Осколок Карна

От автора: спасибо, что заинтересовались моим новым текстом. Если он вам понравится, обязательно поставьте лайк и оставьте комментарий. И, конечно, приятного чтения) Крохотный спойлер: а в конце первой главы уже станет немного жарко) *** У нее были бантики на красных туфлях, светлые тоненькие косички и голубые-голубые глаза, как небо. И Бризу она сразу понравилась. Он заметил ее на пустом перекрестке — крохотную фигурку на нагретом асфальте, девочку лет десяти или младше. Сосредоточенно и серьезно она плела венок из одуванчиков, а на ее белом платье зеленели пятна от травы. Она так старалась, даже высунула кончик языка от усердия. Бриз подлетел поближе, покрутился рядом, свивая потоки воздуха вокруг себя. Его видели немногие, но, то ли кто-то из родителей у девочки был Зрячий, то ли сама она не разучилась еще смотреть, но она улыбнулась ему, помахала рукой. Бриз потянулся ветром, потрепал ее по волосам — на языке вертелась тысяча вопросов: ты кто? Как тебя зовут? Я Бриз, дух воздуха, я совсем не страшный. Ты же меня не боишься? Я тебя не обижу. А для кого ты плетешь венок? Но он ничего не спросил, побоялся, что отпугнет. Ему говорили, что он слишком много болтает, но на самом деле молчал он намного чаще — большинство незримых его избегали, а люди не видели. И каждый разговор был как событие-сокровище. Из тех, что хочется сохранить в памяти, как улыбку этой девочки на перекрестке, запах горячего асфальта и травы. Одуванчики у нее были желтые вперемешку с белыми, и пух разлетался в разные стороны от каждого неосторожного движения. Красиво. Бриз подхватил десяток пушистых семян потоком ветра, свил в кольцо на асфальте. Девочка рассмеялась, и смех у нее оказался высокий и тонкий, как звук колокольчика. — Привет, — сказал ей Бриз. — Лови! Она потянулась к пуху в воздухе, не поймала и побежала следом за ветром. Вперед, назад. Иногда Бриз так играл с кошками — они ему нравились, а он им нет, и они никогда не задерживались надолго. Быстро теряли интерес к его играм. Зато девочке они нравились. — Эй, я поймала, — сказала она и обернулась к нему, зажав маленьком кулаке семечко одуванчика. — Смотри. Он смотрел. И увидел — медленно-медленно, будто само время растянулось сиропом. Как раскрывались ее пальцы, и как красная машина вылетела на перекресток, как врезалась в ее тело. Он видел все, и не мог сложить картинки в единое целое, понять, что они значат. Нет. Красная-красная кровь и белые обломки костей брызнули в разные стороны, на Бриза и на нагретый асфальт, пролетели сквозь него, и показалось, что отпечатались внутри. Нет-нет-нет-нет! Сердце забилось как бешеное, взгляд бездумно проследил по нагретому полотну асфальта вслед за машиной. Та останавливалась. Посреди перекрестка, как сломанная кукла в красно-белом платье лежала девочка. С зажатым венком в руке, глядя пустыми пронзительно голубыми глазами в небо. Бриз протянул к ней руку, не до конца веря, что это взаправду. И подумал — четко, будто кто-то написал это у него в голове: вот, оказывается, что такое бояться. *** Двадцать лет назад, когда Короля Ужаса поймали, его запечатали не сразу. Сначала было торжество в честь победы — с песнями на улицах, с крохотными лотками на которых продавались маленькие жареные сосиски и чаи с ягодами — а потом его протащили по улицам столицы в наручниках, цепях и ошейнике из черного железа. Массивные ифриты-стражники дергали Короля Ужасов за собой, и он спотыкался, падал на колени сгорбленный и нелепый, в разорванных серых одеждах. Бриз тоже прилетел на праздник. Его так редко куда-то звали, что до дрожи захотелось посмотреть, и он предвкушал веселье, и новые разговоры, но его сторонились даже в столице, перешептывались за спиной. «Осколок…» «Точно он?» «Осколок Карна». Он покрутился тогда над лотком с сосисками под недовольным взглядом толстого духа изобилия, попытался завести разговор, но не получил ответа, и отлетел подальше, к крышам Тринадцати Белых Домов, унося за собой аппетитный запах еды. Сверху было лучше видно улицы, и рядом оказалась только закованная в броню гарпия. Она сидела на белой черепице, не отрывала взгляда от Короля Ужасов внизу, и цедила сквозь зубы «Мы тебя не боимся, тварь. Ты сгниешь в Бездне, и тебя забудут, тебя все забудут». Бриз даже подумал, что ослышался, потому что Король Ужаса в цепях и ошейнике был совсем не страшным. На улицах говорили, что он отравлял страхом людей, и Владыка Солнца вмешался, чтобы спасти их — но те редкие незримые, которые не отмахивались от Бриза, все объясняли по-разному. И, если уж начистоту, он им не сильно-то и верил. Страх это же просто страх, что в нем плохого? Король Ужаса выглядел просто странным и немного нелепым. Кожа у него была светло-серая, как туман, а руки до локтей — черными, будто покрытыми сажей. И короткие, зачесанные назад волосы напоминали опаленное железо — серебристые у корней, темные к концам. Он был высокий и худой. И Бриз не понимал, почему все вокруг кричат, что не боятся — там и бояться-то было нечего. Бриз не умел тогда пугаться. А когда научился, это произошло через двадцать лет после того, как Короля запечатали. И оказалось, что страх это не просто чувство, что у него есть запах и вкус. Страх Бриза пах кровью и одуванчиками. *** Он улетел. Рванулся вперед и вверх, прочь от перекрестка и красного росчерка на асфальте, и сам не понимал — куда и зачем. Тело девочки и красная машина, замершая у аккуратного тротуара, превратились в крохотные точки. Бриз дернул ветер за собой, и тот подхватили белый пух одуванчиков, растянул его полотном в воздухе. Прочь! Как можно дальше и быстрее. Небо над головой, пронзительно голубое и пустое было как глаза мертвой девочки, равнодушно смотрело на Бриза и заставляло чувствовать себя крохотным. Он раньше не думал, что можно потеряться в небе. Сердце билось где-то в горле, страх подкатывал тошнотой, и перед глазами стояла мешанина красного и белого. И крохотных обломков костей. Когда Бриза рвануло назад, он не сразу сообразил, что произошло — захлестнуло горло, сжало до боли, и он разодрал ладони обо что-то острое, пытаясь освободиться. — Прок…тый урод!.. не уйд.шь… Ветер метался вокруг и уносил слова. Бриза волокло назад, шею давило все сильнее, и он кое-как сумел обернуться. Напротив него в воздухе на огненных крыльях висел молодой ифрит. Калем — Бриз видел его раньше, даже в огненной форме опознал по меткам-подпалинам на скулах. Калем при встрече всегда цеплялся к нему по мелочам, говорил гадости, но хотя бы не избегал. Вечно хвастался, что станет одним из Стражей, но ни разу не пытался ударить и не нападал. А теперь он держал в руке конец черной цепи и пытался подтащить Бриза к себе. — Пусти! — Ошейник — Калем накинул на него ошейник, как на преступника — впивался шипами в руки. — Я же не хотел! Я ничего не сделал! Пожалуйста, пусти! Но перед глазами вилась лентой, будто наяву, вереница белых одуванчиков и как раскрывались крохотные пальцы. «Я поймала. Смотри». Смотри. И теплые капли на лице. Калем подлетел к нему, размахнулся кулаком, и боль взорвалась в скуле, как крохотный фейерверк. Бриз видел такие в воздухе, когда летал над городами людей ночью. Перед глазами заплясали искры. — Так и знал, что ты из этих, — зло сказал ему Калем, дернул за собой. — Проклятый фарбанна. Бриз замер, затаил дыхание, потому что знал это слово. Фарбанна. Так говорили о духах, которые несут разрушение. Незримые в разных уголках мира называли их по-разному, но всегда произносили это презрительно, зло, как и Калем. Можно было понять, даже не зная языка. — В общем, слушай сюда, Бриз как-там-тебя. Я, Калем Фир из рода Фиров беру тебя под стражу за убийство человека, за попытку побега и за оскорбление Стражи. Он дернул цепь снова, и Бриза проволокло несколько метров по воздуху. Полоса ошейника врезалась в шею сзади, и стало страшно, что сейчас она порвет кожу, расколет позвоночник. — Пусти! Пусти, пожалуйста. Я не виноват! — Ну, да. Ты меня не оскорблял, но тут только ты и я? Кому, думаешь, поверят? Калем начал спускаться, обратно к телу девочки, туда, где рядом с ней сидела светловолосая женщина, гладила по волосам и плакала, тихо и безнадежно. Звук ее плача был хуже ошейника, который сдавливал шею. Бриз отвел взгляд и увидел мужчину с телефоном в руках. Мужчина расхаживал взад-вперед, хмурился и повторял: не понимаю, я не понимаю. Я же ее видел. Я мог ее объехать. Он не замечал ни Бриза, ни Калема, ни массивного стражника неподалеку — тот был из духов металла, судя по темной коже и волосам, которые отливали в сталь. Стражник осматривал колеса машины и делал записи в небольшой блокнот. — Я его поймал, — с гордостью сказал Калем. — Тут все ясно, можно сразу ставить печать. Бриз дернулся прочь, внутренности стиснула ледяная ладонь — печать ставили духам-убийцам, духам разрушителям, самым темным из темнейших, тем, за которыми постоянно следила Стража. Массивный стражник выпрямился, выдохнул долго и протяжно, посмотрел на Калема недовольно: — Отпусти его, он не причем. Господин.? — он с намеком сделал паузу, посмотрел на Бриза в упор, будто ждал чего-то. Бриз замялся, не зная, что ответить, попытался оттянуть ошейник, чтобы не давил так сильно. — Я не знаю ваше имя, — спокойно и холодно добавил стражник. — Э… Бриз. Просто Бриз. У меня нет рода. Ну, я так думаю. И, это… я не господин. Он думал, его знают все. Уже привык, что при его виде духи перестают улыбаться, переговариваются между собой. Да, это Бриз. Тот самый. Прогони его, пока он не принес беды. Но Бриз никогда и никому не приносил вреда. Он вообще не приносил ничего кроме ветра — запахи иногда, особенно, если они были вкусные. Еще дым или палые листья, они ему нравились. — Господин Бриз, я старший стражник Ленар Ридд, — быстро и безразлично сказал дух металла. — Это мой напарник Калем Фир. Нам поступил сигнал о преступлении в присутствии незримого. Страж Фир ошибся и принял вас за преступника. — Минуточку! — Калем убрал крылья из пламени, зло дернул Бриза за цепь к себе. — Не было никакой ошибки. Он пытался сбежать! — Он в шоке из-за смерти. Это нормально. Господин Бриз, вы были рядом, когда произошел инцидент? — Он слишком тупой, — вмешался Калем, фыркнул и добавил с издевкой. — Он тебя не понимает. Эй, ты! Ты видел, как она умерла? Он мотнул головой в сторону девочки, и Бриз сказал себе — не смотри, не нужно. И все равно это сделал. Женщина прижимала ее тело к себе, укачивала — так укачивают маленьких детей — и шептала, так тихо, что он едва разбирал слова: вернись ко мне. Маленькая моя, вернись, я все сделаю. Обещаю, все, что ты захочешь. Мы поедем с тобой к океану, и ты станешь русалочкой, как в мультике… Это были просто слова незнакомой ему женщины, но почему-то они делали больно — хуже всего, что говорили Бризу незримые, хуже гадостей и шепотков, которые летели ему в спину. Ее тихое, надломленное «русалочка моя… любимая моя русалочка». Калем резко дернул его за цепь, и Бриз закашлялся, потянулся руками к ошейнику и опять напоролся на шипы. — Д-да, — он закашлялся, выдохнул и добавил. — Я был рядом. На расстоянии руки. Ридд сделал пометку в своем блокноте. Он писал небольшой перьевой ручкой, которая в его большой ладони казалась крохотной, кончик пера тихо царапал о бумагу: — Вы использовали свои способности? — Нет, — Бриз заставлял себя смотреть на ручку, только бы не на девочку с матерью. — Я просто… просто игрался с одуванчиками. Он подхватил ветром горсть пуха, вереницей протянул их вперед и свил кольцом. Ридд добавил еще одну пометку. — Это и есть использование, идиот, — Калем скривился. Ридд поморщился, но ничего ему не сказал и спросил вместо этого: — Можете показать, где была девочка? Бриз кивнул — казалось, что тело стало как у куклы, будто и не его вовсе — отошел в сторону, показал рукой. Он самому себе казался тяжелым, слишком тяжелым, чтобы лететь: — Вот тут. Рядом вперемешку лежали цветы. На них попала кровь, и казалась пронзительно красной на желтых лепестках. — Она плела венок. И увидела меня. Я просто хотел поиграть с ней. Честно, я просто хотел… — Успокойтесь, я вам верю, — равнодушно перебил его Ридд. — Итак, девочка была на перекрестке. Вы играли с ней. Вы слышали приближение машины? Бриз замер. Он никогда не думал о машинах, они ездили в городах и по дорогам людей, и он всегда пролетал над ними, или если забывался, они проезжали сквозь него. Он не обращал внимания: — Я не знаю. — Серьезно? — Калем презрительно фыркнул. — Ты не знаешь? Да они ревут на всю улицу. Как можно было не услышать? — Это неважно, — осадил его Ридд, монотонно и безразлично. — Пока тебя не было, водитель позвонил в полицию. Он сам признал, что превысил скорость. И что видел ребенка на перекрестке. Бриз не приводил ее на место смерти и не удерживал насильно. Он невиновен. — Но он мог ее спасти! Ей не обязательно было умирать. Он мог вытолкнуть ее из-под машины, мог… Калем заметил взгляд Ридда, натолкнулся на этот взгляд, как на стену и замолчал. Бриз чувствовал, как отдаются внутри него слова: мог спасти. Если бы он услышал машину, если бы вмешался… — Он не обязан никого спасать, — отозвался Ридд. — И ему не хватит сил оттолкнуть человека. Он обычный дух ветра. — Он осколок Карна… — Калем осекся, посмотрел на Бриза с подозрением и не стал договаривать. Они все так делали, никогда не договаривали. Что он осколок кого-то, что он связан с кем-то. Что когда-то он был чем-то еще. Но Бриз ничего этого не помнил — он всегда был собой, обычным мелким духом воздуха, все сто восемьдесят лет своей жизни. Летал по миру, никогда не задерживаясь надолго. Собирал запахи вкусной еды. Играл с кошками или с детьми. Пытался заговаривать с другими незримыми, которые обычно говорили ему гадости или улетали, не ответив. И единственный раз, когда гонец Владыки позвал Бриза на праздник, ему никто там был не рад. — Вот как, — Ридд убрал блокнот, посмотрел на него цепко и задумчиво, будто впервые увидел. — Понимаю. Мы забираем тебя в столицу. Я хочу снять показания на Сфере Истины. Он больше не называл его господином, и обращался на «ты». Бриз сглотнул — показалось, что ошейник стиснул сильнее — почувствовал, как горчит слюна: — Но вы же… вы же сами сказали, что я не виноват. Ридд осмотрел его с ног до головы, будто прикидывал, куда ударить: — Иногда лучше проверить. Он достал свиток из небольшой поясной сумки, развернул в воздухе привычным уверенным жестом, и перед ними возникло огромное зеркало портала — прямоугольное, в резной золоченой раме с символом солнца наверху. Калем шагнул к нему первым, усмехнулся широко и зло, и снова дернул цепь на себя: — Шевелись, фарбанна, ты нас задерживаешь. Последним, что Бриз услышал, прежде чем шагнул в портал, были слова подошедшего к женщине водителя: — Я не понимаю. Я же никогда не превышал. Я всегда боялся кого-нибудь сбить. А потом я ее увидел. И мне совсем не было страшно. *** Бризу это иногда снилось: как он окажется в золотом дворце. Совершит что-нибудь героическое и невероятное, и Владыка Солнца сам позовет его в зал с троном, и скажет, что они все ошибались. Что Бриз не просто осколок Карна, или кого-то еще, что он — он герой мира незримых. Каждый раз в его снах тронный зал и Владыка выглядели по-разному. Бриз никогда не был внутри, видел дворец только издали. А о правителе мира незримых слышал — в те редкие недолгие встречи, когда другие духи задерживались поговорить, настороженно и зло. «Владыке стоило от тебя избавиться». «Еще раз появишься здесь, я пожалуюсь во дворец». Бриз задавал вопросы и чувствовал себя глупо и нелепо, да и ответы получал редко. И залы во дворцах он представлял, как на картинках людей — с постеров фильмов, которые развешивали по городу, с иллюстраций в детских книгах. Пролетая мимо, он трогал страницы пальцами — люди думали, что это ветер. Место, куда его притащил Калем, было совсем не таким, как картинки людей. Оно было огромным, пустым. Белый полированный мрамор пола казался скользким, как лед, и светился теплом изнутри — как белые цветы на свету. Исполинские прямоугольные колонны тянулись вверх, к прозрачному потолку, и под ним висели золотистые символы, чем-то они напоминали карту. Кружились в воздухе пылинки, и пахло осенью — мягкой, золотой, как бывает на самой границе с летом. — Нечего глазеть, — зло сказал ему Калем, дернул цепь. — Даже не думай ничего стащить, я за тобой слежу. — Я никогда ничего не утаскиваю. Только запахи, или листья. А здесь даже нет ничего. Только колонны, — отозвался Бриз и опустил взгляд вниз. Поймал свое отражение в плитах и замер. Он так редко видел себя — в зеркалах людей он не отражался, а речная вода шла рябью и искажала черты. Оказывается, он выглядел моложе, чем думал — как человеческий подросток лет восемнадцати. Волосы топорщились — Бриз знал, что они белые, но в отражении цвет был как туман утром, почти золото. Красиво. И Бриз подумал, как, наверное, здорово жить в таком месте — смотреть на себя и видеть что-то красивое. — Смазливая рожа тебя не спасет, — фыркнул Калем. — От Сферы Истины ничего не скроешь. — Не болтай с подозреваемым, — осадил его Ридд. — И следи за ним лучше. Я доложу Ламмару. Бриз смотрел ему вслед, чувствовал, как вдруг накрывает усталость — будто пыльным, тяжелым одеялом. И стоило отвлечься, он снова видел перед глазами, как медленно раскрываются детские пальцы, и росчерк белого и красного на асфальте. Водитель сказал, что видел девочку, что не боялся убить. Бриз пытался это представить и не мог. Молчание, тяжелое и какое-то вязкое давило на плечи, Калем всегда говорил гадости, но тишина оказалась еще хуже. Словно дворец пожирал звуки, как голодный, огромный зверь. — Почему со мной нельзя болтать? Я же ничего страшного не говорю, — спросил Бриз, чтобы хоть что-то спросить. Он думал, Калем промолчит, но тот пожал плечами и скривился: — Потому что мы во дворце. Тут все серьезно. — Тут никого нет. Никто же не узнает. — Ты совсем идиот? За нами могут следить. Калем оглянулся по сторонам, быстро и нервно, и Бриз его не понимал. Чего Калему было бояться? Он не был ничьим осколком, он служил в страже незримых. Он даже выглядел красивым. Хотя тоже походил на человеческого подростка. Ну, если бы у людей была кожа цвета пепла, красные волосы и глаза, как огонь. И рога. И когти. И метки на скулах. Если задуматься, не не слишком он походил на человека. — Как думаешь, зачем он это сделал? — спросил Бриз, снова посмотрел на свое отражение в плитах, чтобы не смотреть на Калема и все равно видел его лицо. — Водитель в смысле. Калем как-то нервно пожал плечами: — Кто его знает? Он же человек, они все время убивают друг друга. Бриз кивнул. Он это знал — что люди убивают.Видел в фильмах и пролетал иногда над городами, где воевали. Но никогда не задерживался там надолго: — А незримые? — А мы тоже, — Калем презрительно фыркнул, наверное, думал Бриз совсем идиот. — Я такого на работе повидал, тебе и не снилось. Это только кажется, что в мире духов покой и благодать. А вообще-то преступников везде полно. Ты, например. Бриз даже злиться на него не мог. Вообще ничего кроме усталости не осталось: — Ты же знаешь, что я не виноват. И все же кололо изнутри — если бы он понял раньше, если бы сумел увести девочку с перекрестка… Это было бы легко, просто протянуть для нее дорожку пуха в воздухе. — Бедный осколок Карна, — передразнил его Калем, голос сочился издевкой, как ядом. — Ну, хорошо, ее ты не трогал. Но ты точно задумал что-то еще. И я узнаю, что. Перед Сферой Истины не отвертишься. — Я никому ничего не делал. Я даже не знаю, что такое этот ваш Карн. Калем оскалился, схватил его за ошейник, не обращая внимания, что режет руки, дернул на себя: — За идиота меня держишь? Я никогда тебя не прощу! Никогда! В тот момент он был как все, кто плевал Бризу вслед, как все, кто перешептывался за спиной, кто ненавидел его просто за то, что он есть. Это было нечестно, просто нечестно — кто-то уродливый и мелочный внутри Бриза подначивал ответить злостью на злость. Сказать, как говорили люди: да пошел ты! Да мне на тебя наплевать! Но он не сказал, и не было ему наплевать. Калем хотя бы говорил с ним, пусть зло, и чаще всего говорил гадости. Мелодичный смех — неожиданный и будто прозвучавший сразу отовсюду, заставил вздрогнуть их обоих. Замереть. Он был веселым, этот смех, беззаботным, Бриз сам не понимал, почему внутри все сжалось от страха. — Вы продолжайте, не стесняйтесь. Надеюсь, я вам не мешаю. Калем отпустил Бриза, отшатнулся назад, будто обжегся, а потом рухнул на колени и распростерся на полу: — Владыка! Бриз остался стоять, отупело глядя на него сверху-вниз. — К чему все эти церемонии? — спросил голос. Бриз огляделся по сторонам и только тогда заметил: в дальнем конце зала, дальше, чем казалось по звуку голоса, стоял Владыка Солнца. Высокий, в одежде цвета старого золота и улыбчивый. Бриз его никогда не видел, но все равно сразу узнал. С первого взгляда. Наверное, нужно было встать на колени, как Калем, но Бриз замер, не мог перестать смотреть. Он никогда не видел никого такого красивого. У Владыки было тонкое юное лицо, и глаза как янтарь на свету. Длинные волосы струились по плечам, светлые, с легкой рыжиной, будто мед. И весь он был как туман на рассвете. Такой красивый, что казался ненастоящим. Глядя на него, Бризу становилось за себя стыдно. За простую рубаху и штаны, за растрепанные волосы, за босые ноги. Больше всего за ошейник. Владыка Солнца пошел вперед, и полы его одежды прошелестели по мрамору — будто он был ближе, чем казалось. Калем дернул Бриза вниз за цепь, прошипел громко, словно думал, что так его никто не услышит: — На колени встань! Ты что, совсем дебил? Это же Владыка! Бриз поспешно опустился, невольно напрягся, уставившись на полированные плиты пола. На уголке одной была крохотная трещинка. Когда-то давно, когда он был совсем маленьким, Бриза поймал незримый в дорогой одежде. У того незримого был расшитый серебром сюртук, и высокие сапоги, начищенные до блеска. Незримый сказал, что он лорд, и что «отброс Карна» должен приветствовать его на коленях. Бриз ничего еще тогда не понимал, просто боялся его разозлить. Он опустился на колени, не зная, зачем и чего от него ждут. Незримый ударил его ногой в живот. И Бриз понял, зачем — так было удобнее бить. Это случилось давно и всего один раз, но запомнилось навсегда. Владыка подошел к Бризу, и тот наклонился ниже, сжался, глядя перед собой — на выглядывающие из-под полы острые носки туфель. Ладонь в волосах заставила Бриза вздрогнуть — сердце забилось, как бешеное, кожу головы будто покалывало, и он не понимал, что происходит. Почему? Его никогда не трогали, он только видел это со стороны. — Посмотри на меня, — велел Владыка, мягко и без злости. Бриз рискнул поднять голову. — Должно быть, это все тебя пугает. Бриз, верно? Все это золото и гигантские залы, — Владыка показал на себя, на колонны вокруг. Но он так и не убрал ладонь с головы Бриза, и тепло его кожи обжигало. Хотелось отодвинуться, но было страшно пошевелиться. — Скажи что-нибудь, мальчик. Почему ты молчишь? — Я не боюсь, — выдавил Бриз и поспешно добавил. — Правда-правда. Мне не страшно. У вас очень красивый… — он не знал, как называется такая одежда, только видел нечто подобное у людей, и закончил неловко. — Красивый халат. *** У Владыки расширились глаза, и в наступившей внезапно тишине Бриз отчетливо услышал, как зашипел рядом Калем. Как утюг, на который плюнули. — Ты совсем?! Это не халат! Бриз застыл, не зная, что делать. Подумал, что вот теперь его точно признают фарбанной за оскорбление Владыки и выдавил кое-как: — Простите… я не знал. Владыка рассмеялся снова, весело и легко. Когда он смеялся, все лицо преображалось: — Так мою мантию еще не называли. Встаньте оба, хватит полировать мой пол. Страж Ридд рассказал, что случилось. Он хочет использовать Сферу Истины. Калем встал первым, снова дернул за цепь, заставляя подняться Бриза. — Да, Владыка. Я думаю, преступник нас обманывает. — Мм, вот как? — Владыка обошел вокруг них полукругом, улыбнулся. — Он не выглядит страшным. — Он осколок Карна. — О, я в курсе. Это, конечно, усложняет дело, верно? Но мне интересно, а что скажешь ты? Это он спросил не у Калема. Бриз застыл. Что он мог сказать? Ему ведь все равно никогда не верили. — Я не виноват. Я… я не хотел, чтобы так все получилось. Владыка рассмеялся снова: — Я тебе верю и я тебя понимаю. Ты не хотел, ты не знал, но внутри наверняка есть крохотный червячок сомнения. Что, если это все-таки ты? Страшно подумать — совсем крохотный ребенок, и такая внезапная смерть. Вдруг ты принес ей несчастья? Сфера Истины показывает правду. Не твои сомнения, не твои страхи — правду. Ты можешь узнать наверняка. И более того, можешь оправдать себя. Все видят в тебе осколок Карна, судят тебя за его преступления, думают, что ты ветер беды. Даже юный Калем. Но ты не сможешь соврать Сфере Истины. Если она подтвердит, что в тебе нет зла, что ты достоин уважения и любви — никто больше не будет сомневаться. Бриз слушал его, затаив дыхание и отчаянно хотел верить, что это правда — что можно узнать точно. И что после его перестанут избегать. — Я не хочу тебя заставлять, — сказал Владыка. — Испытание Сферы делает больно. Мы используем ее только для опасных преступников. Так что реши сам. Да или нет? Хочешь ты оправдать себя или просто сбежишь. Это твое право, я не стану давить. Бризу хотелось крикнуть: да. Да, он согласен. Он никогда никому не желал зла. И еще страшнее было узнать — что все вокруг были правы, что есть внутри него что-то отвратительное, что-то чего он сам не видел, не чувствовал, что замечали только со стороны. — Знаешь, — предложил вдруг Владыка, — давай договоримся. Если ты согласишься, и окажется, что ты невиновен, я разрешу называть себя Ламмар. Так меня зовут друзья. Что скажешь? Бриз пытался это представить, но оно не укладывалось в голове. Называть Владыку Солнца по имени. Как друг. Это было похоже на сон. Тот сон, от которого он всегда просыпался усталым и несчастным. — Я предлагаю, потому что верю в тебя, Бриз. Соглашайся. Верю. Я в тебя верю. Бриз почувствовал, как жжет глаза, сморгнул слезы. Он даже не помнил, когда плакал в последний раз: — Спасибо. Да, да… я хочу, хочу пройти испытание Сферы. *** Владыка забрал у Калема цепь от ошейника, и повел Бриза к выходу из зала с колоннами — в дальнем конце были высокие двустворчатые двери, украшенные символом солнца и резьбой, которую Бриз не успел рассмотреть. Он подстраивался под шаги Владыки, боясь отстать, а Калем шел следом, и Бриз чувствовал, как жжет спину его взгляд. Идти пришлось довольно долго: подниматься по изящным лестницам, проходить по залитым светом коридорам. Бриз смотрел по сторонам и думал, что, по крайней мере, успел это увидеть. Ридд встретил их у одной из дверей — совершенно непримечательной. Она была настолько простой, что казалась лишней среди золота дворца. — Наш гость согласился на испытание, — сказал Владыка, улыбнулся Бризу как другу. — Повезло, верно? Ридд нахмурился, поклонился, и ничего не ответил. Владыка повернулся к Бризу, протянул руки к ошейнику, и Бриз отшатнулся. — В чем дело? Передумал? Бриз замотал головой, поднял руки, защищая полоску металла на горле: — Нет! Нет, конечно. Просто… он же острый. Вы поранитесь. Владыку это рассмешило, и Бризу захотелось запомнить этот смех навсегда, сохранить его в морской раковине, чтобы доставать и слушать вместо шума моря. — Обо мне не волнуйся, мальчик. Я все же правитель незримых, — он снова протянул руки, мягко убрал ладони Бриза с ошейника, а потом разломил металлический обруч на части так же легко, как мог бы сломать тонкое стекло. — Обойдемся без этого. Я верю, что ты не сбежишь. — Только потому, что бежать некуда, — тихо буркнул Калем у них за спиной. Ридд забрал у Владыки осколки ошейника и цепь, бросил на Бриза настороженный взгляд, но снова промолчал. — Идем, мальчик, здесь недалеко. Осталось только спуститься. За дверью оказалась лестница, уходящая куда-то вниз в темноту. Не было ни факелов, ни светильников — только волосы Владыки излучали свет, и Калем за спиной у Бриза зажег пламя на ладони. Огонь выхватывал крохотный пятачок в черноте, и Бризу очень хотелось лететь над ступеньками, а не идти, как остальные — он боялся оступиться. Спускаться тоже пришлось довольно долго, и через какое-то время Бриз услышал пение в темноте. Без слов разные голоса вливались нотами в единую мелодию, и она текла как река, пульсировала в воздухе. Бриз чувствовал потоки ветра на лице, и эти потоки были не похожи на ветер в мире людей, или даже ветер незримых. — Здесь место силы, — мягко, шепотом сказал Владыка. — Оно старше нас. Старше нашей магии. Они сошли с лестницы, и пол под их ногами вспыхнул, по нему побежали золотистые искры, слились в нити и собрались в сферу в центре зала. Бриз затаил дыхание. Она была большой, примерно в человеческий рост, и очень тонкой — прозрачные стенки просвечивали и переливались, словно состояли из золотого песка или крохотных искр. Они шли рябью, неясными формами. Здесь внизу пение звучало отчетливее, иногда Бризу казалось, что он различает слова или слоги. — Она такая… -… Красивая? — с улыбкой закончил за него Владыка. — Но она довольно опасна. Впрочем, как и все красивое. Думаю, не стоит тянуть. Перейдем к допросу. Для начала тебе придется раздеться. Бриз замер, нервно сцепил руки: — Полностью? — Тебе нечего стесняться, — Владыка отмахнулся, улыбнулся беззаботно. — Ты довольно милый. Бриз потянулся к подолу рубахи, замер нерешительно. Он никогда раньше не раздевался перед посторонними. Только, когда был один, чтобы искупаться или постирать одежду. — Не тяни время, — сказал ему Ридд. — Не разденешься сам, я лично вытряхну тебя из этих тряпок. — Страж Ридд, не надо угрожать гостям, — Владыка улыбался. — Но если тебе так сложно, мальчик, я могу помочь. — Нет! — Бриз поспешно потянул рубаху вверх и запутался в вороте. — Не надо, я сам. Он разделся, помялся, не зная, куда деть одежду. — Отдай стражу Фиру, — посоветовал Владыка. — Он подержит. Калем сам забрал у Бриза рубаху и штаны, и тут же захотелось прикрыться. Владыка рассмеялся, обошел его вокруг: — Твоя кожа такая светлая, — он положил руку Бризу на шею сзади, провел вниз вдоль позвоночника. Ладонь обжигала, и хотелось одновременно податься навстречу и бежать без оглядки. — Как снег. Бриз вздрогнул и зажмурился. — Занятно, — сказал Владыка и отступил на шаг. — Но мы отвлеклись. Просто иди к Сфере и ни о чем не волнуйся. Больше от тебя ничего не требуется. Бриз сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться, но это не помогло, изнутри поднимался страх, колол ледяными иголочками. Хотелось сказать что-нибудь глупое напоследок. Что-то вроде «пожалуйста, не бросайте меня». Или «спасибо, что дали мне шанс». Он обернулся. Ридд смотрел со скучающим равнодушием, Калем со злостью. И Владыка нахмурился: — В чем дело? Он больше не улыбался. Бриз почувствовал, как сдавило горло, перехватило дыхание — Кому нужны были его слова? Он мотнул головой, повернулся к Сфере и пошел вперед молча. *** С каждым шагом все сильнее покалывало кожу, будто невидимые пальцы прикасались — легко-легко царапали ногтями. Бриз дышал медленно, и чувствовал, как нарастает в воздухе гул голосов, как громче становится пение, как вибрирует все у него внутри — подстраивается под мелодию. Бриз подошел к Сфере, замер не зная, что делать. Нерешительно протянул руку и коснулся поверхности. В тот момент он различил отдельные слова, они проступали сквозь музыку, будто всплывали пузырьками из глубины. Два слова повторялись чаще других. «Больно» и «отпусти». Бриз затаил дыхание. Поверхность Сферы пошла рябью. И ничего не произошло. Он нерешительно обернулся, посмотрел на Владыку, не зная, что теперь делать. Боясь, что сломал что-то, сделал не так. Владыка смотрел на него прозрачными, будто светящимися изнутри глазами цвета янтаря, и улыбался. Мягко, ободряюще. Бриз открыл рот, чтобы извиниться. Чтобы оправдаться — это не я. Я не понимаю, почему не получается. Я хочу пройти испытание. Удар в грудь пробил его болью навылет, Бриз вскрикнул, дернулся, а потом посмотрел вниз. Золотой шип тянулся из Сферы и врезался ему в грудь. Агония накатила алой волной, вспыхнула перед глазами, и следом за ней пришел страх, ужас от мысли, что он ранен, что он сейчас умрет. Бриз попытался сбежать, уперся руками в Сферу. Новые шипы пробили его ладони. Он взвыл, забился, пытаясь выбраться, извивался и не мог отстраниться. Голоса вокруг — мелодия Сферы — вибрировали в воздухе, забивали уши, и он ничего сквозь них не слышал. А потом почувствовал — будто выдох, вдох, и как что-то потекло из него в Сферу. Она высасывала его. Бриз закричал. Он не знал, сколько это длилось, сколько он бился в ужасе, не в состоянии освободиться, и только когда обмяк услышал голос Владыки: — Все хорошо, Бриз. Потерпи, мальчик, это необходимо. Скоро все закончится. — Б-больно, — выдохнул Бриз, почувствовал, как слезы чертят дорожки по щекам. Шип и поверхность Сферы расплылись перед глазами. И одуряюще пахло кровью в воздухе. — П-пожалуйста… очень больно… Он знал, что должен быть сильным, что сам на это согласился, но боль ввинчивалась внутрь, и очень страшно было умереть. В тот момент Бризу казалось, что после смерти боль не уйдет. Что она останется навсегда, поселится в пустом теле. — Всего несколько вопросов, — беззаботно и ласково отозвался Владыка. — Из-за чего погиб тот ребенок на перекрестке? Голоса Сферы, ее сознание, стали потоком, полились в Бриза раскаленной рекой — сквозь шип внутрь, выжигая агонией все остальное. Сфера пропитывала его собой, пропитывала своей силой каждую клеточку его тела. И заговорила его голосом: — Бесстрашие. Убило бесстрашие. Страх уходит. С ним уходит жизнь. За жизнью. За жизнью. Голоса в воздухе подхватывали слова, повторяли их эхом, разносили, как заразу — и звуки затихали где-то на границе слышимости. — Ты виновен? Нет — отдалось изнутри огнем. Нет, он был невиновен. Нет-нет-нет-нет. Эхом. Сфера сказала это тысячей голосов. Теперь Бриз знал это, чувствовал правду в своих костях — и эта правда была ядом. Убивала его. Он не думал, что это возможно, но стало больнее. Эта боль вернула ему голос, и он закричал. Ее невозможно было терпеть. От нее невозможно было сбежать. Как сквозь толщу воды он различил голос: — Еще несколько вопросов. Ты причинял вред незримым? Из Сферы выстрелили новые шипы, проткнули Бриза насквозь, прорастая внутрь. — Нет. Чистый дух. Белый лист. Не умеет. Не умеет причинять вред. Каждое слово делало хуже, и Бриз чувствовал, как заходится от паники дыхание, как разрывает его изнутри. — Ты желал причинить вред мне? Кому-то из моих лордов? Нет. Еще одно нет, которое выедало Бриза острыми зубами. — Не желал вреда. Желал сбежать. От боли. От страха. На мгновение ее сила отступила, и Бриз разрыдался: — П-пожалуйста. П-пожалуйста, хватит. Х-хватит. — Ты унаследовал силу Карна? Новые шипы впились в ноги Бриза, вспороли плечо. Сфера заговорила: — Не Карн. Юный. Ветер. Внутри него живет ветер. — Что он приносит? — Что пожелает. Запахи. Звуки. Память. Ветер не знает сам. Очень юный. Даже сквозь боль Бриз различил в голосе Владыки что-то, чего не слышал раньше. Жадность: — И силу? Он чувствовал, как все отдаляется, уходит. И понимал, что умирает. Что станет еще одной нотой в музыке Сферы. Еще одним бесконечно повторяющимся «больно». — Нет сил, — сказала Сфера. — Ветер не принесет то, чего не имеет. Владыка замолчал, и словно издали, сквозь толщу воды, Бриз услышал голос Калема. Дрожащий, непривычно тихий: — Владыка, пожалуйста, хватит, он же уже все сказал. Бриз хотел бы разрыдаться — от облегчения, от боли. Но его тело снова было не его, и от него с каждым мгновением оставалось все меньше. Я не хочу. Не хочу умирать так. Я исчезну, и ничего не изменится. И мечта о том, что однажды Владыка назовет его героем, и все, кто отворачивался от Бриза, увидят его — эта мечта умрет вместе с ним. — Еще несколько вопросов. Слова Владыки прозвучали как приговор. — Ты говоришь, смерти людей из-за «бесстрашия»? Как мне остановить их? — Верни. Страх. Верни Короля. И заплати. За то, что сделал. Одна жизнь, и красная река, и разбитая мечта, и много боли. Заплати. — Я не стану платить за правильное решение. Голоса вскипели волной, криками, и Бриз кричал вместе с ними. — Заплати! — Владыка, он умирает. Отпустите его, я займу его место. Пожалуйста, дайте я займу его место, — должно быть, Бризу показалось. Потому что Калем не мог этого сказать. — Помолчите, Фир. Последний вопрос. Есть ли другой путь? Способ все исправить иначе. Бриз знал, что это правда. Чувствовал, что это действительно последний вопрос, что умрет после. И хотел обернуться. Посмотреть на Владыку в последний раз. Боль отступала, и вместе с ней Сфера забирала с собой что-то еще. Его жизнь. Капля. За каплей. Те крохи, что остались. — Нет. Бризу так хотелось обернуться. Посмотреть и спросить: зачем вы так? За что? Но он не мог. Он умирал. И когда мир вокруг вспыхнул огнем, светом — оранжевым и красным, и золотым, вспыхнул жаром и теплом, прежде, чем мешанина цвета сменилась чернотой, и Бриз провалился в нее без надежды вернуться, он подумал: Я не хочу умирать так. Мне страшно. Страшно. Пожалуйста, я не хочу умирать. Не хочу… Но черноте было плевать. Она доедала то, что не успела забрать Сфера. *** Его разбудило пение: нескладное и дрожащие, голос был знаком, но никак не удавалось понять, где же он слышал его раньше. Пение оборвалось на одной из нот, голос замолчал на несколько минут, и в наступившей тишине Бриз слышал только хриплое дыхание. Свое собственное, и что-то в этом было неправильное. Что-то, что он не мог вспомнить. Вроде как ему не полагалось дышать, но он не знал почему. — Никогда не умел петь. И всегда хотел. Тебе это вряд ли интересно, но раз уж я начал петь, и тебе пришлось слушать… Ну, ты же не можешь уйти. И сказать ничего не можешь. А если бы мог, наверное, сказал бы мне заткнуться. Или чтобы я просил прощения. Я бы на твоем месте точно бы так сказал. Бриз не понимал — ни что такого было в пении, ни за что голос хотел просить прощения. — Не хочу сейчас извиняться. Ты же наверняка не слышишь. А это нечестно. Хотя бы первое извинение, ты обязательно должен услышать сам. Я скажу, когда очнешься. Если ты очнешься. Бриз был уверен, что слышал этот голос раньше. Воспоминания приходили смутными образами, утекали, как поток воздуха сквозь пальцы. Никак не удавалось ухватить. — Я идиот, я знаю. Придумал себе всякой дряни и сам в нее верил. Голос замолчал снова, а Бриз вспомнил, где слышал его раньше — Калем. — Понимаешь, я не знал, что Сфера Истины… что она такое делает. Ну, да я тебе уже говорил. Бриз услышал протяжный вздох, почувствовал прикосновение к руке, и захотел отдернуться, но сил не было. Он задышал быстрее — не понимал, почему Калем хочет извиниться, почему трогает его руку. Испугался, что снова будет больно. — Ты меня слышишь? Ты меня слышишь! Бриз застонал, попытался убрать руку, но Калем стиснул пальцы — не больно, просто очень странно. Открыть глаза было тяжело, свет резал глаза, и Бриз зажмурился, заморгал. Увидел силуэт человека со светлой кожей и рыжими волосами. — К-кто.? Собственный голос не слушался, Бриз закашлялся. — Ты, наверное, пить хочешь. Я подам, сейчас. Его осторожно приподняли, губ коснулся прохладный край стакана, и Бриз сделал жадный глоток, еще один. И, конечно, закашлялся снова. Даже расстроился — так хотелось пить, и вот он сам все испортил. Мягкая ткань прошлась по подбородку, стерла капли, и Бризу снова дали воды. На сей раз он пил медленнее, одолел несколько глотков, и наконец, посмотрел на человека. Подростка лет семнадцати. — Это я, Калем, — сказал тот. — Просто в человеческой форме. Я в ней редко, но… я у твоей кровати сидел, а здесь кресла с тканевой обивкой. Я боялся подпалить. Бриз посмотрел на него, глаза остались прежними и черты лица, если приглядеться, тоже. Только выражение лица было новым, незнакомым. На Бриза так раньше не смотрели. Как будто он имел значение. — Я умер. Он сказал это и рассмеялся: потому что смешно ведь. Он умер, но мог как-то разговаривать. — Просто так. Лишь бы я ответил на вопросы. Он стиснул пальцы, почувствовал, как жжет глаза. И вспомнил, как больно было — умирать. — Меня убили ради пары вопросов. Бриз и сам не понимал, что несет. И зачем? И как — если он был мертв, как теперь мог спрашивать, говорить глупости. Его затрясло, он обхватил себя руками: захотелось уцепиться за поток воздуха и лететь прочь, куда угодно. Калем схватил его за руку снова, сжал: — Ты не умер, — он заговорил поспешно, будто пытался убедить. Хотя чего тут убеждать, раз Бриз мог говорить, дышать, чувствовать, хоть и не хотел он в тот момент ничего чувствовать. — Не умер, я тебе обещаю. Ну, то есть ты умирал. Ты бы умер, но я поделился с тобой огнем, я же ифрит… Проклятье, как-то нескладно получается. Погоди, только не плачь, я все объясню. Он замолчал, посмотрел на Бриза испуганно, и Бриз нахмурился, снова потянул руку на себя: — Я не плачу. — Тебе нужно что-нибудь? — осторожно спросил Калем. — Еще воды? — Отпусти, — попросил Бриз и добавил, — я не убегу. Пусти. Пожалуйста. Калем убрал руку, будто обжегся. — Извини. За руку. И не за руку тоже, я… Проклятье, я же репетировал. Послушай меня. Ты только не перебивай, ты потом можешь меня ненавидеть и кричать, только сейчас дослушай. Калем сделал глубокий вдох и замер, и Бриз кивнул — ему совсем не хотелось кричать. И даже перебивать тоже. Не было сил говорить, и он совсем ничего не понимал. — Я тебя ненавидел, — признал Калем. — Точнее не тебя, а Карна. Но тебя тоже. Я думал, что ты это он. И ты всегда выглядел таким довольным, таким счастливым. Я не понимал — почему? После всего, что ты сделал, после всех смертей, именно ты живешь счастливо, а остальные… их просто нет. Сначала я верил, что ты притворяешься, потом что просто не помнишь, но я думал, что это ты Карн… что монстр навсегда останется монстром, и что ты себя еще покажешь. Бризу никогда не объясняли — почему его избегают, за что. И теперь он жадно впитывал слова Калема. Он всегда верил, если сможет понять — что сделал не так, в чем виноват — сможет это исправить. Одна и та же фраза отдавалась эхом внутри: ты выглядел таким счастливым. Бриз не думал о счастье. Он просто жил — летал над городами, над дорогами, переносил запахи. Игрался с листвой и дымом, с кошками, и людьми, которые его видели. Пытался заговаривать с незримыми, которые не избегали его сразу — болтал слишком много, и сам это понимал, просто иногда слишком нервничал и не мог остановиться. Торопился наговориться впрок. — Я тебе завидовал, — признал Калем. — Что ты свободен, что хочешь, то и делаешь. И я верил, что ты причинишь кому-то вред. Я правда в это верил, понимаешь? Он сделал судорожный вдох, выдохнул: — Я тебя не видел. Просто придумал себе злодея и цеплялся за него. Я хотел, чтобы тебя поймали. И чтобы допросили на Сфере Истины. Я не знал, как это. Я правда не знал. Веришь мне? Бриз рискнул посмотреть ему в глаза. Ответил: — Да, верю. Ты бы не стал врать. Ну, мне так кажется. — Когда Сфера… подействовала, я все думал… это же, наверное, так больно. Никто такого не заслужил. Даже Карн — заслужил смерти, заслужил гнить в Бездне. Но такого… Даже с ним так было нельзя. Но ты не он. Сфера сказала, ты не виноват. Ты ни в чем не виноват, и она тебя убивала. Потому что я тебя приволок на этот дурацкий допрос, я убедил Ридда. Ты бы из-за меня умер. Калем говорил, а Бриз снова будто наяву почувствовал, как Сфера высасывала его изнутри. — Ифриты хранят огонь, — добавил Калем. — Мы так устроены. И огонь жизни мы тоже храним. Так что, когда ты умирал, я взял своего огня и отдал тебе. — Ты меня спас, — сказал Бриз. Помотал головой, потому что так это странно звучало: что кто-то захотел его спасти. Он даже повторил, как вопрос. — Ты меня спас? Калем неловко пожал плечами: — Я не мог по-другому. Я бы себя не простил. Он прочистил горло, отступил на шаг, и опустился у кровати Бриза на одно колено. Серьезно и торжественно приложил кулак к груди. Бриз почувствовал, что ему немного стыдно — за Калема, тот, наверное, хотел быть, как рыцари и лорды, которые приносили клятвы, но выглядел скорее глупо. — Я Калем Фир из рода Фиров прошу у тебя прощения за то, что сделал. И за то как с тобой обращался. Я прошу дозволения исправить, что натворил. И даю слово защищать тебя и помогать, пока горит мой огонь. Бриз поежился, с трудом подтянул одеяло повыше: — Ты как из фильма. «Дозволение» глупо звучит. Калем нахмурился и медленно поднялся: — Я вообще-то пытаюсь сделать все правильно. Это традиционная клятва ифритов. И я готов подтвердить ее делом. Только скажи, что тебе принести, я достану. Мы когда-то исполняли желания, наверняка, у меня получится. Но Бризу ничего было не надо. Разве что еще немного воды. — Браво, страж Фир, — голос со стороны двери заставил их обоих дернуться, обернуться. Владыка стоял, прислонившись плечом к притолоке, и улыбался. — Похвальное рвение. И красивая клятва. Он был в красном с золотом, как осенние листья, и свет из окна обрисовывал его фигуру. Ярко и величественно, и Бриз сам не понимал, почему, глядя на него, чувствует только страх. «Еще несколько вопросов». — Владыка! — Калем обошел кровать, низко поклонился. Бризу на миг показалось, что он специально встал между ним и Владыкой, будто защищал. — А в прошлый раз вы становились на колени, юный Фир. Калем выпрямился, вздернул подбородок: — В прошлый раз вы сказали, что не надо церемоний. — Вечно говорю, не подумав, — Владыка отмахнулся от него. — Не будем об этом. Я здесь, чтобы проведать Бриза. Как ты, мальчик? У тебя выдался сложный день. Бриз стиснул кулаки так сильно, что ногти впились в ладонь. Сложный день. Владыка задавал и задавал вопросы, и знал, что они убивают. Бриз не мог на него смотреть. — Понимаю, — у него был такой красивый голос, под стать правителю. Мягкий и вкрадчивый. Владыка обошел Калема, и тот передвинулся, будто хотел загородить Бриза, но, в конце концов, остался на месте. — Оставьте нас, Фир. Мы поговорим с мальчиком наедине. Калем замялся, бросил на Бриза нерешительный взгляд. И Бриз не знал, что ему сказать. Да и зачем, тот все равно не мог ослушаться приказа. — Идите, — беззаботно добавил Владыка. — Или я начну сомневаться в вашей верности. И допрашивать с помощью Сферы мы будем вас. Как думаете, сколько вопросов вы выдержите? Бриз обхватил себя руками, больше всего хотелось заползти под одеяло и сделать вид, что ничего этого нет. Что это просто сон, который не кончается. Кровь и одуванчики, а потом ошейник и Сфера, и теперь эти угрозы. Калем не рискнул задерживаться, поклонился снова и ушел, бросив на Бриза тревожный взгляд. — Это похоже на проклятье, мальчик. Я хочу, чтобы ты доверял мне, но показываю тебе самые уродливые стороны, — Владыка подошел к кровати, присел на край, и протянул руку. Ногти у него были треугольные, аккуратные и блестящие, как пластинки стекла. — Не бойся, я не обижу. Его прикосновение было мягким, осторожным, Бриз сам не понимал почему — но от этого становилось только хуже. — Ты, должно быть, ненавидишь меня. Бриз мотнул головой, рискнул на него посмотреть, а потом признал: — Я вас боюсь. Владыка рассмеялся: — Такой честный. Я уже и забыл, что это такое. Так часто мне врут. Он подался вперед, обхватил Бриза руками за шею, прижался — так неожиданно, странно. И он зашептал поспешно и быстро: — Прости меня. Пожалуйста, прости. Но я должен был знать. Я обязан был спросить у Сферы. Люди умирают, Бриз. Каждый день, та девочка не первая. И она была просто ребенком. Я обязан это исправить. Бриз не знал, куда деть руки. И еще сильнее захотел улететь. Владыка заглянул ему в глаза: — Я правитель, мальчик. Я обязан защищать народ. Не отдельных незримых или отдельных людей. Ты мне веришь? Его глаза светились, как янтарь на свету, и у Бриза перехватывало дыхание, так это было красиво. Он ничего не мог ответить. Сдавило горло, и слова не шли. — Скажи, что прощаешь меня, мальчик. Ты же понимаешь, что у меня не было выбора. Бриз сглотнул: — Я… — Скажи вслух. Не бойся. — Я ничего не понимаю. Вы же правитель. Почему вы просите прощения? Он попытался отодвинуться, — неловко, медленно — но уперся в стену и поежился. Его почти никогда не трогали раньше, и теперь казалось, что все делают это постоянно. Владыка и Калем. Они хотели, как лучше, но Бриз невольно напрягался, потому что не понимал — за что? Почему? — Но я сделал тебе больно. Я рисковал твоей жизнью. Вы убили меня, — подумал он, и сам испугался собственных мыслей. — И я никогда не смогу этого исправить, Бриз. Но я могу извиниться. Должно быть, у меня плохо получается. Я отвык, совсем забыл, как это делается. Ты простишь меня? Скажи, что простишь, и я объясню, что происходит. Он улыбнулся мягко и ласково: — Я верю, что ты не случайно встретил меня именно сейчас. Я чувствую, что ты подарок судьбы. Надежда, которую я так долго ждал. Бриз столько раз мечтал, что окажется кому-то нужен, окажется важен, а теперь не знал, что делать. И только вспоминал раз за разом, как больно было умирать, и как страшно. Но он ведь знал, что легко не будет. Слышал в легендах людей — все их герои обязательно рисковали собой, жертвовали и теряли, прежде чем становились великими. И Владыка сказал, что ему жаль. Правитель всех незримых попросил прощения. Бриз посмотрел на него в ответ, наткнулся на открытый понимающий взгляд и отозвался едва слышно: — Я не злюсь. Я прощаю, — нужно было сказать что-то еще, и Бриз неловко добавил. — Владыка. — Ламмар, — мягко поправил тот. — Ты можешь называть меня по имени, мальчик. Как мои друзья. У него были мягкие ладони, и рук Бриза он коснулся очень осторожно: — Ты не поверишь мне. Но я хочу быть твоим другом. Если я открою тебе секрет, сохранишь его для меня? Пожалуйста? Бриз стиснул его ладони в ответ, подумал, что готов, согласен беречь любую тайну: — Да. Я никому-никому не скажу. Честно. Да и кому он мог рассказать? Владыка… Ламмар улыбнулся, грустно и искренне: — Мне страшно. Я запутался и не знаю, что делать. Двадцать лет назад я победил Короля Ужаса, я спас от него людей и незримых, и я верил, что поступаю правильно. Но Король Ужаса — воплощение страха, без него страх исчезнет. Я думал, это же здорово. Просто представь, мир, в котором никто ничего не боится. Я так долго об этом мечтал. И теперь он рушится, мой мир. Люди перестали бояться за свою жизнь, дети рождаются, не зная страха, а их родители забывают, что это такое. И они умирают. Так же глупо, как та девочка на перекрестке. Бриз слушал его затаив дыхание, и вспоминал слова Сферы. Бесстрашие их убило. — Мне нужно встретиться с Королем Ужаса, — сказал Ламмар. — Мне не спасти людей без него. Мне придется договориться с ним, и я не знаю, чего он потребует взамен. Скажи, ты презираешь меня, мальчик? Ведь мне так страшно идти к нему. Не хочу идти к нему один, — он рассмеялся и добавил. — Это смешно. Я могу взять с собой сотню стражей, и все равно приду один. Быть правителем — это одинокая работа. У меня столько подданных и так мало друзей. Ничего удивительного. Меня есть за что ненавидеть. Бриз задержал дыхание — единственный вдох, чтобы собраться с силами и сказать: — Я буду вашим другом. Если… если вы и правда хотите. Я пойду с вами к Королю Ужаса. Правда, я ничего не умею. Ламмар потянулся и коснулся губами его лба: — Спасибо, мальчик. Тебе не надо ничего уметь. Просто будь рядом, и я буду знать, что больше не один. *** Дни во дворце пролетали как сон, а ночью Бризу снились кошмары. «Всего несколько дней», — сказал ему Владыка. Ламмар. Бриз никак не мог привыкнуть называть его по имени. Даже мысленно. — «Мне нужно подготовиться к встрече. А может, я просто пытаюсь отсрочить неизбежное. Я боюсь. Но это ты уже знаешь». Бриз отвечал, что понимает и старался поддержать — хотя плохо понимал, как это делается, наверняка, говорил не то и не так. Ламмар невесело улыбался в ответ: «Ты хороший друг, мальчик. Мне так повезло с тобой». А Бриз молчал в ответ, потому что именно в такие моменты ему казалось, что все это ненастоящее. Калем приходил к нему утром и вечером — Бриз боялся в это время улетать, даже чтобы сделать круг вокруг дворца. Дальше ему улетать не разрешалось. «Прости за это, — искренне, с печалью во взгляде просил Ламмар. Владыка. — Народ незримых еще не знает, что ты невиновен, и им потребуется время привыкнуть. Я боюсь, что для тебя небезопасно в городе». «Я не понимаю, — говорил Бриз. — Я же был тут раньше. Я никому не нравился, и меня избегали — ну, как обычно — но никто ничего мне не сделал». «Ты был на празднике, Бриз. Боюсь, сейчас времена изменились». От красоты дворца — от золота и алого — захватывало дух, но Бриз скучал по небу, по свободе просто нестись вперед, оставляя все позади. Люди говорили, нельзя убежать от боли, но они не умели летать. И раньше, как бы плохо ему ни было, Бриз падал в небо, как в гигантскую чашу и мчался вперед, пока все не оставалось позади. Насмешки и пренебрежение больше не ранили, их уносил ветер, сменял вкусными запахами. Дворец был прекрасен, но он не был небом, и Бризу казалось, он задыхается в стенах. «Тебе плохо со мной?» — спрашивал Владыка. Ламмар. И гладил Бриза по волосам. Бриз врал, что все хорошо, и терпел прикосновения. Никак не мог решить, что они вызывают — желание закрыть глаза и просто чувствовать? Улететь и никогда не возвращаться? А разговоры с Калемом не складывались. Тот говорил о своей семье и своей жизни — и злился, когда Бриз переспрашивал, просил пояснить. Ему все время приходилось что-то пояснять. Калем был рожден духом, у него были отец и мать, были братья и сестры. А Бриз просто возник — из Карна, как ему говорили. И он столько всего не знал. А когда рассказывал про свою жизнь, Калем слушал, и тоже все время переспрашивал. Бриз все боялся, что Калему надоест, и он уйдет, но всякий раз прощаясь, тот говорил «Ладно. Я завтра еще зайду, если ничего срочного не поручат». И он приходил. А потом ночью, через семь дней после Сферы Истины, к Бризу пришел Ламмар, коснулся рукой щеки — у Владыки была мягкая кожа, и пахла всегда очень вкусно — и сказал: — Завтра мы отправимся к Королю Ужаса. Бриз хотел быть хорошим другом, и потому сжал его плечо — подсмотрел когда-то жест у людей и чувствовал себя невероятно глупо. — Ты не против, я останусь сегодня с тобой? — спросил Ламмар. И потом всю ночь прижимал Бриза к себе, так дети спали с мягкими игрушками. Бриз смотрел в окно и боялся пошевелиться, хотя лежать было ужасно неудобно. И всю ночь он думал о том, что завтра все изменится. Обязательно изменится. Потому что эти дни во дворце были слишком счастливыми, слишком хорошими для него. Как сон. И вот-вот ему предстояло проснуться. *** — Ни о чем не волнуйся, — Ламмар обнял его у дверей, улыбался ласково и мягко. — Я все время рядом, и с нами охрана. Калем тоже будет поблизости. Он оделся в красное с золотом — выглядело красиво и жутко, и Бризу все время хотелось отодвинуться. Вроде как торжественные цвета, но напоминали они ему о Сфере Истины и о смерти. Будто Владыку выкупали в крови. Охрана расположилась вокруг — пятеро молодых ифритов в строгих камзолах стражи. Калем занял позицию сбоку от Бриза и шепнул тихо: — Ты только не бойся. Я слышал, Король Ужаса может морок навести, если будешь бояться. И если что, сразу кричи, я помогу. Бриз протянул руку — захотел коснуться его ладони, просто успокоить его. Кажется, люди так делали, когда их близкие волновались. Но Калем сначала не понял, спросил: — Что? Рука болит? — а потом спохватился и потянулся в ответ, но было поздно. — Нам пора, — строго сказал Ламмар, кивнул ифритам-охранникам. — Страж Фир, вы на работе. Не забывайте об этом. Бриз опустил руку. Шли они совсем недолго. Рядом с тронным залом, где Ламмар принимал придворных — Бриз ни разу не бывал внутри, но несколько раз проходил мимо — располагался коридор порталов. Высокие, похожие на стрельчатые окна зеркала тянулись вперед, насколько хватало глаз и в каждом отражалось что-то свое: прозрачные голубые айсберги, красные пески пустыни, серые острые скалы и шумные человеческие города. За одним из порталов бушевало море, приносило брызги и запах соли. Только одно зеркало было черным. Владыка остановился возле него и коснулся рукой. Кончики острых ногтей серебрились на свету. — Вот мы и на месте, остался последний шаг. Черная поверхность пошла рябью, свилась в спираль. И Бриз почувствовал, как дохнуло запахом пыли и затхлого воздуха. — Идем, мальчик, — Ламмар взял Бриза под руку, стиснул предплечье и улыбнулся. Они шагнули вперед вместе, и чернота облила Бриза, как смола, заползала в уши и рот, заставляя задыхаться. Мгновение, еще одно — каждое из них казалось крохотной вечностью. И все прошло. Ощущение пропало — и в легкие ворвался спертый, пыльный воздух. — Надо же, — произнес хриплый, раздраженный голос. — Владыка Солнца со свитой. Я не ждал гостей. Не так… — голос умолк, и последнее слово будто выплюнул, зло и резко. — Скоро. Бриз медленно повернулся и увидел его. И первый взгляд был как электрический разряд — будто Бриз по неосторожности подлетел слишком близко к молнии. Король Ужаса сидел на камне в крохотной камере, сидел в обрывках серой мантии, похожей на туман — идеально ровно и прямо, спокойно опустив руки вдоль тела. И, несмотря на его босые ступни, на черные браслеты кандалов на узких запястьях он выглядел как настоящий король. Ламмар рассмеялся, будто услышал смешную шутку, шагнул вперед, и Бризу пришлось сделать шаг вместе с ним — Владыка все еще держал его под руку. — По правде говоря, я вообще не планировал встречу. Совсем не скучал по тебе. Но, что поделать, долг Владыки обязывает. Я смотрю, ты неплохо устроился, Король Ужаса. — У меня есть имя, Ламмар, — тот оскалился на мгновение, но потом его лицо разгладилось, стало равнодушным и высокомерным. — Дай угадаю, зачем ты здесь. Наконец понял, что мир не может существовать без страха? Пришел просить о помощи? — Лир, — Владыка смотрел в ответ с легким разочарованием, снисходительно и ласково. Как на глупого ребенка. Но пальцы его сжимали предплечье Бриза до боли. — Мне не нужно просить. Я же правитель. Я приказываю. — Может ты и правитель, но ты не мой правитель, Ламмар, — Король Ужаса, Лир — почему-то очень легко было думать о нем по имени — говорил прямо и холодно, с ледяной уверенностью того, кто привык диктовать условия. — Приказывай своим подданным. Его сила пропитывала воздух — даже скованная, ограниченная, она давила на плечи, проходилась холодком вдоль позвоночника. Вызывала непонятную нервозность, которая колола крохотными иголочками внутри. Калем выступил вперед: — Будешь нарываться, получишь от меня лично. Я тебя не боюсь. — Тогда ты еще глупее остальных, — Лир смерил его равнодушным взглядом и снова повернул голову к Ламмару. — Ты освободил людей от страха, и с каждым годом его все меньше и меньше в мире. А смерти все больше. И каждая из них — из-за того, что ты сделал. Бриз почувствовал, как ледяные пальцы сдавили внутренности, не смог подавить дрожь и подумал — каково Ламмару было это слушать. Бриз хотел бы поддержать, утешить, но не умел этого делать. Беспомощно сжал руку Владыки в ответ. Тот спокойно пожал плечами, не сводя взгляда с Лира: — И поверь, я скорблю о них каждый день. Но скорбь не решает проблем. Проблемы решают переговоры. Ну, как, начнем? И голос его звучал легко, беззаботно. Бриз не понимал — почему. Ламмар улыбался, едва заметно, одними глазами. А накануне он лежал с Бризом на одной кровати и шептал в темноту: «Мне страшно идти к нему». «Я хочу, чтобы ты пошел со мной». Но он не боялся. — Нечего с ним разговаривать, — фыркнул Калем. — Мы всегда можем его заставить. А то много на себя берет. Лир снова бросил на него взгляд, снисходительно, вскользь. В уголках губ таилась усмешка: — Ты очень смелый. И очень глупый. И тебе не повезло, потому что мне нужна еда, — он поднял руку, указал на Калема раскрытой ладонью и сказал Ламмару. — Этот подойдет. Я забираю его себе. В камере стало так тихо, что Бризу показалось — он слышит, как опускается пыль. И только тогда он по-настоящему испугался. Испугался за Калема. — Нет? — Лир улыбнулся, хищно и холодно. — Хорошо, я согласен на добровольца. Не бойся, мальчик, — добавил он, глядя Калему в глаза. И в его спокойных словах была расчетливая, холодная жестокость. Понимание, что он может требовать все, что захочет. — Вдруг тебя кто-нибудь спасет. Лицо Калема побелело, он нерешительно отступил на шаг, оглянулся по сторонам, будто надеялся, что это не о нем, что Лир обращался к кому-то еще. Бриз цеплялся за руку Ламмара и не понимал, почему тот молчит. Вы же Владыка. Вы можете приказать, отказать ему… что угодно. Почему вы молчите? И никто другой не вступался за Калема. — Нет? — Король Ужаса оглядел их равнодушно и спокойно, пожал плечами. — Значит, это будешь ты. Раздевайся. Калем вздрогнул. Так сильно, что Бриз увидел движение со стороны. — Ч-что? — Ты слышал меня. Раздевайся. Посмотрим, кто мне достался. Он больше не улыбался, смотрел холодно и строго. И казался вырезанным из камня. Бриз сжимал руку Владыки все сильнее. Почему вы молчите? Калем отступил еще на шаг, нерешительно потянулся рукой к застежке камзола стражей. Посмотрел на Ламмара. Взгляд просил — помогите, вы же можете. И Бриз как-то сразу понял: Калем не мог попросить вслух. Не умел. — Вы не можете, — свой голос Бриз услышал, словно со стороны, и сам не знал, к кому в тот момент обращается. — Не можете съесть Калема. Вы… вы просто… Он знал, что некоторые духи питаются другими, слышал об этом и все равно у него не укладывалось в голове, что Калема могли убить, поглотить так просто. — Я не дам его съесть, — он сбросил руку Ламмара, шагнул вперед. — Это… ни за что. Хотите есть, я принесу вам гамбургер. Но Калема… Калема не отдам. Лир застыл, перевел взгляд на него, глаза были как две черные дыры. А потом он рассмеялся. Заливисто, хрипло и совершенно не стесняясь. И в тот момент Бризу отчаянно захотелось сделать что-то… ударить его, может быть дернуть за волосы, ущипнуть — что угодно, чтобы он перестал смеяться над ним. Лир потянулся смахнуть выступившие на глазах слезы, но кандалы удержали его руку, лязгнула цепь. — Мальчик, — Король Ужаса говорил снисходительно, как с глупым ребенком. — Я не собираюсь есть его на самом деле. Но меня держали в Бездне много лет, — он кивнул на Ламмара. — Твой хозяин посадил меня на цепь, а именно я порождаю новые страхи. Я источник. Без меня страх… как вода в банке. Рано или поздно закончится. А без страха, люди теряют способность защищать себя, становятся беспечны. И умирают. Ламмар хочет их спасти, и для этого меня надо вернуть. Он все еще улыбался, но взгляд у него стал злым, голодным: — Меня морили голодом. И будь я хоть немного моложе, был бы уже мертв. Сейчас мне не хватит сил все исправить. Мне нужно восстановиться, поесть. Мне нужен чужой страх. Он указал на Калема: — Я не стану отрезать от него куски, или делать из него… — он сморщил нос и раздраженно произнес, — гамбургер. Я буду его пугать. Трахать, может быть, пороть. И есть его страх, — он обратился к Ламмару. — Мне это нужно. И потому ты мне его отдашь. — Да, — легко признал Ламмар, кивнул Калему. — Отдам. Простите, страж Фир. Но у нас нет выбора. Король Ужаса должен вернуться. Думаю, вам лучше раздеться. Калем непослушными пальцами расстегнул верхнюю пуговицу, потом поежился, сжал края камзола в пальцах и рванул в стороны. Пуговицы запрыгали по полу, раскатились по углам. Бриз не мог поверить, что так все обернулось. — Что же ты, — довольно улыбнулся Король Ужаса. — Скажи еще раз, как ты меня не боишься. Калем вздернул голову, но губы у него дрожали: — Не боюсь. Я тебя не боюсь. Но он врал, и все это видели. Калем раздевался резкими, дерганными движениями, разрывая ткань, обрывая застежки. — Забавно, как совпало, — будто между прочим заметил Лир. — Владыка пришел ко мне со свитой, и вся свита как на подбор. Красивые, молодые. Будто заранее подготовил для меня кандидатов. Но не добровольцев. И Бриз вспомнил его слова: хорошо, я согласен на добровольца. Согласен. На добровольца. И слова пришли откуда-то изнутри. Единственные правильные слова, которые он должен был сказать: — Стойте! Стойте, отпустите Калема. Я займу его место. Я буду вас кормить. Я стану добровольцем. *** Больше всего он боялся, что все вокруг рассмеются. Что даже не выслушают, потому что кто и правда в здравом уме согласился бы на Бриза. Но никто не смеялся, даже Лир. И стало тихо. В этой тишине было отчетливо слышно, как загнанно, как испуганно дышит Калем. — Вы сами сказали… — у Бриза пересохло в горле, и пришлось сглотнуть, чтобы продолжить. — Сами сказали, что согласны на добровольца. Калем повернулся к нему, медленно, будто каждое движение давалось ему с трудом. Так двигались старики. Но глаза его — огромные, перепуганные — казались глазами ребенка. И Бриз подумал: Я ни за что, никогда не отдам тебя Королю Ужаса. Не смогу. Он повторил, как мог твердо. С уверенностью, которой на самом деле не чувствовал: — Я стану добровольцем. — Вот как, — Лир подался вперед. Улыбнулся одними уголками губ, довольно и хищно. — Любопытно. Поздравляю, тогда ты станешь первым. Добровольцев у меня еще не было. Бриз увидел, как вздрогнул Калем, как заставил себя выпрямиться, вздернул подбородок — пытаясь скрыть страх и казаться увереннее: — Нет. Не будет у тебя добровольца. Ты… ты выбрал меня. И вот он я, — он был очень бледным, у него дрожали губы и руки. И наверняка держался он только за счет упрямства. — Поздно отказываться. Лир не смотрел на него, будто Калем не имел никакого значения. Лир смотрел только на Бриза: — И как тебя зовут, доброволец? Его взгляд казался прикосновением. Пугал и вызывал странное, незнакомое чувство внутри — будто для Лира в тот момент вовсе не существовало никого другого. Будто в мире остались только они вдвоем, и воздух между ними выкипал. — Бриз. Просто Бриз, у меня нет рода. Сэр. Он и сам не знал, зачем добавил это «сэр». Просто подсмотрел у людей. Кажется, так они говорили, когда хотели показать уважение. И когда им приходилось просить. — Отпустите Калема. Пожалуйста. Он же ни в чем не виноват. Лир усмехнулся, потянулся сложить пальцы домиком, но не дотянулся и раздраженно опустил: — А ты? Бриз замер и не знал, что ему ответить. — Но, если уж мы заговорили о вине, — невозмутимо продолжил Лир. — Даже если ты виноват, юный Бриз, ты не виноват передо мной. А он уже успел мне нахамить и угрожать. Бриз не знал, как убедить его, и знал, что все равно должен это сделать: — Даже… даже если это правда. Вы все равно согласились на добровольца. И в голове у него крутилось только одно: пожалуйста. Вы же сами предложили. Вы не можете теперь отказать. Калем подошел к нему, крепко стиснул руку, до боли и попросил: — Не дури. Бриз, хватит. Это же я… это я тебе должен. И ты не можешь уйти к этому уроду. На тебя столько дерьма уже свалилось в жизни, и из-за меня тоже, и теперь это. Нет, просто нет. Это… Он не договорил, но Бриз все равно его понял. «Нечестно». Да, все это было нечестно. Девочка, которая умерла на перекрестке, и все, кто был до нее. Этого всего могло бы не случиться. Если бы Короля Ужаса отпустили, если бы ему хватало сил давать людям страх. — За меня впервые соревнуются, — с усмешкой заметил Лир. — Давайте обойдемся без драк. — Не будет никакой драки, — Калем обернулся к Королю Ужаса так резко, что показалось, сейчас бросится. — Ты получишь меня. И не получишь Бриза, потому что я его тебе не отдам. Смех Ламмара — беззаботный и переливчатый заставил его вздрогнуть: — Бриз принадлежит мне, страж Фир. Но я хороший друг, я позволю ему самому решить. Он говорил правильные вещи, и Бриз не понимал, почему от его слов становилось так холодно внутри. — Я могу забрать их обоих, — Лир усмехался, но смотрел только на Бриза. Внимательно и с интересом. — Перебьешься, — отрезал Калем. — Считай, что я ревную и не собираюсь делиться. Мы, ифриты, знаешь ли, ужасные собственники. А потом Калем рассмеялся, горько и зло и добавил: — Да и зачем он тебе? Одна кожа и кости, ничего особенного. Болтает постоянно, и наверняка ничего не умеет в постели. Я тебя, извращенца, лучше развлеку. Я же знаю, что ты совсем больной. Любишь делать больно, да? — «Урод», «больной», «извращенец», — сухо перечислил Лир. — Я уже чувствую, как налаживаются наши отношения. Действительно, кто же сможет отказаться от такого прекрасного юного ифрита? — Именно, урод. Я здесь лучше всех. Получишь меня, будешь наказывать, пороть и… и что там еще тебе захочется. А Бриз тебе не нужен. Так что оставь его в покое! Он… он такого не заслужил. Калем храбрился, справлялся с собственным страхом, как мог, прятался за оскорблениями и за собственной бравадой. И казался очень бледным. И его нельзя, ни за что нельзя было отдавать Королю Ужаса. Бриз не знал, что еще сказать, он был хуже Калема — слабее, и не таким красивым, и столько всего не умел — все это понимали. И оставалось только повторять, глупо и бессмысленно: — Вы обещали. Вы сказали, доброволец подойдет. У Бриза было только это: — Это же ваши слова. Насчет добровольца. — Если дело только в этом, то я тоже вызываюсь добровольцем, — зло сказал Калем, сделал еще один шаг вперед. — И мне полагается выбрать из вас. Какое удивительно взаимное самопожертвование. Надеюсь, сейчас не прибегут ваши родственники тоже записываться в добровольцы, — ехидно заметил Лир, а потом задумчиво оглядел их обоих с ног до головы, оценивающе и спокойно и сказал. — Хорошо. Его «хорошо» было как команда. Как знак, что вот-вот все решится. И Бриз почувствовал, как по спине прошла дрожь. Страха и чего-то еще. — Раздевайтесь оба, полностью, молча, — велел Лир. — Пока я не сделаю выбор, я запрещаю вам говорить. Вы будете делать то и только то, что я скажу. Бриз почувствовал, как учащается дыхание, как внутри все сжимается. Обернулся к Ламмару, сам не зная, чего от него ждал — поддержки, помощи. Ламмар улыбался ему ободряюще и мягко. И почему-то его улыбка была хуже всего. Лир смотрел терпеливо и спокойно. И смотрел только на Бриза: — Я жду. Калем открыл рот — сказать что-то, может, возразить. И промолчал, не рискнул нарушить приказ. Он продолжил раздеваться намного медленнее, ни капли не стесняясь себя и своего тела. Только руки дрожали. Бриз потянулся к рубахе, помедлил, прежде чем снять, потом стащил штаны. Было стыдно и неловко раздеваться при остальных, и очень страшно, что Лир посмотрит на него и откажет сразу. Лир не отказал, выдохнул только с шумом, и сказал, будто самому себе: — Красивый. Этого не отнять. Его «красивый» врезалось в Бриза стрелой. Неожиданным ударом, после которого невозможно было дышать. Красивый. Дело было не в том, что Лир это сказал. А в том как. Так, что несмотря на страх, на Ламмара, на всех, кто в тот момент смотрел на Бриза, он почувствовал себя красивым. — Оба, — спокойно добавил Лир. — Оба хороши. Будто намеренно подбирали. — Что я могу сказать? — в голосе Ламмара звучала улыбка. — У меня хороший вкус. Лир не ответил ему, но сказал Бризу и Калему: — Подойдите оба. На колени по бокам от меня. И замрите. Бриз замешкался, замялся, не зная, куда положить одежду. Калем опустился на колени — напряженно застыл, сжал руки в кулаки, но не спорил и не просил, глядя только перед собой. И именно он был по-настоящему красивым. — В чем дело, Бриз? — спросил Лир. И то, как он произносил его имя, было будто касание. Бриз не знал, может ли отвечать, неловко помялся, посмотрел на одежду у себя в руках. Он думал, Лир разозлится, скажет бросить ее, но тот только кивнул, указал на камень рядом с собой: — Положи здесь. Бриз так и сделал, и после опустился на колени сбоку от Короля Ужаса. Камень пола холодил колени, стоять было неудобно, и Бриз пошевелился, вздрогнул, когда понял, что нарушил запрет. Было страшно, что Лир скажет ему одеваться, что прогонит. Лир долго молчал, а потом сказал совсем другое: — Хорошо. Ты все делаешь правильно, Бриз. Никто никогда не говорил ему такого. Ты делаешь правильно. Правильно. Бриз не удержался, вскинул голову. Лир смотрел на него сверху-вниз, спокойно, с легкой улыбкой. С одобрением. И Бриз поймал себя на мысли: что ему этого хочется. Хочется слышать, что он делает все правильно. Что он… — Не шевелись. Замри. Лир протянул руку, коснулся его волос, зарылся пальцами. И Бриз невольно выдохнул, прикрыл глаза. У Короля Ужаса были горячие ладони. Прикосновение пугало, и еще сильнее пугало то, что Бризу этого… не хватало. Он и сам не смог бы объяснить, он же не любил, когда его трогали. Не знал, что делать — бежать, податься навстречу. Но не в тот момент. В тот момент он точно знал, что делать. Не шевелиться, замереть. И прикосновение было приятным, растекалось жаром по всему телу. — Хорошо. Очень хорошо. Лир взъерошил его волосы, откинулся назад и перевел взгляд на Калема. Бриз едва удержался, чтобы податься за его рукой, продлить прикосновение. — Отлично, значит можно начать испытание, — Лир усмехнулся снисходительно и довольно. — Все очень просто. Приоткрой рот. Калем напрягся, бросил на Бриза быстрый взгляд, а потом медленно, словно это стоило ему усилий, приоткрыл рот. И Бриз не мог понять, что в этом такого. Совсем простой же приказ. — Хорошо, — сказал Лир, и сразу захотелось забрать это «хорошо» себе, отобрать его у Калема. Бризу стало стыдно. Лир протянул руку, коснулся губ Калема кончиками пальцев — кожа до середины предплечий у него была черная, будто покрытая сажей, и пальцы длинными, красивыми. Это было странно, вдруг понять, что Король Ужаса — худой, с острыми, строгими чертами лица, с его светло-серой кожей и черными глазами — он был красивым. Они с Калемом вместе. И Бризу вдруг стало так за себя стыдно, как впервые во дворце, когда он увидел Владыку. Лир повернул голову, снова посмотрел на Бриза, долго, очень внимательно. Бриз подумал — какие его пальцы на ощупь. Калем дышал все чаще, стискивал кулаки и не открывал глаз. И когда Лир убрал руку, выдохнул с облегчением. Бриз выдохнул вместе с ним. — Теперь ты, — сказал Лир, потянулся к Бризу, провел пальцем по его губам. Прикосновение было невесомым, кожа — немного шершавой. И едва уловимо пахла солью и старыми книгами. Приятный, немного пыльный запах — Бриз такие любил, захватывал с собой, когда пролетал сквозь дома людей. — Открывай, — сказал ему Лир. Команда вспыхнула во всем теле, отозвалась жаром. И Бриз приоткрыл рот, рискнул коснуться кожи языком, и вздрогнул — Лир ему не разрешал. Но он не злился, скользнул пальцами внутрь, погладил кончиками язык. Бриз зажмурился. Ощущение было чужеродным, странным. Немного щекотным, и хотелось сохранить его. Он сглотнул. — Хорошо. Ничего не делай. Я знаю, что тебе неудобно. Я хочу, чтобы ты терпел. Бриз не мог кивнуть, не мог ничего сказать в ответ. И в темноте за закрытыми веками ничего не существовало кроме шершавых подушечек пальцев, которые касались его языка. Рот наполнялся слюной, и сглатывать тоже было неудобно. Страх нарастал постепенно — смешивался с жаром внутри. Он был странным этот страх, не каким-то конкретным, это был страх сам по себе, он учащал дыхание, от него заходилось сердце, он заставлял дрожать. Но Бриз не отстранялся. Лир сказал ему что делать. Я хочу, чтобы ты терпел. И Бриз чувствовал, как к страху примешивается удовольствие — он делал все правильно. Страх становился все сильнее, сильнее, захлестывал с головой. Бриз чувствовал, как на глаза наворачиваются слезы, как они текут из-под век, чертят горячие дорожки на щеках. Воздуха не хватало. — Шшш, — шепнула ему темнота голосом Лира. — Тише, все хорошо. Это просто страх, с тобой все в порядке. И терпеть становилось легче. — Открой глаза. Он послушался, и все вокруг расплывалось, только глаза Лира Бриз почему-то видел совершенно отчетливо. А потом Король Ужаса, тот, которого все вокруг боялись, которого считали чудовищем, мягко убрал руку и коснулся губами его лба. *** Рядом дрожал, низко опустив голову Калем. Он не смотрел на Бриза и на Лира. И казался совсем крохотным, и Бризу было его жаль. Но не себя. Он больше не боялся, совсем. И все тело казалось новым, звенящим. — Похоже, выбор очевиден, — голос Ламмара прозвучал как удар. Бриз забыл про Владыку, про всех, кто еще был рядом, кто смотрел и видел… видел. — Да, — спокойно, строго сказал Лир, посмотрел на Бриза и протянул ему руку. — Иди сюда. Бриз кое-как поднялся, колени болели, и было страшно повернуться к остальным. Увидеть, как смотрел на него Ламмар. Лир притянул Бриза к себе, усадил на колени боком — от него исходил жар, как от печки, ткань мантии немного царапалась, и Бриз не знал, что ему делать. Только прислонился к его груди плечом, вдруг почувствовал себя как ребенок. Будто все плохое осталось где-то далеко. — Прости… — тихо, надломлено шепнул Калем. — Прости, Бриз… Он плакал, и Бриз не знал, как его утешить. Только чувствовал вдохи и выдохи Лира, и ни о чем не жалел. — Вот и отлично, — беззаботно, весело сказал Ламмар. — Я бы сказал, встреча прошла замечательно. Итак, когда ты возьмешься за работу, Король Ужаса? Ты же понимаешь, не хочется торопить, но дела не ждут. И, кстати, страж Фир, вы уже можете одеваться. Ваше небольшое соревнование окончено. Калем поднялся медленно, сковано, будто тяжело больной, развернулся и пошел прочь, к черному зеркалу портала. — Сними с меня кандалы, — сказал Ламмару Лир. Поморщился. — И через несколько дней я начну возвращать страх людям. Один щелчок, Владыке не пришлось больше ничего делать, и кандалы исчезли, пропали, будто их и не было. — Вот и прекрасно, Лир. Я буду ждать хороших новостей. Напоследок он бросил на Бриза один единственный взгляд, и сказал: — Приятного аппетита.