illness of life

Открываю двери и с удивлением вижу, как Хосок отступает к противоположной стене коридора. Я-то думал, что после моего вчерашнего номера он еще как минимум неделю будет обходить меня за сто шагов. Сегодня на нем четыре медицинские маски и две пары перчаток. Пальцы вцепились в пластиковый поручень на стене. Он проходит, и я ловлю аромат лаванды. Пахнет приятно. Возможно, мой нос соскучился по чему то, кроме дезинфицирующего раствора. - Ты что, в проктологи подался? - усмехаюсь я. Хо бросает на меня ледяной взгляд и, наклонившись, заглядывает в палату. Интересно, что его там привлекло? Я оборачиваюсь. Книги по искусству, жилет «Аффловест» на спинке кровати - я сбросил его сразу, как только ушлел Джун, - скетчбук. И больше ничего. - Я так знал, - изрекает он наконец, как будто только что нашел ответ на одну из загадок Шерлока Холмса. Протягивает руку. - Дай-ка посмотреть твой режим дня. - Ты ведь шутишь, да? Мы смотрим друг на друга в упор, и взгляд его карих глаз пронзает меня насквозь. Я силюсь ответить ему тем же, отпугнуть, но скука не мой союзник, и любопытство берёт верх. Закатываю глаза и поворачиваюсь, готовый перевернуть все вверх ногами ради этого треклятого листка, вполне возможно, уже оказавшегося в мусорной корзине. Отодвигаю в сторону журналы, проверяю под кроватью, листаю страницы скетчбука и даже демонстративно поднимаю подушку. Ничего. Я выпрямляюсь, поворачиваюсь и качаю головой: - Не нашел. Извини. Пока и до скорого. Чон, однако, не уходит, но складывает руки на груди, показывая, что намерен стоять до конца. Ничего не поделаешь. Продолжаю поиски. Обшариваю палату глазами, а Хосок по-прежнему мается в коридоре и только нетерпеливо постукивает ногой. Бесполезно. Наконец замечаю на тумбочке блокнот, из которого выглядывает краешек аккуратно вложенного листка. Наверно, туда его спрятала мама, так что печальной судьбы оказаться в корзине он избежал. Вытаскиваю листок, иду к двери и протягиваю его Чону. - Вообще-то тебя это никак не касается и... Он выхватывает листок и тут же отступает и вжимается спиной в стену. Вижу, как он мрачнеет, глядя на аккуратные колонки и ряды, которые я, пока мама разговаривала с доктором Хамид, превратил в карикатуру в стиле «Донки Конг». На информации по дозировке установлены лестницы, вокруг названий лекарств катятся бочонки, в левом углу, рядом с моей фамилией, попавшая в беду дамочка вопит «ПОМОГИТЕ!» - Здорово, да? - Что... как ты мог... зачем? Ясно, он моего энтузиазма не разделяет. - Это так выглядит аневризма? Мне позвать Джули? Он сует мне бумажку обратно в руки, а его лицо темнеет от гнева. - Эй. - Я поднимаю руки. - Понимаю, у тебя комплекс "спасительницы мира", но ты меня лучше оставь в покое. Хося качает головой: - Мин Юнги. Курс лечения назначают. И лекарства назначают. Нельзя самому решать, что делать, а что нет. - Наверно, поэтому они мне их чуть ли в горло не суют. - Хотя, сказать по правде, все, что угодно может быть опциональным - надо только найти креативный подход. Он качает головой, всплескивает руками и, сорвавшись с места, устремляется по коридору. - С тобой чокнуться можно! Удивительно, но в голове вдруг всплывают слова доктора Хамид. «Держаться на удалении, так, чтобы исключить возможность прикосновения. Ради их и твоей безопасности». Из коробки, которую оставила перед дверью Джули, беру маску, засовываю в карман и спешу за ним. На ходу бросаю взгляд на невысокого парня с тёмными волосами. Высунувшись из палаты 310, он с любопытством таращится на меня. К лифту Хосок приходит первым и, войдя в кабину, поворачивается и нажимает на кнопку. Я делаю шаг вперёд, но он выставляет руку. - Полтора метра. Черт. Дверцы закрываются, я остаюсь. Притоптывая в нетерпении ногой, снова и снова жду кнопку вызова. Лифт неторопливо поднимается на пятый этаж и так же медленно возвращается. Я опасливо оглядываюсь - на сестринском пункте пока никого, - быстренько проскальзываю в кабину и жму кнопку. В металлической стене виду свое мутное отражение, вспоминаю про маску и торопливо ее надеваю. Динь-динь. Створки лениво расходятся, и с деловым видом иду по коридору, а потом по перехожу направляюсь к восточному входу в отделение неонталогии, обгоняя по пути нескольких врачей. Они явно спешат по какому-то своему делу, так что меня никто не останавливает. Осторожно толкаю дверь и замечаю Чона. Я уже открываю рот чтобы спросить, что это все, черт возьми, значит, но меня останавливает хмурое и серьезное выражение его лица. Он смотрит на ребенка, трубок и проводов на котором больше, чем рук и ног. Его крохотная грудь тяжело поднимается и опадает. Дышится ему явно с трудом. Я чувствую, как бьётся в груди мое собственное сердце, как напрягаются легкие, пытаясь напитаться воздухом после сумасшедшего забега по больнице. - Малышка борется за жизнь, - говорит наконец Хо, поймав мой взгляд в стекле. - Она ещё не знает, что ее ждет впереди и почему она борется. Это просто... инстинкт. Она хочет жить, Юнги. Инстинкт. Я этот инстинкт утратил давно. Может быть, в моей пятидесятой больнице, в Берлине. Может быть восемь месяцев назад, когда подхватил B cepacia и меня вычеркнули из очереди на трансплантат. Таких случаев было немало. Я стискиваю зубы: - Послушай, ты выбрал не того человека для вдохновенной речи… - Пожалуйста. - он останавливает меня, поворачивается, и я с удивлением обнаруживаю на его лице отчаяние. - Мне нужно, чтобы ты соблюдал режим, выполнял все предписания. Полностью и неукоснительно. - Я, кажется, плохо тебя расслышал. Ты сказал... пожалуйста? - Разговор получается серьезный, а мне этого совсем не надо. Но выражение на его лице остаётся тем же. Я качаю головой и подхожу ближе, но не близко. Что-то случилось. - О'кей. И всё-таки что здесь на самом деле происходит? Смеяться не буду. Он вздыхает и отступает на два шага: - У меня... проблемы по части контроля. Мне нужно знать, что все в порядке, все идет как и должно. - И что? Меня-то это каким образом касается? - Я знаю, что ты не выполняешь предписания. - Хося прислоняется к стеклу и смотрит на меня. - И меня это бесит. Невыносимо бесит. Я откашливаюсь и смотрю на беспомощную малышку по ту сторону стекла. Что-то во мне шевелится, какое то непонятное чувство вины, хотя с чего бы? - Да... ну, был бы рад тебе помочь, но... То, о чем ты просишь... - Я качаю головой, пожимаю плечами. - Э, даже не знаю как. - Чепуха. - Хосок топает ногой. - Все больные кистозным фиброзом знают, как и что нужно делать. К двенадцати годам мы практически сами уже доктора. - Даже избалованные засранцы? - бросаю я и срываю маску. Мой комментарий бьет мимо цели и совсем его не забавляет. На лице то же страдальческое выражение. Не знаю, в чём именно проблема, но что то грызет его изнутри. И дело тут не только в стремлении к контролю. Я перевожу дух. Ладно, хватит валять дурака. - Ты серьезно? Я тебе жить мешаю? Хосок не отвечает, и мы стоим, молча глядя друг на друга, и в какой то момент между нами возникает что то вроде молчаливого понимания. Я отступаю на шаг и в качестве жеста применения надеваю маску и прислоняюсь к стене. - О'кей. Пусть так. И если соглашусь, что мне с этого будет? Он смотрит на меня прищурившись, кутаясь в свою лилово-серую толстовку. Я не спускаю с него взгляда: смотрю, как его волнистые волосы падают ему на лицо, а в глазах отражается всё, что он чувствует. - Хочу нарисовать тебя, - вырывается у меня прежде, чем я успеваю остановиться. - Что? - Хо упрямо качает головой. - Нет. - Почему нет? Ты красивый. Черт. Вырвалось. Он смотрит на меня удивленный и, если только мне это не кажется, немного довольный. - Спасибо, но нет. Я пожимаю плечами и иду к двери: - Значит, не договорились. - А ты не можешь попробовать приучить себя к дисциплине? Соблюдать режим? Даже для спасения собственной жизни? Я останавливаюсь. Смотрю на него. Неужели не дошло? - Мою жизнь уже не спасти. Как и твою. - поворачиваюсь и бросаю через плечо. - В этом мире все дышат воздухом, взятым взаймы. Открываю дверь в коридор, и тут меня настигает его звонкий голос: - Эй, ладно! Вот так неожиданность. Я замираю, и дверь со щелчком закрывается. - Но только не обнаженным, - добавляет Чон и снимает маску. Его губы складываются в подобие улыбки. Первой улыбки, предназначенной мне. Вот так пошутил. Чон Хосок отпускает шуточки. Я смеюсь и качаю головой: - Я так и думал, что ты найдешь способ лишить меня удовольствия. - И не рассчитывай, что я буду позировать часами. - Он снова смотрит на малышку за стеклом и уже серьезно добавляет: - Насчёт моего режима. Будет по-моему. - Заметано, - отвечаю я. Похоже, что бы он не имела в виду под этим «по-моему», покоя мне не видать. - Я бы сказал по рукам, но… - Как смешно. - Хося кивает в сторону двери. - Первым делом приготовь медицинскую тележку у себя в комнате. Салютую: - Слушаюсь. Медицинскую тележку в комнате. Я открываю дверь, дарю ему широкую улыбку напоследок и с этой улыбкой шествую до самого лифта. На ходу достаю телефон посылая сообщение Джейсону: Вот так, чувак: с тем парнем, о которой я тебе рассказывал, у меня теперь перемирие. Джейсон, когда я рассказал ему про вчерашний случай с тревогой, только что по полу не катался от смеха. Ответ приходит быстро и застает меня в лифте, уже на третьем этаже. "Ты, должно быть, сразил его своей красотой. Уж точно не обаянием." Убираю телефон в карман и прежде чем выскользнуть из кабины, выглядываю из-за угла, проверяю, есть ли кто на сестринском посту. И тут же вздрагиваю - в палате с открытой дверью что-то с грохотом рушится на пол. - А, черт, - доносится незнакомый голос. Заглядываю и вижу того темноволосого парня, которого уже заприметил раньше. Во фланелевых пижамных штанах и футболке «Food Network» бедняга сидит возле упавшего скейтборда, потирая ушибленный локоть. Похоже, ещё не пришёл в себя после падения. - Ну вот. - Он поднимается сам и поднимает скейт. - Самое главное ты пропустил. - Ты здесь трюки репетируешь? Он пожимает плечами: - Ломать ногу безопаснее места нет. К тому же Джун только что сменил смену. Верно сказано. - С логикой не поспоришь, - смеюсь я и поднимаю приветственно руку. - Я - Юнги. - Чимин, - с ухмылкой отвечает он. Мы подтягивание стулья и садимся друг напротив друга, он у своей двери, я - у своей. Приятно поболтать с человеком, который не злится на тебя и постоянно не командует. - Каким ветром занесло сюда? Ты скорее из другой больницы, ведь раньше я тебя здесь не видел. Я и Сок знаем практически всех, кто здесь бывает. Сок? Они так близки?Откидываюсь на спинку стула. Бомба у меня есть, только вот бросить надо осторожнее. - Экспериментальный курс лечения. У меня B cepacia. Обычно я не откровенничаю с больными на эту тему, потому что люди сразу же начинают избегать меня как чумы, Но мой новый знакомый остаётся на месте, только вот катает ногой скейт - туда-сюда, туда-сюда. - Месяцев восемь назад. - Вспоминаю, как проснулся однажды утром и обнаружил, что дышать стало труднее, чем раньше, а потом так закашлялся, что и остановиться не мог. Мама, постоянно прислушивавшаяся к каждому моему вдоху, сразу же отвезла меня в клинику - сдать анализы и пройти тесты. До сих пор помню, как цокали ее каблуки, когда она везла меня в каталке, словно главный врач, раздавая приказы направо и налево. Тревога овладела ею ещё до получения результатов. Она всегда чрезмерно остро реагировала на кашель или одышку, не пускала меня в школу или заставляла поменять планы ради дополнительной консультации или беспричинного визита в клинику. Однажды, в третьем классе, я закашлялся во время нашего хорового выступления, и она буквально остановила концерт, стащила меня со сцены и повезла проверить, всё ли в порядке. Сейчас всё намного хуже, чем было. Больница за больницей. Один экспериментальной курс за другим. Каждую неделю еще одна, очередная, попытка решить проблему, вылечить неизлечимые. Минута без капельницы или разговора следующем шаге - это минута, потраченная впустую. Но вернуть меня в список очередников на легочный трансплантат уже невозможно. А с каждой неделей моя легочная функция слабеет. - Эта дрянь быстро цепляется. Казалось, вот только что был в первых номерах списка на трансплантацию, и вдруг... - Я прокашливаюсь, стараясь не выказать разочарования, и пожимаю плечами. - Вот так. Какой смысл зацикливаться на том, что могло бы быть? Чим фыркает: - Теперь понятно, что именно такое отношение... - копируя меня, он пожимает плечами и дергает головой, как будто отбрасывает волосы, - и сводит Хосока с ума. - Ты, кажется, хорошо его знаешь. Что с ним такое!? В чем проблема? Мне он сказал что у него бзик такой - все контролировать... - Называй это как хочешь, но Хо держит себя в руках. - Он перестает катать скейт и улыбается. - Мне он точно не дает распускаться. - Любит командовать. - Нет, он и есть командир. - Судя по выражению у него на лице, именно это он и имеет в виду. - Ему тоже несладко пришлось, через многое прошел. Теперь уже любопытно мне. Смотрю на него, прищурившись. - А вы с ним не... - Не спим ли мы? - Пак откидывает голову и хохочет. - Нет, друг, нет. Нет, нет, нет! Что то сомнительно. Он - симпатичный и явно ему нравится. Трудно поверить, что он ни разу даже не попытался подкатить. - Я это к тому, что во-первых, мы оба с кистозным фиброзом. А значит, никаких прикосновений. - Он смотрит на меня расчетливо. - На мой взгляд, секс не стоит того, чтобы умирать из за него. Я хмыкаю и качаю головой. В этом крыле все, похоже, одинаковые в этом смысле. Здесь каждый думает, что если у тебя болезнь или какое-то расстройство, то ты уже типа святой. Полная чушь. Болезнь, как ничто другое, могла бы пойти на пользу моей сексуальной жизни. Кроме того, одно из преимуществ постоянного перемещения с места на место состоит в том, что никакие чувства просто не успевают появиться. Джейсон, как кажется, вполне доволен, что у них с Стеллой все складывается, но мне серьезные отношения уж никак не нужны. - Во-вторых, он - мой самый лучший друг уж и не помню с каких времен, - продолжает Чимин, возвращая меня к сути разговора, и его глаза подозрительно блестят. - А я то думал, ты его любишь, - поддразниваю я. - Да, черт возьми, я его просто обожаю. - Он говорит это так, как будто никаких сомнений и быть не может. - Ради него я бы на раскаленные угли лег или отдал свои дерьмовые легкие, если б они хоть чего-то стоили. Черт. Мне даже становится как-то не по себе от ревности. - Ну, тогда я чего-то не понимаю. Почему ты... - Потому что он не тот, - обрывает меня Чимин. Секунду-другую я тупо смотрю на него, а потом прыскаю со смеху и качаю головой: - Что ж ты с самого начала не сказал? Сам не понимаю, откуда это чувство облегчения, но оно очевидно. Взгляд падает на маркерную доску, висящую прямо на двери, и нарисованное на ней большое сердечко. Если Хосок хочет, что бы я жил, должно быть он не так уж и сильно меня ненавидит, верно?