Осколок Карна

От автора: приятного чтения, любимые читатели и огромное спасибо за поддержку и донат) *** Лир зашипел. Бриз даже поймал себя на мысли, что, кажется, научился предсказывать, когда это происходит. И знал, что сразу следом появятся шипы, и гончие ужаса, и ленты тумана. — Ты угрожаешь мне в моем же доме? Ты? Мальчишка-ифрит? Лир откинул одеяло, резким, решительным жестом. Видимо, он забыл уже, что едва не пострадал от старухи и ее крыс. Калем дернулся, отступил на шаг, но потом стиснул кулаки — было видно, что его трясло. И от злости, и наверняка от страха. — Я тебя сожгу. Плевать, что потом. Ты… ты больше не тронешь Бриза. — Со мной все хорошо, — Бриз попытался встать, показать, что Калем зря волновался. Но ничего не вышло, тело не слушалось, и он рухнул обратно, на мягкий матрас. Ладони Калема вспыхнули пламенем, оно сгустилось на кончиках пальцев, и Бриз как-то понял — почувствовал внутри себя, что вот-вот оно превратиться в поток. Лир исчез, а через мгновение появился за спиной у Калема, схватил его за шею, дернул назад. И пламя сорвалось, взметнулось вверх, и захлебнулось, когда Лир прижал Калема к себе. Поцеловал — внезапно и грубо. И Бриз застыл. Он видел — глотки, один за другим. Лир питался, пожирал страх Калема, и усиливал его, чтобы съесть еще. И откуда-то у Бриза вдруг взялись силы — не встать, подхватить себя ветром и бросить вперед. Он вцепился в рукав Лира, повис всем весом: — Хватит! Хватит, не ешь его! Лир! Тот дернул рукой — оттолкнуть, сбросить. И Бризу хотелось кричать, что так нельзя. И что Калем такого не заслужил. И еще какая-то постыдная, отвратительная часть внутри требовала: ешь только меня. Никого больше, только меня. Но Лир его не слушал, и не собирался останавливаться. И Бриз потребовал, сам не знал, откуда пришли слова, но они отдались внутри, будто он повторял что-то позабытое, древнее — что-то, что само по себе имело силу и власть: — Я требую долг! Лир замер, застыл, прижимаясь к Калему губами, а потом медленно отстранился. Глаза у него были жуткие, и такие черные, будто из них выглядывала самая страшная, самая темная ночь. — Ты… ты сказал, что ты мне должен, — быстро сказал ему Бриз. — Что расплатишься. Лир разжал пальцы, и когти исчезли, втянулись в пальцы. Калем рухнул на пол, судорожно глотая воздух. — И ты решил потребовать расплату сейчас? — голос у него был как лед, тот самый, который выстуживал Бриза изнутри, растекался вместо крови по венам. И от которого Лир спасал своим теплом. — Мне не хочется, — честно признал Бриз, сил держаться в воздухе больше не оставалось, и он опустился к Калему, положил ему руку на плечо, но тот оказался слишком горячим, до боли. — Но это же Калем. И ты на него напал. — Твой Калем, — Лир будто откусывал слова, выталкивал меж заострившихся зубов, — вломился в мой дом. На мою территорию. И хотел сжечь меня заживо. И ты защищаешь его? Раньше Лир смотрел на Калема свысока, не слушал его угрозы, а теперь — Бриз видел — воспринимал всерьез. Потому что пострадал в пещере? Потому что перестал считать себя неуязвимым? — Ты прав, — Бриз сглотнул, потянулся вверх, чтобы дотронуться до его рукава, но Лир дернул рукой, отступил на шаг. Он злился, и его злость сама по себе была как шипы, колола невидимыми иглами. — А Калем нет. Но я не дам его съесть. Т-ты… ты мне должен, ты сам это сказал. И я хочу… Он замолчал, потому что страшно было договаривать, и Лир смотрел на него так, как никогда раньше. Со злостью и недоверием. С подозрением. — Чего? Чтобы я дал себя сжечь? Терпел, когда врываются в мой дом? Ты забыл кто я, юный Бриз? Я Король Ужаса, я не король ничтожеств. — Я… я не думаю, что есть король ничтожеств, — кажется, он сказал что-то не то. Он вечно говорил что-то не то. Правильные слова исчезали, терялись где-то у него внутри, и Бриз не находил, что сказать. — Я хочу… Намного страшнее было говорить это, когда Лир так смотрел — напряженный, злой. Идеально прямой и уверенный в своей правоте. Он выглядел… ну, да, как разгневанный король, только в тот момент это не казалось, ни пафосным, ни смешным. — Говори, Бриз. — Я хочу, чтобы ты ел только меня. *** Лир моргнул, и лицо у него на мгновение стало… растерянным, недоуменным. Будто он совсем этого не ожидал, а потом он фыркнул, высокомерно и снисходительно: — Нет. Забудь об этом. Это невозможно. — Но ты… ты обещал, — Бриз сглотнул комок в горле, подумал: ему больше нечего было сказать. Лир мог есть кого угодно, и наверняка, не хотел есть только его. Особенно когда рядом были другие духи, красивые, как Калем. — Обещал я или нет, это невозможно. Я не умру от голода, но мне не хватит сил вернуть страх людям. Ты не сможешь кормить меня сам. Лир с самого начала это знал, что Бриз не будет единственным, что станет… прижимать к себе кого-то еще, целовать, пугать сладко и невыносимо одновременно. И Бриз чувствовал себя так глупо, что не подумал об этом раньше. — Я могу не трогать твоего Калема, раз уж тебе это так важно, — спокойно предложил Лир. — Даже если он оскорбил меня и угрожал мне. — Бриз просто добрый, тебе не понять, тварь, — Калем с трудом сел, уцепился горячими пальцами за плечо Бриза, чтобы не рухнуть обратно на пол, и хотелось сбросить его прикосновение. — Он пытается всех защитить, даже ценой собственной жизни. Его все еще трясло, и он так во всем ошибался: Бриз не был добрым. Он был жадным. Впервые встретил кого-то, с кем чувствовал себя красивым. С кем-то, кто его хотел. Кому нравилось его трогать, говорить с ним, кто обещал его защищать. И кого обязательно нужно было защитить в ответ. Бриз просто не хотел делиться. И чувствовал себя из-за этого ужасно. — Мы без тебя разберемся, чего и кого хочет Бриз, — раздраженно отозвался Лир, подошел к ним. Он казался таким высоким, строгим, до него даже страшно было дотронуться. А потом он вздохнул, наклонился и протянул Бризу руки. — Не лежи на полу. Ты еще не отошел. Бриз помедлил, обхватил его за шею, и Лир выпрямился, поднял его легко, как кота. Или как духа, который удобно умещался на руках. — Это же из-за тебя ему надо восстанавливаться, — процедил Калем. — Ты чуть не убил его. — И я обещал за это расплатиться. Назови условие, — сказал он Бризу. — Выполнимое условие. И я его приму. Бриз уткнулся носом ему в шею, потому что точно не смог бы произнести такое, глядя Лиру в лицо. — Я могу никогда не есть твоих друзей. Раз пожалеть одного Калема тебе недостаточно. — Не целуй их, — шепнул Бриз. Лир застыл, повернул к нему голову: — Что? Бризу никогда еще не было так стыдно. До слез, и все лицо горело: — Не целуй тех, кого ешь. Никого кроме меня. Калем приподнялся: — Что? Что он попросил? Лир молчал долго, и смотрел серьезно, торжественно. А потом кивнул: — Хорошо. Никого кроме тебя. Он повернулся — мазнул по полу рваный подол мантии — в несколько размашистых шагов дошел до кровати, и уложил Бриза под одеяло: — Оставайся в постели. Он и сам сел на край, посмотрел на Калема сверху-вниз, поверх длинного аристократичного носа: — А твой друг объяснит нам, почему прилетел в мой дом, и как нашел нас. *** Калем ничего не говорил, пока не поднялся и не сменил форму на человеческую. Там, где он раньше сидел остались подпалины. — Мы ждем, мальчик, — сказал ему Лир, когда молчание затянулось. Он держал руку на плече Бриза, но страха не было, и прикосновение — уверенное и горячее — согревало и успокаивало. Оно было таким приятным, что хотелось впитать его в себя, почувствовать всем телом. — Я не обязан ничего объяснять, — мрачно пробубнил Калем, неохотно посмотрел Лиру в глаза и добавил. — Я расскажу только ради Бриза. Не для тебя. — Ты в моем доме. Не забывай об этом. — Это вообще не дом, а руины, — Калем недовольно поморщился, огляделся по сторонам. А Бризу захотелось… просто взять его и потрясти, чтобы тот перестал дразнить Лира. Но, наверное, друзья так не поступали. Вместо этого он высунул руку из-под одеяла, положил поверх чужой ладони — на всякий случай, чтобы если Лир снова разозлится, суметь его удержать. Тот хотел что-то сказать Калему, даже открыл рот, а потом посмотрел на Бриза, недовольно поморщился: — Не делай так. Я еще голоден. Мне тяжело не питаться. Но он сдерживался ради Бриза, ограждал его от себя и от страха, и его прикосновение было просто прикосновением. Бережным, уверенным и приятным. — О. Прости. Бриз не удержался и сжал его пальцы прежде, чем убрать руку. — Ты и так загнал его в кровать, едва не убил. Потерпишь без еды, пиявка, — Калем, похоже, совсем не умел молчать, и пугался — а он пугался, Бриз видел — почему-то после того, как говорил гадости древнему Королю Ужасов, а не до, как сделали бы все нормальные духи. — Я все еще жду ответ. Что ты здесь делаешь? — Это все из-за пламени, — Калем отошел к дальней стене, сел в массивное, старое кресло. С подлокотников скалились ужасно уродливые резные львы. — Бриз… и до тебя пострадал. Едва не умер, и я поделился с ним пламенем жизни. Это чтобы спасти, мы ифриты… — Я в курсе, — холодно перебил Лир. — Я знаю, на что способны ифриты. Хорошо, это объясняет, почему Бриз светится. И откуда он взял пламя для атаки. Но не объясняет, зачем ты появился. Бриз нахмурился, потому что вообще-то не светился. Ни разу за собой такого не замечал, и точно не делал этого нарочно. — Я почувствовал, что он использует пламя, — Калем устало пожал плечами. — Это же мой огонь внутри него. Я подумал, ты пытаешься его убить, — он невесело, криво усмехнулся, и сразу показался намного-намного старше. — И я был прав. — Но все было не так, — вмешался Бриз. — Лира чуть не съели крысы, и какая-то ста… — говорить «старуха» показалось ему слишком грубым, а как ее звали он не знал и неловко исправился, — бабушка. Я хотел его спасти. И как-то… почувствовал, что могу принести пламя, знаешь, как приношу запахи или звуки. Вот так все и вышло. Ну, правда, потом Лир шипел, и сильно злился, и случайно на меня напал. Лир вздохнул, потер переносицу и попросил: — Перестань, пожалуйста. Он и так считает меня абсолютным злом. — Ты и есть зло, — фыркнул Калем, в глазах зажглись огоньки. — Разозлился и напал на того, кто тебе жизнь спас? Это что за дерьмо? — Я голоден, — с достоинством, холодно отозвался Лир. — Я потерял контроль. — Да, конечно, — наверное, он зря пытался объяснять, Калем явно ему не верил. — Сегодня ты потерял контроль, завтра еще что-нибудь случится. У таких как ты, всегда найдутся оправдания. — Не говори так больше, — попросил его Бриз. Рад, на самом деле рад был видеть Калема, и что-то внутри будто разгоралось ярче, грело изнутри, но их споры с Лиром изматывали. — Пожалуйста. Калем открыл рот, наверняка поспорить, но почему-то передумал, помолчал и только тогда ответил: — Ладно. Но я ему не доверяю. — Невероятно, — сухо заметил Лир. — Мне не доверяет мальчишка-ифрит. Я глубоко шокирован. — И ты тоже не спорь, — сказал ему Бриз. — Иначе это никогда не закончится. Калем, со мной все хорошо. Я отдохну, поем запахов, станет легче. Бриз почти никогда не болел, да и травмы получал нечасто — как-то раз наткнулся на молнию в облаках, еще однажды с разлету зацепился за острые шипы ограды — она была старая, и в ней жило немного человеческого волшебства. Ограда оставила у него на боку длинные красные раны, и тогда Бриз сильно перепугался, не знал, что ему делать. Спрятался в облаках, обернулся ими, окрашивая их своей кровью в грязно-розовый, а на следующий же день почувствовал себя намного лучше — сумел поесть запах супа и молока. И довольно быстро восстановился. — Правда. Я не очень сильный, зато живучий, — он пожал плечами, повернулся чтобы удобнее было смотреть на Калема, и улыбнулся, не потому что ему было весело, а чтобы ободрить. Люди постоянно так делали, и им улыбались в ответ. Калем только нахмурился сильнее: — Ты не восстановишься. Бриз, ты не понимаешь? Я вложил в тебя пламя. Чтобы ты мог жить. А ты потратил часть этого пламени. Не важно для чего. Пламя часть меня, оно восполняется только, если я рядом. Бриз сглотнул, беспомощно посмотрел на Лира, потому что не знал, что ему делать и что сказать. — Значит, — спокойно сказал Калему Лир. — Ты останешься. Он произнес это уверенно, без злости: — Я напишу Ламмару. Передашь ему мое письмо, потом собери вещи и возвращайся. Я подготовлю для тебя комнату. Калем недоверчиво хмыкнул: — Вот так просто, да? Ты же меня терпеть не можешь. — Верно, — безразлично подтвердил Лир. — Но ты нужен Бризу, значит, ты будешь здесь. Бриз неловко поежился, попросил: — Ты только не заставляй Калема. Я думаю, я и без него не умру. Я не так плохо себя чувствую. — Ты не умрешь, — вмешался Калем, — но недостаток пламени все равно скажется. Ты ослабеешь, будешь болеть. — Вот видишь, — нерешительно сказал Бриз. — Не так уж страшно. Люди же постоянно болеют, и ничего. Правда, живут совсем мало. Пальцы Лира сжались у него на плече — крепко, почти до боли. Выскочили когти, и тут же пропали. — Ты останешься в моем доме, — сказал он Калему. — Думаешь, я против? — тот невесело усмехнулся. — Я согласен, я хочу помочь Бризу. Ради этого готов кого угодно терпеть, даже тебя. Но Владыка меня не отпустит. Я же стражник. Лир улыбнулся одними губами, взгляд оставался ледяным, жутким: — Он не откажет мне. Не сомневайся. Там в камере я мог попросить любого из вас, или всех сразу. И Ламмар согласился бы. Он не показывает другим то, что боится потерять. Калем фыркнул: — Да, ты явно его не любишь. И не очень я тебе верю, но готов рискнуть. Лишь бы помочь Бризу. Так что пиши свое письмо, посмотрим, что скажет Владыка. *** За Лиром интересно было наблюдать. Даже за самыми обычными вещами — как он сидел, спокойно и расслабленно, задумчиво постукивая кончиками пальцев по подлокотнику, или как ходил — широкими, уверенными шагами. Будто видел перед собой какую-то цель и шел не просто так, а к ней. Бризу вообще нравилось смотреть, и за людьми, и за незримыми. Они были разные — отличались друг от друга, и от самих себя. Будто они были мозаикой, а каждое новое состояние — фрагментом, кусочком определенного цвета: в злости, радости, в горе. Лир неуловимо менялся, когда писал письмо. Был одновременно и расслаблен и сосредоточен, и Бриз смотрел на него во все глаза, потому что в тот момент Лир был очень красивым. Длинные пальцы аккуратно сжимали перьевую ручку, слова ложились на лист ровными строчками. В уголках губ обозначились крохотные морщинки. И Бриз даже подумал, можно ли его поцеловать, но не рискнул спрашивать при Калеме. Потом Лир скрутил лист в свиток, и туман обвился вокруг него кольцом, скрепляя, превратился в терновник. — А без этого нельзя? — недовольно спросил Калем. — Как я его понесу, он же колючий? — Осторожно, — высокомерно отозвался Лир. — Ты понесешь его осторожно, как и полагается носить письма короля. Передай лично Ламмару в руки. — Да, да, понял, не тупой, — фыркнул Калем, забрал свиток, и кивнул Бризу. — Я еще прилечу, ты отдыхай пока. Даже если Ламмар откажет, у меня выходной завтра. Смогу навестить. А ты, — он нахмурился, посмотрел на Лира. — Хоть сегодня не будь мудаком. Не ешь его, дай прийти в себя. — Я и не собирался, — с достоинством ответил Лир. — Это только сегодня, — поспешно добавил Бриз. — Потом я обязательно тебя покормлю. Нужно было добавить что-то еще, поблагодарить Калема за то, что появился, и за то, что беспокоился. Но Бриз так и не придумал, что сказать, чувствовал себя из-за этого ужасно неловко. И заговорил, только когда Калем уже был в дверях. Сумел выдавить: — Спасибо. И боялся, что Калем не услышит, или не поймет и спросит за что. Но тот только обернулся, улыбнулся и кивнул, как будто и так все понимал: — Без проблем. Обращайся. А потом он ушел, и Бриз с Лиром наконец-то остались наедине. Лир откинулся в кресле, выдохнул и устало помассировал переносицу, и сказал: — Он превратит мою жизнь в кошмар. И не только он. — Я не буду, — пообещал Бриз, потянулся к нему. — Честно-честно. Ты только скажи, что делать, чтобы… ну, не превращать твою жизнь в кошмар. Лир усмехнулся, коснулся его руки в ответ, сжал пальцы: — О, я говорил вовсе не про тебя. Бриз вдруг заметил, что как-то непривычно потемнело вокруг — хотя в доме Лира до того было светло, за окном уже разгоралось утро. А в углах сгущались тени, шевелились, извиваясь. — Э, Лир? — Бриз нервно поежился, подался к нему. Тени наползали на стены, заливали их как чернила — снизу вверх. — Кажется, кошмар уже начался. Нежный переливчатый смех заполнил комнату: — Как грубо. А ведь я примчалась, как только смогла. Так скучала по тебе, мой Король Страха. Чернота добралась до потолка, расползлась по полу. — Оставь мою комнату в покое и выходи, — фыркнул Лир. — Раз уж ты так скучала. Бриз моргнул, и в следующее мгновение тени исчезли, и в комнате снова стало светло. Только стояла в центре высокая черноволосая женщина: — Ты совсем не бережешь меня, милый, — усмехаясь в ответ сказала она, щелкнула длинными когтями. — Ты же знаешь, я не люблю свет. Бриз напрягся, боясь, что она кинется, как старуха с крысами. Он не знал, хватит ли у него сил использовать пламя Калема еще раз, не убьет ли это его. Прогонит ли женщину? Она была очень красивой, со смуглой кожей и волосами в которых сияли звезды, на лбу светился полумесяц. И казалась опасной и очень сильной, ее присутствие — прохладное, темное, заполняло воздух, и казалось, что Бриза сдавливает с двух сторон ее сила и сила Лира. — А я не люблю жалобы, — спокойно сказал Лир. — Ты пугаешь Бриза. Она фыркнула, и ощущение давления исчезло. И осталась просто красивая женщина, которая усмехнулась снова: — Ну, так обними меня, милый, и покажи мальчику, что бояться нечего. Она раскрыла объятья, и Бриз хотел уцепиться за мантию Лира, сказать: не ходи. Но Лир только вздохнул, будто вся ситуация его раздражала, а потом потянулся к ней сам, обнял и прижал к себе. — Малика, я же просил. Стучи в дверь, когда приходишь. Она рассмеялась своим переливчатым смехом: — Ни за что, милый. На твою дверь даже дышать страшно. А стучать тем более, — потом она перевела взгляд на Бриза, улыбнулась красивыми алыми губами и подмигнула. — Видишь, мальчик. Я совсем не страшная. Ты тоже можешь меня обнять. Он повыше натянул одеяло, постарался незаметно отодвинуться к изголовью кровати, подальше от женщины. Малики, Лир так ее называл: — Нет, спасибо, тетенька, — как можно вежливее сказал он и добавил. — Что-то не хочется. У нее округлились глаза — черные, и казалось, что внутри вспыхивала и гасла звездная пыль. И Бриз понял, что похоже, снова сказал что-то не то. Хотя что еще он мог сказать, ему совсем не хотелось ее обнимать. Лир фыркнул, а потом расхохотался. Громко и ни капли не стесняясь. — И над чем же ты смеешься, милый? — Малика недовольно вздохнула. — «Тетенька», надо же. Сначала ты мне не рад, потом какой-то ребенок язвит прямо в женскую гордость. Ужасный день. Лир наконец отсмеялся, ехидно усмехнулся: — Бриз очень разборчив, тетенька. Он не всем дается в руки. Она беззлобно фыркнула в ответ, и отступила, опустилась на подлокотник кресла: — Готова поспорить, желающих много. Не бойся, мальчик, «тетенька» не тронет тебя без спроса. Ты очень мил, но я здесь ради Лира. — Вы же не нападете на него? — Бриз не очень-то доверял, что она честно скажет, но все равно спросил. Надеялся понять по глазам, насколько она опасна. — Не волнуйся, — за нее ответил Лир. — Мы с Маликой давно знакомы. Она друг. Он подошел к креслу, на подлокотнике которого она устроилась, сел — спокойно и расслабленно, будто привык, что Малика рядом. И она тут же подалась к нему, зарылась когтями в его волосы. Бриз почувствовал себя так, будто внутри подул ледяной ветер, выстуживая внутренности. — «Друг»? Не люблю это слово. Лучше называй меня любовницей. Лир вздохнул, будто его это раздражало, но он не отодвинулся, и притаившаяся в уголках губ улыбка выдавала — ему нравилась Малика, и ему нравилось ее прикосновение. — Хорошо. Бриз, познакомься это Малика. Дух ночи и моя любовница. Малика, это Бриз. Он согласился кормить меня страхом. — О, — выдавил Бриз. Посмотрел на свои руки, заметил, что слишком сильно сжал одеяло и заставил себя разжать пальцы. — Приятно познакомиться. Он сказал себе, что в этом нет ничего особенного. Что с самого начала надо было понять — Лир был древним духом, опытным, сильным и по-своему красивым. Конечно у него была любовница. Женщина с волосами, как звездное небо, с полумесяцем на лбу, откровенная и привлекательная женщина, которая давным-давно стала для него кем-то особенным. А не порцией еды. — Я не хотел вас обижать. Простите, — Бриз извинился, не поднимая взгляда, почему-то не хотелось на нее смотреть. — О, не волнуйся, ты и не обидел, — беззаботно отозвалась она. И Бриз услышал то, что она не сказала: он был обычным мелким духом, который ни для кого ничего не значил. И его слова тоже не имели никакого значения. — Бриз, тебе хуже? — из голоса Лира пропала улыбка. — Нет, — Бриз замотал головой. — Просто замерз. Не обращай внимания. Все нормально, правда-правда нормально, честно. — Вот и отлично, — беззаботно сказала Малика, а потом подалась к Лиру, прижалась грудью к его плечу. — Итак, милый, ты здесь. Свободен, как птица. Многие ждали твоего возвращения. И я больше всех. Лир не отодвинулся, только задумчиво постучал кончиками пальцев по подлокотнику: — Я говорил, что так и будет. — Ты много чего говорил. «Смерть всем людям», «Ламмар мне не король», «смертные будут трепетать от ужаса» и всякие другие глупости. — Ламмар мне не король, — резко отозвался Лир, отодвинулся от нее, и Бриз поймал себя на том, что испытывает от этого постыдное затаенное облегчение. — Да-да, — легко согласилась она. — Я помню эту песню. Что насчет смертных? У тебя было время подумать. Он помолчал, прежде чем дать ответ, и Бриз затаил дыхание, не зная, каким он будет. — Что ты хочешь услышать? Что я сожалею? — Сожаления для слабых и молодых, Лир. От тебя я хочу услышать правду. — Я был не прав, — признал он. Признал легко, спокойно. Как что-то, что давно понял и давно смирился, и Бриз тихо выдохнул. — Мне не нравятся люди, и меня злит то, что они творят. Но убивать их не выход. Малика рассмеялась снова, подмигнула ему легко и беззаботно: — Ну же, произнеси вслух. Ты же знаешь, что я хочу услышать. Лир недовольно поморщился и ответил: — Как ты и говорила. — Хороший мальчик, — она взмахнула рукой, щелкнула длинными когтями и в ее ладони возникла бутылка. Обычная темная бутылка зеленого цвета, люди хранили в таких вино, но Лир подался к ней, будто гончая, которая почуяла кровь. — Это.? — Я же говорила, что ждала тебя, милый. Приготовила много подарков. Он выхватил бутылку у нее из рук, быстрым, резким движением, вырвал пробку удлинившимися когтями, и сделал несколько жадных глотков. Бриз невольно подался назад, задержался взглядом на быстром движении кадыка. В комнате сгустился белесый туман, и сама фигура Лира будто наполнялась силой, стала как картинка, у которой навели резкость — притягивала к себе. — Страх, — выдохнул он, когда оторвался от бутылки. — И вино. Всегда любил это сочетание. — Я догадывалась, что ты проголодаешься. Приготовила еще с десяток таких бутылок, — беззаботно сказала Малика. — Тебе надо набираться сил. Лир медленно убрал бутылку, поставил на пол, и сказал спокойно: — Мы это уже обсуждали. Я сказал тебе «нет». — Отвратительное слово, — сказала она. — Нельзя говорить его женщине. Они были словно в своем собственном мире, в который Бриз не мог попасть — словно они уже отвернулись уходить, отгороженные толстым стеклом, и он не мог их остановить. — Мне кажется, нормальное, — прокашлявшись сказал Бриз. Хотел услышать собственный голос, хотелось проверить, что Лир тоже его услышит. — Ну, это ведь нормально говорить «нет»? Я слышал. Малика улыбнулась ему снисходительно: — Смотря какое «нет». Двадцать лет назад я предложила нашему Королю Страха, занять второй трон рядом с Ламмаром. Но услышала отказ. Лир был слишком занят мечтами об истреблении людей. Бриз все равно с трудом это представлял. Видел разных людей, и плохих, и хороших, и потому не понимал, как можно ненавидеть их всех. В Лире вообще не было ненависти. Иногда он вел себя высокомерно, недооценивал опасность, наслаждался чужим страхом, но зла, настоящего зла в нем не было. — Я могу повторить то, что сказал тогда, — спокойно заметил он. — Мне нет дела до Ламмара и его власти. Я живу сам по себе. — Но он видит в тебе угрозу, — отозвалась Малика, улыбнулась Бризу. — Владыка любит рассказывать, что хотел спасти людей, избавил мир от ужасного зла. Но мы все понимаем, он просто убрал соперника. — Я ему не соперник, — равнодушно сказал Лир. — Меня не интересует вся эта возня возле трона. Люди вымирают, потому что у них заканчивается страх. В моих землях хозяйничает какой-то мелкий ужас и даже падальщики перестали меня бояться. Мне хватает своих проблем. — И если Ламмар снова попытается тебя запереть? Что ты будешь делать тогда? Лир напрягся, показалось, что вот-вот спихнет Малику с подлокотника. Бриз даже поймал себя на постыдном предвкушении — хотелось на это посмотреть. — Он уже запер меня в Бездне один раз. И тогда я был намного сильнее. Ты хочешь, чтобы я воевал с ним за трон? Но эту битву я уже проиграл. — В прошлый раз ты был один, — мягко заметила она. Ее слова, ласковые, хрипловатые будто обволакивали. Бризу стало неловко за свой голос, совсем не такой красивый. — Я не стану это обсуждать, — отрезал Лир. — У меня полно других дел. — Надо же, Король Страха боится, — беззаботно рассмеялась она, и Бриз увидел, как Лир напрягся от ее слов, как стиснул зубы и сцепил пальцы. «Просто пихни ее. Несильно», — невольно подумал Бриз, и почувствовал себя ужасно. Малика ведь такого не заслужила. Принесла Лиру подарок, и наверняка беспокоилась. — Но я не настаиваю, — безмятежно сказала Малика Лиру, когда молчание — напряженное и тяжелое — слишком затянулось. — Ты сам решишь, что тебе делать. И нужна ли тебе моя помощь. Лир недовольно поморщился, помолчал еще несколько мгновений, и кивнул: — Хорошо. Я сообщу, когда ты мне понадобишься. Малика фыркнула: — Ты отказываешься бороться за трон, но приказы раздаешь, как настоящий король. — Я и есть настоящий король. Просто не король незримых. *** Когда Малика ушла, Бризу захотелось сказать про нее что-нибудь гадкое. Глупо и нечестно, и за это было невыносимо стыдно. Лиру она нравилась, он называл ее любовницей — ну, ладно один раз он так ее назвал — радовался встрече, и она даже принесла подарки, оставила несколько бутылок со страхом и вином перед тем как ушла. Бриз должен был относиться к ней лучше. И не мог. И потому сказал: — Извини. Лир подошел к нему, захватив с собой одну из бутылок, спокойно сел на край постели: — Впервые вижу что кому не нравится Малика. Она обаятельная женщина. Да, и Лира она тоже… обаяла. — Я не понимаю, что со мной, — неохотно признал Бриз и чувствовал себя при этом ужасно. — Она красивая. И… хорошая. Ну, я, конечно, в этом не уверен, но она ведь не сделала ничего плохого? Лир раздраженно выдохнул, пригладил волосы, которые она растрепала: — Малика любит совать нос в чужие дела. Но она полезный союзник. — И твоя любовница, — неловко кашлянув сказал Бриз, потянулся ветром к пылинкам в воздухе, принялся кружить их в воздушном потоке. Это давало предлог не смотреть Лиру в глаза. — Это было давно, но да. Мы спали друг с другом. Бриз прокашлялся еще раз. — Ну, ты ведь и со мной спал. Но это другое, конечно. Это же ради еды, я все понимаю. Неважно. Он рискнул бросить на Лира взгляд из-под ресниц — просто, чтобы проверить реакцию. Лир смотрел сверху-вниз, озадаченно хмурился, и тонкие губы сжались в линию. — А… а много у тебя вообще любовниц? — как мог невинно спросил Бриз, самому себе показался очень глупым. — Умеренно, — спокойно отозвался Лир. — Как ты понимаешь, мало кто готов спать с Королем Ужаса. — Не понимаю, почему, — поспешно сказал Бриз. — То есть, это очень здорово с тобой спать. Страшно, конечно. Иногда до слез просто. Но вообще здорово. И только договорив, понял, что сказал это зря. Лир вздернул бровь, самодовольно усмехнулся: — Вот как? — Но не для всех, — тут же добавил Бриз. — Я плохо в этом разбираюсь, но уверен, что не для всех. Не все же любят бояться. А твои любовницы… они… ну, никогда н-не злились, что есть другие любовницы? Я слышал, людям такое не нравится. — Людям много всего не нравится. Они вечно выдумывают всякие глупости. — У них и хорошего много, — сказал Бриз, потому что ему люди в целом нравились, и неприятно было слушать, как Лир про них говорит. — Они придумали огромные здания — вокруг них здорово летать. И русские горки, там весело. И запах кофе — точнее придумали они просто кофе, но у него есть запах, очень вкусный. У них есть длинные-длинные мосты, и… Он мог бы говорить часами, на самом деле. Лир ему не дал, наклонился и поцеловал его. Уверенно и спокойно, забирая дыхание. Такое простое было прикосновение, просто губами к губам, и Бриз сам не понимал, почему от него пропадали все слова, и хотелось только закрыть глаза и чувствовать. А потом Лир отстранился, пробормотал себе под нос «слишком милый» — и Бриз мысленно согласился, Лир иногда действительно был очень милым, даже слишком — и спросил: — Хочешь стать моим любовником, Бриз? *** Он не знал, что ответить. Почувствовал, как разлетаются внутри слова, будто их унес ветер, захватил вместе с ними дыхание. И был уверен, абсолютно уверен, что вот-вот Лир рассмеется — обязательно рассмеется, и что это будет очень обидная шутка. — Я буду рад ответу, — прохладно, будто впечатывая в воздух каждую букву, сказал Лир. — Любому ответу. Желательно однозначному. — Я? — на всякий случай уточнил Бриз. Потому что очень боялся понять что-то неправильно. — Насколько я знаю, других Бризов тут нет. — Твоим любовником? — Верно. — Как Малика? — как красивая, уверенная Малика, которая приносила подарки, и с которой Лиру было легко и комфортно, и он предлагал занять ее место Бризу. Нет, не ее — шепнул изнутри отравленный голос. А место рядом с ней, в числе прочих любовников и любовниц. — В идеале, не настолько наглым, — с усмешкой сказал Лир. — Но я не хочу быть одним из многих, — Бриз не понимал, отчего не соглашается сразу. И не мог этого принять. Лир нахмурился, недовольно сжал губы: — Я кажусь таким отвратительным? Мои любовники не бывают «одни из многих». Я дорожу и дорожил каждым. Ни одного не считал менее значимым, — потом он отвел взгляд, кивнул резко, будто самому себе. — Мне не стоило предлагать. — Нет! — оно вырвалось само собой это нет. Как попытка поймать что-то что вот-вот может разбиться. — Погоди, я же не отказывался. Просто… ну, просто я ничего про это не знаю. Чем занимаются любовники, какие к ним требования, какие правила. — Любовники обычно занимаются со мной любовью, — прохладно пояснил Лир. — Или хотя бы сексом. — Знаешь, не обижайся, — осторожно сказал ему Бриз. — Но я не уверен, что люблю тебя. Ты только не расстраивайся, ты замечательный! Не всегда, но часто. И мне нравится сидеть у тебя на коленях. Но я никогда никого не любил. — Не это «заниматься любовью», — Лир вздернул бровь, посмотрел очень скептически. — Другое. — Тебе… лучше объяснить поподробнее. Пока я не очень понимаю. Бриз думал, что Лир откажется — просто не захочет тратить силы и поищет себе другого любовника, понятливее и сговорчивее. Боялся этого. Но тот вздохнул, посмотрел прямо перед собой — мелькнула и пропала в голове идиотская мысль, что это от неловкости: — С любовниками я занимаюсь сексом, потому что хочу. Не ради еды. Могу не есть совсем, или делать только пару глотков. Это… несколько иначе. Я осторожнее с ними. Но он и с Бризом обращался очень бережно. Гладил по волосам, держал на руках. И даже, когда он ел страх, заниматься с ним сексом было здорово. Очень страшно, но здорово. Хотелось почувствовать, как это — когда он прикасается, целует, просто потому что хочет. Потому что наслаждается телом Бриза, его присутствием. Наверное, это даже была какая-нибудь честь. Стать любовником Короля Ужаса. Бриз очень хотел сказать да. И не мог, и от этого что-то ныло в груди, тупой, тяжелой болью. — Нет. Прости, Лир, но нет. Я не буду твоим любовником. Лучше останусь добровольцем — он сглотнул скопившуюся во рту горечь и добавил. — Любовники у тебя уже были. А добровольцы, ты говорил, нет. Я хочу быть для тебя кем-то, кого у тебя никогда не было. Лир не разозлился, и смотрел в ответ внимательно, будто пытался для себя что-то решить. Что-то понять. И Бриз заранее сожалел об упущенной возможности. Представлял прикосновения, которые не получит, вещи, которые не узнает. И не мог забрать свои слова обратно. Даже не хотел. — Хорошо, — спокойно сказал Лир, наклонился, коснулся губами его макушки. Очень мягко, будто утешал, и Бриз зажмурился. Подумал: так ты целуешь любовников? — Ты только… только обращайся со мной как раньше, — попросил Бриз. — И мне этого хватит. Честно. А если и не хватит, можно просто промолчать. Не говорить, и Лир никогда не узнает. Отнести эти желания к самым высоким облакам, развеять их по ветру. Как иногда Бриз делал с грустью и одиночеством — и становилось легче, пока они не возвращались обратно. Лир встрепал его волосы, криво усмехнулся: — Так мне еще не отказывали. Хорошо, ты не будешь моим любовником. Но будешь первым и единственным добровольцем. — Самым-самым лучшим добровольцем? — рискнул уточнить Бриз. Ведь логично же, что раз других добровольцев не было, он был самым лучшим. — Да, — согласился Лир, и снова коснулся его макушки губами. *** — Лир, мне кажется это плохая идея. Днем городок людей выглядел как картинка — как фотография с открытки, на которых всегда почему-то писали одно и то же. Добро пожаловать в Нэшвилль, с приветом из Атланты. Я люблю Варшаву. Тучи истаяли, их растерзал на редкие безобидные клочки облаков пронесшийся в облаках ветер, но Бриз смотрел по сторонам, и чувствовал, что ждет опасности. Будто все вокруг было декорацией, тонкой пеленой иллюзии за которой прятались трупы и монстры. — И машина точно вызовет подозрения, — странно, что Лир этого не понимал. Он снова создал колесницу и снова превратил ее в машину — то, что он выпил из бутылок Малики, тот страх Бриза, который съел, то что вытянул из Калема сделало его сильнее, и в какие-то моменты казалось, что он демонстрирует эту силу напоказ, старается казаться опаснее, чем есть. — Мне кажется, или она стала больше? — машина была такая же как предыдущая, тоже вытянутая и старомодная, того же серо-стального цвета, матово блестела. Вот только ее будто на экране увеличили. Бриз был почти уверен, что раньше ее крыша не доходила Лиру до плеча. — Нет, она же точно стала больше. Лир прочистил горло, отвел взгляд: — На такие мелочи никто не обращает внимания. — Я обратил. — Если они что-то заподозрят, то пусть подозревают сколько хотят, — резко заметил Лир. — Я не собираюсь их успокаивать. Я собираюсь докопаться до правды. Звучало это его «докопаться до правды» ужасно пафосно и глупо, как в кино, но Бриз не стал об этом говорить, не хотел обижать Лира и потому сказал о другом: — Но они же пытались тебя убить. И твою предыдущую колесницу взорвали. — И потому они не ждут моего возвращения. — Ну, да. Потому что возвращаться очень глупо. — Они ничего не могут мне сделать, — Лир окинул полицейский участок взглядом, усмехнулся самодовольно, и Бриз напомнил: — Ты и про падальщиков так говорил. Ты вообще не смотришь на опасность. А ее смысл в том и есть, что она опасна, понимаешь? — Все будет в порядке, — ответил Лир, недовольно сморщил длинный аристократичный нос. — Я осмотрел вчера трупы в ущелье. Их убивали люди, убивали разными способами. Но многих связывали перед смертью. Я видел следы от веревок. И слова на телах. Как минимум на трех. Бриз поежился, потому что не хотел об этом думать, боялся: о том, как кто-то ловил тех людей. Ловил, зная, что убьет. Как связывал. Затыкал ли им рот, чтобы они не просили их отпустить? Или делал все быстро, и они не успевали? Или долго… и эта мысль вызывала тошноту, будто оседал на языке сладковатый запах смерти. — Помнишь, что сказал тебе парва мету? Бриз поежился снова, потому что слишком хорошо помнил — и высокую неестественную фигуру, и острые кривые зубы, и слова. «Еда». «Еда для…» — Он говорил про хозяина. Но никакого хозяина я не видел. Ни в участке, ни после. — Верно, — кивнул Лир. — А среди людей в городе нам ни разу не попалось Зрячего. Но на телах, не маленький ужас, не парва мету, а люди — убийцы — вырезали «пощади, хозяин». Так откуда они знают про хозяина? Кто он и чего хочет? Он усмехнулся и принял свою человеческую форму, аккуратно поправил узел галстука, и Бриз ничего не мог с собой поделать — сглотнул нервно, потому что захотелось вдруг прижаться губами к коже над воротником. — Есть только один способ узнать, — сказал Лир. — Если люди на моей земле связались с монстром, я покажу им, что они выбрали не того монстра. Он двинулся вперед решительно и уверенно, и дверь участка распахнулась перед ним. В дверях стоял человек. Тот самый человек, которого Бриз видел ночью. Обычный, немолодой уже человек. И в руках у него было оружие, он держал его привычно и даже лениво. И выстрелил так же. Звук выстрела разорвал воздух. Вспорол его, как зазубренный клинок. В клочья. Лир споткнулся, медленно поднял руку к груди — и движение Бриз увидел, будто не осталось в мире ничего иного. Только узкая рука с длинными пальцами, лацканы светлого костюма, узел галстука. И под этим узлом на груди — отвратительная кровоточащая дыра из которой сочился полупрозрачный алый туман. Лир пошатнулся и осел на землю. Человек навел оружие снова. И на сей раз он целил в голову.