illness of life

Я чувствую укол в руку. Глаза распахиваются, голова кружится, и зрение постепенно возвращается - яркими огнями вверху. Но это не те праздничные огни, красивыми гирляндами опутавшие деревья в парке. Эти огни – флуоресцентные больничные лампы. Потом их закрывают лица. Мама. Папа. Я сажусь, вылезаю из-под одеял и перевожу взгляд на Джуна. Он стоит рядом с медсестрой отделения экстренной медицинской помощи, которая берет кровь из моей руки. Пытаюсь отодвинуть ее руки, подняться, но сил недостает. Мин.. Где Юнги? — Хосок, успокойся. - Доктор Хамид склоняется надо мной. - Твои новые легкие... Я срываю кислородную маску, ищу Юна взглядом. Доктор Хамид пытается вернуть маску на место, но я отворачиваюсь, уклоняюсь. — Нет, не хочу! Папа обнимает меня. - Чон, сейчас же успокойся. - Пожалуйста... - Мама берет меня за руку. — Где Юнги? - кричу я. Его нигде не видно. Я ищу, ищу его глазами, но слабость берет верх, и я бессильно падаю на каталку. Я вижу только его поникшее тело, отдавшее мне весь свой воздух. — Хося, — произносит слабый голос. — Я здесь. Мин.. Он жив. Поворачиваю голову на звук голоса и нахожу Юнги. Между нами не больше трех метров, но ощущение другое. Я хочу протянуть руку, дотронуться до него. Убедиться, что он в порядке. - Возьми легкие, - шепчет он и смотрит на меня так, словно мы здесь одни. .... Нет. Не могу. Если я возьму легкие, то переживу его лет на десять. Если я возьму легкие, он станет для меня вдвое большей опасностью. Нам не позволят жить в одном квартале, а не то что находиться в одной комнате. А если я заражусь В серасіа после получения здоровых легких, которые нужны всем больным КФ? Это будет неправильно. Убийственно неправильно. — Ты возьмешь легкие, Хосок, — говорит мама, сжимая мою руку. Я смотрю на папу, хватаюсь в отчаянии за его руку. — Ты ведь знаешь, что я потеряю? Знаешь, что я уже потерял? Эти легкие ничего не изменят. Я устал. Устал сражаться с самим собой. Все молчат. — Не хочу терять еще и Юна. Я люблю его, пап. Перевожу взгляд с папы на маму, потом на Намджуна и доктора Хамид. Ну поймите же меня. - Возьми их. Пожалуйста. - Мин пытается подняться, отбросить термоодеяло, но Джули и женщина, у которой его глаза, удерживают на месте. - Если я возьму их, для нас ничего не изменится. Станет только хуже, - говорю я, зная, что новые легкие не избавят меня от кистозного фиброза. - Не все сразу. - Юнги смотрит мне в глаза. — Воспользуйся своим шансом. Мы оба этого хотим. Не думай о том, что ты потерял. Думай о том, что приобретешь. Живи, Хося. Я чувствую теплое и крепкое объятие Гуки, то, у пруда. Слышу его голос. Он говорил то же, что теперь говорит Юн. Те же слова. "Живи, Хося." Я делаю глубокий вдох и ощущаю то знакомое сопротивление, которое преодолеваю каждый день, сражаясь за воздух. Там, у пруда, с Гуком, я сказал, что хочу жить. Как именно жить - об этом можно будет беспокоиться потом. — Ладно. — Я киваю доктору Хамид. Решение принято. Напряжение спадает. Мин с облегчением вытягивается и кладет руку на медицинскую тележку, стоящую между нашими каталками. Я делаю то же самое, но с другой стороны. Нас разделяет нержавеющая сталь, но это совершенно не важно. Его рука остается на тележке, а меня уже увозят. Туда, где новые легкие. К новому старту. Но дальше от него. Я слышу шаги родителей, Джуна и доктора Хамид смотрю не на них, а на Юнги. Он смотрит на меня, и в этом взгляде я вижу его таким, каким он был, когда мы в первый раз встретились в коридоре. Я вижу, как мы идем по больничному коридору с бильярдным кием и он говорит мне быть рядом через год. Вижу его в воде, в бассейне... танцующий в глазах свет. Вижу его за столом, напротив меня, на той нашей вечеринке, вижу, как он хохочет, и слезы текут по его счастливому лицу. Я вижу, как он смотрел на меня, когда, несколько часов назад, на замерзшем пруду, сказал, что любит меня. Вижу, как ему хочется поцеловать меня. И вот теперь он улыбается той же кривой усмешкой, и знакомый свет сияет в его глазах. А потом он исчезает из поля зрения. Но я все еще слышу его голос. И слышу голос Чонгука. Живи, Стелла. За меня.