Осколок Карна

*** Слова Лира врезались в него, как удар, как выстрел навылет. И Бриз рассмеялся, расхохотался — сам не знал почему. Услышал этот смех будто со стороны, громкий и визгливый. Налетел ветер, захлестывая звуки, унося их прочь. Столько всего случилось, и после каждой короткой передышки случалось еще, раз за разом. Смерти людей или духов, ужасы, которые уже случились, и которые поздно было исправлять. «Мое время истекает». «Лир исчезнет и появится новый Король Ужаса». Их первый семейный выходной закончился так. Бриз смеялся и не мог остановиться. На глазах выступили слезы. И было больно. Смех разбудил Пушка, и тот вскинулся, сонно моргнул. Лир погладил его по шерстке, успокаивая, прижал к себе Бриза, притиснул к худому, жесткому телу. Бриз зажмурился, вжался в него лбом, и вдруг осознал, что шепчет: — Нет. Нет-нет-нет, я не хочу. Не хочу. Я же только тебя нашел. Лир гладил его по волосам, успокаивающе и мягко, и не злился. Смех ушел, а слезы остались, текли из-под закрытых век, и Бриз чувствовал, как они жгут глаза. — Все будет хорошо, — шепнул ему в ответ Лир, и Бриз замотал головой, быстро, отчаянно. Нет. Нет, не будет. Не без Лира. И кто-то слабый, беспомощный внутри Бриза знал заранее, что так и будет. Ждал чего-то подобного, потому что всегда оставался один. — Не исчезай, — шепнул ему Бриз, отчаянно, уже зная, что это не поможет. И что нечестно просить, что жестоко. — Пожалуйста, Лир, останься со мной, с нами. — Бриз… Лир пытался его успокоить, снова гладил по волосам, и все это было неправильно, ужасно неправильно. — Ты будешь счастлив, — быстро, торопясь сказать ему, выдохнул Бриз. — Я обещаю, я сделаю тебя счастливым. Я принесу тебе лучшие запахи, я никогда не буду тебя злить, я… я не хочу, чтобы ты исчезал. — Тише, — Лир прижался губами к его макушке, погладил ладонью между лопаток. — Тише, юный Бриз. Они замолчали. Стояли в старом парке, возле старого Дома Страха, и больше всего на свете Бриз боялся Лира потерять. Бриз смаргивал слезы, и чувствовал себя пустым — словно кто-то пробил в нем дыру, и в ней свистели ледяные сквозняки. Шептали про одиночество, про то, что все заканчивается. И когда Бриз смог, наконец, говорить сквозь комок в горле: — Когда? Лир выдохнул, отстранился и невесомо коснулся когтями лица Бриза, скользнул самыми кончиками, стирая слезы. — Я не знаю, — тихо и серьезно сказал ему Лир. — Несколько лет? Года три. Что такое три года? Мгновение. — Я не исчезну бесследно, — пообещал Лир. И от это было еще больнее. — Новый Король Страха позаботится о вас с сыном. — Он не будет тобой, — отозвался Бриз. — Я не хочу, чтобы он обо мне заботился. — Рядом будет Калем, рядом будет наш сын. Ты не останешься один. Лир легко взъерошил его волосы, и в ответ на этот простой жест вдруг накатила волной злость. Темная и жгучая, и Бриз не знал, на кого злился — на Лира, за то, что говорил это так легко, на весь мир. — Ты, правда, не понимаешь, да? Без тебя я всегда буду одинок. Даже если рядом будут Пушок и Калем. Это нечестно. Нечестно, что ты исчезнешь. Но Бриз и сам понимал: в мире существовало много всего нечестного. — Я бы хотел, чтобы у нас было больше времени, — тихо, хрипло признал Лир. — У всех у нас. Но я не могу всегда оставаться в этой форме. — Почему? — упрямо спросил Бриз. — Почему не можешь? — Потому что тогда я стану, как Ламмар. Я сам уничтожу всех, кто имеет значение. Те, кто не меняет форму вовремя… становятся другими. Нельзя оставаться неизменным. Бриз обвил его руками, прижался тесно-тесно, и подумал: «Не могу тебя потерять. Лир, я не смогу». Лир вдруг наклонился, прижался губами к его лбу, и сказал: — Я сделаю тебя счастливым, юный Бриз. У нас будут эти несколько лет. И когда на смену мне придет новый Король Страха, я останусь жить в твоей памяти. Бриз промолчал: а что он мог сказать? «Этого мало?» Лир не мог дать ему больше. — А как же Пушок? — Бриз потянулся погладить его, пропустить завитки тумана между пальцев. Пушок спал, наверное, слишком вымотался за вечер. — Он мой осколок. Он понимает, что такое смена формы. — Все знали, — глухо, горько сказал Бриз. — Все знали, что тебе придется менять форму, и молчали. Когда ты собирался мне рассказать? Он не понимал, зачем спрашивает. Это не приносило ничего кроме боли. — Позже, — тихо отозвался Лир. Невыносимо было думать, что он обнимал бы Бриза, целовал. И все это время знал бы, как мало у них осталось времени. Молчал бы. Еще невыносимее, от того, что Бриз понимал — почему, почему Лир не хотел говорить. Потому что берег, пытался оградить от боли — хотя бы на время. Но от этого не становилось легче. Бриз отстранился первым, быстро смахнул слезы: — Мне нужно полетать, — он не мог в тот момент оставаться рядом. — Лир, отпусти меня, пожалуйста. Я давно не летал. Мне нужно. На мгновение пальцы Лира сжались почти до боли. И Бриз сам не знал, чего хотел больше. Чтобы тот отпустил? Чтобы удержал? — Лир, я… я сейчас не могу быть рядом. Тот помолчал, глядя задумчиво и хмуро. И Бриз знал, что тоже делает больно. — Хорошо. Но не здесь. Я перенесу нас в Храм. Он говорил, а их уже укутывал туман. И в нем таял ночной парк, далекий свет фонарей, пробивающийся сквозь листву, и первый выходной в жизни Бриза. А через мгновение они уже были на каменных ступенях, перед исполинскими вратами, и над головой ветра сплетались друг с другом. Лир удержал Бриза за запястье, выступили из туманных клубов две гончие ужаса. — Возьми их с собой. Для защиты. Я не хочу, чтобы ты был уязвим. Бриз только кивнул, безразлично посмотрел на гончих. — Они… наверное, за мной не успеют. Я быстро летаю, — слова были будто чужие, шли откуда-то изнутри, как будто кто-то произносил их за Бриза. Лир потянул его к себе, поцеловал — мягко, в утешение. А Бризу захотелось что-то сломать, выплеснуть боль и мысли о том, что все было неправильно. — Возвращайся ко мне, — сказал ему Лир. На глаза снова навернулись слезы. Бриз дергано кивнул и взмыл вверх. Он всегда улетал от того, что делало больно, оставлял позади, и прятался, закутываясь в облака. И порой ему казалось — когда он мчался наперегонки со штормом, когда перехватывало дыхание от скорости, — что ничто плохое не сможет его коснуться. Улетая в этот раз, он не выдержал, и оглянулся. Лир стоял на ступенях своего Храма, крохотная худая фигура, и почему-то казался одиноким. Покинутым. И за него Бризу было так же больно, как за себя. Три года. Так невыносимо мало. И Бриз немного ненавидел себя за предательские мысли: я мог бы не возвращаться. Будет не так больно. *** Гончие то отставали от него, то нагоняли снова. Они плохо летали, хоть и состояли из тумана и ужаса, но, наверное, чутье им помогало. Бриз кружил вокруг Храма несколько часов, мчался прочь, только, чтобы повернуть обратно. Он цеплялся за ветер слишком грубо, и тот шелестел, хлестал потоками воздуха по лицу в отместку. А потом в какой-то момент все стихло. Бриз завис в небе, в пелене тяжелых, хмурых облаков. Больше не хотелось никуда лететь. И ничего делать. Даже возвращаться к Лиру не хотелось. Как будто все внутри Бриза остановилось, как будто внутри у него была пустота — холодная и гулкая. «Я мог бы тебе помочь», — голос заставил Бриза вздрогнуть. — «Бедный маленький дух воздуха вот-вот лишиться любви. Печальная история. Но ей не обязательно случаться. Оставим драмы для кого-нибудь другого». Бриз сжался в комок, плотнее обернул себя облаками и зажмурился. — Ты не настоящий. Тебя нет. «Если меня нет, как же ты можешь меня слышать?» — голос рассмеялся, каждый звук был как крохотный острый осколок. — «Ветер, маленький ветер, еще не знаешь, что мы можем нести что угодно. Отдать. Или забрать». Голос ввинчивался в уши, и с закрытыми глазами Бриз, словно наяву видел силуэт в потоках черного ветра. Живой ураган. «А еще мы можем удержать. Так же легко, как ты хватаешь ветер, я могу схватить прежнюю форму… и удержать ее. И тогда твой ручной Король Ужаса так и останется Лиром». Бриз не хотел его слушать, но и прогнать не мог. «Подумай сам, он останется рядом. Навсегда твой Лир». — Нет. Нет, Лир не простит. Он станет ненавидеть, если я силой его удержу. Так же, как он ненавидел Карна. Голос рассмеялся снова: «Но ты не Карн. Подумай сам, твой Лир тобой дорожит. Он ведь и сам захочет остаться вместе. И этот ваш общий осколок, он тоже будет рад. Разве не прекрасно». Бриз замотал головой. — Не надо. Не говори этого. Пожалуйста. «Если бы ты только выпустил меня, я отдал бы Короля Ужаса тебе. Подумай, твой Лир, навсегда рядом. Такой, каким ты его знаешь. Такой, каким любишь, неизменный Лир». Надо было отказать ему сразу, но Бриз не смог выдавить из себя ни звука. «Для меня это легко. Подумай, какая удачная сделка. Ты выпустишь меня, а я решу все твои проблемы». Ему было страшно, и страшнее всего от мысли, что Лир узнает. Убил бы он Бриза тогда? «Конечно, убил бы. Карн оставил после себя много врагов. И никто не пощадит тебя, если узнают обо мне». Голос говорил небрежно, весело. А внутри у Бриза все переворачивалось. — Уходи. Я не хочу, чтобы ты был. Не хочу, чтобы ты у меня был. «Куда же я уйду? Я ведь твоя сила. Сила Карна, сила первого ветра. Я могу все, что угодно. Просто выпусти меня». Бриз осознавал, что не должен этого делать. Что это неправильно. Что опасно. Что Лир его за это возненавидит. Бриз едва не сказал да. Но ощущение чужой силы — знакомой и тяжелой — возникло в воздухе, расползлось чернотой, как чернила в воде. — Здравствуй, мальчик. С кем это ты разговариваешь? В небе, прямо напротив Бриза, в крохотном зазоре, который он оставил в облаках, появилась Малика. И, несмотря на улыбку, на ее небрежный, скучающий тон, Бриз едва не отшатнулся — Малика смотрела внимательно и зло. — Любопытный факт, — сказала она. — Как только я появилась, мне показалось, я почувствовала присутствие Карна. Интересно, как на это отреагирует Лир.