало еще ни разу. И это хоть как-то облегчало угрызения совести у Джулиана, который, хоть и был, по большому счету, наемным убийцей, но всё еще оставался чувствующим и живым существом. Или не совсем живым. Список состоял из четырех имен — и интуиция подсказала ему, что на ближайшее время больше «черных листов» не будет. Обычно имен было больше, да и личности были … позначительнее, что ли. А уж в придворных и мелких аристократах Джулиан наловчился разбираться как в собственной родословной. А если признаться честно, то даже ее он не знал настолько хорошо. Значит, заключил он, скоро у меня появится много ненужного и назойливого свободного времени. А это плохо. Это чертовски плохо. Потому что каждый день я буквально заставляю себя встать с кровати, а лишнее свободное время будет лишь подстрекать к большему уединению. А это как раз та тема, из-за которой ему тоже могут перемывать косточки за спиной. И даже если удастся избежать хоть маленькой неприятности, он это сделает. Жертвой этой ночи была кьери Айлен Тариоттэ. Так же по прозвищу Змея. Заслужила она его и своим отвратительным ядовитым характером, и своими темными делами с ядами. Немало хороших людей, которые мешали ей и ее нанимателям, скончались от этих ядов. И да, она вполне заслужила той участи, что ее ожидала. Джулиан провел работу чисто, как обычно — прокрался в дом, ступая неслышно, как тень. Коварная Айлен хорошо беспокоилась о своей жизни, и поэтому на ночь запирала свою дверь не только на ключ, но и на занавес защитных заклинаний. Вампир возился с ними недолго, но всё же дольше, чем стоило бы. Дойдя до ее кровати, он пробежался быстрым взглядом по лицу будущей жертвы. Она спала беспокойно, и ее ресницы постоянно вздрагивали, но она не ворочалась. Джулиан склонился над ней, и быстрым отточенным движением вонзил свои клыки ей в шею. Она успела чертыхнуться и широко открыть глаза, прежде чем оказалась намертво прижата к собственной кровати. Нет, Джулиану не надо было выпивать всю ее кровь. Это было дикарством, на которое уважающий себя вампир пойдет только в стадии сильнейшего истощения. При укусе из клыков при желании выделялся яд, и даже трех его капель хватало для того, чтобы отправить в мир иной взрослого человека. Секунд пять Айлен еще пыталась вырваться, но потом обмякла и испустила дух. — Да послужат звёзды тебе дорогой к перерождению, — прошептал ритуальные слова Джулиан, и достал из кармана небольшой флакончик. Обычная целебная припарка — пару капель на место укуса, и никому и в жизни не взбредет, что достопочтенная Тариоттэ умерла от клыков вампира. Закончив дела в этом доме, убийца при королевском дворе поспешил отправиться обратно к себе. В крайнюю комнату на третьем этаже Королевского Дворца, которая стала ему домом. Ничто не помешало ему вернуться, раздеться, и опуститься обратно в страну снов. В последнее время было так больно покидать ее, и вновь и вновь открывать с утра глаза, зная, что тебя ждёт день, исполненный привычных дел. Изгоем быть тяжело. Но он сам выбрал себе эту долю, согласившись принять титул при королевском дворе от своего наставника. Дэвон, король светлых эльфов, откинулся на спинку кресла, покачивая из стороны в сторону бокал с вином. Виноград в этом году в Тармейссе удался особенно, так что вино выходило просто отменным, таким, каким оно не было уже давно. Урожаи этого года вообще сулили много хорошего, и осень сейчас была какая-то особо мягкая, ласковая. Всё вокруг будто закрывала мирная завеса, и король не мог вспомнить точно, когда в последний раз слышал ссоры или скандалы под потолком дворца. Всё было тихо. А тишина и спокойствие раздражали Дэвона. Его узкие глаза посмотрели сквозь прозрачное стекло бокала, и увидели стоящего на пороге юношу. Юноша, как и король, тоже являлся эльфом, и, более того, он был его сыном и главным наследником трона. Эльф стоял, прислонившись плечом к дверному косяку, и с непередаваемой долей скептицизма разглядывал собственного отца. От подобного взгляда Дэвон хохотнул, и опустил бокал, жестом приглашая сына зайти. Тот даже не кивнул в знак благодарности, а лишь дошел до кресла напротив, и сел, свесив ноги с одной из его ручек. — Кто-то сегодня не особо в настроении, я смотрю, — заметил король, закидывая длинный хвост белых волос за спину. Он, как и все эльфы, не выглядел даже на половину своего возраста — ему можно было дать не больше тридцати пяти — Съярха выглядит не сильно здоровой, а я не могу понять, в чем проблема, — расстроенно сказал принц, потирая переносицу. — Я пытался вчера воззвать к душе дерева, но никаких успехов это не дало. Дерево не отвечает, почему ему грустно. Меня это никак не может радовать, как считаешь? — В саду не одно дерево съярхи. — Но это моё любимое! И твоя логика, спешу заметить, как-то далека от нормальной. — Лирхэ, ну ты же знаешь, насколько мне неинтересны все эти штучки. Вот походы — я понимаю, политика — сколько влезет. Но цветочки и корешки… Нет, меня от них мутит. И тебе я советую интересоваться более актуальными вещами. — Растения всегда актуальны для адекватных представителей нашего народа, — огрызнулся он. — Значит, я неадекватный представитель, и меня это вполне устраивает, — кивнул Дэвон, и отпил из бокала вина. Всё же надо дать сыну хотя бы видимость совета. — Ты говорил с Гэрль? — Я похож на идиота? Конечно же, я ходил к ней. Она пообещала мне навестить дерево при первой же удачной возможности. — И что тебя не устраивает? Лирхэ в голос вздохнул, и сцепил руки на груди. Его небесно-голубые глаза колко наблюдали за отцом. Тому, казалось, было всё равно. Он был в хорошем настроении, а хорошее настроение было для него такой редкостью, какой может быть снег в конце весны. Случается, но редко. А если принять во внимание теплый эльфийский климат… — Собственное бессилие. — А реже от учителей сбегать в детстве надо было, — фыркнул Дэвон. — А то нет же — заладили, то на уроках Ларнэ, то на уроках Лирхэ, вдвоем их замечали везде, но не на занятиях… — Отец, — сморщился эльф, будто услышал что-то неприятное. — Ты становишься ворчливым. Еще пару лет и ты сможешь отправляться к людям. Тот пожал плечами в ответ, и откинул голову на спинку кресла. Сквозь широко распахнутые окна комнаты волнами врывался ветер, и поигрывал с тонкими, почти прозрачными занавесками. Воцарилась уютная тишина. Приятно порой просто побыть рядом с близким человеком и помолчать о чем-нибудь. Не поговорить, а помолчать. Лирхэ лениво потянулся, и устремил взгляд за окно. Светло-синее небо было застлано причудливыми облаками, и — ни одной тучки. Совсем не по-осеннему. Хотя деревья уже начинали окрашивать свои листья в пёстрые и яркие цвета. Королевский сад из-за этого выглядел как пожар природы — везде все алое, оранжевое, желтое, и только трава оставалась зеленой. Но и ее постепенно заметал ковер из опавших листьев, который громко шуршал, если ступать по нему, забыв о том, что ты эльф. Это не означало, что эльфом не дозволено шуршать листьями — конечно же нет. Просто их шаги были настолько легки, что листья сами не шуршали, если только кто-то не делал это нарочно. — Как ты думаешь, стоит ли принять посла темных эльфов на следующей неделе, или перенести на другой месяц? Лирхэ усмехнулся про себя. Эта была лишь видимость просьбы посоветовать. Дэвон всегда сам принимал все решения, касаемые отношений с другими странами, и, стоит признаться, у него еще не было ни одного промаха. Он правил уже сто сорок четыре года, и не собирался от этого отказываться еще хотя бы лет тридцать. Ему нравилось властвовать, он чувствовал себя в своей стихии. И еще он очень, очень надеялся, что из его сына вырастет такой же хороший правитель, как он сам. Он не считал Лирхэ глупым или бестолковым. Наоборот — тот был умён и остёр на язык. Мог мыслить трезво и почти без предрассудков по отношению к чему бы то ни было. Однако у Лирхэ был не самый приятный характер, повышенное чувство гордости, и детская мечта отправиться в плаванье. Первые два пункта могли сильно повлиять на хорошие дипломатические навыки, если бы принц не умел в нужные моменты держать себя в руках. А если редко, но ему это не удавалось, дело никогда не доходило до кулаков. Язык может жалить сильнее, чем кулак — бить. Порой даже сам Дэвон опасался особо едких и, признаться, до боли правдивых комментариев в свой адрес. — Я бы перенес на следующий месяц. К тому времени погода станет больше похожей на осеннюю, и солнце перестанет быть настолько ярким и теплым. Сам знаешь, темные эльфы могут терпеть солнце, но оно их сильно раздражает. А на следующей неделе можно устроить… бал. — Лирхэ улыбнулся. — Прощание с летом это грустно, а подобное развлечение поднимет настрой у жителей. Дэвон усмехнулся, и поднял бокал с вином в сторону сына. — Абсолютно верно. Вот ты этим и займешься. Улыбка сползла с лица эльфа, и тот понял, что, не подумав, собственноручно вырыл себе яму и упал в нее. Или же схватил сыр, но не заметил мышеловки. — Отец, ты же знаешь моё отношение ко всему этому… — поникшим голосом начал Лирхэ. — И именно поэтому тебе не помешает опыт в бальных делах — давай-давай, с тебя не убавиться. — Нет. — Лирхэ. — Я назначу кого-нибудь другого. Я не собираюсь этим заниматься. Всё, что я могу — это составить список приглашенных. — Твоя мать была бы горда тобой, зная, в кого ты пошел характером, — улыбнулся Дэвон, и покачал головой. — Конечно, я не пытался припрячь тебя к этому. Этим займется Унриш. Лирхэ сделал вид, что пропустил мимо ушей первую фразу. Тема матери не была его любимой темой. И пусть она отправилась в иные миры много лет назад, тоска все равно окутывала его сердце, как только ее кто-нибудь вспоминал. Он отстраненно хмыкнул, пожал плечами и вновь закрыл глаза, удобнее развалившись в кресле. Этот день был полностью свободен, и он не знал, чем себя занять. Лениво перебирая в мыслях возможные варианты, он и сам не заметил, как погрузился в легкую дрему. Безмятежная и спокойная обстановка располагала именно к этому. Постепенно дрема переросла в привычный сон, который всё же успели прервать. Проснулся он от громкого хлопка входной двери. Во время сквозняков она захлопывалась просто отвратительно громко. Лирхэ уже хотел было повернуться и выглянуть из кресла, чтобы посмотреть, что там происходит, но услышав новый голос, быстро прикрыл глаза обратно и сделал вид, что всё еще спит. Его кресло стояло спиной к двери, но перестраховаться еще никогда и никому не помешало. Заметно эльфа было только с улицы, и только со стороны, которая была противоположна рабочему столу Дэвона. — Кьери Тариоттэ вступила на иной путь, мой король, — мягкий и бархатный голос раздался где-то слева, метрах в пяти от Лирхэ. Принц сразу же инициировал его владельца, и именно поэтому старался прикинуться веником. Веник из него выходил никудышный, потому что успевшие затечь от продолжительного сна мышцы начинали ныть и требовать движений. — Вот как, — будничным, безэмоциональным тоном сказал Дэвон. — Что же. Как вслед за ней ступят остальные, приди ко мне отчитаться сразу за всех. — Да, Ваше Величество. Конечно же, Лирхэ знал, что за дела водят Дэвон и Джулиан. И относился к этому более чем равнодушно. То ли потому, что его так выучили, то ли из-за собственных мыслей на этот счёт… Жертва одного может уберечь сотни. Так к чему бездействовать? — Можешь идти. — Ваше Величество, если позволите, у меня будет просьба… Эльф насторожил уши, и открыл глаза. Что-то новенькое. Просьба у короля. Ему до жути хотелось выглянуть и посмотреть своими глазами на происходящее, а не только слушать. Этот Джулиан всегда был каким-то странным, но, вспоминая прошедшие недели, Лирхэ понимал, что всё чаще и чаще ловит на себе его внимательные взгляды. Это настораживало. Наконец, он решился, облокотился на ручку кресла, и осторожно выглянул. Джулиан стоял спиной к нему, напротив рабочего стола короля. Дэвон сидел на стуле, перебирая в руках какие-то бумаги, и несколько заинтересованно смотря на вампира. — Я слушаю. — С Вашего позволения, если после тех людей, что были мне названы вчера… Если других в ближайшее время не будет, мне бы хотелось отправиться в Йиндри. Йиндри. Лирхэ напряг память, и вспомнил, что там находились небольшие имения Джулиана. Сам эльф ни разу там не был, но об этих местах ходила богатая молва — о том, как прекрасна в Йиндри зима, и как ночами можно услышать волшебные песни метели. О том, что летом Лесные Духи сами выходят из лесов Йиндри, чтобы проведать обитателей городка. И было еще много, много всего. Небольшой Йиндри был чем-то, вроде людской легенды о золотом городе у людей. Только Йиндри был открыт для всех желающих, но находился он довольно далеко от здешних мест. Сколько примерно Лирхэ даже не знал. Король молчал примерно десять секунд. «Издевается. Сколько нервов мне самому поела эта интригующая пауза», — подумал наследник. — Конечно, Джулиан. Отправляйся. Но остальное мы обсудим после того, как ты закончишь со своей работой. — Сердечно благодарю, Ваше Величество. А теперь, следуя вашему совету, я, пожалуй, пойду. Джулиан сдерживал радостную улыбку, откланиваясь и оборачиваясь, чтобы направиться к двери. Уж в Йиндри можно будет вволю отдохнуть и дать своей нервной системе немного восстановиться. Неожиданно, вампир замер, увидев быстрое движение и что-то серебристо-белое, мелькнувшее около кресла у окна. Растерянно посмотрев напоследок на Дэвона, он вышел. Был ли принц там на самом деле, или ему уже мерещится?.. Кто знает. А если он и правда там был, то почему скрывался? Что за детские игры? Совершенно заблудившись в догадках, но не в силах перестать об этом думать, Джулиан покачал головой и отправился собираться на очередную ночную вылазку. — Лирхэ, это дико прятаться от гостей и даже не здороваться, — хмыкнул Дэвон, откладывая бумаги. — Я вообще сплю, — хрипло ответил он. — Он меня разбудил. Я не люблю, когда меня будят. — У тебя был шанс сказать ему это лично. — Я не вмешиваюсь в чужие разговоры. — Когда не надо этикет у нас изо всех мест. — Я долго спал? Лирхэ поднялся с кресла, и потянулся. По привычке пригладил рукой длинные, чуть вьющиеся волосы, зевнул, и вопросительно посмотрел на отца. — Солнце уже почти село. — Тогда и я пойду. Я вспомнил, что хотел зайти в библиотеку, может, там будет что-нибудь стоящее про съярха. Дэвон махнул рукой, как бы отпуская сына, и тот вышел из комнаты. Подготовка к балу была как обычно шумной и полной веселья. Все эти дни во дворец постоянно что-то ввозилось и вывозилось, сновали туда-сюда слуги, сталкиваясь друг с другом. За каждым углом слышались чьи-то разговоры и суетливые шушуканья, порой разбавляемые звонким смехом. Белые почтовые голуби особой королевской породы разносили гостям приглашения. Приглашения лежали внутри обычного белого конверта, перевязанного зеленой ленточкой, и скрепленного печатью дворца. Доставлялись они таким образом даже тем, кто и сам жил во дворце. И одним таким суетливым утром в окно Джулиана постучался тот самый почтовый голубь. Вампир не заставил его долго ждать и поднялся с кровати. В голове, как обычно после долгого сна, еще витал тяжелый туман. Не потрудившись приодеться, вампир дошел до окна, распахнул его, и впустил поток свежего воздуха в душную комнату. Голубь на подоконнике выжидающе смотрел на него своими синими глазами. — И что же ты мне принесла, пташка? — поинтересовался Джулиан, и отцепил от лапки птицы конверт. Вначале он бегло пробежался по тексту взглядом, чтобы понять, что от него требуется. Потом, не увидев никаких указаний, он прочел еще раз — внимательнее. Опять ничего. Обычное приглашение на бал в честь окончания лета. Уже снятая зеленая ленточка поддалась новому порыву ветра, и бесшумно вылетела из окна. Джулиан проводил ее завороженным взглядом. — Бал… Он хмыкнул, дошел до столешницы и достал оттуда крохотное печенье. Положил перед голубем, и не удержался, и ласково погладил его по снежно-белым перьям. Тот будто бы не придал этому значения, разделался с предложенной ему выпечкой, и, взмахнув крыльями, улетел. Смахнув с подоконника оставшиеся крошки, Джулиан сел на него, и свесил ноги на сторону улицы. Сегодняшний день был свободен, как и многие последующие. Со своей «работой» он справился еще два дня назад, и теперь всё это время не знал, чем же себя занять. Прохладное осеннее солнце выглядывало из-под колышущихся листьев деревьев. Если бы Джулиан был менее опытен, или обращен совсем недавно, он не мог бы безболезненно смотреть на него. Но он жил уже около века, и был почти Высшим, так что солнца он не боялся. Так, раздражало немного, но больше неприятностей не доставляло. Лениво взъерошив волосы, Джулиан мечтательно уставился на небо. Бал… Как много обещало это слово. — Мне не нравится этот цвет. Я хочу белый. — Ваше Высочество, белый цвет будет сливаться с вашими волосами и кожей. Я бы посоветовала вам хотя бы светло-голубой. — Я не люблю голубой цвет. — А какие вы любите? — Хм. — Ваше Высочество? Лирхэ по привычке потер переносицу и взмахнул рукой, призывая отстать от него на время. Ему не сильно нравились все эти подготовки к балу, тем более каждый год — новый наряд… И каждый год сплошные муки, когда дело доходит до его подготовки. Обычная эльфийская одежда состояла из платьев. Платья делились на мужские и женские. В них не было пышности или чего-то хотя бы приближенно похожего на те платья, которые носили люди. Конечно, если напрячься, можно назвать много фасонов эльфийских платьев, но две главные черты были у всех — это длинный пояс и широкие рукава. Поэты пишут — нет столь прекрасных слов, которые могут передать шелест эльфийских одежд, их легкость и тонкость работы, и то, насколько приятно их носить. Нет, и не будет. — Тогда, может, серебристый цвет?.. — робко поинтересовалась портниха, задумчиво перебирая в руках ткань. Лирхэ оценивающе посмотрел на нее, и провел по ткани пальцами. Как и все прошлые — шелковистая и переливающаяся под солнечными лучами. — Я думаю, будет смотреться довольно неплохо… — одобряюще сказал принц, и глаза эльфийки зажглись надеждой. — Но я настаиваю на белом. Мне, понимаешь ли, непередаваемо надоело то, что год из года цвета выбирают за меня, и смотрюсь я в подобных нарядах как шут на маскараде. Я хочу белое платье. Серебристый пояс, с завязью слева на бедре, и такая же серебристая выделка на начале рукавов. Сами рукава можешь сделать полупрозрачными, — эльф натянул мягкую улыбку, глядя на удивленное лицо девушки. — Несмотря на то, что я парень, я вполне разбираюсь в одежде. Просто сделай это, пожалуйста. — Как скажете, Ваше Высочество, — кивнула темноволосая эльфийка. — А теперь позвольте мне снять мерки… Он кивнул, и развел руки в стороны — этот ритуал тоже был ему до тошноты знаком. Портниха запорхала вокруг него, словно бабочка, и то и дело делала пометки у себя в блокноте. При этом она беззаботно напевала известную народную балладу про эльфа, что влюбился в человеческую девушку. — У тебя красивый голос, — как-то удивленно заметил Лирхэ. — Тайри, почему ты работаешь здесь? — Мне просто это нравится, наверное, — после нескольких секунд размышления, ответила она, и улыбнулась. — Я закончила, вы можете идти. Эльф махнул ей рукой на прощание, и вышел из комнаты, чем-то озадаченный. Всё же — как это интересно, когда твоя судьба не предопределена, и у тебя впереди сотни путей, которые ты можешь выбрать… В голове его все звучал тихий и мелодичный голос Тайри — «Мне это нравится, наверное…» А может ли ему не нравится быть принцем? Он фыркнул и мотнул головой, отгоняя странные мысли. Сам себе он в этот момент показался ничтожно-глупым. Какие-то детские, капризные мысли — он же еще давно для себя решил, что станет правителем, и, причем одним из лучших. Почувствовав внезапный прилив раздражения, он вздохнул, и поспешил развеяться где-нибудь в саду или его окрестностях. Там хотя бы тихо.