Из соображений солидарности

Отставить, значит, ложная тревога. Они-то думали, что нашёлся второй Лиза, сейчас, спустя несколько лет. Новый предатель. Кто-то же брал из общака деньги. – Да сколько можно? Общак у бандитов, а у нас запас, усекли? Хранилище, – всякий раз ругал Ноткин и морщил нос. Ребята звать хранилище общаком не перестали, просто делали это промеж своих, как не перестал так называть его про себя и Пижон. Привычка. Въелась за время сиротства. Да и бандитство было не при чём, общак же это что-то общее. Вот и у них общее. Но в последнее время бесследно и понемногу стало пропадать добро. Понемногу совсем, но систематически. Даже ошейничек старый свистнули. Еда, закупленная на малышню, тоже пропадала. Оказалось, значит, что детки какую-то новую псину приютили. Поездом собака сюда прикатила. Не то на вокзале бросили, а она в пустой вагон – и до Горхона, то ли её намеренно хозяева сплавили – не ясно было да и не так важно. Псина была здоровенная, и свистнутый ошейник на ней не застегнулся бы, но при этом глупая, дурная и трусливая. Поджимала лохматый хвост, пятилась, пригибаясь к земле, косила испуганным влажным глазом. Вот ребятня-то её и начала усердно жалеть. Дожалелись. А ведь псина эта жрала что слон. Сколько же мелкие успели на неё потратить? Чем полезным занялись лучше. Шавка бы голодом не померла, сердобольных людей было предостаточно, нашла бы нового хозяина, коли бы её не прятали. Пижон уже провёл беседу с этими несмышлёнышами, и может, его слова были чересчур резки. Забыл, что не со сверстниками говорил, с детьми. Душица приостановила его, заглядывая ласково в глаза. Чего шумишь, мол, разве сам себя ребёнком забыл? Конечно, он мог ответить, что ребёнком был и не так уж давно, но так вот не косячил. Только рука девушки на локте его остановила. Её мягкость всегда обуздывала его резкость. Ну, пускай она с ними и разбиралась бы. А он вышел под предзимнее небо, зашуршал по карманам куртки, закурил. Вместе с паром вверх поднимался дым. Ну... хотя бы не Лиза, и на том спасибо. Надо было поостыть. Пижон хотел бросить сигарету и задавить огонёк мыском ботинка, но остановился, нашёл глазами жестяную мусорку. Нечего сорить. За малым порядком следовал большой, и за любым нужно было следить. И выдохнув, он пошёл к мосту. Атаман, вроде, часто в Земле сидел. И почему не в Среднем городе? Пижон запахнулся поплотнее, посмотрел мельком, как горели жёлтым окна Невода, как набрякло на горизонте тёмно-серым небо. Дождь будет или снег? Надо было куртку взять на тёплой подкладке. Дорогой Пижон снова выудил из пачки сигарету, приостановился, щёлкая зажигалкой, прикрывая рукой огонёк, и прислушался к голосам. Смешливым, тихим. Кто же там шушукался? Парень прошёл дальше, вдоль ограды Стержня и высунулся из-за угла. Не думал он, что правда кого-то спалит. А спалил. Ласка опиралась спиной о каменную кладку, а Спичка стоял совсем близко, держал в руках её тоненькие пальцы дышал на них, растирал ладони. – Замёрла уже? Холодненькая, – прошептал ученик врача и снова жарко выдохнул на бледные пальцы, их тут же окутал пар. – Да мне ничего, ничего. Я ведь не простужусь, – губы у неё подрагивали, будто улыбку сдерживала. Наверное, она заметила движение, повернула светлую головку, укрытую тонким шерстяным платком, на секунду светлые глаза раскрылись шире. Она заметила Пижона. Поздно было нырять обратно за угол. – Здрасте, – он сунул зажигалку в карман, так и не прикурив, сигарету схватил, крутанул в пальцах. – Мешать не хотел, извиняюсь. Иду мимо. Спичка шумно выдохнул. – Ух... Пижон, это ты. Ну ты и... – А что, Сабурова ожидал увидеть? Он с другой стороны пойдёт, – парень многозначительно глянул на мрачный Стержень. И тут опомнился. – А вы Ноткина видали? Он тут-то вообще? Может, его и в Верхний город занесло. Бывало и такое же, когда в делах и заботах атаман мог за день побывать ну просто везде, вот и приходилось гоняться за ним через весь город. Ласка смущённо прятала глаза. – Да он у нас, – отозвался Спичка беспечно, повернулся к своей зазнобушке, ручки её крепче сжал. – А ты иди, Пижон, иди. – Иду-иду, – хмыкнул он, вновь зажимая в губах сигарету и нашаривая зажигалку. В кармане ещё звенели ключи и мелочь. – Вы только аккуратнее, голубочки, не самое укромное место выбрали. Ну или они только хотели скрыться где-нибудь. Или он застал конец свиданки. По Ласке ничего нельзя было сказать наверняка, рот у неё был бледный, поди знай, целованный или нет. У Душицы губки сразу вспыхивали. Были как ягодки розовенькие, яркие. И щёки, вот так чмокнешь разок – и вспыхнет на них румянец. Пижон пошёл дальше вниз по улице, не замечая, как уголок рта дёрнулся, выдавая улыбку. А прикурить он всё же смог. К Бурахам, значит? Ну хоть Мишу увидит, она-то так подросла, наверное. Давно они не виделись, а это было почти преступлением в их-то маленьком городе. А тёмные облака надвигались с севера, заволакивали светлое серое небо, в общем-то, тоже всё состоящее из облаков. Солнце ни разу за день так и не показалось. И прохожих – как ветром сдуло. Ну, выходной же, большинство по домам сидели, грелись. А ведь это ещё зима не началась. Пижон снова поворчал про себя, думая о куртке с тёплой подкладкой и о чёртовом ветре, кинул бычок в мусорку и взбежал на крыльцо Бурахова дома, сразу дёрнул за ручку двери. Она как-будто не сразу поддалась, что-то там помешало ей легко открыться, щёлкнуло. Одновременно с этим в доме что-то стукнуло, упало. Пижон, не чуя подвоха, осмотрел внутренний замок. "Закрывашка", так её называли мелкие. Недовернули её, что ли? Куртки Пижон не снимал, ненадолго же, ему пару слов только сказать надо было, и стянул прямо на входе ботинки, наступая себе на пятки. Небрежно. Ослабленные шнурки позволяли. Да так и пошёл на звук голосов. Перестройка внутренних стен сделала дом проще, он сразу понял, что атаман на кухне сидел. – Ну, сейчас ещё не хватало сахарницу опрокинуть, – приглушённо говорил Бурах. – Опрокинем – поднимем, – немедленно раздался голос атамана, тоже негромкий, но бодрый. – Иди сюда. И ведь ничего глупую голову не насторожило. Пижон даже хотел позвать Ноткина, только дрожащий, шумный выдох, хорошо слышный в относительной тишине дома, заставил его замедлиться прямо у порога. Дверь-то на кухоньку была открыта. А потом ещё что-то зашуршало и стукнуло, и Ноткин сказал немного хрипло: – Ого. И Пижон замер. Стоял, сунув в карманы руки, и заторможенно мигал. Как идиот последний. – Что "ого"? – хмыкнул Бурах. – Ничего, меня абсолютно всё устраивает. И что-то ведь должно ему было подсказать, что пора делать ноги. Но как и у ограды Стержня, ничего его не остановило. Ну, мало ли... Может, это он себе не пойми что надумал. И Пижон осторожно заглянул в комнату. Действительно осторожно. Меньше всего ему хотелось быть замеченным. Влажный звук поцелуя ухо уловило поздно, а взгляд уже выхватил две фигуры. И Пижон удивлённо и поражённо даже заводил глазами по сидящему на столе, спиной к невольному зрителю, Ноткину, удерживающему руками и ногами стоящего вплотную врача. Бурах уткнулся атаману в шею, и руки его гладили чересчур уж... чувственно. Хотя даже под свитер не пробрались. – Котён, ну что ты со мной делаешь? Атаман запрокинул голову. – Плохого не делаю. И будь Пижон проклят, если бы слышал у атамана хоть когда-нибудь такие игривые нотки. Да он даже не думал, что Ноткин на такое способен. Пижон отпрянул. Всё, достаточно увидел, всё понял. И он осторожно попятился, боясь, что под ногой скрипнет пол... и ведь когда шёл, даже не думал красться, просто получилось тихо само собой, а вот теперь он аж взмок, боясь дать о себе знать. Сам виноват. Вот что он сразу не крикнул у двери, что пришёл? Балда. Да просто он и подумать не мог, что эти двое... а что эти двое? Они ведь вели себя совершенно по-обыкновенному всегда. Может, поэтому Пижон, их заставший, испытал такое удивление. Шок, если точнее. – Вдруг Мишка вернётся. М? А на кухне происходила какая-то возня. Видеть Пижон не мог, а слышать-то не перестал. – Да она ведь только ушла. У них... до восьми посиделки? Бурах хмыкнул. – А ты не разбежался? Нацеливаешься на это время? Что-то там ещё у них произошло, и Ноткин тихо охнул и прошептал: – Будто ты против. – А если Спичка вернётся? – Перетопчется. На улице не останется. Дверь-то мы закрыли, догадается прогуляться. "Да ничего вы не закрыли, идиоты!" – подумал Пижон чуть ли не с отчаянием. С него семь потом сошло, пока он дошёл до двери. Слух ещё сделался таким острым, он слышал ну просто любой звук. И ноги он всунул в ботинки осторожно и быстро. И дверь ручки повернул как только мог тихо. Когда открывал, они там чем-то шумели, вот и не услышали. А сейчас бесшумно надо было действовать, не стукнуть ничем, не скрипнуть. Пижон оказался на улице, на ветру, прикрыл дверь, стараясь не щёлкнуть. И потом, замерев, облегчённо выдохнул, опустился на корточки и поправил ботинки. Вот это история. Хорошо хоть, что он сразу на кухню не влетел. Неловко бы вышло. Ноги понесли к оградке. Там и облокотился, глядя на пустынную улицу, снова прикурил. Ну, вроде отпустило. И не заметили. Может, Спичка маякнёт где, Пижон его предупредит. А уж тот-то потом скажет товарищам, что двери надо несколько раз проверять. Он затянулся, выдохнул. Зябко повёл плечами. Мог бы и уйти сразу, конечно. Но тут надо было атамана прикрыть, друга. Из солидарности. И только он об этом подумал – ба! – новая напасть. Из-за Верб на пустую дорогу вышел Рубин. Дылда тоже кутался, но в какой-то тулуп. И вроде не спешил. Пижон замер, чуть не поперхнувшись. Думал, куда это Рубин шлёпал. Мимо или... или правда нужно будет прикрывать этих двух... Сигарета как приклеилась к губам. – Здравствуй, – сказал Рубин, как только подошёл ближе и, чего Пижон и боялся, завернул во дворик. – Здарова, – ответил он. А в голове всё вертелось, что ещё сказать, как задержать. Может, стоило намекнуть? Да будто он знал, как Рубин к этому относится... да и выдавать себя не хотелось. Но на удачу врач сам приостановился, оглядел Пижона. – Ты чего тут мнёшься-то? – Да вот, курю, – да что за проклятье, почему в голову ничего не приходило? Встреть Пижон Сабурова, он бы как-нибудь да и отвлёк бы, нашёл, о чём поговорить. Да хоть бы о том же самом порядке! Делами они были связаны. А с врачом-то ему как надо было говорить? – А, – бросил Рубин равнодушно, – поменьше бы гадость эту в рот пихали. Ноткин, что ли, там? И пошёл вперёд, прямо к крыльцу. Ну, пан или пропал. – Слушай, – заговорил Пижон, не двигаясь с места и надеясь, что это заставит остановиться и Рубина. Только... задержать-то он задержит, остановить его как? – Тут дети псину какую-то прятать вздумали, мы про это поздно прознали. Можешь хоть поглядеть, чё с ней? Рубин и правда остановился, обернулся. – Собаки, вроде, по вашей части. Если не в струпьях и не хромает, что на неё глядеть? – Ну, мало ли. Ты ж врач. – Врачи по симптомам лечат. Будут симптомы – приходите. И давайте с этим к Бураху, возиться ещё с вашими четвероногими... он-то дома? – Кто? – глупо спросил Пижон. Рубин состроил недовольную рожу. – Бурах. Он, говорю, дома? Ну, наверное, дома. Вместе с этим вашим. "Да ты и знать не знаешь, насколько "вместе" они там", – подумал Пижон, а у самого похолодело где-то в брюхе. – Да не знаю... вот, думаю, докурю, и... – Угу, – а Рубин уже развернулся и пошёл к крыльцу. Ну и что нужно было делать? Пижон схватился за сигарету, чуть не обжёгся, пошёл следом. Может, им хоть на пороге крикнуть, предупредить? Но только Рубин открыл дверь, в коридоре показался сам Бурах. – А, Стах, чего тебе? А следом за ним и Ноткин. Такой же, как и всегда, только встрёпанный больше обычного. Пижон облегчённо выдохнул. Опомнились таки. Может, всё же решили дверь проверить. Или через окно услышали, что Стах с Пижоном во дворе треплются. Ну и славно. – А ты чего пришёл-то? – кивнул атаман Пижону, обходя врачей и приближаясь. – Да я по делу... хранилища нашего. В общем, ложная тревога, это мелкие. Просто сказать хотел, чтобы ты знал. Может, авторитетом на них нажмёшь. Ноткин кивнул ещё раз. Только взгляд у него был рассеянным. – Понял. – Ну, пойду я тогда, – он неопределённо мотнул головой и тут только вспомнил, что в пальцах ещё держал сигарету. Вышел, покрутил головой. Темнело. Зато ветер сделался потише. Пора было возвращаться. Что там Душица этим негодникам наговорила? Жалела их, небось. Сердце-то у неё было большое, тёплое. Кинув погашённую сигарету в мусорку, Пижон сунул руки в карманы и пошёл, пригибая голову.

***

Пацаны все стояли все в куче. Курили, грели руки, жадно втягивали запах: рыбка коптилась. – Чтоб пивными бутылками не бросались, – сказал семнадцатилетним сопляка Пижон строже. Будто сам был намного старше. Ненамного... но старше. Шмыгнул носом. Чёртов насморк. Чёртов холод. Вечером ранее выпал первый снег. И ведь не таял, лежал тонким покрывалом. На дорогах его уже стоптали, а вот в траве, на каменных глыбах, на деревьях ещё сохранился и белел в сумерках пустыря. – Не хлюпай. Ты разводишь соль в воде, протираешь ноздри? – спросил Спичка. Пижон скривился и протянул ему холодную бутылку. Чтобы скорее замолчал. Чтобы пил, а не занудствовал. – Сейчас-то я тебе ничего нигде не разведу. – А мне вот помогает, кстати, – подал голос Шурка. – Сделал пару раз, так прошло... ребят, есть у кого спички? – Мою возьми, – и Пижон протянул ему зажигалку. – О, это спасибо, – и Шурка принялся резко крутить колёсико, добывая огонёк. Не от углей же под коптильней он должен был прикуривать, в самом деле. Пижон оглянулся на вторую такую группку, стоящую у другого источника тепла. Там кто-то загоготал, да так, что над всем пустырём пронеслось. – На, – Шурка вернул зажигалку. Грач нахохлился, подошёл ближе к коптильне и жадно задышал. – Проверим? – Да рано ещё. – А если совсем высушим? А Пижон думал, как они эту рыбу делить будут. Поровну – дело понятное, так ведь надо было с решётки снимать, куда-нибудь положить... каждый же потом к себе потащит, кто своей зазнобушке, кто братишкам и сестрёнкам. – А ну, – кивнул Пижон младшим, – можете сгонять, посудки одолжить? Ну и чтобы снять рыбу чего-нибудь. Тут, кажется, опомнились все. – А, ну да, – сказал Грач, – Ребятушки, я с вами. У меня возьмём, Мосечка сердиться не будет. "Мосечка", значит, Мося. Худющая всегда была, светленькая. Даже после родов такой и осталась. Как только места перед коптильней стало больше, Шурка, Спичка и Пижон подошли ближе к углям, так, что аж коленки начало жечь. Спичка задрал голову и сделал несколько жадных глотков. Пижон не пил. Душице не нравилось, когда он, напившись пива, лез к ней целоваться. – Холоднее стало. Чувствуете, а? – Шурка принялся топтаться на месте. Повернулся спину погреть. Дымил, поёживался. – Ночь всё ближе, – Пижон тоже мёрз, но не подавал вида. Смотрел загипнотизированным взглядом в отверстия мангала, на угли. Спичка завозился, достал что-то из кармана, просто посмотрел, словно проверил, точно ли там лежит. В темноте тускло светился тёплым металл. Пижон ничего не спросил, но Спичка, уже убравший обратно эту свою штучку, поднял голову и встретился с ним взглядом. И как-то неловко пожал плечами. Хотелось закурить. Но больше этого хотелось узнать, что же такое там прятал ученик врача. – Дашь поглядеть? А тот замялся, глотнул пива и полез в карман. Это было что-то на цепочке... и даже не одно. – Да это... ну, так. – Чё там у вас? – обернулся Шурка. – А, я где-то это видел. Читал, то есть. Парные амулетики. – Медальоны, – поправил Спичка. Пижон покрутил в руках небольшой латунный овальчик, немного выпуклый. Открывался, значит. На крышечке были вырезаны вензельки, они закручивались, переплетались между собой. Внутри было пусто. – А я знаю, туда волосы кладут, – Шурка смотрел через плечо. – Ну, отрезают немного кусочек... – Прядку, – поправил Пижон. – Ну да. Ох, как холодно-то. Вроде одним боком повернёшься, другой мёрзнет. Опять вертишься – уже замёрзло то, что согрелось. – А ты пробегись, – мрачно ответил Спичка, покручивая в пальцах второй такой же медальон. Шурка замер, раздумывая. Вздрогнул, сунул окурок в жестяную банку, уже полную, и действительно, забавно подпрыгивая, двинулся по дуге – вдоль камней. Замёрз он, видите ли. – Вы туда пряди вставите? – спросил Пижон, глядя в пустоты медальона. – Ну... или обрезанные фотографии. Она ещё не знает. Это вчера привезли, я забирать ходил... Думаешь, это глупость? Пижон вскинул голову. Глаза у Спички по-особенному блестели. – Нет, не глупость. Это хорошая вещь, – он вернул медальон. Странное чувство появилось – он подумал, что хотел бы тоже иметь что-то подобное. Наверное, Душице бы понравилось. Но он до такого не додумался. Спичка спрятал парные медальоны в карман. Шурка возвращался, громко переговаривался с ребятами у второго мангала, а потом вскинул руку, помахал. На пустырь, спрятав руки в карманы, вышел атаман. Осмотрелся, кивнул Шурке и подошёл ближе к ребятам. – Ну, как у вас тут? – он шумно втянул воздух. – А посуда-то где? Так и так, мол, ребят послали, зашумел Шурка. Его, такого шебутного, отправили вслед за ними. А то ведь что-то долго никто не приходил. А Ноткин от пива отказался. Стоял, сунув в карманы руки. И только когда Спичка снова полез за своими парными штучками, сказал: – Нашёл о чём переживать. Она рада будет. Спичка только вздохнул. Ну конечно атаман знал, это и секретом-то не было. Какие уж тут секреты. Ученик врача не был двоедушником, так и не примкнул к их стае, но всё равно был своим, а никто из ребят не скрывал никогда своих симпатий. А симпатии были стойкими – всё посерьёзке, честно и без оглядок. Если было у двоедушника чувство – он его до конца в себе пронесёт. Иначе никак. Пижон всунул сигарету за ухо, повернулся немного, подставлял теплу бок. – Сабуров только заметит у вас эти штучки. Заметит же. Катерина, может, даже раньше. – И что же? – спросил Ноткин. – Пусть видит. Разве это плохо? Не плохо, конечно. Парные медальоны – не тисканье в укромных уголках, гнева не вызовут. – А ведь он нас чуть не увидел, – Спичка выпрямил руки, подставил ладони жару. – Ещё немного – и у меня сердце выскочило бы. А вот потому что осмотрительнее надо быть. Вот и не будет сердце выскакивать. Пижон по-доброму усмехнулся, и это заметил атаман. – Не зубоскаль. – Да я-то что? Просто осторожнее надо быть. Александр, пока не благословит, фигура устрашающая. Ну, дела Спички вовсе не были так плохи. Да и не плохи совсем, наоборот. И Катерина к нему хорошо относилась. И за плечами – Бурах, учитель, не последний человек в городе, уж он-то вступится, если надо будет. Но Спичка вдруг хохотнул. – Поучи меня осторожности. И Пижон хотел бы ответить, мол, поучу, ещё спасибо скажешь, но заметил, как ученик врача переглянулся с атаманом, и тот тоже хмыкнул. Какие-то слишком многозначительные гляделки. – Не понял, – он нахмурился, окидывая взглядом друзей. И особое внимание уделил жесту – Ноткин рукой махнул, словно хотел эту тему оставить. – Ну уж нет! Это что было сейчас? Ну что ржёте? Спичка не выдержал первым: – Вы когда... с Душицей чудите, не выбирайте "укромных" мест. Давеча вот на отшибе дом пустой, а? Пижон зажал в пальцах сигарету, хмурился. Вспоминал. Ну да, было дело. А ведь он действительно думал, что их никто не видел. Да и что там видеть – обычная свиданка. Ну как обычная... ему вспомнились ласковые руки Душицы, обвившиеся вокруг его шеи, её шёпот и взволнованное дыхание. Он отчего-то порозовел. – Мы... нас?.. – Нет, а могли бы. Додумались. В том доме малышня собирается, а вы туда полезли. Малышня? А вот это нехорошо. – Видели? – напрягся Пижон. – Нет, я их увёл. Предлог нашёл. – Да это ладно, – сказал Ноткин, покручивая в руках взявшуюся из ниоткуда сухую веточку. Может, и раньше обломил, а Пижон не увидел. – Это ещё ничего. Вот вы когда остаётесь в общежитии... голову включайте. Пижон опустил голову. Вот это он... дал. Главное, чтобы Душица не узнала, что их могли увидеть. А он впредь будет осторожнее. – Спалили, да? – догадался он, пытаясь разобрать клубок туго свившихся чувств. Ничего плохого... действительно плохого они не делали. И никогда бы не сделали. А это... ну так ведь они любят друг друга. И это было нормальным. – Нет, прикрыл я ваши... – Ноткин не договорил, кашлянул. – Из солидарности. Но вы правда выбирайте проверенные места. Экспериментаторы. – Что сразу-то не сказали? – Пижон затянулся. И понадеялся, что смущение быстро пройдёт. Но друзья ответили разом: – Душице сказали. И правда, она в последнее время избегала подобных приключений. Вот ведь... почему ей, а не ему? Будто только лишних хлопот ей недоставало. Пижон снова зарделся. И вовсе не из мстительности сказал: – Ну да, попал я впросак. Все мы не без греха. Тебе с Лаской тоже аккуратнее надо быть. Нарвётесь на Александра – вам хуже всего будет, это не просто ребята с улицы, – бросил он Спичке, затянулся и сказал уже Ноткину: – И вас это тоже касается. А тот был невозмутим, прочесал только щёку, глядя на угли. – Это ты был? – только и сказал. Но Пижон сразу догадался что к чему. Может, он тогда не очень тихо смысля, как сам на то надеялся. Или... – Да. Что, Бурах меня заметил? – Нет, догадался. Бывает так: ляпнет что-нибудь, а это правдой окажется, – и уголок губ Ноткина дёрнулся, он всё держался, только долго сдерживать улыбку у него всё равно не вышло бы. А Пижон даже позавидовал его невозмутимости. А Душица... она ведь и не злилась. И не было этих всех "серьёзных разговоров", ничего такого. – Ну, ребят, вы чего? Холодно, а вы нараспашку ходите. Он вздрогнул, услышав её голос. Душица ступала легко, пружинисто. Вышла из-за камней, держа что-то в руках – не получалось рассмотреть в темноте. – Привет, – кивнул ей Спичка. – Здравствуй, – она щурила ярко блестящие глаза и улыбалась так тепло, как только она одна умела. – Ну вот, хоть вы двое одеты по погоде. – А я? – немедленно отозвался Пижон, заметив, что при этих слова она смотрела исключительно на Ноткина и Спичку. – Смотри, тёплую вот надел. – Молодец какой, – сказала девушка со смешком и шагнула ближе к нему. – Всё почти хорошо. Почти. Наклонись-ка. И вот тогда стало понятно, что в руках она несла свёрнутый шарф. – Вот это убери, – скомандовала Душица, обвязывая шарф вокруг его шеи. И Пижон отвёл в сторону руку с зажатой в пальцах сигаретой. – Слушаюсь, – а в груди всё согрелось даже без шарфов. Но это ведь был непростой шарф. Он заметил. – А потом ещё потепление будет, – буднично говорил атаман, – перед самыми холодами. – Да ну, все разденутся на радостях, а там и до простуд недалеко, – снова занудствовал Спичка. – Обманчивое это тепло. Зато Пижон знал, какое тепло не обманчиво. Тепло Душицы, стоящей рядом. Он протянул руку и положил ей на плечо, немного привлекая к себе . Ну а что, обычный жест. Это-то утаивать не нужно было. Даже без этого всё было ясно. Хоть бы и по одинаковым шарфам, которые она связала сама.