Осколок Карна

Предупреждения: стеклище) *** Калем отпрянул, замотал головой, зажмурившись — словно мог так спрятаться от слов Бриза, не знать правды. — Нет… Нет, нет… Ты не… — он распахнул глаза, и взгляд показался Бризу больным. Беспомощным. — Как? — Я не знаю. Просто у меня внутри говорит голос… И я чувствую ветер Карна. Он хочет, чтобы я его выпустил. Калем казался мертвенно бледным, оглядел бессмысленным взглядом все вокруг — разрушенные здания, темную воду. — Ты поэтому мне сказал, — глухо выдавил он. — Ты боишься, что он может выбраться. Он казался таким хрупким в тот момент. — Я… — Бриз помедлил, не зная, как ему сказать, и все же продолжил. — Я этого не хотел. Я боюсь ему поддаться. Сегодня… он угрожал Пушку. И я не могу ни о чем рассказать Лиру. Он пострадал от Карна, он его ненавидит. А меня любит. Ему было бы очень больно решать. — А мне? — горько, зло спросил Калем. — Мне, думаешь, легко? Он заморгал быстро-быстро, и Бриз увидел — тонкие огненные дорожки на его щеках. Калем плакал. — Прости, — тихо попросил его Бриз. — Правда, прости меня. Я хотел бы найти другой выход. Чтобы никому не приходилось бояться, чтобы никому не было больно. Я ищу и не вижу. Прости, пожалуйста. Калем обнял его — порывисто, прижал к себе. Крепко, так, словно пытался защитить от всего на свете. — Ты не виноват, — голос у него дрожал. — Бриз, ты ни в чем, ни перед кем не виноват. Бриз помнил, как когда-то напрягался, если Калем его трогал. Не знал, что делать и как реагировать, а теперь прижался в ответ, уткнулся лицом в его плечо, вдохнул дымный запах. Задрожал: — Почему я? Почему именно я? Калем судорожно вдохнул, вздрогнул всем телом. Отозвался эхом: — Не виноват. Бриз, я… я так хотел тебя защитить. Я всегда хотел защищать, я для этого стал Стражем. Он судорожно вздохнул, выпустил воздух с шипением. И Бриз в каждом слове, даже в звуке дыхания, слышал, как Калему больно. — Когда ты умирал у Сферы Истины, — тихо-тихо признал тот, как величайший секрет, — я смотрел и думал: это из-за меня. Это из-за меня ты попал к Ламмару. Это не Ламмар и не Сфера, это я тебя убивал. Невыносимо было это слушать, Бриз стиснул его в ответ: — Калем… ты меня спас. Калем содрогнулся, отодвинулся, и Бриз увидел его слезы. Огненные дорожки на щеках. И потухший, безнадежный взгляд. — Нет, Бриз, — он шепнул это, как секрет. — Я тебя не спас. Бриз почувствовал, как грудь пронзила боль, задохнулся… опустил взгляд и увидел — там, где сердце, сквозь одежду просвечивал огонь, пульсировал, затухал. Пламя жизни, которое Калем дал ему, чтобы спасти, он теперь забирал обратно. Бриз не мог вдохнуть, чувствовал, как утекает по искре жизнь, и из последних сил вскинул взгляд. Калем смотрел на него мертвым, безнадежным взглядом, и подхватил Бриза, когда тот едва не рухнул. Больно. Умирать было больно. Перед глазами плыло, и что-то внутри Бриза отчаянно цеплялось за жизнь. Выла сила Карна внутри. Выпусти! Выпусти! Выпусти! Черный, разрушительный ветер. — Я так хотел, чтобы ты жил, — шепнул Калем. — Век за веком, тысячу лет. Я был бы рядом целую вечность. Жизнь утекала вместе с силами. Бриз не мог дышать, не мог ответить. — Какая счастливая была бы вечность. Холод выстуживал внутренности, тек по венам вместо крови. Бриз цеплялся скрюченными пальцами за одежду Калема, пытался вдохнуть — всего один вдох, и станет легче. И не мог. Что-то рвалось в груди. — Бриз, — содрогаясь, сквозь слезы позвал Калем. — Можно… я уйду с тобой? Бриз не мог крикнуть, не мог сказать ему: нет! Он не хотел умирать. Умирать вместе с Калемом было бы невыносимо. Сердце билось гулко, из последних сил, и удары становились все реже и реже. Я умираю. Я действительно умираю. Откуда-то изнутри пыталась прорваться сила Карна, черный безжалостный ветер, сметающий все на своем пути. Бриз тянулся к нему инстинктивно — тянулась та беспомощная, жадная часть, которая всегда хотела жить. Не могла дотянуться. И сам он был рад, что не дотянется. И что, умирая, умрет собой. Не осколком Карна. Не воплощением его силы. Просто собой. Чернота застилала глаза пеленой, и Бриз уже ничего не видел. Только огненные, пустые глаза Калема. Тот выжигал себя изнутри. А потом громыхнуло что-то — так оглушительно, что этот звук пробился сквозь холод, сквозь боль и беспомощное ожидание смерти. И вокруг все заволокло туманом. В этом тумане прозвучал голос — он расслаивался на десяток голосов, пробирал до костей. — Верни ему пламя. Он не кричал, ему было не нужно. Он приказывал и знал, что Калем не сможет противиться. — Я не могу, — шепнул Калем. — Я не могу, я не должен… Но пламя уже струилось обратно, наполняло Бриза теплом, и он наконец смог сделать вдох, закашлялся, содрогаясь. — Внутри него Карн. Я не могу, не имею права… Ты же видел, на что он способен! Бриз чувствовал, что теряет сознание, глаза закрывались, и он цеплялся как мог — услышать слова Лира, услышать хотя бы в последний раз. — Ты не убьешь мой ветер. Или я стану кошмаром намного хуже, чем Карн. Бриз успел услышать только это. А потом чернота накрыла его с головой, удушливой страшной волной. И он провалился в беспамятство. *** Бриз пришел в себя от боли. Болело что-то в груди, и было холодно. Что-то мягкое и теплое прижималось к нему, гладило невесомо по плечу. — Бриз, пожалуйста. Бриз открой глаза, — голос был детский. Тихий и испуганный. — Я больше никогда не буду звать тебя мамой, если не хочешь. Мне не надо подарков. Только проснись. Бризу хотелось потянуться, прижать Пушка к себе, но руки не слушались. Все тело было будто чужое, не получалось даже открыть глаза. Лир тоже был рядом, Бриз чувствовал его присутствие, ощущал, но не мог дотронуться. Он попытался повернуться, застонал от боли. — Пап! Пап, он просыпается. — С ним все будет в порядке, — спокойно, равнодушно сказал Лир. И Бриз внутренне сжался. Лир злился. Старался это скрыть от Пушка, но все-таки злился. Голос не слушался, и открыть глаза стоило огромного труда, но Бриз справился, выдавил хрипло: — Г-где… Калем? И от мысли о том, что Лир мог его убить, было… страшно. — Бриз! — Пушок прижался к нему ближе. — Бриз-Бриз-Бриз-Бриз! Ты проснулся! Ты живой! Бриз кое-как протянул руку, погладил его по волосам. Его самого этот жест всегда успокаивал. — Калем жив, — ледяным тоном отозвался Лир. — И это все, что тебе нужно знать. Бриз смотрел на него: у Лира заострились черты, горели в черноте полумаски огоньки глаз, и в уголках губ залегли глубокие тени. Он казался… изможденным, больным. — Пап… — Оставь нас, — резко бросил Лир. — Нам с юным Бризом нужно поговорить. — Не пойду! Не пойду, не пойду, не пойду! — голос у Пушка дрожал, и сам он дрожал тоже. — Если уйду, ты опять будешь обижать маму! Я тебе не дам! Бриз погладил его снова. Рука казалась тяжелой, слабость пронизывала все тело. — Все… хорошо. Лир меня… не тронет. Все будет… хорошо. Пушок прижимался к нему изо всех сил, словно боялся, что Бриз исчезнет. А тот вспоминал, как прижимал его к себе Калем. И хотелось плакать. Глупо и по-детски, и это все равно ничего бы не дало. — Я не хочу уходить, — Пушок замотал головой — Бриз не увидел это, почувствовал — Не хочу, мне страшно. А если я уйду, и больше тебя не увижу? Не хочу бояться, не хочу, чтобы ты пропал! Это нечестно! Бриз прижал его в ответ, как смог, шепнул: — Иди. Я тут. Я никуда не уйду. Он подтолкнул его легко, мягко. Почувствовал, как Пушок колеблется, как садится на кровати. Он все-таки ушел, медленным, шаркающим шагом. Замер у выхода и долго не решался уйти. Но, в конце концов, Бриз с Лиром остались наедине. — Скажи мне только одно, — холодно, зло сказал Лир. — Ты собирался рассказать мне про Карна? Хоть когда-нибудь.