Only Us

      Лес сгущался, кроны деревьев шумели над головой, раскачиваемые порывами холодного ветра, серое утреннее небо заволокла дымка плотного раннего тумана, а воздух, насквозь пропитавшийся гарью и дымом, все же разреженный, несмотря на небольшую высоту проходимых ими гор, не позволял глубоко вздохнуть. Габриэль чувствовал слабость во всем теле и почти существующую потребность в кислороде. Он не обращал внимания на свои формирующиеся человеческие потребности сколько мог, отвлекаясь на важность их с Винчестерами дела, на постоянно окружавшую их опасность, на размышления о будущем и о прошлом, на разговоры ни о чем с Дином и особенно с Сэмом и даже на любование украдкой семейной идиллией между Джеком и Люцифером, которую сам и устроил. Последнее не приносило ему никакого счастья, но и волноваться не заставляло, он просто был рад за Джека, с счастливыми глазами слушающего рассказы о своей бабушке. Но теперь усталось и отсутствие достаточного количества кислорода чувствовались особенно остро, и Габриэль ужасно боялся этих прогрессирующих изменений и не знал, что с этим делать. Он хотел ждать — когда-нибудь его благодать должна восстановиться естественным образом, но в таком случае и сейчас, и потом, уже когда он окажется по ту сторону разрыва, ему стоило быть очень осторожным. Он вышел на опушку, ступая по сырой земле и редкой желтой высохшей траве. Их дорога лежала на юг от Дейтона через горы в обход темным туннелям пещеры, полной голодных монстров. Дин и Сэм в этот раз не могли рисковать столькими людьми, и Дин едва ли смог бы рисковать жизнью брата еще раз.       Они с Кастиэлем разведывали местность впереди, чтобы предупредить нападение на всю группу, и разделились не более десяти минут назад. Пока Габриэль бродил среди высоких деревьев, он думал о своих планах на будущее. Кастиэль все-таки был прав — Габриэль нужен Раю, и он очень скучает по дому и, наверное, пора бы уже повзрослеть и взять ответственность за управление Небесами, потому что своим братьям Габриэль не верит. Они еще хуже, чем его дорогой бросивший его Отец. Они думают, что этот мир принадлежит им.       Габриэль резко останавливается: где-то в ста метрах от него возникла волна божественной энергии. Взмахи тяжелых крыльев сменились топотом ног в армейских ботинках и голосом, отдающим приказы. Ангелы, несколько — не больше шести. Габриэль спрятался за ближайшим деревом и притаился. Его благодати в этом человеческом сосуде оставалось ничтожно мало — его не должны были заметить. Патруль вооруженных ангелов разведовал местность, и, судя по приближающемуся эхо отдельных слов и обрывочных фраз их приглушенного разговора, они направлялись прямиком к единственной дороге между грядой холмов на востоке и горным массивом на западе, ведущей к месту открытого разрыва. Нельзя было допустить нападения, поэтому вариант действий оставался только один: Габриэль с мыслью, что ему будут потом должны, вышел из своего укрытия, улыбаясь вмиг насторожившимся ангелам.       «Привет, ребятки», — произнес он почти нараспев и тут же поднял ладони вверх, когда на него навели дула автоматов.       «Кто?.. — начал ангел и сразу же запнулся — в его глазах промелькнул неподдельный страх, — не может быть…» Он делает шаг назад и протягивает руку в воздухе, приказывая своим воинам оставаться на месте. Габриэль усмехается: может быть, все пройдет гладко. Ангел показывает короткий жест кистью руки и достает из черного подсумка на поясе ангельский клинок. Остальные следуют примеру своего лидера.       «Михаил убил тебя, предатель». — он держится на расстоянии, говорит неверяще и зло и ужасно страшится любого неаккуратного движения, и Габриэль почти смеется:       «Сюрприз, — он разводит руками, — он промахнулся. Наверное. А еще мой бро ужасно наивный — с детства верит моим фокусам».       Габриэль ступает на шаг ближе, и ангел указывает на него острием клинка: «Ты слаб», — говорит он. Нервничает и не может выбрать между бегством и нападением.       «Для вас у меня сил более чем достаточно», — разыгрывает свое шоу Габриэль и подступает еще на шаг ближе. Ангел теряется. «Но не для Михаила», — говорит он отчаянно и вдруг делает шаг навстречу. «Мы доложим ему, — продолжает он, собираясь с духом, и поднимает руку вверх, — по моей команде». Он обращается к ангелам позади него, и Габриэль только тихо ругается. Разумеется. Когда это хоть что-нибудь было просто.       Первая его мысль — бежать. Его не убьют, но схватят и доставят Михаилу, и это в несколько раз хуже смерти, поэтому Габриэль не думает, он разворачивается и бежит по уже протоптанной им дороге, назад — к группе. Ему некогда думать, насколько он слаб и жалок, и он едва ли не спотыкается и не падает, когда перед ним, взмахнув белоснежными крыльями, появляются все шесть готовых атаковать в любую секунду ангелов. Они окружают его и Габриэль достает клинок — ему придется драться. Первая атака приходится справа: ангел заносит руку, рассекая клинком воздух, и Габриэль ловко перехватывает ее левой рукой, уклоняясь от последующего удара, целящегося в лицо. Секундного замешательства противника оказывается достаточно, чтобы пронзить его клинком. Белый яркий свет озаряет опушку, и Габриэль видит, как сгорают белоснежные крылья его собрата, оседая черной пылью на сырой земле, и как он кричит в агонии внутри уже мертвого человеческого сосуда.       Он едва успевает увернуться от выпада справа, как один из ангелов выбивает у него клинок из рук. На его ладони остается сияющий ярко белым порез, Габриэль шипит и ищет взглядом выбитый архангельский клинок среди травы. Ангелы вокруг начинают смеяться, и он слишком отчетливо чувствует боль, когда его ударяют в живот. К его горлу тут же оказывается прижат клинок, и Габриэль понимает — помощи ждать неоткуда. «Не знаю, как тебе удалось выжить». — угрожающе шепчет ангел. Габриэль видит, как через рану на горле рассеивается в воздухе его благодать. Он закрывает глаза и чувствует как у него дрожат руки. «Нет, нет, только не это» — думает он и так боится своих мыслей, потому что его мысли всегда возвращаются назад, к его прошлому, и даже в самые тихие часы с момента, когда в нем появилась хотя бы капля человеческого, мутные и бледные воспоминания мучали его, повторяясь раз за разом все правдоподобнее. «Разве что обманом», — говорит ангел сквозь сжатые зубы, и когда Габриэль открывает глаза, перед ним его клетка. И все вокруг слишком реальное. Полная темнота, запах крови, крики обреченных душ, звон цепей. Звук режущих мясо ножей. Стук каблуков и скрип железной двери. Асмодей закатывает рукава его идеально белого пиджака и берет в руки иглу и нож. И улыбается, улыбается, улыбается. «К ноге!» — повышает он голос, и Габриэль закрывает уши и мотает головой: «Нет, нет, нет…». Он крепко зажмуривается и остается на месте. «Сейчас же!» — кричит Асмодей с такой злобой, что Габриэль инстинктивно начинает отбиваться. Опешивший ангел отпускает его, и Габриэль только отчаянно скулит. Ближайшие кусты кажутся идеальным укрытием, чтобы спрятаться от слишком реальных видений. Он бежит, падает и не видит перед собой абсолютно ничего, пока не скатывается несколько метров вниз со склона оврага. Когда он преподнимается на локтях, перед ним земля и сухие листья, и через несколько метров дорога, и где-то невдалеке слышатся голоса. Знакомые голоса. Габриэль поднимается на ноги и оглядывается по сторонам, потому что ему кажется, что где-то там справа, в лесной чаще, он до сих пор слышит демонический смех.       Когда он выбегает на дорогу, его группа уже так близко. Габриэль бессознательно тянется рукой к знакомым фигурам. Среди них всех он видит только улыбающееся лицо Сэма, и почти улыбается сам, потому что знает — Сэм ему поможет, обязательно. За своей спиной он слышит взмахи крыльев и тут же отшатывается от появившейся опасности. Когда он оборачивается, то перед ним только знакомые ангелы. Никакого белого костюма, никаких кирпичных стен, никаких ножей и игл. Он не успевает ничего предпринять — ангелы слишком близко. «Убейте их всех, — командует их лидер, — по моей команде». Габриэль не успевает испугаться, не успевает понять, насколько близко к нему находился потерянный им архангельский клинок, он только видит, как ангелы вспыхивают белым светом и исчезают, оставляя после себя волны мерцающей в воздухе благодати.       Люцифер усмехается и с легкостью избавляется от наручников. «О, я знал, что они меня не удержат, — он смотрит по сторонам на замершую в страхе толпу, и Габриэль чувствует, как паника постепенно отступает. Он делает глубокий вздох и прячет в карманы куртки еще подрагивающие руки. — Ну же, не благодарите меня все сразу». Люцифер тихо смеется, а Габриэль подходит к Сэму. Тот отвлекается и оглядывает его обеспокоенно.       По дороге к привалу на ночь Габриэль старается не обращать внимание на жжение на ладони и горле. У него не хватает сил залечить даже столь незначительные царапины. Его пугает даже самое незначительное ощущение одним своим наличием, потому что он до этого никогда не чувствовал и потому что сейчас он чувствовал слишком ярко и слишком сильно. Его мучала жуткая усталость за день, головная боль и накаленные до предела нервы от пережитых вымученных воспоминаний, из-за чего он старался занять свои мысли хоть чем-то, что бы только отвлекло. Он кутался от холодных порывов пронизывающего ветра в свою джинсовую куртку, растерая мерзлые пальцы, и дышал нечасто и даже трудно от обжигающе ледяного сырого утреннего воздуха, царапающего горло. От этого холода и от усталости, и от нисколь не привычной нервозности он дрожал всем телом и постоянно оглядывался по сторонам. Ноющие и щиплющие раны, на которых собрались уже засохшие капли крови, беспокоили его меньше всего. Потому что сейчас на время спокойной дороги существовала лишь одна ужасно навязчивая идея повторения тех видений. Потому что, думал он, они обязательно произойдут вновь, повторятся в тот момент, когда он меньше всего будет ждать. Только в следующий раз они будут ярче. Жестче. Страшнее. Он никогда по-настоящему не забывал все пережитое, но заново так мучаться, чуть ли не плача от безысходности и ужаса, оказалось нестерпимо мучительно и деструктивно. «Люди же живут с этим, — думает он, — люди же переживают это, справляются, забывают ведь как-то». То же самое он думал, когда прятался от любого громкого звука, любого ласкового слова, когда боялся как огня даже нечаянных прикосновений и не смотрел в самые дальние углы полностью освещенной комнаты. Ему снова нужна была помощь. На этот раз, может, даже больше.       Сэм отвлекает его рассказом об их измененном плане — он хочет использовать Бункер как базу для планирования операций, после того, как переведет всех людей по ту сторону разрыва. Он говорит, что для победы над Михаилом им нужно будет знать каждую, даже кажущуюся малосущественной, деталь, полностью изучить того, с кем они имеют дело. Сэм говорит, что надеется на его помощь.       Люцифер позади них качает головой. «Нет, нет, не так, — он делает пару шагов вперед и оказывается между ними, — мы разбираемся с Михаилом здесь и сейчас — и все счастливы». Говорит он, будто ждет поддержки, и Сэм тут же возражает: «В прошлый раз Михаил оказался сильнее тебя. Я слышал, вы вдвоем отлично проводили время». Люцифер почти огрызается на довольную улыбку Сэма и не обращает внимания, когда он отходит к брату, чтобы не тратить нервы на бесполезные споры. Люцифер поворачивается к Габриэлю и говорит убежденно и с нажимом: «Против меня и моего сына у Михаила нет шансов, — он молчит с минуту, размышляя о своем, и добавляет насмешливо, — тебя, конечно, можно в расчет не брать. Особенно после сегодняшнего — это было даже как-то слишком жалко. Даже вот эти обезьяны справились бы лучше». — он указывает на Сэма и Дина, и Габриэль отворачивается — спорить с Люцифером не хочется, а доверять ему он, может, и привык, но не станет. Слишком они разные стали, слишком чужие. Если подумать, разве их объединяет что-то, что-то, кроме того былого и детских ценных воспоминаний? Сейчас Люциферу довериться было страшно да и нельзя было, потому что он не знает, что такое довериться в ответ. И ценить он это доверие не станет теперь — оно ему не нужно. Габриэль давно собрал воедино свой мир по частицам в одиночестве, и ему вот так было хорошо. Грустно, но хорошо. И не нужно снова мучаться, не нужно думать о том, что хочется простить, но не можешь. Не будешь — оно того не стоит. И не нужно думать о прошлой любви и считать ее единственным утешением. Нет, думает Габриэль, оно ему не надо. Ничего, из того, что между ними может быть, ему не надо. И Люциферу вроде как все это тоже не надо. Оно и к лучшему — уж лучше любить свою прошедшую любовь и жить одними развлечениями, как он и делал раньше.       Габриэль не говорит о своих страхах и своих видениях и вместо этого молчит, и не отвечает, потому что на помощь Люцифера не хочет даже и надеяться. Люцифер тоже молчит и смотрит на дорогу впереди. «Иронично, не правда ли?» — говорит он наконец, — «Ты всегда мне говорил, что люди лучше нас во всем. Сейчас бы ты не сказал такого». Габриэль только невесело усмехается, не в силах сдержать нарастающее чувство злости. Злость была одной из немногих эмоций, которую вызывал у него Люцифер своим себялюбием и эгоизмом, с тех пор, когда Габриэль только обнаружил у себя эмоции и смирился с этим. Еще было теплое чувство светлой грусти от находившей порой ностальгии при виде улыбчивого Джека и с готовностью отвечающего на любой вопрос Люцифера. Разумеется, его брат так ничего и не понял, потому что несмотря на все им пройденное, Габриэль сказал бы ровно то же самое, еще и еще. Он не был готов ко всему этому, правда, но с этими эмоциями и чувствами он будто бы мог начать жизнь заново, здесь, на Земле или, может, в Раю, и к черту его Отца, и к черту его братьев и Люцифера в частности. Потому что сколько ни объясняй ему, сколько ни повторяй слова Отца точь-в-точь, он все равно будет видеть то, что хочет видеть. «Ты только посмотри на себя теперь». — говорит он, смеясь. Габриэль хочет вернуться к Винчестерам, потому что пытаться переубедить Люцифера, донести до него свою правду — занятие совершенно бесполезное, так было еще со времен изгнания людей из Рая и остается до сих пор. Но Люцифер останавливает его, преграждая путь рукой: «Когда-нибудь ты захочешь увидеть истину, Габриэль». — нарочно серьезно говорит он и быстрым движением проводит большим пальцем по ладони и горлу Габриэля, залечивая уже почти зажившие порезы. Габриэль смотрит на него с подозрением, а Люцифер лишь пожимает плечами: «Видишь? Командный игрок, — он разворачивается и ищет глазами Джека, — ты тоже можешь не благодарить меня, кстати». И Габриэль не благодарит. Та самая «истина» Люцифера не для него.