Чат «Два ресторана». (07:34)
superquokka: сейчас будет ахринительно важный вопрос. superquokka: все живы? woog: бля, чел, твои соо разбудили мою больную голову… s.a.n: я сейчас блевану. woog: ТОЛЬКО НЕ НА МЕНЯ, ЕБЛ… critic: Хани! superquokka: о нет, и этот тут… critic: Ты куда исчез??? Я искал тебя всю ночь! Где ты?! superquokka: что? я у себя в номере… а что? critic: … critic: Ты… ничего не помнишь?.. superquokka: а что-то было?.. superquokka: у меня просто пробел между концом игры в бутылочку и моментом, как я встретил хёнджина и сынмина на набережной. critic: А… critic: Ничего не было^^ Меня просто попросили положить тебя у себя, но потом ты куда-то сбежал, и я волновался! superquokka: а, ну понятно. простите, критик, я правда ничего не помню. kim: Ууу, ничего не помнишь, говоришь? ;) superquokka: я подпилю твои рога, если не заткнёшься. kim: Джисон. Давно ты не лаял? superquokka: иногда сынмин меня пугает… boss: Тебя пугает всё, что не еда. boss: Итак. Доброе утро. Вернёмся к первоначальному вопросу. Как вы? chef: Действительно… kim: Мы с Хваном… А где мы?.. superquokka: в нашей комнате. мы ввалились втроём ночью и вырубились. hwang: Доброе утро… Моя голова раскалывается… И, кажется, у меня амнезия… Что было вчера после набережной? kim: Если бы я сам помнил, то обязательно тебе ска kim: … kim: Хван… hwang: Что? hwang: … Почему вы все так на меня смотрите? superquokka: босс, шеф, приходите, это надо видеть. boss123: я даже спрашивать не буду, что произошло на ваших блядках. yeji: вот и правильно, шеф, правильно… лучше быть в блаженном неведении… Чан закрыл чат и просверлил свой телефон подозрительным взглядом, но затем пожал плечами и вернулся к Яну, который был уже полностью готов к выходу. Как обычно, в идеальном дорогом костюме, он даже не был похож на жертву похмелья. — Ну, — хмыкнул Ян, махая телефоном, — давай зайдём к ним, а затем пойдём завтракать. Ну да, ну да, еда всегда важна, но сначала надо бы всё же посмотреть, что учудили работники.***
И действительно, это стоило того, чтобы спуститься на этаж ниже и потащиться в комнату безумной семейки и Хана. Когда молодой босс и его шеф зашли в нужный номер, то тут же застыли на месте, ведь картина, которая предстала перед ними была тем ещё зрелищем. Уён, Сан и Ники ржали, словно кони, Джисон держался за больную голову и морщился, пока все они смотрели на Хёнджина. Кто-то накануне совершил что-то безумное. Не иначе… Сынмин смеялся в голосину громче всех и тыкал пальцем Хёнджину в лицо, пока тот хмурился и не понимал такую реакцию. Он даже было подумал, что ему что-то нарисовали на лице, или он получил синяк во время пьянки, но… Стоило всего лишь доползти до зеркала, чтобы понять, в чём было дело. Глаза Хвана тут же округлились в ужасе, когда он увидел, что его красные (В СМЫСЛЕ КРАСНЫЕ???) волосы были собраны в хвост, а значит, лицо было открыто и могло показать все чудеса, которые парень сотворил с собой ночью. А именно — два кольца на нижней губе, гвоздик на носу и штангу в левой брови. — КАКОГО ХРЕНА?! — только и смог заорать Хёнджин, хватаясь за красные (И ЕЩЁ РАЗ КРАСНЫЕ) волосы и не веря в происходящее. Валяющийся где-то на полу Джисон, чья голова раскалывалась после весёлой ночи, поморщился и бросил: — Это ты проиграл в споре с Сынмином. — Ну ты и лох, Хван, — продолжал смеяться Ким, и Хан сказал: — А ты чё ржёшь? Посмотри, что у тебя на заднице выбито! — Чего? — вскинул брови Сынмин, а затем подскочил к зеркалу и резко стянул с себя штаны. Он развернулся и увидел, что на правой половине было выбито аккуратное: «Трахни меня, Хёнджин» и милое сердечко рядом. — ЧЕГО?! Теперь в голосину орал Хван, сгибаясь по полам и держась за живот. — И кто ещё из нас лох, а? — воскликнул Хёнджин, за что получил оплеуху от Кима, натягивающего штаны обратно. — Вы все — те ещё лохи, — едва сумев отсмеяться, прогоготал Уён. — Как можно было так упиться и сделать… такое?! — Тц, да ладно, вы разве лучше? — фыркнул Сынмин, прикидывая, какой будет ценник у процедуры свода татуировки. — А мы что? Мы посидели в баре, вернулись и легли спать, — пожал плечами Чон. — Это вы потом влетели в номер, облевали всё вокруг и вырубились. — Мы не блевали! — одновременно проговорили Хван, Ким и Хан. — Э-э, — из-за дивана вылезла чья-то рука, похоже, принадлежавшая Феликсу. — Это я блевал… — пролепетал парень, уронив ладошку обратно, а затем послышался храп. — Какие вы все придурки, — закатил Чонин глаза, сложив руки на боках. — Я так и знал, что утро после пьянки будет именно таким! Ладно, — вздохнул он, — быстрее собираетесь, приводите себя в порядок и… — ХАНИ-И! — громоподобный крик, кажется, прозвучал на весь отель. Через секунду в номер стремительно ворвался критик Ли. Джисон, больше всего страдающий от похмелья, тут же простонал, захныкал, попытался спрятаться, но упал на пол и бросил: — Моя голова сейчас лопнет… Бросьте меня в окно, пожалуйста! — Хани! — звонко воскликнул Минхо, усевшись рядом с парнем. — Ты в порядке? — Критик Ли… — едва пролепетал Хан. — Я щас умру… Ли покачал головой и фыркнул: — Я так и знал, что не нужно было оставлять тебя одного! Ты что, алкоголик? Упиваться так! — закудахтал не хуже курицы-наседки он, вытаскивая из кармана таблетки и забирая у решившего помочь Чонина стакан с водой. — Пей! — Оставьте меня здесь. Меня уже не спасти… — продолжал мямлить Джисон. — От похмелья ещё никто не умирал, — цокнул Ли, всё-таки заставляя Хана выпить спасительную таблетку. — Ты серьёзно бухал всю ночь? — А что? — развёл руками Джисон. — Веселье должно было продолжаться! Я вообще не хотел заканчивать игру в бутылочку. Хоть меня бы спросили, прежде чем… — вдруг замолчал он. Его глаза быстро округлились, и парень подскочил, как ошпаренный. — Хани? — удивлённо посмотрел на него Минхо. — Ты чего? — Ничего! — пискнул Хан, схватив с дивана какое-то полотенце. — Пойду в душ! Уён кинул ему вдогонку: — Осторожнее с полотенцем, Джисон. Я в него дрочил! Полотенце полетело почему-то в лицо Сана, и тот, будучи ещё сонным, повалился на сопящего Ники. Послышался вскрик. — Ну что ж, — вздохнул Чонин, осматривая всё это сборище, — жду вас на завтраке… — парень вдруг замолчал и достал вибрирующий телефон. Прежде чем он ответил на звонок, безучастный Чан успел увидеть, что звонил ему некто записанный как «моя головная боль». Ян не стал сразу отвечать, а махнул рукой ребятам и бросил: — Но сначала внимательно соберите сумки, потому что потом мы возвращаемся домой. Все удивлённо посмотрели на молодого босса. А отпуск казался таким бесконечным… Но и правда, пора было возвращаться не только домой, но и в любимые рестораны «La Chance» и «La Corona».***
— Поторапливайтесь! Автобус не будет нас долго ждать! Всё, отпуск заканчивается! Пора на работу! Пора! Ян Чонин, как и всегда, был пунктуален, что ой как «нравилось» его страдающим похмельем работникам. Впрочем, ему было всё равно на их недовольные лица, потому что автобус уже стоял на парковке вместе с водителем, который хмурился и всё показывал на часы на запястье. Вся компания уже давно позавтракала в тишине в том же составе, что был в номере, потому что остальные на завтрак не пришли. Дрыхли без задних ног, вероятно. Зато на улицу всё-таки выползли, поэтому первое, что можно было увидеть, — укутавшихся в кофты девушек и сонных Субина с Ёнджуном. По виду все собирались молчать всю дорогу, но стоило последнему увидеть остальных, он вмиг взбодрился и воскликнул: — Минни-Сынмини, эй, я буду скучать! — налетел на Кима Ёнджун, а затем вздрогнул, уставившись на Хёнджина. — Нифига себе, Хван, ты… — Не спрашивай, — прошипел сквозь зубы Хёнджин, показательно отвернувшись и накинув на голову капюшон толстовки. — Да ладно тебе, Хван, чего ты драматизируешь? Ёнджун, скажи же, что ему идёт, — не смог сдержать смешка Ким, но затем вздохнул. — Хотя не буду шутить, будучи с тату на заднице. Об этом тоже не спрашивай, Ёнджун. И, кстати, ты снова лезешь ко мне. — Это просто дружеский жест! У меня парень вообще-то появился, — хихикнул Ёнджун, кивнув на краснеющего и мнущегося на месте Субина. — Чего-о? — Уён тут же решил, что это достойно его внимания, поэтому быстро вмешался в разговор. — Так вы же разосрались в пух и прах! — Уён-а, тебе пора укоротить свой любопытный нос, — широко зевнула Йеджи, стоя в обнимку с Чеён. — Я не собираюсь обсуждать свою личную жизнь при всех… — твёрдо сказал Субин, скрестив руки на груди, но Ёнджун прервал его громким: — Да он вообще-то тот ещё зверь! Я думал, мне придётся руководить процессом, но Субин взял себя в руки и та-а-ак вчера меня затра… — Ёнджун-а! — бедный Чхве так взвизгнул, что все перепугались, как бы он после этого не лишился голоса. — Я тебе репутацию спасаю, дурачок, — послал воздушный поцелуй парню Ёнджун-младший и, схватив Сынмина за руку, потащил его в сторону. — Пойдём, Минни-Сынмини, мне нужно тебе кое-что сказать! Ким пожал плечами и позволил утащить себя подальше от остальных. Как только внимательные уши были достаточно далеко, чтобы их не услышать, Сынмин повернулся к другу и сказал: — Вижу, у вас за ночь всё… образовалось. — О да, — кивнул Чхве, поглядывая на красного Субина, которого окружила семейка Сан-Уён-Ники. — Я не думал, что у нас и правда что-то получится ночью, но, видимо, Субина и самого всё это достало. Оказалось, ты был прав. Ну почти… После того, как год назад Субин отшил меня, он действительно был в ужасе, ведь считал меня другом, но затем понял, что тоже меня любит. Проблема была только в том, что он не считал себя достойным такого замечательного меня! — Типа потому, что он слишком зажатый перфекционист, который не соответствует твоей яркой натуре? — предположил Сынмин. — Ага. В общем, спасибо тебе большое за то, что сказал мне тогда те слова. Если бы не ты, вероятно, это всё не закончилось бы так хорошо. Теперь я могу быть спокоен. — Всё это было очевидно изначально. Даже то, что ты ко мне «клеился», — показал кавычки в воздухе Ким, и Ёнджун рассмеялся. — У меня изначально не было шансов, верно? — хитро сощурился Чхве. — Ты говоришь, что я был очевиден, но ты! — А я-то что? — не понял Сынмин. — Я о вас с Хваном. — Мы бывшие, если ты не забыл. Мы вечно спорим, — пожал плечами Ким. — И тем не менее… — усмехнулся Ёнджун-младший. — Ты не замечал этого, но каждый раз говорил о нём, когда мы были вдвоём. А Хёнджин в этом хорош! А Хвана я в этом переспорил! Весь отпуск только о нём! — передразнил парня он и снова рассмеялся. — Это не… — почему-то смутился Сынмин, но не успел придумать должного оправдания, потому что к ним подошёл Субин. — Ёнджун-а, а ты не хочешь кое-что рассказать всем, — вдруг сказал тот. Ёнджун побледнел. — Э-э… — протянул Чхве-старший. — А что Ёнджун сделал? — сощурил взгляд Ким, но снова не успел ничего сказать. — Ребята, хватит болтать, а? Нам пора! — крикнул им Чонин, отдавая Чану сумки, чтобы тот помог водителю загрузить их в багажник. — Медленно, слишком медленно собираемся! — начал махать руками он. — Понимаю, мы будем по всем скучать и всё такое, но мы в одном городе живём! — Действительно! — возмущался и Хан Джисон. — Я уже жуть как домой хочу! — Хани, если хочешь, можешь поехать со мной. Ради тебя готов немного изменить свой курс и подбросить до города, — хихикнул он, опираясь о капот потрясающего матово-чёрного кабриолета, непонятно когда успевшего появиться. Хан, который только заметил присутствие Минхо, сощурился и спросил: — Критик, а Вы… не с нами? — Нет, мне нужно покритиковать один ресторан, — мрачно прогоготал Ли. — Мой бывший решил открыть новое заведение и позвал меня, так что я еду в командировку. Думаю, ему конец. — Вы едете к тому самому бывшему? — совсем не понял Джисон. — Ну если ревнуешь, Хани, можешь присоединиться к поездке, — хитро сощурился Ли. — Там будут наши общие друзья, так что сможешь с ними познакомиться и ещё какое-то время позагорать на пляже. — Да ни за что! — взвизгнул Хан и уже хотел быстро скрыться в автобусе, но затем вдруг заставил себя остановиться и подойти к Минхо. — Что, передумал? — удивился тот. — Нет, — покачал головой Джисон, неожиданно густо покраснел и, опустив голову, понизил тон, чтобы их не услышали. — Я хотел… кое-что сказать. — Слушаю, — напрягся Ли. — Я хотел сказать спасибо, — выдохнул Хан, кутаясь в ветровку, которая, кстати, принадлежала Минхо. — За что? — не понял критик. — За то, что, ну… Я вообще-то помню, что было вчера вечером, — честно признался Джисон, заставив Ли побелеть. Он быстро уверил его: — Всё в порядке. На самом деле, я схожу с ума, когда пьян, и я скорее бы изнасиловал Вас, чем отпустил тогда, — а этими словами парень заставил Минхо ещё и поперхнуться воздухом. — Чонин не врал Вам насчёт меня. Но я типа ценю то, что Вы не стали пользоваться положением. Спасибо. — Я бы никогда не стал, — неловко почесал затылок критик. — То есть… ты не злишься на меня? — Нет, не злюсь, — покачал головой Хан, наконец поднимая взгляд. — Учитывая, что Вы ещё и не сказали мне об этом, чтобы не смущать, то это даже благородно. Короче, всё нормально. — Хорошо, значит, я могу не волноваться, — улыбнулся Минхо, открывая дверцу кабриолета. — Точно не хочешь поехать со мной? — Ещё чего! — вернулся Джисон к своему обычному состоянию всегда отшивающего критика парня. — Но на обещанное свидание схожу… — пробормотал он тихо и, прежде чем Ли успел что-либо сказать, убежал в автобус. Критик не смог сдержать улыбки. Он махнул Яну: — Удачной поездки, — сел в тачку и с рёвом уехал. Чонин фыркнул. — Джисон хотел побыстрее уехать, а сам всех задержал, — он повернулся к Чану и недовольно скуксился. — Ну и подчинённые у меня! — Ничего, Чонин, к этому можно привыкнуть, — пожал плечами Бан и спросил: — Уджин и Наён ведь остаются, да? — Они же не с нами приехали. У них отпуск продолжается, — ответил Ян как-то даже устало. — Это нам нужно работать в цирке… — А я верю, что мы вернёмся в наш ресторан, и всё будет замеча… — Э-э, вообще-то, возможно, нет… — прокашлялся Ёнджун-младший рядом, оглянувшись на Субина, который вскинул кулачки мол — я держу их за тебя, ты молодец, раз решил признаться. — Короче говоря, я кое-что сделал. Ян почти взвыл, осознавая, что ничего хорошего это не означало. — Что?.. — выдохнул он обречённо. — Я вчера перепил, жутко разозлился из-за всей ситуации и… слил скрины нашего чата в сеть. Я ещё ночью удалил пост! — попытался оправдаться Ёнджун. — Но, вероятно, фото уже разлетелись… — Чего?! — выглянул из автобуса Уён. — Бля-я, — шлёпнул себя по лбу высунувшийся следом Сан. Ники прожужжал: — Ёбанный стыд, — за что получил подзатыльник с обеих сторон. И даже Квон Ёнджун, который в этот момент всё-таки присоединился к ним, выдал многозначительное: — Пиздец… Появился он внезапно и тут же помрачнел, услышав данную информацию. — Что ж, — вздохнул Чонин глубоко, кинув взгляд на мужчину. — Давайте сначала доедем до города, а там уже будем решать, что с этим делать. И правда, так домой хочется, что думать об этом я пока не собираюсь… — Да уж, это, кажется, теперь и моя проблема… — покачал головой Ёнджун-старший, а затем вдруг обратился к молодому боссу: — Чонин, можно тебя на минутку? Ян удивлённо посмотрел на мужчину, который легко ему улыбался, а затем кивнул. Мистера Квона они не видели со вчерашнего вечера, потому что он не хотел участвовать в их небольшой вечеринке, но сейчас, казалось, он выглядел не лучше них. Видимо, мужчина пропустил по стаканчику виски у себя в номере. Хотя даже при своём усталом взгляде он выглядел как и обычно — презентабельно. Дорогой костюм и идеальная причёска делала его солидным мужчиной. Чонин ожидал увидеть на его лице присущую ему строгость, но Ёнджун-старший улыбался мягкой и спокойной улыбкой. Взгляд его потеплел, и мистер Квон превратился в доброго дядюшку, которого Ян когда-то знал. Молодой босс «La Chance» действительно был удивлён таким поворотом событий. Или не очень. Ладно, он врал, потому что всё давно понял. Ян Чонин вообще-то был очень умным парнем. Он кивнул мужчине, и они вместе ушли в живописный сад, который обрывался на склоне. А дальше — бескрайнее море. Красивые виды захватывали дух, и Чонин на несколько секунд даже потерялся, пока Ёнджун-старший, тоже наблюдавший за волнами, не сказал: — Знаешь, Чонин, мне нужно тебе кое-что сказать… — Я догадался, — прервал мужчину Ян и, усмехнувшись, посмотрел на него. — Сначала я действительно ничего не понимал, злился на Вашу грубость и оскорбления, но… Знаете, это никак не складывалось с тем, что я помнил о добром дядюшке Ёнджуне и его дружбе с моим отцом. Так что да, я знаю, что всё это было подстроено папой. Я же не ошибся? Квон сначала удивился такому повороту событий, но затем покачал головой и вновь улыбнулся. — Ты даже слишком умный, Чонин, — он сел на скамейку и пригласил парня сесть рядом. — Я и не сомневался, что ты раскроешь замысел своего отца. Он убеждал меня, что ты ничего не поймёшь. Мы даже поспорили. Хванун обещал стрясти с меня деньги за проигрыш в следующей жизни, но, получается, искать его придётся мне. — Если Вы потребуете с него деньги в следующей жизни, и папа всё вспомнит, он сделает вид, что не знает Вас. Или что он беден. В этом весь папа, — хохотнул Ян, наблюдая за выражением лица мистера Квона, который, казалось, медленно погружался в свои воспоминания. — Дурак он бесчестный, — фыркнул Ёнджун-старший. — Так вы никогда не ссорились с ним, да? — спросил Чонин. — Папа не рассказывал мне, как вы познакомились. Мистер Квон, расскажите мне, пожалуйста. Почему-то мне кажется, что это важно. Мужчина вновь устремил взгляд на море и задумался. — Ты прав, Чонин, мы с твоим отцом были и оставались лучшими друзьями до самого конца. Это то, что сделало наши жизни такими весёлыми, — на его лице появилась грустная улыбка. — Когда-то я не был так стар… Да, когда-то и он был молодым. Когда-то давно, когда цвели нежные цветы вишни и отпечатывались в памяти счастливые воспоминания. До тех прекрасных времён Ёнджун и подумать не мог, что будет улыбаться искренней улыбкой, а не той сдержанной, какой учили его родители. Детство у него не было таким солнечным и счастливым, каким должно быть у каждого светлого человечка, пришедшего в этот мир без целей и планов. Когда Ёнджун только родился, его семья уже расписала ему жизнь за него. Отец и мать — владельцы ресторана с двумя звёздами Мишлен и шеф-повара — не желали и не хотели, а собирались сделать из своего сына знаменитого повара в уже не пойми каком поколении. Им думалось, что Ёнджун — глина, из которой они вылепят гения, и даже не хотели представлять, что у него могли быть свои мечты. Когда он подрос, может, у него и была какая-то мечта вроде тех, о чём грезили мальчишки его возраста, но ребёнок о ней быстро забыл, чтобы не отвлекаться от главного — обучения тонкостям кулинарии. Ёнджун и его родившаяся через два года после него сестра буквально росли на кухне. Им не позволялось гулять с одноклассниками в свободное время, ходить в кружки и даже задерживаться после уроков. Дети сразу попадали на кухню ресторана и, обжигаясь, получая порезы и осуждение родителей, если ничего не получалось, учились быть лучшими поварами. Ёнджун мог бы возненавидеть свою семью и их цели, но он не ненавидел их. Выросший в строгости, он упорно двигался к цели — стать поваром. Поваром, который ненавидит готовить. Убить любовь к делу жизни, чтобы вылепить гения, — вот, что делали его родители. Как иронично, думалось Квону. Он знал, что это в итоге сделает его одиноким, но не собирался решать проблему. Если в младшей и средней школах это ещё не чувствовалось так остро, то в старших классах — очень даже. Ёнджуна всегда старались окружать люди, потому что он был красив на бледное лицо, высок и элегантен во всех своих проявлениях. Он всегда трепал свои чёрные волосы, когда задумывался, и щурил чёрные глубокие глаза, что приводило всех людей в восторг, будто они видели ожившую фотографию из глянцевого журнала. Но при всей своей наружной привлекательности у Квона не было друзей. Стоило хоть кому-то попытаться узнать его получше, смельчак очень скоро бежал прочь. Ёнджун был слишком серьёзным, грубым и холодным человеком, у которого и морда кирпичом, и взгляд пренебрежительно-устрашающий. Правильно, родители именно так его и воспитали — все, кто не может стоять с тобой на одной ступени, не достойны твоего внимания. Ёнджун же начал считать, что друзья ему и вовсе нужны не были. Ему и так было нормально в своём гениальном одиночестве. Кухня, родители и сестра — всё, что должно было присутствовать в его жизни. Конечно же, Ёнджун обманывал самого себя, хотя не понимал этого очень долго — до того момента, пока не поступил в лучшую в стране кулинарную академию. Именно на первом курсе серость его жизни разбилась, потому что Квон встретил его — кудрявого худощавого блондина, такого улыбчивого, что находиться с ним, порой, можно было только в солнечных очках. Может, потому что Ян Хванун и сам был небольшим солнцем, бродящим по земле и освещающим всё вокруг. Ёнджун и не думал, что заинтересует кого-то в академии, ведь с самого первого дня дал всем понять, что ни с кем ничего общего иметь не хочет. Снова пренебрежительные взгляды на всех, снова высокомерие и грубые слова. Все преподаватели считали Квона идеальным студентом, из-за чего многим он резко переставал нравиться, и парень искренне верил, что жизнь в академии пройдёт тихо, но… В одно утро к нему подошло кудрявое недоразумение в подтяжках и предложило дружить. Хвануном назвалось. Нет, ну только вдумайтесь! Ему — самому Квон Ёнджуну! Дружить предложил… Ёнджун лишь фыркнул и отмахнулся мол — гуляй дальше. Но Хванун оказался напористым, везде следовал за парнем и продолжал предлагать дружбу. Сначала Квон страшно бесился из-за липнущего к нему Хвануна, потому что ну почему он вообще пристал? Этот парень был общительным, весёлым и активным, и его, казалось, все любили. Он был совсем не таким, как Ёнджун. Тот источал ауру ненависти ко всему живому и неживому, вечно хмурился и брюзжал, точно старик. Они — две параллели, которые не должны были никогда пересечься. Хванун считал иначе и сдаваться не собирался, сколько бы Квон от него не бегал. — Я собираюсь стать твоим лучшим другом! — как-то неожиданно заявил этот наглец, всё-таки подкараулив Ёнджуна после занятий и обрушившись на него одной большой неизбежностью. — Я ведь говорил. В друзьях не нуждаюсь, — лишь в очередной раз фыркнул Ёнджун. — Почему нет? — проследовал за парнем Хванун, когда тот снова попытался сбежать. — Хватит быть таким мрачным. Будешь так много хмуриться — пипирка отвалится! — Чег… Бесишь! — ускорил шаг Квон, лишь бы убежать от этого странного Яна и его странной улыбки, от которой на щеках парня аж ямочки появлялись. — Отвали от меня уже! — Да ладно тебе, я ведь хороший друг! Тебе понравится со мной дружить. Всем нужны друзья. — Мне не нужны. Я устал повторять это! — Ты не знаешь, от чего отказываешься! Я умею разрезать огурцы самурайским мечом и вязать чехлы для членов на зиму, так что… — Спаси, блять, и сохрани от этого придурка, ёбанный стыд… — только и выдал тогда Ёнджун. В общем, начало их дружбы нельзя было назвать идеальным. Но… чем больше проходило времени — тем глубже входил в жизнь Квона светлый и милый Хванун. Несмотря на грубости Ёнджуна и его попытки задеть, он не отступил и продолжил повсюду следовать за ним. И Квон даже не заметил, как стал обедать вместе с Хвануном и от скуки обсуждать учёбу, интересоваться его делами и покупать ему сладкие булочки, которые парень так любил. Конечно, Ёнджун всегда делал это с видом ужасно скучающим, будто просто делал одолжение. Но что-то внутри него заметно менялось. У него сердце всегда было покрыто толстой коркой льда, и никто не мог пробить его. Хванун пытался. Просто Ян знал, что сидеть днями в одиночестве — это трудно. На самом деле, они много разговаривали и оказалось даже, что у них много общего. Парни учились в разных группах, поэтому Ёнджун ничего не знал о том, как Хванун вообще поступил в академию. Ян рассказал ему, что сделал это собственными усилиями, сдав все экзамены, а семья у него бедная. Он научился готовить, потому что больше в семье было некому — отец и мать постоянно работали. Квону от этого рассказа стало ужасно плохо, потому что он осознал — такие ребята, как Хванун, имеют талант, а Ёнджун всего лишь сын успешных родителей, которые всему его обучили. Квон никогда не добивался чего-то сам. Да и семья Яна любила его и во всём поддерживала. Совсем не то что у него. С того момента Ёнджун ещё больше возненавидел готовку и ресторан своей семьи, ставший для него всего лишь тюрьмой. Квон думал, что будет испытывать эту ненависть всю оставшуюся жизнь. Но… — Попробуй, — не переставая ни на минуту улыбаться тёплой улыбкой, как-то запихнул в рот Квона ложку Хванун. Но Хванун, который оказался очень талантливым поваром — талантливее, чем сам Квон, — как-то приготовил ему обед, и тогда Ёнджун осознал кое-что ещё — кулинария не просто оковы, которыми его сковали, кулинария — это искусство. Так Ян зародил в нем небольшой росток любви к готовке. Ёнджун не завидовал его умениям. Вообще ни разу. Наоборот — его вдохновляли стремления парня, хоть он и понимал, что следовать им не смеет. — Ёнджун-а, у тебя есть мечта? — как-то спросил Хванун, поедая мороженое в жаркий весенний день на траве позади академии. — Нет, — честно признался Квон, рассматривая чужие руки, на которые капало розовое мороженое. — А у меня есть, — признался Ян. — Я мечтаю открыть такой ресторан, какого ещё нет! Он станет местом, в котором каждый сможет получить свой шанс. И у него будет три звезды Мишлен! — Ты слишком много мечтаешь, — достал тогда салфетки хмурый Ёнджун, оттирая чужие ладони и наблюдая, как парень за раз пытается проглотить рожок. — Ты хоть понимаешь, насколько это сложно? — Ну ты же мне поможешь, правда? — подмигнул парню Хванун и толкнул плечом. — Я уверен, что мы с тобой со всем справимся. — Я буду управлять родительским рестораном, как и моя сестра, — пожал плечами Квон. — Но ты же этого не хочешь, — вздохнул Ян. — Я этого не говорил. — Это и так видно. Ёнджун лишь простонал что-то нечленораздельное. И всё-таки этот парень был очень проницательным. Видел его насквозь. — Какая разница, Хванун. У меня нет выбора… — Не облегчай себе жизнь. Ты можешь выбрать другой путь, но он просто будет… сложнее! — Ян протянул ему ладонь. — Выбери меня, и мы с тобой справимся со всем! Вместе… Мы же друзья. — Мы не друзья, — шикнул Ёнджун. Тем не менее, они стукнулись рёбрами кулаков, как делали это часто. Это стало их особым жестом, выражавшим поддержку друг другу. Когда-то ненавистные мелочи дружбы стали для Квона чем-то привычным. — Да, потому что мы не просто друзья, а самые лучшие друзья на све!.. Заткнуть тогда парня было можно, только крепко прижав ладонь к его рту. И всё же… как Ёнджун мог не пойти за ним? За этим улыбчивым кудрявым парнем, которого он полюбил всем сердцем. Сколько бы Ёнджун не пытался себе переубедить, но Хванун засел в его сердце и стал для него прекрасной первой любовью. Квон никогда не думал об отношениях и о своих собственных чувствах. Тем более — к парню. Как жаль, что родились и росли они в то время, когда к такой любви относились странно — совсем не так, как в будущем, когда всем уже было всё равно. Ёнджун не знал, как относиться к этому, не знал, что это вообще значило. Треск-треск. Единственное, что он понимал, — кусочки льда с треском отходили от его сердца. Мягкая улыбка Хвануна, его тёплый взгляд, его всегда ободряющие слова. Его страсть к кулинарии, его талант и стремления. Его лень, когда дело касалось неинтересных ему предметов, его зевки и способность засыпать в любой позе и в любом месте. Его желание бороться за его — Ёнджуна — жизнь и мечты. Да, всё это так полюбил Квон — настолько, что желал запечатлеть в своих воспоминаниях до того, как всё разобьётся. Ему очень хотелось признаться, но он так и не решился. Вместо этого Ёнджун решил наслаждаться временем, которое ещё мог провести со своим лучшим другом. Ему нравилось ждать окончания скучных пар, бежать в столовую, чтобы обсудить с Хвануном новые рецепты, нравилось ловить его удивлённые возгласы и спорить насчёт некоторых ингредиентов. Ему нравилось, что Ян иногда фыркал и начинал говорить с ним о фильмах, музыке и книгах — отвлекал от того, к чему Квон так привык. Для Ёнджуна долгое время не существовало ничего, кроме кулинарии, но Хванун учил его жизни. Показывал ему тот мир, о котором он не знал. Иногда они сбегали из академии просто для того, чтобы посмотреть премьеру фильма или просто поваляться на траве с книжками. Иногда Квон не приходил в родительский ресторан на выходных, как обязан был, и вместо этого гулял с другом. Отец и мать страшно ругались, но он как-то отбрехался, что это мешает его учёбе, и они отстали. Поэтому выходные стали для друзей временем, когда они могли делать всё, что захочется. И однажды сердце Ёнджуна окончательно оттаяло, что Ян не заметить не мог. — Ого, — как-то удивлённо пробормотал он, когда они попали под дождь и были вынуждены прятаться под белыми ветвями вишни. Все счастливые воспоминания расцветали почему-то весной — когда дожди играли на струнах луж, когда тёплый воздух становился душным, когда солнце грело и пряталось за мягкими облаками на чистом-чистом голубом небе и когда всё было зелёно-белым — красивым. Ёнджун, чёрная макушка которого была усыпана белыми лепестками, недоумённо посмотрел на друга и спросил: — Что? — Ты улыбаешься, — ответил Хванун. — Искренне. Квон в этот момент уронил банку содовой, и она расплескалась около его ног. — Неправда, — тут же нахмурился он и обнял себя руками. — Мне просто настолько холодно, что мышцы лица сами собой так… Я же весь промок. Эй, не смотри на меня так, дурак! Ян звонко — звонче, чем дождь играл на лепестках вишни, — рассмеялся, положил свою банку на землю и, подняв свою футболку, перекинул её через голову парня так, что они оказались под одной одёжкой. Ёнджун бы пожурил его за такой поступок, если бы его сердце не билось тогда так сильно. Если бы их кто-то заметил, какая была бы реакция? Хванун сказал бы, что все лучшие друзья так делают. Этот парень был слишком тактильным, и Квон ничего не мог с этим поделать. Он даже смирился с его объятиями, с его привычкой засыпать на его коленях в перерывах между парами, когда они садились на траву позади академии, с его постоянными прикосновениями. Единственный раз, когда Ёнджуну серьёзно хотелось втащить Яну, — когда тот в какой-то из вечеров бухой полез к нему целоваться, думая, что это смешно. Чувства Квона это не задевало. Он всё ещё был грубияном, который отвечал резко и необдуманно, но Хванун никогда не обижался. Так почему Ёнджун должен был обижаться на него? И всё же, в тот день в тесноте и теплоте было так плохо. Хванун улыбался ему, а он думал лишь о том, что его губы, наверное, на вкус, как содовая. Лепестки вишни укрывали их белым одеялом. Их жизнь в академии продолжала быть полной приключений, смеха и радости. На удивление, у Хвануна не было друзей, кроме него, несмотря даже на то, что всем парень нравился. Всех вокруг удивляла их дружба, включая Ёнджуна. Но Ян как-то сказал, что ему нравится, что друг у него один. Квон не мог его понять. Он думал, что не заслужил забирать всё внимание такого замечательного человека, но не мог в этом признаться, потому что искренне радовался, что был кому-то дорог. Тем более — человеку, которого он так полюбил. Любовь Ёнджуна, заставляющая его не спать ночами, вспоминая ямочки щёк, появляющиеся при каждой улыбке, теплоту кожи и мягкий ласковый голос любимого, поражала каждую клеточку его тела. Квон не давал своим чувствам затмить разум и стать чем-то главным в его дружбе с Хвануном, но иногда… иногда он позволял себе вспоминать о том, что влюблён, и тогда его сердце трещало, просило ласки. Но Ёнджун решил, что сохранит свои чувства искренними и ничем не запятнанными. Он продолжал идти по студенческой жизни вместе с Яном, в которой они переживали и счастливые моменты, и моменты горя, но продлиться долго она не могла, и через четыре года основного курса и два дополнительных парни выпустились — выпорхнули во взрослую жизнь, точно птички из гнезда. Ёнджун оказался в растерянности, не зная, что ему делать дальше. Оба друга закончили с отличием, обозначенные в истории академии как два гения, и им были открыты все дороги в мире кулинарии. Но Квон знал, что ему придётся идти работать в личную тюрьму — родительский ресторан. Ему было страшно до сбившегося дыхания и паники, но Хванун тогда заявил: — Помнишь, я говорил, что отец оставил мне наследство? Я уже купил здание, где собираюсь открыть свой ресторан. Ёнджун-а, помнишь, о чём мы говорили? — Родители меня не пустят, — напомнил ему Ёнджун. — Они лишат меня всего, а если узнают, что я ушёл в твой ресторан, уничтожат его. Моя семья очень влиятельна в этой сфере. — Значит, будешь скрывать свою причастность к моему бизнесу! — как всегда, Хванун — тот ещё оптимист. — Ну давай! Давай рискнём! Чего стоит-то? — Тебе лучше делать это без меня. Я утащу тебя на дно, — фыркнул Квон. — Друзей не бросают, — Ян ударился тогда с ним кулачками, а затем толкнул его с такой силой, что он свалился с дивана. И, кажется, тогда Ёнджун ударился головой, потому что тем же вечером заявил родителям, что не собирается работать в их ресторане. Был большой скандал, в результате которого Квона выкинули из дома и оставили без средств к существованию. Но Хванун принял его в свою маленькую квартирку со смехом. Сказал, что в тесноте да не в обиде. А потом он привёл его в «здание» для ресторана, и Ёнджун готовился его удушить, потому что это хлипкое нечто было ужасно. Но Квон, будучи тем, кто вырос на кухне ресторана с двумя звёздами Мишлен, прекрасно знал, как сделать всё правильно, и они с Яном начали дело. Хванун предлагал ему стать совладельцем ресторана, но Ёнджун отказался — сказал, что хочет быть тем, кто поможет ему добиться мечты, а не тем, кто осуществит свою. Просто он не признавался, что его мечта — видеть парня счастливым. — Я назову ресторан «La Chance», — махнув рукой на место, где должна быть вывеска, проговорил тогда Хванун. — Как тебе? — Нет, это отвратное название. Ты же открываешь ресторан со смешанной кулинарией, — решился спорить Ёнджун. — И что? — И то! — А ты бы как назвал? — Херня подзаборная, — фыркнул Квон. — Это здание иначе не назовёшь. — Я уверен, ты бы назвал свой ресторан «La Corona», — посмеялся Ян. — Тебе подходит. Вообще-то… «La Chance» в смысле «Шанс». Помнишь, я хотел создать такое место, где каждый может получить свой шанс? — Херня подзаборная звучит лучше… Ты слишком много выдумываешь, — толкнул парня Ёнджун, и тот театрально шлёпнулся на задницу. — Снова обижаешь меня! Ладно, Квон смирился. «La Chance» — так «La Chance»! Дни начали нестись. За весной следовало лето. За летом — осень. За осенью — зима. А затем снова тёплая весна с её белыми лепестками. Года сменяли друг друга. Ресторан «La Chance», который сначала был всего лишь забегаловкой, быстро стал популярным местом благодаря шеф-повару и су-шефу, которые готовили лучшие блюда в городе, и через некоторое время они переехали в строящееся большое здание. В то время им было чуть больше тридцати, и жизнь в ресторане была весёлой. Основной состав поваров не давал заскучать, потому что Хванун, казалось, отбирал только самых отбитых и странных ребят. Например, напарники-близнецы, которые каждый понедельник устраивали Ёнджуну подлянки, потому что считали его слишком серьёзным, помощник шеф-повара — высокая мускулистая девушка, которая швырялась работниками, когда те откровенно филонили, официант, носящий с собой пистолет и иногда тычущий им в посетителей. В общем, заскучать они не давали. Каждый день — новые приключения. Квону очень нравилось наблюдать за тем, как «La Chance» расцветал, а особенно — за тем, как расцветал Хванун. Его мечта исполнялась, и он не мог не радоваться. Они всё ещё были лучшими друзьями, хотя прошло уже больше десяти лет. Они всё ещё встречались на выходных, заваливаясь то к одному, то к другому, чтобы просто посмотреть какой-нибудь скучный фильм (кстати, к ним часто присоединялись их коллеги, устраивая самое настоящее шоу, в котором участвовали все, кроме Квона). Ёнджун всё ещё любил Яна самой светлой и непорочной любовью. Он делал всё, чтобы друг был самым счастливым человеком. И так они становились всё старше и старше. Квон следовал за своим лучшим другом всё это время. Даже тогда, когда… — Ёнджун-а, я женюсь! Разве могли быть более разбивающие сердце слова? Хванун сообщил это внезапно — сразу после возвращения из отпуска, в котором встретил свою будущую жену. Эта девушка, впрочем, Квону не понравилась, что он не преминул сообщить другу: — Вы с ней разведётесь, я уверен, она мне не нравится. Лучше брось её, а? Сказал Ёнджун это честно, не смешивая с правдой горечь и свои чувства к Яну, которые не угасали с годами. Квон не имел права мешать личной жизни друга. Тем более, что и он пытался наладить свою. Но эта стерва ему и правда не нравилась. — Я не хочу её бросать, — надулся тогда Хванун. — Разве ты бросил ту твою злыдню, когда я сказал, что она мне не нравится? — Вообще-то да, — нахмурился Ёнджун. — Потому что она правда была злыдней, и ты открыл мне на это глаза. — Ой, да ну тебя, — беззлобно бросил Ян. Квону пришлось смириться даже с выбором друга, который был так счастлив наконец-то создать семью. Это тоже было его мечтой. Он очень хотел домик в спокойном районе, любящую жену и детей. Ёнджун больше ничего не говорил про эту стерву и даже стал свидетелем жениха на свадьбе. Квон, честно, не знал, насколько хорошая у них семейная жизнь, потому что вмешиваться не хотел. Особенно тогда, когда у Хвануна родился сын, которого он так любил — больше, чем кого-либо на свете. И когда у самого Ёнджуна родился племянник. У Квона в личной жизни всё было мрачно и плохо, так что семья у него так и не появилась. Наверное, потому, что он всё ещё боялся, что его искренние чувства к другу разобьются. Но любимый племянник закрывал эту дыру в его жизни. Да и сын Хвануна был таким прелестным малышом, который всегда к нему тянулся, так что Ёнджуну не на что было жаловаться. Жизнь снова стала идти своим чередом, и, казалось, так будет целую вечность. Но всё меняется. И «La Chance» тоже. Основной состав работников в какой-то момент распался. Официант с пистолетом и один из близнецов поженились, до этого долго трепля всем нервы своим романом. Ёнджун боялся реакции Хвануна, ведь не знал, как тот может отнестись к любви двух парней, о чём никогда не спрашивал, но тот лишь рассмеялся и так обрадовался, что оплатил им свадьбу в ресторане и даже медовый месяц. Все были за них рады, и только Квон бросил им искреннее: «Пиздуйте в медовый месяц, дебилы…». Через месяц они уволились, чтобы уехать в горы пасти… барашек. Безумцы же, ну. Ещё через месяц помощник шефа забеременела и тоже уволилась строить свою личную жизнь. Второй близнец проработал ещё год, но тоже пошёл по своему собственному пути. А ресторан продолжал жить, переживая взлёты и падения. Получая одну звезду Мишлен за другой. Потом Ёнджун узнал, что ресторан его родителей закрылся, и те после стольких лет тишины наконец-то решили с ним связаться. Квон жутко злился на них, но всё равно решил наладить отношения, ведь, казалось, они осознали свои ошибки. Да и, будучи уже взрослым мужчиной, он забыл, что ненавидел готовку. Теперь это было его страстью, так что винить отца и мать уже не было смысла. Хванун говорил, что людям нужно давать шанс. Ёнджун даже попросил родителей повлиять на сестру, которая лепила из сына гения так же, как лепили когда-то из него, но ничего не получилось. Не получившая должной любви сестрица верила, что Хёнджин — её сын — должен стать таким же знаменитым поваром. Ёнджун никак не мог этому помешать. Когда же Хванун решил сделать из своего сына повара, но понял, что дело это будет не из лёгких, именно Квон попросил оставить его в покое, чтобы он не стал таким же, как он сам когда-то. Ведь Чонин вряд ли встретит второго Хвануна, который сможет вылечить его сердце. Ян согласился с ним. Тем более, что ему было не до этого. Отношения с его женой ухудшались с каждым годом. Эта женщина крутила им, как хотела, тратила много денег и постоянно летала на курорты, особо и не думая о семье. Мечта о уютном гнёздышке была разрушена, и в конечном итоге, как Ёнджун и говорил, они развелись. Квон остался поддерживать Хвануна до конца. Время продолжало незаметно ускользать, а они — медленно начали стареть. Чёрные волосы Квона стали седеть, тогда как у глаз появляться морщины. Кудри Яна начали отпадать, а тело — расти в ширине. Любовь к булочкам привела Хвануна к тому, что он растолстел. Ёнджун ругался на то, как тот относился к своему телу и здоровью, но продолжал таскать ему сладости из его любимой пекарни. Квон решил раз и навсегда — он будет следовать за Хвануном до самого конца. До самого конца, который всё-таки наступил. Всякая история находит свой конец. О неизлечимой болезни Хвануна они узнали давно, но не подозревали, что борьба окажется бесполезной. Ёнджун не знал, как унять свою боль и горе, прятал её за маской обыкновенного беспокойства, но от Яна ничего нельзя было укрыть. — Поплачь, когда меня не станет, Ёнджун-а, хорошо? Уверен, что если будешь сдерживаться, то тебе станет плохо, — сидя на больничной койке и очищая мандарин от кожуры, проговорил Хванун. — Только потом улыбайся, а то я правда не хочу, чтобы ты грустил. — Заткнись, — отмахнулся от слов друга Квон, поправляя больничный халат и раскладывая на тумбе фрукты. — Я сам решу, что мне делать. И ты ещё не… — Неизбежное произойдёт, хоть ты тресни, — лишь пожал плечами Ян. — По крайней мере, я знаю, что прожил отличную жизнь. Ёнджун посмотрел на него нечитаемым взглядом и поймал его улыбку. Только она была уже не такой яркой, как обычно. Улыбка стала изнеможённой, усталой, но всё ещё родной. Квон знал, что его лучший друг уже со всем смирился и просто желал, чтобы никто не тратил время на лишние слёзы. Пока есть время, нужно быть рядом. Квон тяжко вздохнул, уселся на край койки и сказал: — Не волнуйся за ресторан. Я сделаю всё, чтобы «La Chance» остался таким же знаменитым. Обещаю… — Ты слишком серьёзный, Ёнджун-а, как и всегда, — рассмеялся Хванун и с улыбкой произнёс: — На самом деле… я хочу, чтобы ты ушёл из «La Chance». — Почему? — почти даже возмутился Квон. — Ты стал частью моего ресторана потому, что не знал, куда тебе деться, а ресторан твоей семьи стал бы для тебя клеткой. Ты так боялся идти по новому пути. Но скоро ничего не будет тебя удерживать в «La Chance», так что вспомни, что ты всё же любишь готовить, и открой собственный ресторан, — тихо объяснился Ян. — Но «La Chance» — дело твоей жизни! — попытался поспорить Ёнджун. — Ты уверен, что Чонин справится? Хванун пожал плечами. — Моему сыну нужно… многое понять в этой жизни. Он так похож на свою мать… Не в плохом смысле! Я думаю, он намного добрее её, но хватка и бизнес-подход у него определённо от матери, — сказал он, глядя в окно. — Мой ресторан — место, где люди находят себя. Помоги Чонину своим способом. Открой свой ресторан и вызови его на дуэль. Думаю, это заставит его встрепенуться. И сыграй злодея, хорошо? — Злодея? — вскинул бровь Квон. — Жестоко, не находишь? — Поверь, в этом есть смысл! Он и его новые работники должны будут понять, что за свой шанс нужно бороться, — начал активно кивать Ян. — Сделаешь? — Ладно, — кивнул Ёнджун, вскинув руку, и они стукнулись кулачками. — Я сделаю так, как ты хочешь. — И возьми кое-что из тумбы, когда будешь уходить. Это понадобится моему сыну, — снова наказал Хванун. — Да-да, — закатил Квон глаза. Ян хохотнул и широко улыбнулся, посмотрев на своего лучшего друга внимательно. — Как мы с тобой постарели, ты только посмотри… — Быстро же время пролетело, — почесал свои седые виски Ёнджун. — Кажется, будто мы недавно бегали под весенним дождём, прогуливая пары… … Казалось, будто бы только вчера Квон встретил Хвануна, обозвав его занозой в заднице, будто бы совсем недавно он влюбился в него искренней любовью. Будто бы не было стольких лет… Вот сейчас Ёнджун закроет глаза, а когда откроет — окажется в белом плену цветов вишни и улыбки своего лучшего друга. Они будут пить содовую, идти по парку и обсуждать, какие блюда стоит приготовить на экзамене. Они будут молоды. Будут счастливы… Квон закрыл глаза, но когда открыл — перед ним всё ещё был постаревший Хванун в больничной рубашке. Молодость уже прошла. — Это была здоровская жизнь, — улыбка более мягкая, красивая коснулась губ Хвануна. — Спасибо тебе за это, мой самый лучший друг на свете. Сердце Ёнджуна не выдержало — забилось так часто-часто. Он понял: если не сейчас — то никогда больше. Квон открыл рот, чтобы наконец-то признаться: — Хванун-а… Хванун перебил его: — Ого, ты никогда не назвал меня так ласково! — рассмеялся он. — У меня сейчас сердце от шока остановится раньше времени, а я ещё не взял у той замечательной медсестры номерок… — Дурак, — цокнул Ёнджун, дав мужчине смачный подзатыльник, а затем тоже улыбнулся и попытался снова: — Хванун, я… —признание должно было сорваться с губ, но Ян остановил его движением руки и покачал головой. — Я знаю, Ёнджун-а. Я знаю, что ты хочешь сказать, — лишь ответил он. — Я тоже… Он всегда знал. И всегда тоже. Квон снова закрыл глаза, но уже не надеялся на то, что, открыв их, вернётся в прошлое. Ничего в их жизни уже не переменить. Да и не надо было — это и правда были весёлые времена. Ёнджун решил запомнить этот день, прекрасно зная, что это был… — … последний раз, когда я его видел, — эти слова принадлежали мужчине, который уже давно попрощался со своей любовью. Несмотря на то, сколько боли, вероятно, приносили эти слова, мистер Квон не переставал улыбаться. Похоже, что воспоминания всё же были счастливые, и они давали его душе покой. Чонин, дослушав рассказ, больше не мог смотреть на Ёнджуна-старшего. Он отвернулся и посмотрел на водные просторы, заключённые в белые из-за цветов ветви. Как красивая картинка в рамке. — Вот, значит, как всё было, — выдохнул он так осторожно, будто этот самый момент от его дыхания мог рассыпаться в лепестки вишни. — Папа, похоже, тоже любил Вас. Если у вас… были взаимные чувства, почему же вы… Я бы не был против. — Воспитание, знаешь ли, сильно влияет на людей. Наверное, мы даже не думали, что такое возможно, — грустно хмыкнул мистер Квон и покачал головой. — Да и Хванун, вероятно, даже не понимал этого. Говорю же, он был тем ещё дурачком… — И тем не менее… Вы любили его всю жизнь. — Не думай, что я прожил несчастливую жизнь из-за этого, — нашёл в себе силы улыбнуться искренней и яркой улыбкой Ёнджун-старший. — Моя жизнь была такой интересной. Твой отец и его цирк тоже постарались, чтобы я никогда не скучал. Ты думаешь, что твои работники безумцы, но ты просто не знаешь, что устраивал старый основной состав «La Chance». Ох, ресторан чуть не сгорел три раза! Я думал, что придушу Хвануна и его полудурков, когда к нам посреди важного банкета ворвалась группа спецназа! Он сказал, что хотел немного разнообразить жизнь ресторана! Чонин вскинул бровь, пытаясь вспомнить, было ли что-то такое, а затем громко рассмеялся. — Ладно, в «La Chance» просто не могут работать нормальные люди, — он улыбнулся и сказал: — А я, кстати, не удивлён, что он выдумал всё это. Это так в его стиле. Я должен был понять раньше, что ему захочется вправить мне мозги. — О да, он был тем ещё выдумщиком, — покачал головой мистер Квон и вдруг встрепенулся, словно кое-что вспомнил. — Кстати, твой отец вообще-то попросил меня кое-что тебе передать, — он достал из пиджака белый конверт и протянул его парню. — Письмо? — Ян взял конверт и начал было его открывать, но Ёнджун-старший остановил его. — Не открывай сейчас. Твой отец сказал, чтобы ты сделал это, когда наступят тяжёлые дни. — Ну конечно, — закатил глаза Чонин и, сложив конверт, засунул его во внутренний карман пиджака. — Ну что ж, мистер Квон, спасибо Вам за всё. В «La Chance» Вам всегда будут рады. Я всегда буду рад, — протянул ладонь мужчине Ян, и они наконец-то пожали друг другу руки. Ёнджун-старший и Чонин какое-то время ещё сидели, смотря на волны, яркое солнце и цветы, а затем всё же вернулись к остальным. Ребята уже чуть ли не подпрыгивали от нетерпения — всем хотелось побыстрее рассесться по местам в автобусе и отправиться домой. Особенно водителю, у которого аж глаз дёргаться начал. Не менее ярко выражал своё желание уехать Хан Джисон, который стоял одной ногой на ступеньке автобуса вместе с Хёнджином. — Бо-о-ос, — протянул помощник шефа недовольно, — ну чего так долго? Поехали уже. Хочу домой, хочу домой! Ян хотел приструнить этого Джисона, но промолчал и, кивнув мистеру Квону, зашёл в машину, утащив за собой Хана. Ёнджун-старший без слов подошёл к своему племяннику, который, видимо, волновался о нём, и крепко его обнял. — Ты хорошо постарался, Хёнджин, — всё, что Квон сказал. — Прости, что не остановил твою мать. Я знаю, что ты много стараешься. Хван даже не смог ответить — его взгляд говорил сам за себя. Он улыбнулся дяде, сжал его руку и зашёл обратно в автобус. Ёнджун-старший посмотрел, как ребята внутри спорят и веселятся. Он уже хотел зайти внутрь, но вдруг остановился, отошёл в сторону и обернулся. Ветер потрепал его по волосам, и он будто бы услышал родной и знакомый ему голос. Ёнджун-а, давай просто продолжать быть счастливыми? Мистеру Квону показалось, что вот он — снова молодой парень, до безумия влюблённый в своего лучшего друга. На его чёрную макушку посыпались цветы вишни, улыбка без морщин была мягкая, а молодые глаза — светились радостью. Ёнджуну показалось, что в белом плену он увидел кудрявую макушку, ямочки и руку, махающую ему. Ах, как жаль, что время-то уже прошло — он был далеко уже не молод. — Обязательно, Хванун-а, — кивнул Ёнджун-старший, а затем вскинул кулак, ударяя им воздух. — Я позабочусь о том, чтобы они тоже были счастливыми, не волнуйся. А затем он всё-таки зашёл в автобус, где бесновалась молодёжь. Хан и Чеён препирались: — Джисон, прекрати орать песни раммштайн! — А чё мне делать? Критика нет! Орать не на кого! Ёнджун-младший и Субин миловались: — Ёнджун-а, ты где трогаешь?! — Изучаю твои неизведанные места! Хёнджин и Сынмин вели себя как обычно: — Вау, Хван, ты что, сделал моё фото? — Мне нужен был новый фон на телефон, а твоё лицо было очень смешным, когда ты спал бухим… Сан, Уён и Ники бесновались: — Юху, давайте я покажу вам вертолёт из члена! — Я его тебе щас сломаю! — Папочки, ну не здесь же! Йеджи и Чеён вздыхали: — Идиоты… Чан успокаивающе говорил Яну: — Не делай такое лицо, ты любишь своих работников, Чонин! И никто, кажется, не замечал, что двоих человек не хватает (подсказка: их кодовые имена — ниндзя и куропатка). Ну и ладно! Всю дорогу ребята смеялись, болтали и подпевали песням. И были молоды. И были счастливы.