Золотистое живое сиянье

Сир Ландри дю Лозон, некоторое, давно уж минувшее, совсем другое, необратимое время назад, успевший побыть даже одним из магистров ордена тамплиеров, после гибели в неравной схватке наставника, что был ему как отец, теперь, вместе с чудом уцелевшей горсточкой соратников, не мог больше называться и тамплиером. После недавней казни в Париже его оклеветанных братьев и самого верховного магистра Жака де Моле. В те далекие дни, никем иным, как им самим, были посеяны семена зла, во множестве созревшие ко дню сегодняшнему все кругом отравившей, кровавой жатвой. Он предал своего короля и друга, разделив ложе с его женой, нарушив данный богу обет – что из всего этого было подлее, ужасней и гаже? Может то, что теперь он, тогда сломавший Филиппу жизнь, превративший доброго, искреннего, так доверчиво любящего его человека, истинного рыцаря во всем, в жестокого и коварного зверя, убил его? Своего короля. Своего бывшего друга… Самого дорогого и близкого! С которым… ему хотелось… стать еще ближе… окончательной между людьми близостью… О чем Ландри строжайше запрещал себе хоть мельком помыслить, не то, что в глубочайшей тайне греховно мечтать! Все остальные грехи вместе взятые показались ему такими пустяковыми, легко объяснимыми и простительными, в сравнении с позорным, отвратительнейшим этим. Путь до Мальты был неблизким, появилось время о многом подумать. Осознать. Вспомнить. Грааль… Каким нужно быть воином Христовым, чтобы, в ничтожно мелкой суете дней, год за годом, совершенно о нем позабыть?! А ведь он, Ландри, был в числе столь немногих, что, иначе, чем избранных, не сказать, кто с ним соприкоснулся! Сначала в детстве, тогда не зная, что скрывает неказистый сундучок наставника, за который он был готов отдать и свою, и его жизнь. Потом, возмужав, принявшись за поиски, следуя последним загадочным словам тщательно схоронившего святыню погибшего в засаде магистра. И… Взять и просто совсем позабыть, перестав о том думать? О священном Граале, ему, не кому-нибудь там, а тамплиеру! Или так было нужно, чтобы он вспомнил о нем, как проснувшись от резкого толчка среди ночи в плечо, только сейчас? После чего, один, никого не слушая, развернулся в обратную сторону, к лишь вчера покинутой земле, во всех смыслах горевшей у них под ногами. Назад во Францию, где с концами однажды оборвался всеми тамплиерами искомого след. *** Каждую последовавшую ночь Ландри видел Грааль во сне, живом и ярком настолько, что всякий раз поутру, невозможно было поверить, что это лишь сон. Ослепительное золотое сияние, режущее глаза, словно только что тщательно заостренным перед сраженьем клинком. Кубок из переливающегося огнем, не застывшего формой, прозрачно-тягучего золота. Человек, которого он так сильно любил когда-то, и продолжал любить, яростно возненавидев, безжалостно убив. Красивый, с благородными чертами лица мужчина в золотой короне на иссиня-черной волне волос по плечи и с вышитыми тонким золотом французскими лилиями на так идущем ему темно-синем плаще. Он тоже весь сиял искрящимся солнечным золотом, сперва скрывавшим от глаз его драгоценный лик. Через мгновение полностью растворяющийся, хрупкой прекрасной снежинкой в яро бушующем всепожирающем огне, все в том же золоте, с которого начинался каждый из снов. Повторяющийся, почти один в один, не считая переменчивых несущественных деталей, ночь за ночью. Король Франции, преданный им и убитый, был для сира Ландри все равно, что точно так же им оскверненный священный Грааль. *** - Филипп… Сколько раз, одними губами, будто целуя, точно самым последним вздохом, с болью и с нежностью, одинаково неизбывными, Ландри произнес за время отчаянных поисков это имя! Сколько раз холодел от ужаса и дико, во всю глотку, хохотал над собой умалишенным, стоило подумать о том, что он так и не сумеет найти столькими до него тщательно и тщетно искомое. Или что отыщет тогда, когда от Филиппа Красивого, глумливой насмешкой, останутся лишь пожелтевшие рассыпающиеся в могиле кости и смрадный тлен! Как тогда воскресить его, как удалось одному из предыдущих хранителей Грааля своего на днях почившего брата? Как мало в нем веры, сколь много сомнений! Капля ставшей бесценной воды, другая, осторожной и бережной затем легкой струйкой, будто в запекшийся от лихорадочной жажды рот тяжелораненого. - Филипп, прости меня. Ландри жадно и напрасно ловил взглядом малейшие изменения, рука задрожала, слезы застили глаза, мешая толком видеть, лицо застыло, как у мертвеца. - Ваше Величество… Моя вина перед вами… Тобой… Последние капли. Хорошо, если не обыкновенных человеческих слез горя и раскаяния совершенном, все, что у него осталось. - Я тебя люблю. Последняя капля. - Прости! Как он красив!.. Все как во сне… - Филипп… - Ландри?.. В самом невероятно прекрасном сне, какие только могут присниться!