illness of life

Дверь хлопает, и я, застегивая на ходу куртку, несусь по ступенькам на крышу. Сердце колотится, стучит в ушах, и я едва слышу за спиной собственные шаги. Безумец. Перед глазами он - стоит на краю крыши и, кажется, вот-вот сорвется, улетит навстречу смерти, а на лице, в каждой черточке, - страх. Ничего похожего на ту самодовольную ухмылку. Хрипя и задыхаясь, миную пятый этаж я останавливаюсь на секунду перевести дыхание. Хватаюсь потными руками за холодные металлические перила. Смотрю вверх. Кружится голова, и горло жжёт огонь. Я не успел даже перехватить портативный кислородный концентратор. Всего два этажа. Ещё два этажа. Заставляю себя идти, командую ногам: левая, правая, левая, правая... Вот наконец дверь на крышу. Чуть приоткрыто. И ярко-красная, готовые работать кнопка тревоги. Я замираю в нерешительности. Смотрю на дверь, смотрю на кнопку и снова на дверь. Почему не сработала сигнализация? Что-то сломалось? Вот оно что. Помешала сложенная банкнота. Это из-за неё не завыла сирена, оповещая всю больницу о том, что какой-то чокнутый с кистозным фиброзом и суицидальными наклонностями выбрался на крышу. Я качаю головой. Сумасшедший, но не дурак. Двери держит бумажник, и я протискиваюсь в щель, предварительно убедившись, что банкнота осталось на месте. Останавливаюсь и впервые, преодолев сорок восемь ступенек, вдыхаю по-настоящему. Я оглядываю крышу, и от сердца отлегает. Он всё-таки отошел от края на безопасное расстояние и не свалился во двор. Поворачивается и с удивлением смотрят на меня. Холодный ветер покусывает лицо и шею; я затягиваю потуже красный шарф и, убедившись, что бумажник на месте, решительно направляюсь к безумцу. - Жить надоело? - кричу я останавливаясь на безопасной, два с лишним метра, дистанции. Не знаю, как ему, но мне уж точно умирать не хочется. Щёки и нос у него покраснели от холода, на волнистых темного шоколада волосах и капюшоне бордовой толстовки лежит тонкий слой снега. Может, не такой уж и придурок? Я бы, наверное, даже убедил себя в этом, но тут он снова открывает рот. Пожимает плечами, кивает туда, где только что стоял на краю крыши: - У меня легкие, как тост. Так что, пока есть возможность, любуюсь видами. Как поэтично. И почему я только ожидал чего-то другого? Вдалеке мигает огнями ночной город. На каждом дереве, на каждой ветке сияют праздничные огни, такие яркие, каких я и не видел раньше. С наступлением темноты парк ожил, засверкал. Кое-где протянутые между деревьями гирлянды образуют волшебные дорожки, под которыми можно прогуляться, взирая восхищенно вверх. За все время здесь я ни разу не был на крыше. Чувствую, что начинаю замерзать, и запахиваю поплотнее куртку, обхватываю себя руками, чтобы не дрожали, и поворачиваюсь к нему: - Какой бы ни был вид, но зачем так рисковать? Это же седьмой этаж. -В самом деле, что такое нашло на него, что он, с больными лёгкими, отправился в зимнюю ночь на крышу? Его карие глаза вспыхивают и мой желудок словно подпрыгивает. - Ты когда нибудь видел Париж с крыши? Или Рим? Ты хотя бы здесь раньше бывал? По сравнению с этим весь курс лечения просто дерьмо. - Лечение - дерьмо? - я делаю два осторожных шага. Теперь между нами полтора метра. Ближе нельзя. - Мы и живы только благодаря этому дерьму. Он фыркает и закатывает глаза: - Из-за него мы здесь, а не там, где настоящая жизнь. Начинаю закипать: - Ты хотя бы понимаешь, как тебе повезло? Какой шанс ты получил, попав в группу испытуемых? Но нет, считаешь, что так и должно быть. Ты просто избалованный засранец. - Подожди-ка. Ты как узнал, что я в группе испытуемых? Расспрашивал обо мне? Я не отвечаю и гну свое:- Если тебе на все наплевать - уходи. Уступи место другому, кому-то, кто хочет жить. Между нами падает снег. Падает и исчезает в пыли у нас под ногами. Мы молча смотрим друг на друга, потом он пожимает плечами и отступает на шаг. Ближе к краю. - Ты права. В том смысле, что я все равно умираю. Смотрю на него и не могу понять. Это ведь не так, да? Он не умирает. Еще шаг. И ещё. Свежий, только что выпавший снег хрустит под ногами. Он смотрит на меня как будто с вызовом - мол, давай, скажи что-нибудь, останови. Позови. Еще ближе к краю. Еще...Я резко втягиваю воздух, и холод скребет легкие, словно колючками. Он уже стоит на одной ноге, занеся другую над пропастью. Горло сжимается. Так нельзя… - Мин Юнги! Нет! Остановись! - кричу я и делаю шаг к нему. Сердце колотится в ушах. Он останавливается. Еще одно движение, один шаг и… Мы смотрим друг на друга в тишине, и я вижу любопытство в его глазах. Какой-то странный интерес. А потом он вдруг начинает смеяться, нет, хохотать. Громко, исступленно, как сумасшедший. - Боже мой. Это выражение у тебя на лице - оно бесподобно. "Юнги"! - передразнивая меня, кричит он. - Нет, остановись!» - Ты что, издеваешься надо мной! Зачем так делать? Упасть и разбиться насмерть - это не шутка! - Меня трясет. Сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони. Отворачиваясь, пытаюсь унять дрожь. - Да перестань, Хось! - кричит он мне в спину. - Я же просто дурачась. Я толкаю дверь и переступаю через бумажник. Не хочу оставаться рядом с ним. И вообще, какое мне до него дело? Чего меня только понесло сюда, с третьего этажа на седьмой? Проверить, всё ли в порядке? Я сбегаю по первым ступенькам и вдруг понимаю, что забыл натянуть маску. Забыл взять ее, когда уходил из комнаты. Я замедляют шаг, а потом и вовсе останавливаюсь. А что, если?.. Возвращаюсь к двери. Осторожно вытаскиваю из-под сигнализации сложенный доллар, прячу его в карман и торопливо спускаюсь на третий этаж. Прислонившись к кирпичной стене, я перевожу дух, снимаю куртку, стягиваю шарф и иду к себе в комнату, как будто только что побывал в отделении неонатальной терапии. Где-то вдалеке срабатывает сигнализация - это Мин открывает дверь, чтобы вернуться, и его визг летит по лестничному колодцу и эхом разносится по этажу. Губы сами растягиваются в улыбке. Джули бросает на стол синюю папку с историей болезни и, качая удрученно головой, бормочет: - Ну зачем понесло на крышу, Юнги? Приятно осознавать, что он с ума сводит не только меня одного. Я смотрю в окно - в тусклом свете фонарей падает снег, и в коридоре после всей суматохи - Мин целый час выслушивал упрёки и замечания - наконец-то стихло. На часах всего лишь восемь вечера, а значит, у меня куча времени, чтобы поработать над пунктом 14 «Подготовить приложение для бета-тестирования» и пунктом 15 «Закончить таблицу для диабетиков» из списка запланированных на сегодня дел. Прежде чем взяться за дело, быстренько просматриваю страничку в Фейсбуке и виду появившееся уведомление о запланированном на пятничный вечер турнире по пляжному волейболу в Кабо. Кликаю по странице и убеждаюсь что они воспользовались моим описанием, составленным еще в те времена я когда я занимался организацией поездки. Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться. Прокручиваю список участников и натыкаюсь на фотографии Джина, Тэхёна и Мейсона (теперь уже без Брук), за которыми следуют ещё с полдюжины ребят из нашей школы, которые тоже решили поучаствовать в турнире. Начинает звонить айпад - входящий от Джина. Как будто догадались, что я думаю о них. Улыбаюсь, хватаю телефон и... жмурюсь от бьющего в лицо яркого солнца и сияющего белого песка. - Так и быть, я официально завидую! - говорю я, когда на экране появляется загорелое лицо Сокджина. Из-за его плеча выныривает Тэ с задорно подпрыгивающими пружинистыми кудряшками. На нем тот самый свитер, который я отдал ему перед отъездом. - Красавчики у тебя там есть? И не смей говорить... - Только Чим, - тянем мы одновременно. Джин пожимает плечами и поправляет очки. - Чимин - зачетный. Он - красавчик! Тэхён фыркает и тычет друга локтем в бок.- Вот уж ты ему тысячу раз неинтересен. Я закатываю глаза. - Мне пора! Поговорим завтра! - не обращая внимания на протесты, я заканчиваю разговор. Эпизод на крыше еще слишком свежий, чтобы говорить о нем сейчас. Передо мной снова страница с пляжной вечеринкой. Курсор подрагивает над вариантом «Не пойти», но я не могу себя заставить кликнуть, поэтому просто закрываю страницу и открываю «Вижуэл студио» и проект, над которым работаю. Начинаю разбираться со строчками и чувствую, как расслабляются мышцы. Нахожу ошибку в строке 27, где вместе c я поставила x в значении переменной и отсутствие знака равенства в строке 182. Не считая этого, приложения наконец-то готово к бета-тестированию. Даже не верится. Решаю отметить такое событие стаканчиком пудинга. Пытаюсь закончить таблицу дозировки для диабетиков, входящую в состав другой, крупноформатной таблицы наиболее распространенных хронических заболеваний и учитывающую возраст, вес и способы лечения. Но вскоре ловлю себя на том, что взгляд просто скользит по пустым колонкам, пальцы отстукивают что-то на краешке ноутбука, а мысли гуляют далеко-далеко. Сосредоточиться. Вычеркиваю из списка запланированных дел пункт 14 и пытаюсь обрести состояние покоя и спокойствия, приходящее обыкновенно вместе с окончанием той или иной работы, но сегодня ничего не получается. Карандаш парит над пунктом 15, а я перевожу взгляд с пустых колонок на фразу «Закончить таблицу дозировки для диабетиков». Не закончил. Бросаю ноутбук на кровать. Я не нахожу себе места, что то тревожит и беспокоит. Поднимаюсь, подхожу у окну, поднимаю жалюзи. Смотрю на крышу, на то место, где недавно стоял Юнги. Знаю, когда я поднялся туда он вел себя как обычно, но мне и в голову не могло прийти, что он так раскашляется и испугается. Мистер Смерть-Придет-К-Нам-Всем не хотел умирать. Иду к медецинской тележке - может быть, успокоиться поможет переход к следующему пункту: «Вечерний прием лекарств». Постукивая пальцем по металлическому корпусу тележки, смотрю на море пузырьков, перевожу взгляд на крышу и опять на пузырьки. А принимает ли он вообще лекарства? Джун, наверно, может заставить его делать это, но отследить каждую дозу он не в состоянии. Может, повесить на него «Аффловест», не будет же он стоять рядом с ним все полчаса. Весьма вероятно, что Юн просто-напросто не выполняет все предписания. Я выпиваю лекарства и навожу порядок на тележке, двигая пузырьки с место на место, но их названия путаются и смешиваются. Не могу успокоиться, зато чувствую, как нарастают недовольство, раздражение и злость. Пытаюсь повернуть крышечку на пузырьке с муколитиком, кручу, жму изо всех сил. Я не хочу, чтобы он умер. Мысль эта взбирается на вершину холмика разочарования и решительно водружает там победный флаг. Это так неожиданно, что я и сам не понимаю, в чем дело. Просто вижу, как Мин идет к краю крыши. И пусть даже он худший из... Я не хочу, чтобы он умер... Резко поворачиваю крышечку, и она летит на пол, а таблетки рассыпаются по тележке. Ставлю пузырек на место, но при этом так хлопаю рукой, что таблетки снова подпрыгивают. - Да пошло оно!