Осколок Карна

*** Бриз позабыл обо всем, о том, как хотел улететь, о том, что теперь Лир не хотел его видеть. Ничто не имело значения. Только страх, захлестывающий с головой ужас от мысли, что — все. Что Лир мертв, погиб из-за того, что Бриза не было рядом, и уже ничего не изменить, ничего не исправить, и этот взгляд — сверху, на худое тело в мантии из тумана — на самом деле последний. Бриз метнулся вниз, к нему, сердце колотилось где-то в горле. И звенела внутри мысль: живи. Лир, пожалуйста, ты только живи. Ветер полетел следом, Бриз плюхнулся на колени — разбитые мраморные плиты были мокрые от крови — потянулся своей силой, пытаясь ухватить туман, который вытекал из ран Лира, вернуть обратно. Не получилось. Раны были рваные, страшные, и сквозь них кое-где проглядывали белесые кости. — Лир, — не получилось позвать его громко, голос дрожал, срывался. И Бриз не знал, что делать. Зажать раны? Можно ли их трогать? Всего час назад казалось, что нет ничего хуже ненависти Лира. А теперь Бриз думал: пусть ненавидит. Пусть ругается, пусть выгонит. Только бы жил. Но ветер Бриза не мог ему помочь, оказался абсолютно бесполезен. И мелькнула мысль — но ведь мог помочь страх, Лир же питался страхом, использовал его, чтобы стать сильнее. Нужно было только передать этот страх. Бриз наклонился ниже, прижался лбом ко лбу Лира, постарался вложить этот ужас — что все бесполезно, что не будет для Лира никакого после, ничего уже не будет — постарался вспомнить все свои страхи. Кожа Лира, обычно такая горячая, в этот раз показалась ледяной, какой-то ненастоящей. — Очнись, пожалуйста, очнись. Лир сделал глубокий судорожный вдох, захрипел, и вдруг открыл глаза, дернулся прочь с шипением. Черные глаза на побелевшем, будто выцветшем лице казались огромными. Бриз понял, что Лир ударит, за мгновение до того, как тот замахнулся. Черные когти летели в лицо, но не было ничего кроме облегчения. Жив. Лир был жив. Бриз зажмурился, ожидая боли, съежился. И ничего не случилось. Ни боли, ни удара. Он рискнул открыть глаза — из мантии Лира выходили длинные шипы, острия и кончики когтей замерли в сантиметре от лица Бриза. Пальцы едва заметно дрожали. И Лир, оскалившийся, раненный Лир казался зверем в капкане. Бриз однажды видел волка в лесу, и долго пытался освободить. Тот щелкал на него зубами, дергался прочь. Бриз так и не смог ему помочь, улетел, понимая, что оставляет на верную смерть, и все время оборачивался. Никогда больше не возвращался в тот лес. Лир медленно убрал руку, шипы его силы втянулись обратно в обрывки мантии. И голос, когда он заговорил, шелестел: — Не трогай меня. Бриз подался назад, примирительно поднял руки, осторожно, чтобы не спугнуть, отозвался: — Прости. Прости, я знаю, что нельзя. Просто перепугался. Ты же… Лир, тебе же нужна помощь. Давай я позову Калема, или Пушка. Или Малику, Ламмара, кого угодно. Он говорил слишком много, и слишком быстро, слова рвались изнутри, потому что только они и отгоняли страх, и мысль о том, что раны Лира все продолжали кровоточить, и ему не становилось лучше. — Я мог тебя убить, — резко сказал Лир, зашипел, и прижал руку к одной из ран. — Ты хоть понимаешь это? Бриз понимал — умом, как-то равнодушно и отстраненно, и даже бояться этого не мог. Лир ведь не убил. Даже в таком состоянии, только придя в себя, израненный и увидев над собой осколок Карна — остановился в самый последний момент. И ветер шепнул изнутри слова, которые Бриз не смог удержать: — Нет. Лир, ты бы меня не убил. Ты не хочешь меня убивать, — что-то могущественное, вне времени, принесло ему знание, безусловное и древнее. — Ты не убил бы меня даже тогда, сто восемьдесят лет назад. Лир вздрогнул, отпрянул и оскалился сильнее: — Ты этого не знаешь, юный Бриз. Ты ничего не знаешь. Но Бриз знал, видел Лира разным, чувствовал его. Чувствовал себя с ним связанным, как невидимыми прозрачными нитями — связью, которая не исчезла бы, куда бы он не улетел и что бы ни делал. «Ты будешь помнить меня, а я тебя», — так они договорились. Бриз знал, что никогда не сможет его забыть. И куда бы ни улетел, никогда не перестанет по нему скучать. — Ты наивен, — резко сказал Лир. — Ты молод и глуп. И думаешь, раз я не ударил сейчас, я никогда не ударю. Я монстр, не забывай об этом. Он казался таким злым, так отчаянно пытался оттолкнуть, но, наверное, внутри у Бриза что-то было не так, потому что ему в ответ хотелось только стать ближе. — Конечно, монстр, — как мог мягко ответил ему Бриз. Просто чтобы не злить сильнее. — Ты очень сильный и очень страшный. А еще сейчас ты очень… раненый. Тебе нужна помощь, Лир. Я бы хотел помочь, но не знаю как. Могу только бояться. От этого же хоть немного легче? И Калема могу позвать, или Пушка. Лир протяжно выдохнул, со стоном лег на ступени снова, и Бриз невольно подался к нему — поддержать, помочь. Не рискнул дотронуться. — Не зови их, — глухо отозвался Лир. — Не хочу, чтобы меня видели таким. — Ну, да, — тихо отозвался Бриз. — Пушок перепугается. А Калем будет злорадствовать, этого ты тоже, наверное, не хочешь. Лир поднял руку, прикрыл глаза ладонью, сказал: — Я делаю тебе больно. Почему ты еще здесь? Бриз мог бы перечислить все те вещи, которые говорил Калем: о том, что опасно улетать — из-за Ламмара, из-за людей-зрячих вроде Адама и Кима. Но это не было правдой. Да и Лир спрашивал о другом. — Потому что мне везде будет больно. Куда бы я ни улетел. А так ты хотя бы рядом. Когда ты рядом проще терпеть боль. Лир зашипел снова, прижал вторую руку к ране сильнее, он явно мучился, но не просил о помощи, даже поесть не просил. Наверное, брезговал осколком Карна. Но Бриз все равно предложил: — Хочешь, я дам тебе страха? Тебе нужно поесть. Станет легче. Лир вздрогнул, ответил глухо: — Карн однажды сказал то же самое. От меня почти ничего не осталось, только кости и обрывки тумана, а ему было весело. И он говорил, что мне нужно поесть, — он вдруг добавил, и даже голос прозвучал иначе, с чужими, неправильными интонациями. — «Ты так ослаб, мой Король Ужаса. Ты можешь умереть. Ты, наверное, голоден. Хочешь мой страх». Я закрываю глаза, и вижу его будто наяву. В его голосе снова была ненависть, застарелая, больная. Горькая. Лир не мог избавиться от нее, и она отравляла его изнутри будто зараза. — Ему было страшно? — тихо спросил Бриз, хотя знал ответ. Лир ответил, зло выдохнул сквозь заострившиеся зубы: — Никогда. Ему всегда было весело. — А мне страшно, — признал Бриз. — Я потому и предложил. Отдать тебе страх, — пояснил он. — Мне уже страшно, и он уже есть. Пусть хотя бы тебе поможет. Лир скривился, издал злой, хриплый смешок: — Ты не хочешь кормить меня, юный осколок. Тебе не понравится. Я больше не буду осторожным. Бриз осторожно приблизился, медленно, аккуратно, нерешительно потянулся вперед. Лир не шевелился. И вспоминалось, как он ел в пещере, когда едва не убил Бриза случайно, холод после. Но Бриз все равно шепнул ему: — Лир, ешь. Пальцы коснулись его волос, невесомо царапнули кончики когтей. Почти как раньше, но он уже знал, что как раньше не будет. Все равно повторил: — Ешь. Пальцы сжались в кулак, рванули его вперед, грубый рот накрыл губы. Ужас вломился внутрь, выворачивая, пробивая дрожью. Бриз закричал, был уверен, что умирает — страшно, страшно, страшно! Он не мог думать, не мог отстраниться. Ужас тек от него к Лиру, утекал вместе с силами, с теплом. Бриз бездумно уцепился пальцами за плечи Лира, попытался отстраниться, пальцы бессильно соскользнули. Слезы струились из глаз, и не получалось даже дышать. Когда Лир отстранился, Бриза колотило, стучали зубы, и от слез все расплывалось перед глазами, он втягивал в себя воздух со всхлипами, и хотел свернуться в комок. Лир поднялся, спокойно, неторопливо отряхнул мантию. Раны и прорехи затягивались, туман затекал обратно — будто кино пустили в обратном порядке. — Для меня ты всегда будешь осколком Карна, — сказал Лир. — Найди того, кто видит тебя. Бриз не знал, существует ли такой кто-то. Для кого он всегда будет просто собой, обычным духом воздуха. И значение имело совсем не это. И сквозь слезы, сквозь дрожь, он признал: — Не хочу никого искать. Хочу… хочу, чтобы ты гладил меня по волосам. Как раньше. Лир помедлил, показалось, что сейчас он протянет руку, прикоснется. И все станет не важно — слабость, и боль, и выворачивающее чувство одиночества. Лир так и не дотронулся, отвернулся и пошел в дом, не оборачиваясь. Бриз так и остался сидеть на ступенях, скользких от крови. *** Когда Калем увидел Бриза в крови, кажется, снова собирался кричать, но тихо заскулил Пушок, а Бриз устало опустился на кровать, и стало тихо. — Это… — начал Калем, сглотнул нервно. — Это кровь Лира, — тихо отозвался Бриз. — Его ранили, очень сильно. Я думаю, тот монстр в подвале. Пушок заскулил снова, подался носом к руке Бриза, и тот прошелся пальцами по туману, пригладил как встопорщенную шерстку. — Лиру лучше, я его покормил. Раны затянулись. Калем выругался, глупо и странно: — Вот же идиот безмозглый. — Это же одно и то же, — устало отозвался Бриз, улегся на кровать, на спину. Посмотрел в потолок. Там была трещина, в которой едва заметно тянуло крохотным сквозняком. Бриз потянул его на себя, безразлично обернул вокруг пальцев. — Ну, идиот и безмозглый. — Нет, — зло отозвался Калем. — Это в двойном объеме. Зачем он вообще сунулся без тебя? Бриз не стал отвечать, они ведь все знали, почему. Калем раздраженно выдохнул, потер лицо и сказал: — Пусть приходит в себя. Завтра пойдем к нему. Бриз невольно поежился, вспомнил, ужас, когда Лир ел, холод, мотнул головой: — Не надо. Он снова разозлится. Он же сказал, что я могу остаться на втором этаже, а на первом будет он сам. Была ли на втором этаже ванна, или только купальня внизу? И мог ли Бриз все еще пользоваться ей. Пятна крови на одежде уже начинали подсыхать, неприятно тянули кожу. Распространяли тяжелый металлический запах. Бриз никогда его не любил. Всегда летел без оглядки от запаха крови. — Не важно, разозлится он или нет, — Калем поджал губы, принялся расхаживать по комнате взад-вперед. — Главное, чтобы не убился там без нас. Иначе людям конец. Так что пусть не выделывается. Сразу с утра с ним поговорим. — Может, только ты? — тихо спросил он. — Меня… он не захочет видеть. Калем забрался на кровать рядом с ним, притянул к себе и погладил по волосам. Прикосновение было осторожное, и неуловимо неправильное. С кончиков пальцев посыпались искры, проникли в Бриза, согревая теплом. — Плевал я, чего он там хочет. Но с утра Лир позвал их сам. Он собрал их в гостиной и сказал: — Нам нужно поговорить. В фильмах это всегда была плохая фраза. И обычно после нее кто-то с кем-то расставался. Но сказал Лир то, чего Бриз совсем не ожидал: — Монстр в подвале оказался опаснее, чем мы думали. Он смог получить немного моей крови и крови Малики. Я думаю, это его усилит. Я не справлюсь с ним сам. В следующий раз я возьму с собой осколок Карна. Он повернул голову, посмотрел на Бриза — прямо и равнодушно. Взгляд делал больно. — Ты пойдешь со мной, — спокойно, бесстрастно добавил он. — Но я не могу обещать, что вернешься живым.