Ты достоин любви

Антон шокированно пялился в экран телефона, заставляя себя открыть диалог и прочитать сообщение от матери, но что-то его останавливало. Он не верил в реальность происходящего, ведь не общался с матерью почти полгода, покинув дом отнюдь не на дружеской ноте. Через пару минут ему удалось пересилить себя и открыть переписку. Мамуля 22:34 Антон, здравствуй. Нам нужно поговорить. Выдели время на этих выходных и зайди домой. Три предложения. Тринадцать слов. Шестьдесят девять букв. Антон перечитал сообщение несколько раз, но отвечать не стал. Он был так шокирован происходящим, что в буквальном смысле растерялся. Конечно, в глубине души он надеялся на то, что его любимая мама одумалась и решила поинтересоваться его делами, интересами, самочувствием. Или хотя бы решила спросить, на какую дату намечен выпускной. Возможно, она даже хотела сказать, что очень любит своего единственного сына и хочет, чтобы он вернулся домой. Конечно, Антон уже давно привык к жизни с Арсением. Ему до боли в груди нравилось просыпаться с ним под одним одеялом, есть за одним столом, смотреть фильмы, целоваться, гулять, заниматься сексом и смотреть на звезды с балкона. Но это же мама. Как бы сильно она не ошибалась, как бы ни было трудно ее прощать, она подарила жизнь, поставила на ноги и отдала в школу, где он и встретился с Арсением. Шастун покрутил телефон в руках, медленно направляясь к дому. Он запутался. Как бы то ни было, родители не смогут ему запретить жить с Арсением дальше, а если и попытаются, он сбежит. Другой вопрос в том, о чем же его мама решила завести разговор спустя полгода. Вернувшись домой, Антон не хотел говорить Арсению об этом неприятном сюрпризе, но перемена в его настроении, резко изменившемся за время небольшой прогулки, была сильно заметна. — Антон, что случилось? — буквально с порога спросил Арсений. — С чего ты взял, что что-то случилось? — Ты какой-то озадаченный. — Может немного, — пожал плечами Антон, намекая на то, что бывает и так. — Так что случилось? Тебе Оксана что-то наговорила? — Нет, с ней все в порядке. Мы еще немного поговорили, и она, кажется, действительно не против наладить отношения. — Тогда кто тебя расстроил? — недоумевал Попов. — Мне мама написала… Арсений удивленно изогнул бровь. Антон улыбнулся. Примерно с таким же лицом он читал сообщение от матери по дороге к дому. — Она хочет, чтобы на выходных я пришел домой. Хочет мне что-то сказать, — спокойнее, чем у себя в голове минуту назад, сказал Антон. — Странно как-то… — честно признался Арсений. — Да я вообще охуел. Но… Я не знаю, стоит ли мне идти к ней. — Сходи. Она твоя мать, может, одумалась, может, хочет извиниться за свое поведение, может, хочет прийти на выпускной. Шастун снова улыбнулся. Ровно такие же оптимистичные мысли крутились у него в голове после прочтения этого сообщения. — Ты прав, схожу, а там будь что будет, — Антон подошел к Арсению и приблизился к его лицу. Игриво ткнув его нос своим, парень поцеловал его в губы сначала робко и невинно, а после перевел поцелуй в более страстный. Антон стал активно водить руками по спине мужчины, порой приподнимая его футболку чуть выше положенного. В ответ на эти действия Арс нагло сжал чужие ягодицы через ткань брюк, вырывая беспомощный стон Шастуна. — Как ты можешь быть таким невинным и страстным одновременно? — поинтересовался мужчина, на что Антон лишь пожал плечами. — Можно тебя взять? — с вызовом спросил он, словно предлагал впервые заняться любовью. — Да, — смело заявил Антон, словно только этого он и ждал. Попов повалил парня на кровать, нависнув сверху и покрывая поцелуями все его тело. Тот звонко засмеялся от неожиданности, когда мужчина провел кончиком языка у него за ухом, вызывая тем самым приступ щекотки. — Я думал, мы разбудим соседей чуть позже, но ты, кажется, уже решил этот вопрос, — беззлобно проурчал Арсений на ухо парню. — Прости, — виновато ответил Антон. — Все в порядке, не сдерживайся. Шастун заметил, что каждый раз, когда они с Арсением остаются дома только вдвоем, голос его становится более мягким и глубоким, буквально завораживая Антона своим звучанием. Антон растворялся в Арсении, и это было взаимно. За время, проведенное вместе, он ни разу не почувствовал боли, предательства, осуждения. Возможно, поэтому Попов и стал тем единственным человеком, с которым он смог расслабиться и быть самим собой, с которым он раскрепостился и почувствовал наслаждение, с которым он позволил себе не стесняться и просто жить. Избавившись от одежды, Антон лежал перед мужчиной абсолютно нагой, ожидая, когда тот с завидной точностью подготовит его к жаркому сношению, которым они уж точно разбудят всех соседей в округе. И вот, растянув его достаточно хорошо, чтобы не навредить и не причинить болевых ощущений, Арсений подставил к нему свой возбужденный член, покрытый тонким слоем латекса и смазки. Медленно погрузив его до упора, мужчина взглянул на Антона, жаждущего повторения подобных движений. Тогда он начал работать тазом активнее, все чаще задевая изнутри желанную точку наслаждения, из-за которой Антон буквально скулил от удовольствия, самостоятельно закрывая свой рот рукой, чтобы не орать во все горло. Когда их тела перестали сливаться воедино, довольствуясь тесной близостью и качественными оргазмами, на дворе была глубокая ночь, а соседи раздраженно стучали по батарее, призывая быть потише. После приятного, но весьма утомительного секса Антон проспал около десяти часов. Собственный организм словно отговаривал парня от похода домой и разговора с мамой, но этого было не избежать. Шастун решил, что откладывать предстоящий разговор на поздний вечер, а то и на следующий день не имеет смысла. Поэтому закончив с утренней рутиной, он оповестил Арсения о том, что идет домой, и, не став заморачиваться с одеждой, вышел из квартиры в заношенном спортивном костюме, имея при себе лишь телефон и ключи от родительского дома. Дорога до уже не такого привычного и родного жилища отняла у Антона не более десяти минут. Выйдя из подъезда, он ответил на вчерашнее сообщение матери, что скоро подойдет. Та моментально зашла в переписку с сыном и прочла его сообщение, никак не отреагировав на его слова. Что ж, по крайней мере, он предупредил о своем визите. Поднявшись на нужный этаж по лестнице, Антон долго думал над тем, стоит ли ему звонить в дверь или проще воспользоваться своим комплектом ключей на правах законного жителя этой квартиры. Еще какое-то время он простоял на лестничной клетке, обдумывая приветствие, манеру общения и свое поведение в целом на ближайшее время. Взяв, наконец, себя в руки, Антон вставил ключ в замочную скважину и провернул его несколько раз, после чего не медля открыл дверь и вошел в квартиру. В коридоре тут же появилась мама Антона. Женщина вышла из спальни, явно не ожидая столь скорого прихода, и сделала пару шагов навстречу сыну. Шастун всегда поражался способностью своей матери выглядеть восхитительно даже в стенах собственной квартиры, где ее красоту могли оценить только они с отцом. Мысленно он поправил себя, ведь отец так и не оценил ее превосходства над другими женщинами, отдав предпочтение другой девушке. Антон продолжал смотреть на свою мать и восхищаться ее внешним видом. Казалось, за те полгода, что они не виделись, она похорошела еще больше. Ее светлые волосы еще держали объем и пышность после вчерашней корпоративной укладки, а легкое весеннее платье, которое другие женщины приберегли бы для особого случая, казалось, не было достойно ее фигуры. Худоба и длинные ноги добавляли ей еще больше молодости, и только лишь обилие морщин вокруг глаз выдавало настоящий возраст. — Привет, — поздоровался Антон, погружая ключи в карман кофты, заранее готовя себе пути для отступления. — Привет, Антон, — мягко ответила женщина. Глядя на сына, она тоже заметила изменения в его внешности. Теперь его нездоровая худоба переросла в элегантную стройность, хоть под бесформенной спортивной одеждой это и плохо прослеживалось. И хоть сейчас Шастун казался растерянным и напуганным, она видела, что ее сын был счастлив все это время и без ее присутствия. — Проходи на кухню, я сделаю чай. Женщина пошла на кухню, мимоходом глянув в зеркало, висящее в длинном коридоре. Она достала из холодильника мясо, которое приготовила вчера, и поставила на стол ближе к месту, где обычно сидел Антон. — Поешь хоть, — предложила она, положив перед ним вилку. — Я не голоден, — подал голос подросток, бросив взгляд на еду. — Ну, а в целом как дела? — спросила женщина после недолгой паузы. — Где живешь? — У парня, — ответил Антон, не ожидая от самого себя каминг-аута. — Твой новый друг? — переспросила мать, отказываясь верить в вышесказанное. — Нет, ты все правильно поняла, мой парень, — разубедил ее сын, ожидая услышать негативный отзыв на такую новость. Но вместо этого его мама брезгливо скривилась, решив, что лучше будет не комментировать такое положение событий. — Как учеба? — перевела тему женщина. — Лучше чем раньше. — Решил уже, в чем пойдешь на выпускной? — Да. — Смотри, чтобы хватило денег на торжественную часть и на цветы учителям, зарплата нескоро. — Вопрос с деньгами уже решен. — Что ж, ладно. Чем занимался сегодня? — ненатурально вежливо спросила женщина, поставив перед сыном чашку с чаем. — Ты меня о жизни позвала поговорить? — не выдержал парень. — А что тебя не устраивает? — недоумевала она. — Что меня не устраивает? — возмущенно переспросил Антон. — То, что я терпел боль, издевки, оскорбления, насмешки и откровенные издевательства, чтобы этот уебан создавал для тебя иллюзию семьи. Чтобы ты не знала о его похождениях к другим бабам, чтобы не расстраивалась лишний раз. А ты знала все и молчала! Ты могла развестись с ним, ты, блять, могла вышвырнуть его из дома, могла хотя бы попросить прекратить все это, если уж терпела такое отношение к себе. По-твоему, это нормально, что к восемнадцати годам мой организм износился как в сорок? У меня дикий тремор при любой даже мало-мальски стрессовой ситуации, слезы бегут ручьем при незначительной неудаче, я пытался снимать стресс курением, что тоже не добавляло мне здоровья, а ты могла все это прекратить и не сделала. И сейчас, когда спустя полгода я почти и не вспоминал о тебе, ты объявляешься, зовешь домой, и я лечу на всех парах, надеясь на то, что ты извинишься или хотя бы изменишься, но вместо этого ты с натянутой улыбкой сидишь и спрашиваешь про школу? Неплохо, мам. Все меня устраивает. — Во-первых, не смей материться в моем доме, — строго сказала ему мама, дождавшись, когда сын выскажется и успокоится. — И тем более, оскорблять отца. Во-вторых, ты сам испортил себе жизнь своими ночными гулянками, и полугодовыми пропажами в неизвестном направлении. Ключи от дома у тебя были, ты мог вернуться в любой момент, но не посчитал нужным. — Говори, что хотела, или я ухожу, — сквозь зубы процедил Антон, стерпев ту боль, которую его, казалось бы, родной и близкий человек смог причинить своими словами. — Я уже не уверена, что ты готов услышать эту информацию, — честно призналась женщина. — Тогда я пошел, — безэмоционально бросил парень, поднимаясь с места. — Сядь, — строго сказала мама. — Я уже не маленький, — огрызнулся Антон, прямым текстом говоря матери о том, что не намерен больше ее слушать. — Вот и не веди себя как ребёнок! — мама властвовала. Она ни на секунду не сдавала позиций, сидя напротив с высоко поднятой головой и невозмутимым выражением лица. — Сядь на место, Антон. Шастун бессильно плюхнулся на стул, понимая, что он уже не в силах слушать ее. — Я скажу тебе то, что должна сказать, а потом ты встанешь и уйдешь, — властно добавила она. — Слушай, когда я была в твоем возрасте, я была непоседливым подростком, твои дедушка и бабушка не успевали следить за моими перемещениями по городу, а то и стране. В какой-то момент моя активная деятельность привела меня в рок-группу. В группе было шесть молодых парней и я. Почти все были совершеннолетние, поэтому позволяли себе пить, курить и закидываться в моем присутствии. На тот момент я тоже считала себя достаточно взрослой, чтобы пробовать алкоголь и сигареты, поэтому как только мы с группой выезжали за город, я уходила в отрыв. Однажды, под действием алкоголя или по собственной наивности, я решила попробовать наркотики. Мне понравилось. Сначала легкие и более-менее безобидные курительные смеси, а после я начала колоться. Как только в группе начали замечать, что стало твориться неладное, меня тут же вышвырнули. Я, имея на руках одну футболку и пару брюк, приползла домой к родителям, моля их впустить меня обратно. И они сжалились, все-таки я их младшая дочь. После длительной терапии врачи поставили мне диагноз бесплодие, тогда я познакомилась с твоим отцом и мы жили у дедушки с бабушкой. Мои родители поставили условие: или мы беремся за головы, ведем здоровый образ жизни, и спустя год берем ребенка из приюта, или идем бомжевать, потому что работу не давали ни мне, ни твоему отцу. Конечно, мы согласились на такие условия. Выбора у нас просто не было. Спустя год мы поженились и пошли в приют, где буквально в дверях встретились с женщиной, несущей младенца в детский дом. Женщина была в возрасте, поэтому она точно не могла быть матерью. Мы спросили, откуда тогда у нее этот ребенок, на что она ответила, что нашла его плачущим на улице и сразу понесла туда. Уже с ней вместе мы зашли в детский дом и записали этого ребенка на нас. Твой отец был против. Он не хотел, но любого другого малыша нам не дали бы из-за нашего криминального прошлого, а этот был вроде как ничей. Этим ребенком был ты. Да, мальчик мой, так сложились обстоятельства. Стоило рассказать тебе раньше, но ты не был готов. Сожалею, Антон, ты достоин действительно хорошей матери, любящей. Я таких чувств, увы, не испытывала ни к тебе, ни к твоему отцу. Но разводиться и отдавать тебя в детский дом, тоже не было смысла. Ведь после реабилитации и твоего усыновления твой дедушка помог нам с отцом найти нормальную работу, сам же знаешь, у него были связи. Когда мы встали на ноги, твой папа предлагал вернуть тебя в детский дом, но мои родители не дали нам этого сделать. А зря, там тебе было бы лучше. На глаза навернулись слезы. Каждое слово било все больнее, и Антон больше не мог насиловать себя этим рассказом. — Первые пару лет твоего пребывания в нашем доме к нам постоянно наведывались органы опеки, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Тогда я даже пыталась колоть тебе препараты, которые должны были вызвать разного рода отклонения от нормы, чтобы контролеры увидели это и забрали тебя обратно, но препаратов не хватило. Ты действительно был абсолютно здоров и никакая зараза тебя не брала. Я повторюсь, сейчас это кажется дикостью, но на моем месте многие поступили бы так же. Я хочу, чтобы ты знал: я не убийца, но если бы мой план сработал и тебя забрали, в детском доме у тебя была бы возможность выбраться. Антон больше не взглянул на женщину. Он, не проронив ни слова, встал из-за стола, подошел к входной двери и, на автомате всунув ноги в кеды, вышел за дверь, не попрощавшись. За последние несколько лет Шастун частенько испытывал боль, порой физическую, порой — душевную, но так больно его еще не били. Такого вселенского разочарования он еще не испытывал. Парень возвращался к Арсению, в свой уже настоящий дом, и при этом не чувствовал ничего. Не щурился от яркого солнца, к которому его глаза обычно испытывали дикую неприязнь, не переступал через лужи, еще не высохшие после вчерашнего дождя, не смотрел по сторонам, когда переходил дорогу. И только подойдя к дому достаточно близко, он почувствовал, как по его щекам ручьем катились горячие слезы. Шел парень все так же медленно, не придавая слезам никакого значения. Он зашел в подъезд и уселся на лестнице между этажом, на котором располагалась квартира Арсения, и следующим. Бестолково пялясь в стену, он переставал плакать, осознавая всю прискорбность ситуации. Ведь если раньше он думал, что его просто любят не так сильно, как ему бы хотелось, то теперь пришло полное осознание того, что не любили вовсе. Он был просто поводом для получения денег и доверия родителей. И даже после стольких лет совместного проживания эти люди не смогли полюбить своего сына. Антон снова заплакал, понимая, что он не знал ничего и о своих настоящих родителях. Где они? Кто они? А может, их и вовсе уже нет? Возможно, его биологические родители такие же никудышные и безответственные раздолбаи, а, может быть, они герои, погибшие за выполнением опасной миссии, а, может, его мать проститутка, случайно забеременевшая из-за некачественной спирали. Он не обладал никакой информацией. Антон сидел на бетонных ступеньках не один час. За долгое время он ни разу не пошевелился, только слезы порой накатывали с новой силой, но в какой-то момент и они закончились, и тогда он просто рвал себе душу, без использования скопившейся в организме соли и жидкости. Не известно, сколько бы он еще просидел вот так изводя себя, если бы Арсений, беспокоившийся из-за его долгого отсутствия, не решил позвонить парню. Тот, увидев на экране телефона фотку, которую сам поставил на звонок пару недель назад, где запечатлены они с Арсением, счастливые и целующиеся на балконе, выключил в телефоне звук и не стал отвечать на звонок, будучи просто не в состоянии вести диалог. Попов позвонил снова. Тогда парень сбросил звонок и написал ему сообщение с единственной фразой: «Я в подъезде». Через полминуты Арсений выскочил из квартиры в домашней одежде и тапочках. Он сразу увидел Антона, сидящего в паре метрах от двери, и подбежал к нему. — Антош? — ожидая увидеть хоть какую-то реакцию на свои слова, позвал Арсений, но ее не последовало. Шастун лишь с грустью опустил голову, ощущая новый прилив слез. Мужчина заметил это. Он обошел Антона и, усевшись на ступеньку выше, обнял его со спины. Тот нервно выдохнул, по щеке покатилась слеза. Попов знал, что лучше не давить на парня, надо дать ему выплеснуть эмоции и поплакать столько, сколько потребуется. И только когда он успокоился, Арсений снова подал голос: — Антош, расскажешь, что случилось? — аккуратно поинтересовался мужчина, не выпуская парня из объятий. — Я туда больше не вернусь, — хриплым от слез голосом ответил Шастун, дрожа всем телом. — Ладно, хорошо, — успокаивающе соглашался Попов. — Что она сделала? — тихо спросил он, прижавшись лбом к затылку Антона. — Сказала, что наркоманка. Что не может иметь детей, и под угрозой со стороны дедушки и бабушки взяла меня новорожденным из детдома. Что никогда не любила ни меня, ни отца, — горько всхлипнул подросток. — Мне очень жаль, дорогой, — с искренней печалью в голосе прошептал Арсений. — Арс, за что? Почему именно я? — Потому что ты сильный. И ты со всем справишься. Мы справимся. — Они никогда меня не любили… — произнес Антон, пустив очередную слезу. — Антон, ты достоин большего. Ты достоин любви. И я тебя очень сильно люблю. Знай это. И будь уверен: я никогда тебя не предам. — Арс? — Ау? — Я тебя тоже люблю. Прости за это постоянное нытье. Я стану сильнее, обещаю. — Нет, Антош, будь самим собой. Ты искусство в чистом виде и самый дорогой для меня человек, — Арсений бережно вытер дорожки слез с лица Антона и оставил несколько заботливых поцелуев на его щеке.