Трещинами по основанию

Она приходит к нему каждый вечер. Открывает квартиру, набирая знакомый код, что вручил ей он сам же, и смотрит, как в прихожей стоят новые туфли из какой-то лимитированной коллекции, в которой она ничего, конечно, не смыслит. На вешалке ещё мокрое от дождя пальто, такое же дорогое, наверняка, как и драгоценное время хозяина квартиры. Хеджин дура. Она совершенно больная на голову мазохистка, которая не понимает словосочетания «жить нормально» и поэтому живет так, как получается. А получается это у неё отвратительно скверно, до невозможности плохо, поэтому все, что она может — это закрывать глаза, видя, как пляшут разноцветные круги, и ронять слёзы от осознания того, что она такая бестолковая. Она приходит каждый раз в девять, тихо закрывает дверь за собой, хотя в душе хочется хлопнуть так сильно, чтобы в доме затрещал каждый угол, и потолочная плитка обрушилась бы вниз, придавливая под собой каждого, кто находится внутри. Чтоб сдохли все. Но она молчит. Едва слышно передвигается по коридору по направлению к кухне, снимая с себя мокрую верхнюю одежду. Не обращать внимания на приоткрытую дверь в его комнату становится тяжело, потому что стройные женские ножки, лежащие на персиковых простынях, привлекают внимание неосознанно. Таким ногам Хеджин стоит только завидовать, стыдливо пряча свои худющие палочки, обтянутые джинсами. Таким ногам стоит завидовать даже не потому что они изящнее её, а хотя бы потому, что их гладит он. У Хеджин уже вошло в привычку оставлять вещи на стуле, а после открывать чужой холодильник, чтобы удостовериться, что еда здесь существует. Раньше, когда хозяин этой квартиры имел постоянную девушку, гостье беспокоиться не нужно было, но сейчас ситуация обстояла несколько иначе, оттого и пакет с продуктами, что Хеджин заранее набрала в магазине, вместительно устроился в почти пустом холодильнике, который был закрыт так же неслышно, как и дверь. В его шкафу всегда был её любимый чай. Хеджин никогда не покупала его, но упаковка каждый раз оставалась на месте, даже если пакетики заканчивались. Неведомым образом они появлялись там снова, забивая собой пространство до картонных краёв. Очевидно, что он позаботился об этом маловажном факте. Огорчало только одно: это единственный жест симпатии, который парень мог проявить к Хеджин. Она наливает чай, чуть морщась, когда чайник громко щёлкает. Ей нравится фруктовый, оттого по кухне витает слабый аромат фруктов, такой же дешёвый, как и одежда Хеджин, а вместе с этим и её забавные попытки однажды не прийти в девять часов на кухню. В зале есть панорамное окно, которое манит Со каждый раз, когда она оказывается внутри квартиры. Это даже выглядит слишком истерично и смешно — дешёвая Хеджин в дорогой квартире. Чай горячий, он горький сегодня, потому что девушка не положила сахар, совершенно забыв об этом. Возвращаться обратно не хочется, ибо проходить мимо его комнаты желания нет. Она смотрит в окно, которое было редко когда задёрнуто, потому что, в отличие от неё, Сонхун никогда не любил темноту. В его комнате как минимум два ночника, а в кухне стоят ночные светодиоды, что привлекали внимание девушки каждый раз, как только она там оказывалась. Со Хеджин не знает понятия «гордость». Она стирает эту гордость собственными ногами, топчет её, втаптывая в землю с такой чудовищной силой, что ноги болят от перенапряжения. Её голова опущена, ведь девушка совершенно не хочет видеть, как он выходит из комнаты полуголый, а новая девица, возможно и совсем нагая, скользит вслед за ним, спрашивая Пака про гостью. — Не обращай внимания, — он хмыкает, скрываясь в ванной, на что красотка пожимает плечами, присоединяясь к ушедшему хозяину квартиры, оставляя Хеджин в одиночестве слушать включенную воду и противный смех двоих, который вызывает нелепую тошноту. Дождь барабаном стучит по окну. Он бьётся с такой силой, что девушка невольно вздрагивает, немного отстраняясь, потому что воображение красочно вырисовывает картинки разбитого стекла, осколки которого ранят кожу не больнее, чем слова Сонхуна каждый раз, когда она оказывается здесь. Хочется сорваться вниз. Хотя… она давно ведь сорвалась? Дверь в ванную хлопает. Хлопает несильно, но в ушах у девушки всё равно звенит оглушающе громко, противно так, что она невольно морщится, попутно думая, не заболела ли, потому что несколько часов оставалась под дождём, наблюдая, как они стояли прямо у этого окна и страстно прижимались друг к другу. Она глупая. Со Хеджин до невозможности глупая девушка, потому что в её мыслях его сильные руки обнимают именно её. Они гладят её волосы, и он смотрит только ей в глаза. Там под дождём она плакала, потому что было больно настолько сильно, что сердце буквально разрывалось на части. Она не могла дышать. Смотрела, как плавно он отстраняется от окна, ведя незнакомку за руку, а потом сидела продолжительное количество времени, прижав к себе бедный пакет с продуктами, потому что знала, что если она услышит его стоны, то окончательно сойдёт с ума, как бы не держалась её психика на последних ниточках. Девушка вышла первая. Уйдя в комнату, та копошилась несколько минут, громко шумя феном, пока Со набиралась решимости поднять взгляд. Её однокурсница Инха, а это была именно она, вышла из спальни, надевая своё пальто, пока вернувшийся из ванной парень вызывал ей такси. Хеджин смотрела, как Сонхун разглядывает лицо новой подруги, и то, что она увидела в его взгляде, травило её изнутри, всё больше топя в пучине этого полного дерьма, в которое она вляпалась. Хеджин сумасшедшая. Она убирает прилипшие мокрые волосы с лица и собирает по комнате его вещи, на минуту останавливаясь и вдыхая запах тёмного джемпера, в котором он точно был в университете сегодня утром. Ткань пахнет им, отчасти сладкими духами Инха, и Со порывисто вздыхает, потому что её духи такие приятные и сливаются с его запахом, идеально подходя. Оттого девушка едва слышно всхлипывает, ведь эта девчонка, как бы Хеджин ей не противилась — хороша. Хеджин дура. Пока Сонхун стоит на улице, провожая Инха до такси, она застилает новое постельное и греет еду. Парень любит горячий чай, буквально кипяток, потому девушка снова щелкает чайником, рассматривая гору посуды в раковине, очевидно оставшейся после романтической посиделки. Со не служанка, но ощущения как раз-таки противоположные изначальному высказыванию. Со Хеджин не просто дура, она идиотка. Девушка (дружит) знакома с Сонхуном с самого детства, наблюдая за ним как за каким-то божеством, лелея каждую мальчишескую подачку, как манну небесную. В детстве мама говорила, что малышка Со была похожа на вороненка, которого кормила мама-ворона: всякий раз, когда Пак Сонхун обращался к ней или соглашался поиграть, девочка раскрывала рот и ловила каждый паковский выдох, будто всё, чем она могла дышать — это он. И со временем ничего не изменилось. Они взрослели каждый сам по себе. Маленькая Со Хеджин всегда хотела стать другом холодного мальчишки-принца Пак Сонхуна, который будучи старше её на два года уже ходил в начальную школу, пока девчонка могла только смотреть ему вслед. Хеджин помнит, как он впервые пришёл в их дом в одну из посиделок родителей. Этот мальчишка был в мечтах девочки холодным принцем, что дарит своё внимание только особенным. Он был приветлив со всеми, необычайно воспитан, но не выражал и доли интереса к маленькой Со, которую ему навязали родители, отправляя поиграть детей в другой комнате. Девочка смотрела. Она вообще не говорила с ним, потому что боялась, что скажет что-то не то и порвёт те тонкие ниточки, которые у них имелись. Мысль о том, что Пак Сонхун уйдёт, будоражила детское воображение, и Со только смотрела на мальчика, что испытывал неловкость под её восторженным взглядом. Сонхун с детства был с ней до коликов прохладным. Возможно, он не видел в ней никого, кроме соседской девчонки, с которой ему приходилось возиться, если просила любимая мама. Мама, которую он обожал до дрожи и делал вид, что он любит играть с Хеджин, потому что госпожа Пак, будучи лучшей подругой родительницы Со, лелеяла девочку едва ли не как родную дочь, которая, к слову, у неё чуть позже появилась. Хеджин не любила моменты, когда она уходила: Сонхун тут же превращался в ледяной айсберг, который ранил своим холодом похлеще остро заточенного ножа. Взгляд его оставался безразличным, иногда недовольным. Когда он был маленьким, то просто читал книгу, игнорируя любой вопрос Со, который она если и задавала, то редко и едва слышно. Став старше и получив свой первый телефон, Пак обращал всё внимание туда, даже не замечая, как Хеджин садилась недалеко от него и разглядывала парнишку. Она запоминала его. Каждую ресничку, каждый шрамик и прыщик — Хеджин жадно впитывала его образ в себя, как губка, и могла с закрытыми глазами указать на любой участок кожи, если бы её только попросили. Где-то она слышала, что это больше похоже на помешательство, но её одноклассница Йерим говорила, что она просто влюбилась в своего соседа. От абсурдности данного утверждения хотелось громко кричать и доказывать, что это неправда, потому что если бы Сонхун узнал, он обязательно бы посмеялся над её чувствами и назвал бы какой-нибудь дурочкой, потому что она была маленькая и глупая. Они ходили в разные начальную и среднюю школы. К тому возрасту Пак успел уже вытянуться, но Хеджин не отставала, равняясь на него. Её школа находилась совершенно в противоположном от его учебного заведения месте, поэтому и пути у них были разными, оттого на душе скребли попугаи, потому что Со была лишена возможности смотреть на его красивое лицо, пока он ехал в автобусе. Из-за этого она вставала за час до подъёма каждый раз, чтобы успеть одеться и не пропустить момент, когда Сонхун выходил из дома и не спеша направлялся на автобусную остановку. Он был амбициозным. К началу старшей школы этот парень уже знал, куда будет поступать и Хеджин, не посвященная в его планы, кусала ногти от неизвестности. Ей хотелось отправиться вслед за ним, и одновременно она понимала, что это больше похоже на преследование, которое парень точно бы не оценил. Чем старше они становились, тем меньше Сонхун посещал её дом, в отличие от его родителей, что однажды обмолвились, куда решил всё же подавать документы их сын. Со, сидевшей рядом с ними за столом, оставалось удручающее скребсти вилкой по тарелке, потому что место будущей учёбы у парня было высшее и сложное. Такое, какое она никогда бы не осилила. И если бы госпожа Пак не предложила поступить туда за компанию и Хеджин, то девушка вряд ли бы решилась. В старшую школу подавала документы мама, поэтому её заявление о том, что она решила отправить дочь туда, где учится сын Паков, слишком сильно поразило девушку, чья психика точно не выдерживала данную новость. Хеджин теперь казалось, что холодный сосед узнает о её чувствах, о том, что делает с ней одно только его присутствие. И если бы он узнал, то это окончательно испортило бы даже те ленивые фразы, которые парень дарил ей, когда они пересекались. Но Сонхун безразлично мазанул по ней взглядом, когда встретил соседку на остановке, где они сели в один автобус, направляющийся к их школе. Он никак не прокомментировал её форму, что была женской версией его, и даже не выразил недовольства, когда она села рядом с ним (что вообще требовало больших усилий, ведь, сделав это, Со чувствовала себя едва ли не на смертном одре). Пак усерднее готовился к экзаменам. Он посвящал любую свободную минуту подготовке, часто засиживался в библиотеке допоздна и совсем не замечал, как сзади него сидела Хеджин, которая кусала от злости губы, когда какая-нибудь старшеклассница садилась рядом с ним. Были экземпляры похрабрее: они обращались к старшекласснику за помощью в решении задач, кто-то спрашивал у него, что Сонхун читал, были даже те, кто спрашивал у парня номер. Самое противное, что каждому он дарил улыбку, изредка хмурясь, когда кто-то досаждал своей настойчивостью. Со с бешенством чиркала ручкой по листку, понимая, что только для неё он такой ледышка, который на дух не хочет переносить соседку. В чем она провинилась Хеджин так и не поняла, но обида, подобно снежному шару, быстро разрасталась внутри, выбивая наружу колючие слёзы. К концу старшей школы Сонхун познал все прелести своей привлекательности, в то время как Хеджин стала больше замыкаться в себе, ощущая шквал критики за её блеклую внешность и тихий характер. Но больше всего всех бесило именно то, что Пак иногда контактировал с ней. Одноклассники парня, что часто приходи в гости к её соседу, любили в школе потравить различные шутки, которые вызывали разве что рвотный рефлекс, а не смех. Хеджин иногда ходила домой вместе с Сонхуном, редко приносила ему контейнер с едой, который он забывал дома, из-за чего госпожа Пак просила девушку передать пищу сыну. Иногда парень оставался ждать её, потому что родители просили проводить Со домой, которая возвращалась поздно с дополнительных, когда на город уже падали сумерки. Они могли идти всю дорогу молча, пиная камушки под ногами. Лицо парня обычно не выражало эмоций, но когда Сонхун очевидно был в хорошем настроении, заводил разговор о чем-нибудь поверхностном, заставляя тем самым дрожать влюблённую Со, которая поглощала каждую фразу, стараясь скрыть обожание со своего лица. Подростком она вечерами смотрела, как тухнет свет в его окне, не слушая оклики матери, которая звала её спать. В отличие от Сонхуна у неё были огромные проблемы с большей частью предметов, поэтому девушка упорно зубрила материалы ночами, чтобы, в конце концов, попробовать поступить потом туда же, куда поступит мальчишка по соседству. Госпожа Пак часто приглашала Со к себе, а когда узнавала, что девочке трудно даётся обучение и подготовка по каким-либо предметам, просила сына помочь подруге детства. Нужно отдать должное Сонхуну, который не закатывал глаза как обычно, а молча садился рядом и помогал понять новые темы, даже не зная, что в глазах Хеджин он поднимался только выше. Красные щеки Со Хеджин его совсем не волновали. Особенно тогда, когда парень и сам был влюблен в свою одноклассницу, которая по мнению Со была слишком идеальной… Подходящей ледяному принцу. Со совсем не была во вкусе Пака. Он любил девушек ярких, тех, кто одним только смехом могут заставить влюбиться. Тех, чьим ногам будет завидовать каждая, а Хеджин в особенности. Его объект влюблённости — Чон Мунёль была идеальным типом Сонхуна. Она являлась отличницей и занимала второе место в рейтинге школы. Будучи начитанной, могла поддержать любой разговор, а её двойному веку, доставшемуся от матери иностранки, завидовала каждая, оттого Мунёль гордо звалась красавицей их школы. Она походила на модель или айдола, и в тайне Хеджин завидовала ей, потому что Пак дарил ей весьма горячие взгляды, на которые Чон охотно отвечала и улыбалась, растягивая пухлые губы. И как не странно, но Сонхун в то время часто заглядывал к семье Со в гости, помогая Хеджин в учёбе (ещё бы, ведь сердобольная мама платила ему за это) и спрашивая о всяких женских штучках, которые могут помочь ему завоевать Мунёль. Из вредности хотелось наплести всякой чуши, но совесть не позволяла. К тому же, в душе хотелось, чтобы этот принц был счастлив, даже если счастье в Со не заключается. Впрочем, ради его улыбки, которую он дарил Хеджин, когда получался очередной подкат, можно было и потерпеть. Его первую девушку Со пережила тяжело. Ей пришлось уйти на больничный, предварительно заболев (слабому организму было достаточно походить осенью без шарфа) и расписав Сонхуну все прелести болезни и список под названием «Топ ста причин, почему Пак Сонхун не может навестить больную Со Хеджин». Тогда она долго-долго плакала, зарываясь носом в подушку, старясь не показывать маме, что её что-то тревожит. Иногда Паки приходили в гости. Чаще они заходили в дом без сына, спрашивая о самочувствии Хеджин и восторгаясь тем, как девочка повзрослела. Школьница же сидела за стенкой, слушая рассказы о том, какая хорошая избранница у Сонхуна и как их мальчик счастлив. Было невыносимо больно, хотелось пойти и надрать той девчонке зад, но это было не в характере Хеджин. Она не боец. Хеджин не умеет бороться за свои чувства, отстаивать права на счастье. Она молча принимает все оскорбления и насмешки, косые взгляды девчонок и парней. В конце концов, она стерпела холодное к ней обращение Пака, его увлечения одноклассницей и редкие язвительные комментарии, вырывавшиеся из его рта (и не стоит забывать его будущих новых девушек, что после мелькали в жизни парня не часто, но надолго). Ей, наверное, стоило пойти с ним в одну школу, чтобы понять какой бесхребетной она является, когда и слова не сказала об испорченных вещах, что пострадали из-за её «дружбы» с Паком. Подростки жестокие, иногда слишком. Хеджин же размазня, которая не нашла ничего лучше, как спрятаться под лестницей у запасного выхода, где её вряд ли кто-то мог найти, и долго-долго плакать. Жалкая. — Ты попала под дождь? — раздался за спиной его прохладный голос, когда девушка уже молча мыла посуду. Разогретая еда, которую Со расставила на столе, ещё не была им тронута, а она не хотела сидеть без дела. Более того, показывать своё расстроенное лицо, что она не умела никогда контролировать, тем более не хотелось. Причин, почему у неё нет настроения, девушка ещё не придумала, а всё заготовленное давно было использовано и второй раз бы уже не прокатило. Он обязательно бы посмеялся над ней. Обязательно. — Да, забыла зонтик и, когда вышла из кафе, промокла, — она дернула плечом, ощущая, как противно липнет её мокрая футболка к телу, скрытая не менее сырым худи. Это лето было отвратительным.¹ Её жизнь была отвратительна. — Сходи в душ, одежду ты знаешь, где взять, — парень кинул на её плечи полотенце, а после сел за стол, закинув ногу на ногу, — Ты написала матери, что мы приедем на эти каникулы? Она хотела, чтобы ты зашла к нам в гости. Со вздрогнула, взяв полотенце с плеча. Она кивнула головой, отвечая на вопрос и молча пошла в комнату, останавливаясь на полпути. Взгляд зацепился за аккуратно сложенную её руками стопку мужских вещей, что сбросил с себя Сонхун после поцелуев Инха. Хеджин идиотка. Она плачет, делая напор больше, чтобы тот заглушил собой её глухие рыдания. Она скребёт ногтями по груди, оставляя красные полосы, потому что внутри всё рушится так быстро, словно кто-то разрушил её карточный домик одним щелчком. Она вдыхает запах его шампуня, пытается выбросить все мысли о том, что он делал с её однокурсницей здесь в ванной, пока Хеджин сидела в зале. Отчаянно хочется верить, что он не прижимал её к этим кафельным стенам, не целовал, делая звуки воды громче, чтобы Со не услышала. Долгое время она сидит, пялясь в стену. Голова, на поджатых к груди коленях, раскалывается от сумасшедшего потока мыслей и от осознания, что ей нужно прекратить. Слёзы всё ещё горькими каплями стекают по подбородку вниз, а внутри такая огромная буря, что хочется крушить и ломать всё вокруг. Хочется разбить зеркало, увидеть, как осколки впиваются в кожу, разукрашивая всё в ярко-алый, такой насыщенный, что в глазах обязательно зарябит. А Сонхун обязательно прибежит на звук, назовёт идиоткой, что портит чужое имущество, и кинет ей бинт, чтобы та обработала рану. По-другому он не умеет. Доучившись два года в школе, Хеджин научилась более менее дышать без своего соседа, который, собрав вещи, укатил в другой город, поступая в нужный университет. Она научилась жить для себя и даже пробовала разбить в себе это чувство невзаимной любви, попытавшись встречаться с парнем. Её бросили. Бросили, потому что она была невзрачной и серой, совсем неинтересной. Бросили, потому что Со Хеджин не умела быть девушкой такой, какая нужна была её Сончолю. Она не красилась ярко, не ходила по клубам и предпочитала свиданиям посиделки дома. — Но знаешь, что бесит больше всего, — Сончоль хмыкнул, разглядывая чашку с кофе, который давно уже остыл. В кафе, где он решил оповестить её об их расставании, в прошлом они приняли решение встречаться. Сей факт только добавлял колорита в общую картину, — твоя тупая забота. Она просто душит, чёрт возьми. Сонхун на первые каникулы приехал с новой девушкой. Красавица Дахё совершенно отличалась от его типажа, хотя бы потому, что он любил брюнеток (это был, пожалуй, единственный фактор, под который подходила Хеджин), а та являлась блондинкой, которая липла к парню так, словно он был её второй кожей, и, отпустив его руку, Дахё уже не сможет жить. Вообще Дахё давно была уже мертва в мыслях Со — ровно с того момента, когда такси остановилось напротив соседского дома, а блондинистая макушка поспешила показаться первой. Родители очевидно были в курсе планов сына и не выражали никакого недовольства, напротив приняв девушку в свой дом. Вторая избранница их чада, похоже, нравилась госпоже Пак меньше, чем первая, но она, как мудрая женщина, с достоинством принимала выбор ребенка. Что до отца, тот в принципе всегда поддерживал своего мальчика в любом его действии. В те каникулы Хеджин почти не выходила из дома, стараясь не столкнуться с Сонхуном. Ей казалось, что если она снова встретится с ним взглядами, все её старания пойдут насмарку, и тогда клетка, что вроде как открылась наполовину, снова оглушающе захлопнется. Так или иначе, но Со помогала госпоже Пак ухаживать за её личным цветником, который был расположен у них в теплице на заднем дворе. Возвращаясь ближе к вечеру с занятий с репетитором, Хеджин переодевалась и, не поев, отправлялась к соседям. Она старалась проходить мимо комнаты Сонхуна как можно незаметнее, едва дыша. Госпожа Пак ворчала на Дахё. Пока они работали в теплице, та высказывала своё мнение о девушке и печалилась из-за того, что сын расстался с Мунёль, которая продолжила обучение в штатах в родном городе её мамы. Со хотелось вообще-то очень громко произнести, что и она, Хеджин, ничего, но девушка молчала, потому что это было своего рода самоубийством сказать такое. — Останешься с нами на ужин? — к концу работы мама Сонхуна всегда звала её на кухню, но девушка отнекивалась. В груди у неё всё протяжно тянуло и выло. Видеть его хотелось до безумия, но спасти психику и чувства хотелось сильнее. — Оставайся, Хеджин, давно я тебя не видел, — однажды произнес за её спиной знакомый голос, и Со пораженно выронила перчатки, что держала до этого в руках, разглядывая госпожу Пак. Сонхун был выше. Намного выше и едва ли девушка доставала ему до плеча. Он казался старше не на два года, а на лет пять как минимум, до того статно и взросло он выглядел. Темные волосы отрасли, создавая опрятную прическу, а подобранная со вкусом одежда только добавляла шарму. Пак впервые позвал её по имени. В детстве он ограничивался обычным «Со» или «ты», изредка называя её в школе или при госпоже Пак «Джин». Девушка старалась не выдавать своё смущение, и, поклонившись, поздоровалась со столь неожиданным гостем в теплице, что улыбался совсем не так как раньше. Его уголки губ тянулись вверх, выдавая ту тёплую и счастливую улыбку, которая никогда не доставалась Хеджин. «Неужели он начал считать меня за человека?» — опрометью скользнуло в голове школьницы, и та тут же потупила взгляд, воспроизводя в воображении его приятное лицо, радостное выражение которого доставалось всем, кроме неё. Его взгляд скользнул по Хеджин, заставляя девичью кожу покрыться мурашками, от которых соседка дернулась, не обращая внимания на то, как госпожа Пак радостно побежала накрывать на стол. И когда она исчезла, уголки его губ поспешили опуститься вниз. Внутри у Со всё оборвалось, потому что его холодный и колючий взгляд был полным отражением того, что она получала ранее. Поза, в которой стоял Сонхун, не выражала и доли радости от встречи, что испытывала девушка. Лениво блуждая глазами по её лицу, он усмехался, наверняка, из-за того, что щёки у Хеджин были запачканы от работы в теплице. Его руки, спрятанные в карманы, вызывали в Хеджин дискомфорт, который стал пуще прежнего, когда она отмерила расстояние между ними. Ровно две его руки. — Моя мама так любит тебя, я даже ревную её, — подарив ещё одну усмешку, он развернулся на носках и направился в дом, бросая через плечо, — не стой столбом. Раздражаешь. На ужине Хеджин чувствовала себя так, словно тысячи иголок вонзились в её тело. Она сидела напротив парня, рядом с госпожой Пак и пыталась не смотреть на то, как крепко сжимает ладонь Сонхуна Дахё. — Я предложила Хеджин поступить в тот университет, где обучаешься ты, Сонхун, — госпожа Пак неспешно накладывала рис в чашу сына, пока тот, подняв бровь, смотрел на смущенную Со, что наблюдала за тем, как красиво лежит на тарелке соус, — так мне бы было спокойнее за вас двоих. Ты бы приглядел за ней в университете, а она бы получала такое же хорошее образование и помогала бы в бытовых делах. — Я всё же решила поступить в вуз нашего города, — едва слышно произнесла Со, беря палочки в руки. Парень всё ещё смотрел на неё нечитаемым взглядом, от которого кровь в жилах стояла. Хотелось оправдаться, сказать что-то, чтобы он не подумал, что она всё время идёт за ним. Хеджин действительно размышляла в последнее время о приеме в родном городе, ведь так возможно она бы смогла избавиться от чувств к человеку, сидящему напротив, — Не думаю, что смогу адаптироваться в незнакомом городе. — Какая жалость, может, ещё подумаешь, Хеджин-а? Ты ведь сейчас так упорно занимаешься, думаю, с поступлением не было бы проблем, — мама Сонхуна выглядела слегка расстроенной, из-за чего у девушки невольно сжалось сердце. Дахё фыркнула, отодвигая от себя чашу с кимчи. Её светлые волосы слегка взметнулись, и Хеджин невольно задержала на них взгляд. Дахё в принципе не была плохой, как казалось при первом взгляде. Она была вполне заботливой и даже помогала Госпоже Пак в готовке. — Сонхун очень занят на самом деле. На данный момент он является кандидатом на пост президента студенческого совета, который, я думаю, Сонхун займёт в следующем семестре. К тому же он староста и состоит в нескольких клубах, — девушка загибала пальцы, сверкая ярким маникюром, — а ещё он волонтер, так что не думаю, что у него будет время на Хеджин. Возможно, лучше ей оставаться дома, госпожа Пак. Дахё одарила всех улыбкой, беря в руки стакан с водой. Её издевательская ухмылка, вскользь брошенная обсуждаемой Со, обжигала до самой большой степени ожога. Хеджин ничего не ответила, стараясь не подавать расстроенного вида. С одной стороны ей казалось, что Дахё ревнует, но это вряд ли было бы верным предположением, учитывая, как относится к ней Сонхун. С другой стороны, Хеджин же в принципе не нужен университет Пака, так почему же гложет колючая обида? Она ведь и сама оповестила всех, что планирует остаться в городе. Девушка молча пялилась в рис, ощущая как внутри всё горит. Наверное, её задел этот издевательский взгляд, на который Со не могла ответить даже не потому что это было бы невежливо в доме, где она была гостьей, а потому что она не умела. — А я думаю, что хорошая идея, — подал голос Пак младший, и Со резко подняла голову. Парень не смотрел на неё, сканируя глазами мать, что услышав заявление сына, улыбнулась, — Думаю я смогу помочь Хеджин. Скажем так, мы можем быть полезны друг другу. К тому же… Сонхун перевел взгляд на неё, даря ослепительную улыбку, от которой ноги у Со всё равно дрожали, пусть она и знала, что скрывается за ней. Казалось, он стал ещё милее, предстал неким защитником, тем, кто давал своё королевское соглашение на присутствие Хеджин в его жизни. — … как я могу не помочь другу детства. Лицемерный подонок. Выходя из ванной, девушка поняла, что Пак сидит в зале. Дождь продолжал лупить по стеклу. Иногда, срываясь в оглушительном громе, тучи сотрясались на небосводе. Парень пил чай, смотря на себя в окне, а после перевёл взгляд на отражение Хеджин, которая неловко мялась в косяках, разглядывая его широкую спину, обтянутую белой футболкой. — Так и будешь стоять? — он наклонил голову в бок, рассматривая девушку из-под опущенных ресниц. Внимательный взгляд, которым он одарил гостью, вызвал в девушке смущение, от которого она едва заметно дернула плечами, — Эта одежда несвежая, я носил её уже сегодня. Почему не взяла другую? — Я не знала, не обратила внимания, — Со закусила губу, впиваясь взглядом в открытые благодаря футболке ключицы, что манили её к себе каждый раз. Ложь, которую она произнесла, отдавала приторно горьким на кончике языка, но она не могла сказать, что эта одежда была выбрана только потому, что пахла им, а не кондиционером, как другие. Взгляд парня красноречиво намекал на то, что он не верит ни единому её слову. Чужие губы тронула усмешка, и он издевательски рассмеялся, закидывая голову назад, впиваясь взглядом уже в настоящую Хеджин, а не в её отражение. Глазами он приглашал сесть её рядом, параллельно похлопывая по ковру рядом с собой. Со совершенно не могла сопротивляться, поэтому стремительно направилась к парню, присаживаясь рядом с ним не так близко, как хотелось бы. Сонхун повернул голову в её сторону. Посмотрел на расстояние, которое она оставила между ними, а после подвинулся так близко, соприкасаясь бедрами, что щеки у Хеджин снова поалели. Парень хохотнул, наклоняясь ближе, будто пытаясь заглянуть ей в глаза. — Знаешь, — произнесла она хриплым голосом после недолгого молчания, в течение которого Сонхун что-то рассматривал в сгорбившейся Хеджин, натянувшей рукава джемпера так, что не было видно пальцев, — сколько с тобой не знакома, никогда не могу понять, что творится в твоей голове. Он засмеялся. Засмеялся таким смехом, что Со не смогла оторвать от него взгляда. Этот смех она помнит отчетливо, потому что именно так он хохотал с друзьями в старшей школе, пока школьница сидела сзади в столовой и пыталась сохранить это счастье в его голосе в собственной памяти. — Ты смешная, Со, — после того как отдышался, промолвил Сонхун, смотря в окно. Дождь постепенно стихал, но в комнате всё равно было слишком темно, будто кто-то нарочно выключил свет во всём мире, — Зато ты для меня открытая книга. Хеджин уже жалеет, что поступила туда, где обучался Сонхун. Хеджин жалеет, что она не смогла в нужный момент сказать себе «нет», а теперь мучается, запертая в клетке, воздвигнутой её же руками. — Хочешь, расскажу один секрет? — он озорно стрельнул взглядом в её сторону, заставляя девушку покрыться красными пятнами, — Ты не сможешь сбежать. Как бы не пыталась, Со Хеджин. Он дьявол. Он дышит её воздухом, раскалив своими словами его до предела. Сонхун прекрасно осознаёт свою власть над Хеджин. Пак умело пользуется этим, зная, что вокруг девушки сотни красных ниточек и ему достаточно дернуть только за одну, чтобы она оказалась совсем рядом. Дыша ему в шею. Он душит. Сонхун душит Хеджин, заставляя ту глотать воздух жадно и громко, когда он со щедростью опускает свою руку. Пак знает о ней всё, потому и манипулировать ею легче, хотя на самом деле это не он манипулирует. Не он её душит. Это она, Хеджин, поддаётся и отдаётся, это она перекрывает себе воздух. В то время как он всегда давал ей шанс сбежать. Сонхун никогда не держал её рядом с собой, никогда не говорил остаться и никогда не давал повода понять, что она ему нужна. Это Хеджин… просто больная на голову дура, которая не может разжать воображаемые пальцы на его воображаемой руке. И в этот момент всё ломается. Когда его слова скатываются с губ, внутри всё опадает под натиском огромного урагана. Со смотрит на парня, разглядывая непозволительно опьяняющие глаза Пака, пытаясь понять, почему она так держится за него. Где-то внутри сотни вопросов, на которые она отчаянно ринулась искать ответы только сейчас. Хеджин знает, что пора прекращать. Она прекрасно осознаёт, но внутри такое чувство, словно если она решится на этот ошеломляющий шаг, то жить как раньше она уже не сможет: совсем не ясно, хорошо это или плохо. Со вчера отправила письмо. Она написала маме и папе, госпоже Пак. Писала сквозь душащие слёзы, что у них с Сонхуном всё хорошо, что они заботятся друг о друге, как настоящие брат с сестрой и то, что Пак едва ли не от каждого листика её оберегает. Рассказала о том, как замечательно они учатся, что Со, будучи старостой, смогла найти время для своего хобби и теперь ходит на литературные встречи, что та обожала всей душой. В конце девушка добавила, что они с Паком приедут на каникулы вместе, поэтому Со подождёт Сонхуна, который сдаёт последний экзамен на день позже, и закажет билеты до дома сама. На строчке, в которой Со описывала то, как они скучают по родным, дрогнула рука. Первая часть письма была отвратительно лживой, казалось, Хеджин ощущала в воздухе слегка кисловатый запах. Про учёбу она писала весьма правдиво и только в строчках «мы скучаем» была маленькая порция ещё одной фальши. Она скучала, Сонхун скорее ожидал встречи с младшей сестрой и родителями, которых он любил всей душой. Этот парень точно не был бы против остаться здесь на всё лето, а там и на осенний семестр. Сонхун уже не смотрел на неё. Его взгляд был устремлён в окно, где горели вечерние звёзды, которые стирались под натиском пыльных от города туч. Тепло, исходящее от его бедра, грело неимоверно, словно нашёптывало на ухо: «я рядом, ты проиграла». Со знала, что она сделала свою самую большую ошибку в прошлые выходные. Она встала с насиженного места, теряя его тепло. Её худи, висевшее² на сушилке, было слегка сырым, но Хеджин не стала заострять на этом внимание. Она направилась в ванную, скинув с себя его джемпер, который тут же отправился в машинку. Когда Со вышла из квартиры Пака, на улице было темно. Автобус уже было бессмысленно ловить, поэтому она вызвала такси, не решаясь пройти одну остановку пешком по такой темноте. Сонхун всё ещё сидел у окна, и Хеджин не лишила себя удовольствия взглянуть на парня. В голове роились мысли, больно стучась о черепную коробку. Пальто не грело. Озябшие руки растирали друг друга, пока Со Хеджин принимала решение оставить. Внутри что-то с треском опадало, наверное, её последние силы и желание быть с ним рядом. Хотелось плакать. Плакать долго и навзрыд, потому что ей нужно было отпустить Пак Сонхуна, чтобы жить дальше. Чтобы дышать полной грудью. — Твои попытки жалки. Его голос оборвался вслед за захлопнувшейся дверью. Хеджин уходила так всегда. Молча собиралась, зная, что ему всё равно на то, есть она рядом или нет. Обычно она писала «я дома» ему в Какао³, чтобы после наблюдать как целая куча «я дома» (а из них только и состоял весь диалог) так и остаются непрочитанными. В такси Хеджин размышляла о том, что завтра нужно начать жить по-другому. Она совершенно не умеет функционировать в этой жизни без Сонхуна, но если она хочет вылечиться, значит, придётся сделать усилие. Мысль, что скоро она сможет не думать о Паке больше положенного, одновременно грела душу и выворачивала её наизнанку. Он, кажется, стал её привычкой, пробрался под кожу так глубоко, что теперь обволакивал сердце, сжимая крепко-крепко в стальных тисках. Хеджин дотронулась до губ, которые горели так сильно, что хотелось пить. В голове мелькала прошлая суббота и глаза Пака. Его тёплое тело и горячие руки, которые теперь снятся в каждом чёртовом сне Со. Хеджин достаёт воображаемые ножницы с синими гвоздиками и сквозь совершенно настоящие слёзы режет воображаемые красные нити, за которые дёргал Пак Сонхун. Она вздыхает порывисто и вытирает тыльной стороной руки слёзы, чтобы после выйти из такси и написать последнее в её жизни «я дома» мальчишке-ледышке. Ненастоящие ножницы оглушающе падают на мокрый асфальт, пока сердце бешено колотится в груди, когда палец нажимает «удалить диалог». Ей действительно нужно было сделать это давно. Отпустить.