«Я буду в синем, а ты будешь в красном. Я прыгну с трамплина на зависть скуластой тебе. Ты в море, я в небо, прости, не будем друзьями. Так ненавидеть на самом-то деле нельзя. Ты смотришь с укором, а я Обесцвечу глаза, обезличу тебя»
В ресторане потихоньку начиналась подготовка к тимбилдингу. Подрядчики, отвечающие за развлекательную часть, уже подъехали. Декорации были изъяты из подсобки и занимали свои места на столиках и стенах. У Ксении промелькнула мысль, что выбирай декор она, она бы остановилась совсем на другом. Все же разные у них с Ромой вкусы. Но желания в это всё влезать, что-то менять, а уж тем более спускаться в подсобку не было никакого. Даже в чьей-то компании. Девушка искала взглядом врача. Того нигде не было. Ни в лобби, ни в ресторане, ни в коридорах. Просто взглянуть одним глазком, оценить его настроение, по выражению лица попробовать понять, что её ждет, настроить себя на разговор. Её продолжало потряхивать – неизвестность пугала. Ксюша не понимала, хочет или не хочет она знать, что именно Юра собирается ей сказать. Находиться в этом подвешенном состоянии было все тяжелее, а через час бесплодных поисков стало фактически невыносимо. Под пристальным, тяжелым взглядом Романа она начала психовать. Рома наблюдал за ее мечущимся по всем углам глазами со стороны. Она кого-то ищет. Кого? Почему? Что ей срочно понадобилось? Почему просто не возьмет телефон и не позвонит? Из головы упорно не шли ее требования: «Не отбирай мое. Не ограничивай меня. Не запрещай мне. Не влезай в мои отношения с людьми. И всё будет хорошо…». Они звучали, как угроза. «И всё будет хорошо…». Она не ответила на его признание, и для него это было не просто тревожным звоночком, это было звоном колоколов, набатом. Может, он и правда слишком ее прессует? Может, и правда слишком увлекся? Сейчас Роман явственно чувствовал, что птичка, как выразился врач, действительно может упорхнуть, сохрани он свой нажим, не говоря уже о том, чтобы требовать от нее еще большего. Врач. Может быть, Ксения ищет этого? От внезапной догадки зама бросило в холод, а затем в жар. Если он прав, то что предпринять? Мысль о том, что он может потерять Ксюшу, пугала его. Потребовать, чтобы прекратила все общение? Она ясно дала понять, что подобного отношения к себе больше не потерпит. Она уйдет. Отступить в тень и позволить событиям течь своим чередом, исходя при этом ревностью? А если этот её уведет? Патовая ситуация. «Настолько не доверяете своей девушке, что видите во мне угрозу вашим отношениям? Бедная Ксения…» Ему надо научиться ей доверять… Но как доверять? Она не ответила на его признание… Если бы сказала, что тоже его любит, сейчас бы ему было гораздо спокойнее. «Она Вам что, плюшевый заяц без сердца, души и мозгов, чтобы за нее решать, с кем ей быть?» Плюшевый заяц… Врач выставил все так, словно сам относится к ней по-человечески, а Рома, значит, как к вещи какой-то, потребительски. Злость на этого вновь начала одолевать мужчину. В голове против его воли начали всплывать мерзкие картинки, на которых Ксения наставляет ему рога прямо в медкабинете, за запертой на замок дверью. Взгляд зама потемнел... «Возьми себя в руки, ты должен научиться ей доверять... Или потеряешь». Как ни невыносимо было в этом признаться самому себе, врач был прав. «Черт тебя подери!».***
В медкабинет Ксюша идти боялась. Юра наверняка там! Где же ещё ему быть, если здесь его нет? Но если он там и не занят, то разговора ей не избежать. Хотелось отсрочить момент... Животный страх. Да сколько ещё она собирается мучить себя этими мыслями? Вот он – тот самый случай, когда ожидание выстрела страшнее самого выстрела. Потому что после не страшно уже ничего. Не важно уже ничего. Нигде в общих пространствах Юры нет. Зато Марина время от времени попадается на глаза. Как и накануне. Снова нет да нет, а выглянет в лобби, снова ищет его. В этот раз вид у неё был, мягко сказать, побитый. Несколько раз взгляды девушек неслучайно пересеклись, и каждая из них поняла про другую, что именно этой другой тут надо. В глазах Марины вспыхнула ничем не прикрытая злость. Ксюша знала, что та ее недолюбливает, и догадывалась о причинах, но никогда прежде на себе она не ловила такого враждебного взгляда. Марина, в свою очередь, в глазах управляющей считала страх.«Я буду целым, а ты половиной. Поверь, не хотела по подлому в спину, а зря. Ты столько не знаешь, прости, не будем друзьями. Так ненавидеть на самом-то деле нельзя. Ты смотришь с укором, А я обесцвечу глаза, обезличу тебя! Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу. Я тебя ненавижу. Ненавижу! Ненавижу!».
С некоторых пор это у неё любимая песня, и ассоциируется она исключительно с Ксенией Борисовной. Она действительно испытывала эти эмоции и сразу легко признала их в себе самой. От Ксении исходила угроза. Она стояла между ней и Юрой невидимой стеной даже в моменты, когда они оставались наедине друг с другом. Эти их переписки, созвоны, переглядки. Мнение Ксении дня него было важнее ее мнения, она видела, насколько по-разному врач воспринимает слова управляющей и ее слова. На эту он смотрит открыто и часто с улыбкой, а на неё – хмурясь или того хуже – закатывая глаза. Ну да, он прямо говорил, что ему от неё ничего не нужно, но Марина свято верила, что ей удастся заставить его ее принять и полюбить. «Кто тебя выпустил из этой подсобки, тварь? Лучше б тебя не нашли… Ненавижу!!!» Юра так ясно дал ей вчера понять, что ему абсолютно все равно, что девушка чувствует, так ясно показал, кто на самом деле для него значим, что Марина впервые за все время их связи сама поверила в то, что ее шансы остаться с ним рядом равны приблизительно нулю. Со вчерашнего вечера они не пересекались: Марина убежала рыдать в свой номер. Если бы она видела, с каким лицом врач выходил из отеля, то сразу поняла бы две важные вещи. Первая – что Юра не догадывается о ее вранье, ничего не знает о совершенном ей поступке, значит, ничтожный шанс, но у нее еще есть. И вслед за этим осознанием непременно бы пришло второе – что даже этот ничтожный шанс ей не поможет, потому что на его лице, всегда равнодушном в моменты общения с ней, написано абсолютно всё. Всё! Юра, её холодный, безразличный к ней самой Юра, любит. Любит эту дуру. К этой мысли Марина пришла бы обязательно: она была не так глупа, как это могло показаться со стороны. На людях она вела себя, бывало, как блондинка из анекдотов, но никто вокруг не догадывался о содержимом её черепной коробочки. Если бы мысли можно было увидеть, смотрящему стало бы страшно и от их содержания, и от несоответствия им образа их обладателя. Поэтому хорошо, что накануне она его не увидела, иначе злоключения Ксении Борисовны в подсобке бы не закончились, а только начались… Но тем не менее, смутные подозрения терзали девушку, а интуиция кричала через рупор в ухо, что управляющая – ее личный, главный враг. А еще кричала, что ее собственные шансы пробили дно.***
— Ксюха, кто умер? — Комиссарова схватила управляющую под локоть и утащила в уголок, где можно было припереть к стенке и устроить допрос с пристрастием. — Кто умер? — эхом отозвалась Ксения. Девушка изо всех сил постаралась придать своему лицу чуть более «живое» выражение, но в конце концов сдалась: а кому еще она может здесь довериться и показать, как ей на самом-то деле хреново? На глаза предательски навернулись слезы. — Таааааак… Дай сама догадаюсь. С врачом поругалась? — Хуже. — Хуже? Ты меня пугаешь, подруга... — Юля озадаченно уставилась на управляющую. В голове один за другим лихорадочной каруселью вертелись варианты, но тут же отметались. — Мне кажется, я его потеряла… Юль… — В смысле, потеряла? Я его пять минут назад видела выходящим из номера Льва… «Вот где он…» — Я… Мы… Я же не пришла вчера на эту встречу. Он сам ее предложил. Мы же сто лет уже просто не говорили спокойно. Ничего не объяснила в тот момент, не написала, не позвонила… Рома рядом был, ты же знаешь, как он на все это реагирует... Ему крышу сносит. Я ведь повода не даю… Юра в лобби нас вместе увидел… Я тебе клянусь, я в этот момент его мысли читала бегущей строкой на лбу. И… я не смогла объяснить ему причину. Написала идиотское сообщение про обстоятельства. Он бы не поверил в эту подсобку, видя, что я спокойно в лобби водичку пью в компании Романа, — Ксюша затихла, восстанавливая сбившееся дыхание. — А ночью прислал мне… это, — она протянула подруге телефон. — «Отличная песня про обстоятельства, послушай», — зачитала Юлька вслух, — Песню? И…? — Юль, там такие слова, душераздирающие. Она о потере. О боли. О том, что иногда твоя жизнь складывается так, что… самые… важные в ней люди... — Ксюша уже не могла сдерживаться, она пыталась вдохнуть воздуха, чтобы продолжить, но ком в горле мешал, а слезы душили, — …уходят из неё. Комиссарова молчала. Что сейчас сказать, она просто не знала. — Он думает, я нас предала, — девушка прикрыла глаза и дала уже волю слезам. — Это не так… Я… Ты же знаешь… — Пойдем-ка отсюда на воздух, — Юлька прихватила с углового столика одну из многочисленных бутылочек с водой и начала аккуратно подталкивать подругу к выходу. На веранде очень удачно никого не было. Но горничная все равно выбрала спрятанный от чужих глаз столик и усадила Завгороднюю на стул. Открыла воду: — Пей. Несколько жадных глотков, чтобы смыть соль в горле, восстановить дыхание. Тыльной стороной ладони вытереть слезы. — В уголке еще, тушь, — Юля вытащила из стоящей на столике салфетницы салфетку и протянула подруге. — Спасибо… Еще и записку мне оставил под дверью, что, мол, надо поговорить. Как будто мне этого не достаточно… Мне страшно, Юль. Очень. — Ксюх… Не падай до выстрела. Желание поговорить совсем не значит, что он хочет тебя смешать.. с грязью. Что-то ты совсем расклеилась. Хочешь, я пойду с тобой и расскажу ему про подсобку эту? Могу и одна сходить. Вправлю ему мозг, куда следует. — Это будет выглядеть так, словно ты меня покрываешь… — Ну а как еще он узнает правду, если ты решила отмораживаться? В общем, не дрейфь, подруга, доверься тёте Юле! — Юлька, что ты задумала? Не надо… — Ну а что? Стоять смотреть, как ты себя тут поедом заживо ешь? Кстати, а где твой телохранитель? Странно, что еще не прибежал… — Я не знаю… Может, услышал меня, наконец. Я ему сказала сегодня, чтобы переставал меня прессовать… — А то что? — горничная хмыкнула. Она уже и мечтать не мечтала… — А то всё. — Да лааадно? Так и сказала? — Попросила не ограничивать меня и не влезать в мои отношения с людьми. Сказала, что тогда все у нас будет хорошо… — А он? — Вроде понял намек. Видишь, не стоит же над душой… — Завгородняя, ты меня извини, но у меня такое чувство, что ты занимаешься самообманом. Любишь одного, мучаешься с другим… Оно тебе зачем надо? Ксюша не знала, что ответить. Затем, что отношения с этим другим отвлекали ее, помогали переключить внимание с мыслей о враче, их дружбе и его странного взаимодействия с Мариной; да, ничего подобного к Роману она не чувствовала, поэтому и не смогла ответить признанием на признание: то, что она испытывала по отношению к заму, было весьма бледным подобием чувств к другу, но оно было. Что-то к Роме в ней жило. И с помощью этого «чего-то» она надеялась когда-нибудь освободиться… Впрочем, возможно, все уже разрешилось само собой. — Ладно, вижу, ответа я не дождусь. Слезы высохли? Очень хорошо, а то вон охрана твоя замаячила на горизонте. Явно тебя ищет.***
Оставив Ксюшу одну, Юля отправилась прямиком в кабинет врача. Но дойти не успела: с Юрием Сергеевичем она столкнулась на полпути туда. Врач шел ей навстречу. — О, Юрий, здравствуйте. А я как раз к Вам, — горничная сложила руки на груди, показывая, что никуда не торопится и настроена на разговор. — Юля, добрый день. Очень хорошо, что я Вас встретил. Только, боюсь, сейчас не смогу проконсультировать, давайте попозже. Вы Ксению не видели? — Видела, — девушка обрадовалась, что он первый начал эту тему: по крайней мере, ей это говорило о том, что врач не собирается замыкаться к себе после произошедшего, а намерен что-то предпринять. — Где я могу ее найти? — Она в лобби… Сегодня же тимбилдинг этот. Готовится. Мммм… Зам, разумеется, там же.«Черт!»
— Телефон он ей вернул? — Телефон? В смысле, он у нее телефон отжал, что ли? Вот падла! Телефон сейчас у нее… — Да, утром, и явно был собой весьма доволен. Юля… И как она? — Юра не хотел бы демонстрировать посторонним людям собственное беспокойство, но другого случая до встречи выяснить, как чувствует себя сейчас Ксения, явно не представится. — Вам правду сказать, Юрий Сергеевич? — Юля нахмурилась, судорожно соображая, что ответить, а заодно выигрывая чуть-чуть времени на принятие решения. — Да. Говорите как есть. — Плохо. Врач стал бледнее стены, у которой стоял. Хорошая реакция, правильная. «Помучайся тоже», — злорадно подумала горничная. — Я в общих чертах знаю от нее, что ваша встреча вчера сорвалась. И как раз шла к Вам, чтобы сказать, что Ксюша в этом не виновата. Какая-то крыса заперла её в подсобке, это правда, я сама ее открывала в девятом часу. Если Вам, Юрий Сергеевич, дорога ваша… ээээ… дружба, советую не затягивать с разговором. — Почему она не сказала, как есть? Девушка пожала плечами: — Решила, что Вы в это не поверите… Врач задумался на минуту. Поверил бы он, напиши она про подсобку? Он и сам не знает. Вспоминая свою вчерашнюю реакцию на то, что она и правда, как оказалось, проводит время с замом, он был в этом совсем не уверен. Роман, значит, трется возле Ксении в лобби, поговорить, определенно, нужно как можно скорее, но ясно же, что не по телефону и не через переписку, через пару часов вечеринка эта… И она будет всем этим бедламом руководить... — Юля, мне нужна Ваша помощь. Горничная закатила глаза. Вчера Ксюха, сегодня Юрец! И ведь взрослые, вроде, люди… Но ради подруги она готова была сколь угодно долго участвовать в этом цирке. — Я вся внимание… — Вы не могли бы Ксению перед началом мероприятия привести в медкабинет? Если получится, можно и во время. Я буду там весь вечер, не горю желанием присутствовать на мероприятии. Не имею представления, где еще можно спокойно поговорить, здесь кругом глаза и уши. Только увести её нужно так, чтобы у Романа не возникло желания идти следом. Чтобы он видел, что она ушла с Вами, и особо не беспокоился. — Час от часу не легче. Я, конечно, постараюсь, Юрий. Но имейте ввиду, что вчерашняя спецоперация с моим участием в результате провалилась… — Какая спецоперация? — А, — Юля махнула рукой, — забудьте. Уже неважно. Рассказала бы, если бы было, чем хвастаться…***
Вечеринка была в самом разгаре. Ксения нервно оглядывала зал, выискивая взглядом врача. Марина за дальним столиком занималась тем же самым: веселое щебетание коллег раздражало девушку, тем более, те прицепились к ней с вопросами, где же ее мужчина. Массажистка отмахивалась, придумывая ему не требующие отлагательств дела, но сердце бешено стучало. Она рассчитывала увидеть его хотя бы здесь. Но нет – видимо, напрасно рассчитывала. Отправить сообщение с вопросом не позволяла уверенность, что он не потрудится на него ответить. А вот если Юра придет – другое дело: она сможет действовать по обстоятельствам, ориентируясь на его настроение. Юлька проводила время отлично. Пила, веселилась, принимала активное участие во всех подряд играх, танцевала до упаду. Со стороны казалось, что горничная отрывается на полную катушку. На самом же деле, в эти минуты шестеренки в ее голове вертелись с безумной скоростью. Она никак не могла придумать, как заставить Ксюшу пойти с ней в медкабинет, какой выбрать для этого момент, и как сделать так, чтобы Роман не напрягся, заметив отсутствие на празднике своей девушки. Юля с бокалом вина в одной руке, балансируя на высоких шпильках, подтанцевала к управляющей. — Классная вечеринка, Ксюх, спасибо! — Да мне-то за что спасибо? Это идея Льва… — Ксюша была рада, что Комиссарова так зажигает. Ей бы урвать хоть капельку настроения подруги, глядишь, и тоже показалось бы, что вечер удался. — А организация твоя. Ваша… — Юлька схватила управляющую за руку и потянула за собой на танцпол. — Не кисни! Пошли танцевать! Ксения нехотя последовала вслед за Юлькой. Танцевать не то чтобы хотелось, но, может, поможет развеять немного черные мысли. Ни одного сообщения от Юры за весь день она так и не получила, а сама писать боялась: было страшно огрести какой-нибудь язвительный ответ – это он умеет превосходно. В десятке метров Рома наблюдал за тем, как горничная завлекает Ксюшу в танец. «Отличная идея, — подумал он, — хоть развеется. Почему я сам до этого не додумался?». Его девушка танцевала прекрасно. Смотреть на нее в этот момент было одно удовольствие. Такие плавные движения, и вместе с тем в них есть некоторая дерзость. Глаз не отвести. Он залюбовался. Внезапно Юлия споткнулась. Поморщилась, схватилась за лодыжку. Ксения тут же кинулась к подруге: — Что случилось? — Ногу подвернула… Еще сомневалась, блин, эти босоножки брать или остановиться на тех, серебристых, с каблуком поустойчивее… — Давай выберемся отсюда, — Ксюша подставила подруге плечо, чтобы та могла опереться. Юлька наступила на ногу и прошипела что-то неразборчивое, похромала к выходу. Было видно, что каждое движение ей неприятно. — Что у вас случилось? — Роман был тут как тут. — Юля ногу подвернула. Ты как? Может… к врачу? — Завгородняя с тревогой смотрела на девушку. — Нет, нет, нет. Ненавижу врачей. Скоро пройдет… Только, Ксюх... Помоги мне до номера дойти, я хоть переобуюсь в балетки… — Я могу Вам помочь, — Рома решил выступить в роли рыцаря. — Спасибо, Роман Евгеньевич… Я хотела Ксюше одну историю по дороге рассказать… Давно уже, мы сто лет не общались… Вот и случай представился. Мужчина почувствовал, что этот камень полетел в его огород. Он перевел глаза на Ксению, которая смотрела на него таким красноречивым взглядом, что тот мгновенно вспомнил дневной разговор. — Хорошо… Я тут за всем присмотрю, идите. — Только давай сначала в туалет… Очень надо… — протянула Юля умоляюще. Девушки медленно пошли в сторону коридора и вскоре скрылись за поворотом. — Слушай, Ксюх… Кажется, мне и правда надо к врачу. Очень больно, — Комиссарова поморщила нос и смотрела таким жалостливым взглядом, что управляющая, у которой одна только мысль о том, чтобы сегодня идти в медкабинет, вызывала мелкую дрожь и паралич мозга, тут же отмела собственный страх. — Надо так надо… Пошли. Юля пыталась наступать, пыталась прыгать на одной ноге, минутная дорога до медкабинета растянулась на все пять. Девушка то и дело останавливалась, чтобы прислониться к стене и перевести дух. Наконец – дверь. — Ты думаешь, он тут? — в Юлином голосе звучали сомнения. — Может, нужно было в номер сразу хромать? — Если его тут нет, я позвоню и попрошу прийти, — сказала Завгородняя уверенно. Что бы между ними не происходило, Юльке нужна помощь. Подняла руку, замешкалась на секунду и постучала, схватилась за ручку и потянула, не дожидаясь ответа. Открыто. Конечно, Юра был там, он часто там в это время. Сидел и что-то внимательно изучал в мониторе. Он прекрасно знал, кто пришел. Только один человек во всем отеле заходит в этот кабинет, не дожидаясь приглашения. Глубокий вдох… Выдох. Ксюша вошла в комнату и становилась в нескольких шагах от стола. — Юра, привет... Хорошо, что ты еще здесь… У нас ЧП. Юля ногу подвернула. Врач движением головы показал: «заходите». Ксения сделала уже пол-оборота, намереваясь вернуться за ожидавшей в дверном проеме Юлькой, и замерла. Та стояла вполне себе на двух ногах, скрестив руки на груди. — Поговорите. — Ты меня обманула! «Прости», — было ей молчаливым ответом во взгляде. Юля потянулась к ручке и захлопнула дверь с обратной стороны.***
Отступать было некуда. И не хотелось. Как ни пыталась Ксюша избежать этого разговора, он случится. Хорошо. Пусть. Она чувствовала себя, словно на дуэли, в момент, когда оппоненты разошлись на свои десять шагов, развернулись и приготовились стрелять. Только пистолет в ее руке был опущен. Она просто ждала. Юра медленно поднялся со стула, обошел управляющую, запер дверь. Вернулся к столу и оперся на него, сложив руки на груди. Её вид поразил его. Ксения смотрела прямо в глаза, самую малость прищурившись, не отводила взгляд, вглядывалась в него, словно старалась прочитать мысли в голове. И в ней было столько боли, она излучала ее на весь этот чертов кабинет каждой клеточкой своего тела, которое словно всё сжалось под этой пыткой; она будто стала еще меньше под адским грузом на своих плечах. Девушка смотрела в глаза другу, и взгляд ее говорил сам за себя: «Я тебя не предавала». Глядя на нее, Юра думал о том, что может сотворить с людьми недосказанность, каких бед наделать. Недосказанность, недопонимание, страх признаться, сомнения, болезненный опыт прошлого, ревность, неуверенность, недоверие. Здесь, в этом кабинете, сейчас стоят два сломленных одним сообщением человека. — Почему ты не сказала мне правду? — Юра наклонил голову на бок. Он хотел услышать это от нее. «О чем он? О подсобке?» — Потому что ты бы в нее не поверил…«Кажется, она знает меня лучше меня самого»
— ... ... ... — Что? Мне было страшно. Я видела твою реакцию. Я понимала, что что бы тебе не сказала, это будет звучать неубедительно, с учетом того, что ты… видел нас в лобби. Ты бы только разозлился еще больше... — Ксюша прикрыла глаза, делая вдох.«Прямо с плеча рубит. Говорит, что страшно, а сама открыта как…»
Врач сделал шаг навстречу: — Я не хочу прощаться с тобой на такой ноте, Ксения… «Что? Что???» — Ты… Ты уезжаешь? — ее глаза расширились, наполняясь ужасом. Он уедет! Когда? Куда? Почему??? Сон… — Да, — Юра пожал плечами. — Сейчас, правда, всего на несколько дней. На конференцию. Не хотелось бы расставаться, не выяснив все… У нее под ногами закружился пол. Ей срочно нужна была опора. Юра раскрыл руки: — Иди ко мне! Ксюша взглянула на него недоверчиво и испуганно, но все же сделала шаг, и еще один… И в следующую секунду почувствовала себя в объятьях. Таких крепких, уютных… Этот запах, древесно-травяной… Время замерло. Все стало так неважно. Все случившееся за минувшие сутки превратилось в пыль и было тут же развеяно по ветру этим мгновением. Она слышала стук его сердца. Юра ощутил, как она обмякла в его руках, успокаиваясь. Какой контраст с Ксенией, которая когда-то вырывалась из них, как дикий зверек, перепуганная, потерявшая над собой контроль, оказавшаяся не в состоянии совладать с собственными нервами. Врезала ему тогда по плечу так, что синяк неделю сходил, и даже этого не помнит.«От нее так же пахнет морем и солнцем. А сердце-то как колотится»
Эти объятья немного затянулись. Ни один из них не торопился их прерывать, отпускать другого. Два человека, на долю которых за 24 часа пришлось слишком много, чтобы вывезти это в одиночку, стояли, боясь пошелохнуться, отказываясь выныривать в реальность, желая остаться в этом моменте навечно. Все нанесенные друг другу раны были залечены простой фразой. «Иди ко мне». Одним, но таким необходимым движением навстречу. Звучанием соседнего сердца. Запахом кожи. Сбивающимся дыханием… — Прости меня, — прошептал врач. Через секунду он ощутил, как усилилось давление её ладоней где-то в районе лопаток. Ксюша зажмурилась, пытаясь не расплакаться, и это он почувствовал тоже. Он устал бороться с собой. Сейчас бы отстраниться на несколько сантиметров, легко приподнять пальцами ее подбородок, заставить посмотреть в глаза. Что он в них увидит в этот момент? Она устала с собой бороться. А если сейчас поднять голову и заглянуть в его глаза, может, она что-то в них увидит? — Юра, ты здесь? — внезапный и резкий стук в дверь выдернул обоих в жизнь. Ксения отпрянула и уставилась на врача. Тот покачал головой, молча сообщая ей, что не собирается открывать. — Открой, — одними губами произнесла управляющая. — Нет. — Юра, открой, я знаю, что ты здесь, я слышу. Пожалуйста, давай поговорим… Юра оперся на стол и сложил на груди руки. Он не предпримет сейчас ровным счетом ничего. Ксения стояла, боясь дышать. Ей стало казаться, что девушка за дверью может ее услышать. — Юра... Юрочка… Я знаю, ты там. Я сяду и буду сидеть под дверью, пока ты не откроешь. Или пока завтра утром ты не придешь на работу. Глаза Ксюши стали круглыми, как два блюдца. Перспектива провести ночь в кабинете с караулящей их под дверью Мариной – перспектива так себе, очень мягко говоря. Врач думал ровно о том же. Взял в руки телефон, набрал в заметках «Дурацкая ситуация, не находишь?». Подошел и молча показал Ксении. Да уж, более дурацкую сложно было придумать. Ксюша тяжело вздохнула и тихо прошла в душевую, прикрыв за собой дверь. Если Марина увидит ее тут, в кабинете, запертом на ключ изнутри, через пять минут Роман будет посвящен в ситуацию во всех деталях. Юра открыл. — Что тебе нужно?